Текст книги "Диагнозы"

Автор книги: Оксана Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Целуй же...

Сегодня небо агоний глубже

Последний вечер моей молитвы,

Тоска. Билеты… Иди, целуй же

Зеленый омут, где дна не видно.

И руки. Руки, которым больно,

В которых плачут тетрадь и струны.

Ты видишь – землю укрыло солью,

И на окошке застыли руны.

И под тревожным твоим дыханьем

На все засовы закрыты двери.

Но утром солнце поднимет знамя,

Как знак победы над нашей верой.

Последним часом, последним словом,

Секундной стрелкой прощальной стужи…

Не станет «завтра», не будет «снова».

Прости мне страхи, целуй. Целуй же…

Храни молчанье, иное – лишне,

Не рушь словами ни ночь, ни память.

Послушай это: зима на крыши

Кладет убранство, как креп на паперть…

Последним часом, последним словом,

Секундной стрелкой прощальной стужи…

Не станет «завтра», не будет «снова».

Прости мне страхи, целуй. Целуй же…

Говоришь...

Что-то мне говоришь… По-над спинами крыш

Опускаюсь тоской. Я стекаю водой на ладони блокнота.

Говоришь, говоришь. И тебе не понять,

Как жестоко бывает и трудно дышать в этих буквах бессчетных...

 ***

Сотни пульсов, которым нет края-конца…

Я ловлю их сквозь стену себя и лица. Твоего, но чужого.

 ***

Да, чужого, как эти пустые дома, в чьи глазницы врезает узоры зима.

Эти звуки взрывают и сводят с ума, как дурное стокатто.

Говоришь, говоришь и тебе невдомек, что, быть может,

кому-то считает курок пять минут на снегу, в грязных венах дорог.

Пять минут до заката.

Что в ладонях сжимает сейчас человек крест нательный, письмо и

НедОпитый век, покидая тюрьму для калик и калек – не желая из клети.

Говоришь и тебе не узнать никогда, как для матери пахнет седая беда

Майкой сына и смертью.

Говоришь. Говоришь… По-над спинами крыш

Я спускаюсь тоской. Я стекаю водой, на ладони блокнота.

И тебе ни за что не понять, что часы отмеряют мгновенье до новой весны

БЕЗ ТЕБЯ. И склоняются чашей весы на границу свободы.

Нас от рожденья на убой

Все роли отданы давно

До первых криков.

Кому – сума, кому – вино,

Да слов верига.

Нас от рожденья на убой,

А мы все ищем...

До срока скованы тюрьмой

Бумаги писчей...

И где тут смысл – не разберешь

И он ли нужен?

Боль – зарифмованная ложь

Свободным душам.

Скажи, поэт, что видишь ты

В грязи и пыли,

Когда спускаясь с высоты

Снимаешь крылья?

Кому нужна она – тетрадь

твоей дороги,

Когда становишься опять

Одним из многих....

Вся моя боль

Вся моя быль – в тебе. Вся моя боль – в тебе.

Это свобода пить... солнце на высоте.

В каждом крыле – душа. В каждом глотке – стихи,

В вере моей любви – сила твоей руки.

Знаешь, мой человек, данный мне человек,

Это такая блажь – падать тоскою в снег,

Это такая смерть, с новым билетом в жизнь –

Перерождать твой свет сердцем на белый лист.

Вся моя быль в тебе. Вся моя боль в тебе.

Это свобода – пить солнце на высоте.

Это исток меня, главный исток пути –

Пульсом гитарных струн плакать в твоей груди.

Это мой светлый дар. Это простая суть:

Верить в тебя и ждать счастья когда-нибудь.

Твоя война

Как душный ад, уставший быть огнем,

Как старый грех по линии излома,

Твоя война врывается в мой дом

И ищет места у святой иконы.

Твоя война устала быть игрой,

В её глазах так много от Иуды,

И вот теперь надеется на чудо,

И вот теперь она пришла за мной.

И вот теперь, когда за вечность – час,

Когда вокруг штыки былых сражений,

Твоей войне так хочется прощенья,

Твоей войне так хочется пропасть.

Твоей войне так нужно сдать ножи

И возродиться под моей рубашкой,

В уставшем небе сердца нараспашку

В мою иную, истинную жизнь….

Твоя война – устала быть войной.

В её глазах так яростно от боли,

Что я лечу её своей любовью

И навсегда впускаю в вечер мой.

Моя безумная

Не в моде Душа сегодня. Цена тебе – гнутый грош…

Спина сиротеет крыльями под камнями.

Но, только, моя безумная, как ты сейчас уйдешь?

Ведь эта планета вкипела в тебя корнями

И вызрела под рубашкой в горячий и сытный хлеб,

Которым теперь делиться – твоя отрада:

По ломтю, для тех, кто голоден /кто так безнадежно слеп/

По строчке, для тех, чьей ненавистью измята.

Ты плачешь настолько тонко, что стала моей иглой,

По чьим-то сосудам вводящей уменье верить…

Безумная, понимаешь, нельзя уходить домой,

Сегодня, когда так много огня и смерти…

Ты дышишь настолько тихо, что видно неровный пульс

По каплям вживленный в хрупкую грудь тетради.

И слышно твое безумство, запетое наизусть

Уменьем любить, не думая о награде.

Не в моде Душа сегодня. Цена тебе – гнутый грош…

Спина зарастает панцирем под камнями.

Но, только, моя безумная, как ты сейчас уйдешь?

Ведь эта планета вкипела в тебя корнями…

Ты не поверишь...

Ты не поверишь. Снова курю. И пью

Вечер со странным привкусом амаретто…

Бред по-английски странной концовкой "You"

В клетках тетради скорчился под запретом.

Если сейчас признаться, что ты – мой Бог –

Станет смешно… Я все-таки атеистка…

Если сказать «Ты просто один из трех» –

Тоже ни капли правды. И даже близко,

Даже на расстоянии двух шагов

Это не будет ложью и откровеньем

Просто, когда встречается личный гений,

Он не похож на тысячу чужаков.

Знаешь, во мне какое-то шапито.

Это совсем не так, как случалось раньше,

Это то уже не… (или совсем не то)…

Впрочем, запрячу эти слова подальше.

Мне ни к чему вывешивать напоказ

То, что самой немыслимонепонятно.

Ветер – жираф считает на небе пятна…

Я же – стараюсь не рассказать о нас.

4.10.2009

Л.Г.

Мой гость

Мой гость незваный курит и молчит

И на тетрадь пером пророчит горе,

Как будто кто-то вдруг сложил ключи

На столике пустого коридора.

Мой гость незваный в зеркале окна

Похожий на меня судьбой и взглядом….

Глядит, как на листок спокойным рядом

Ложится обреченная луна…

Он так привык смотреть на эту смерть

И предрекать рождение рассвета,

И падать в мысли, как в ладони лета,

Как будто сам желает умереть…

Как будто боль, звучащую в висках

Мою, мою от самых первых криков,

Он чертит мной же на листах и книгах,

Как пишут отраженьем в зеркалах….

И все сейчас: От пройденных шагов

Чужой судьбы – до будущих столетий,

В моей груди – его стегает плетью

И оживает венами стихов

Стирая мир обыденности в пыль….

Но утро начинается с паденья…

Незваный гость….

Его невоплощенья…

…Я так боюсь… его невозвращенья

В неровный пульс по линии чернил….

Все на свете подобно кругу

Небо дразнится цветом тины, небо зыбкая полынья.

Птицы курсом на юг. За ними прилетай и найди меня

Потерявшуюся в пространстве между этой и той землей,

Ради первого слова "здравствуй" приходи поскорей за мной.

Ради нежности вкуса меда, и мелодий стихов в груди,

Слышишь – ветер? По этим нотам поскорее меня найди,

Все на свете подобно кругу, мы в разлуке на нем – пунктир.

Даже птицы летят друг к другу, чтобы этот продолжить мир...

И когда-нибудь, может статься, мы найдемся. И может быть

Я тебя научу смеяться. Ты научишь меня любить.

Бабочка

Уставшая, но юная. Терпи.

Твой мир сейчас – простая оболочка

Где ты пока не бабочка, но точка,

Простая неосмысленная строчка,

Душа – младенец у него внутри внутри.

Но вьются нити тоньше и больней

Ты вызреваешь. Медленно, легко и

Как в зеркалах взрослеет все земное

Так за спиной становится вольней.

А кто-то сквозь приют зовет домой

И хочется лететь к нему до срока.

Но будет час: раскроется твой кокон

И ты расправишь крылья над землей.

И соберется мир в калейдоскоп

Простым узором на окрепших крыльях,

Но на земле из света и из были

Останется твой кокон из стихов...

Который день

Который день вбивает гвозди дождь,

который век подряд уходят люди,

И даже тот, которого ты ждешь,

Случится вмиг – и вмиг его не будет.

И бьётся боль молитвами о лёд,

И стонет грудь в предчувствии потери...

А кто-то вновь войдет тихонько в двери,

Но уходя, свой адрес не пришлет...

И так – по кругу. Вспышка и покой.

А жизнь – крылом прозрачным за плечами,

Как шлейф духов который там, за нами,

Оставлен будет в памяти чужой.

Улыбки стрелки, ответы вспышки

Улыбки – стрелки, ответы – вспышки.

Рассвет бордовым рисует небо.

О чем-то снова темнеют крыши.

Зачем-то пахнет вином и хлебом.

Соседи сверху февраль итожат,

Оставшись где-то за гранью смысла…

Мы так свободны, как быть не может.

Улыбки – стрелки, лисицы – мысли.

– Ты ангел. Веришь?

– Зачем об этом?

– У них в ладонях хранятся тайны…

– Тебе известны мои секреты.

– Они – гаданье на блюдце чайном…

– Ну, скажешь – блюдце. И я не Ангел.

– Но ты вдыхаешь планеты в строчки.

– Не стоит верить клочкам бумаги…

– А сердцу – стоит?

– Конечно, очень.

Лучи украдкой ласкают взгляды

Дожди в карнизы роняют письма….

– Я верю в Бога, когда ты рядом.

– Когда ты рядом – я верю Жизни.

Как горе

Как горе – вне ответов и причин, как истина – нечаянно и сонно

Она пришла оттуда, где ключи от мира выдавали обреченным…

Ей срезали рожденьем два крыла и кинули в ладонь иной свободы,

Где правда билась телом в зеркалах и заставляла плакать о полетах…

И кто-то все твердил «Ступай себе, не думай о пустом и невозможном:

Здесь каждый, говорящий правду – нем, а крылья – неоправданная роскошь…»

«Здесь каждый…» – билось эхо о тетрадь и жалило предплечия иголкой…

Однажды вдруг никто не смог понять, зачем она разбилась на осколки…

*** Лицо ее молчало: «Жизнь – игра» и улыбалось счастьем одиночек

………Когда ей прошептали, что пора… и вывели домой по венам ночи………***

Куришь

Куришь, готовишь завтрак, мурлычешь что-то себе под нос…

Эти молитвы с запахом кофе бьются отдачей слева.

Ты мое счастье настолько простое, что кажешься не всерьез.

Ты моя правда настолько больная, что хочется резать вены

Хочется резать вены дню, начавшему свой отчет,

Голодом солнца хлебающего минуты из наших окон.

Нужно забыть о времени. Если все-таки повезет

Срочно построить мир без чужих уставов и глупых сроков.

Ты улыбаешься. Ветер плачет и просится на постой.

Считываешь губами с моих запястий признанья пульса:

Ты моя вера такая чистая, что хочется жить тобой,

Ты сумасшествие такое глубокое, что хочется захлебнуться...

Знаешь ли ты, как просто мне стало все начинать с нуля

Впитывая сердцем твои движения, шепот, пальцы...

Чашку без ручки, город, в котором дышится для тебя,

Ты мое настоящее, в котором хочется потеряться...

Любовь

На земле продолжали верить, что мир – война,

И Любовь на войне победить никогда не сможет.

Было им невдомек, что крылата твоя спина,

И улыбки твоей не заменитспасенье в ножнах…

Ты являлась ко мне и хотела меня спасти.

Я пыталась впустить, но мешали замки и двери.

В прошлом мире моём у икон не хватало сил,

Но хватало чужих, чтобы в имя твое не верить…

А сейчас, на краю, где не в помощь клинок ножа,

Я тяну к тебе руки, я вижу твою усталось.

И шепчу твоё имя, любовь, и смотрю в глаза…

Как же ты дорога, если мало тебя осталось.

От земли

....

Неправдивый закон притяженья вне обоюдности двух частиц.

Наши тени на мокром ночном холсте превращаются в белых птиц

Смесь мартини и литер дает ростки сквозь меня и ночной режим

я читаю в узорах твоей руки: "человек – человеку = жизнь",

Человек человеку один итог после исповеди губам / глубже вдох

отпусти между вен и строк, сделай выдох к моим ногам, через пальцы

разряд пропускай и жги, откровением пульса бей:

каждый шаг в направлении от земли приближает меня к тебе...

Ты красила волосы в пепельный цвет

Спокойная мягкость уставшей стопы

у самого края…

Когда-нибудь я оторвусь от толпы,

Тебя отпуская…

Ты слишком надрывно училась шагать,

Рожденная ветром,

Душа, превращенная словом в тетрадь

Опасных секретов..

Когда возраждался последний ответ

В поломанный почерк,

Ты красила волосы в пепельный цвет

Седеющей ночи.

Ты плечи роняла в ладонь фонарей

Под облачной крышей.

Ты помнишь тяжелые спины камней

И больше не дышишь.

Но каждый бросающий, шрамами жил

Тобою прощенный…

Ты красила волосы в серую пыль

Под пульс колокольный...

Настанет предел и увижу твой след

С оттенками крепа…

Ты выкрасишь волосы в солнечный цвет

И бросишься в небо.

Кошка

Утро заходит в гости. Время тоски и лени.

Рыжая кошка – осень ластится о колени.

В сердце мурчит ветрами песню о том, как странно

Ночью над городами тихо лакать туманы.

Взгляд по опавшим листьям – глажу ее по шерсти,

Осень, – кричу, – дай жизни, если моя исчезнет.

Осень, – прошу, – вернись мной – строчкой в его тетради

Если порвутся письма, если забудет память.

Осень, – шепчу, – дай больше. Выше тоски и горя...

Сделай меня такой же кошкой в родных ладонях…

Ощущение i

Не тоска. Только рифмы все реже слетают с губ. Не хвора оболочки (простое сегодня лечат) –

ощущенье такое, что кто-то шепнет "до встречи", но уже никогда не вернется в мою строку,

как в прихожку под вечер снимая пальто с плеча, как в пропахшую кофе и свежим печеньем кухню, где приглушенный свет никогда ни за что не тухнет,

где во мне для него никогда не сгорит свеча, ощущенье такое, что точки над "i" дрожат

не озвученным вслух, но прописанным на ладонях, словно кто-то меня разделил за меня на двое и унес за собой ту, что может еще дышать.

Ощущенье потери, как память за мертвецом – прополыненный след......

Силуэт на свободном стуле, объясни ты пожайлуста мне, беспросветной дуре, почему этот кто-то похож на тебя лицом...

Слово

У тебя не хватает времени (глупый счет остановок метро, засыпания в одиночку),

У меня не хватает слов /не хватает нот, чтобы спеть про тебя вместо паузы, вместо точек в смс

и стихах зарифмованных от вина и вины за мои бесполезные мысли всуе

о промокших до сути улицах, где не мы, где не я по тебе это небо теперь рисую,

где не ты на губах оставляешь ментол и снег, перетопленный в солнце, в похожее с ним же слово.

Я люблю тебя. Я никогда не скажу тебе, сколько правды в моем признании без спиртного,

по живому, по-честному, глядя глаза в глаза, под прицелом вокзалов и клонов чужих прохожих,

чтобы там, отпуская, опять не сойти с ума. Чтобы в тысячный раз не впитать твой ответ под кожу,

не прочувствовать, как леденеет в руках тоска и то самое слово сплетается рифмой в имя.

Я люблю тебя. Я начинаю нас отпускать. И учусь выживать. Пожалуйста, помоги мне.

Не назад

Начиная с заглавной, сожги тома, по которым когда-то пришлось прожить,

Это прошлое. Прошлое – есть слова, обладавшие свойством тебя душить.

Никогда ни за что не смотри назад, если точно решаешь идти вперед,

Только так получается доказать, что тебя здесь действительно кто-то ждет.

*** Это все предисловие к нам самим: с белых троп, как с ладони – из родника,

Где любовь начинается не с причин, а с желания тихо сойти с ума,

И писать о таком, от чего в плечах начинает ломить и тянуть наверх...

*** Ты вливаешь по венам, как теплый чай по губам – мое право не быть как все ***

Оставляй за плечами строку "до нас". Начиная с заглавной, успей вдохнуть,

Перед тем, как мы выдохнем в первый раз три контрольных слова друг другу в грудь...

Собачье

В сумерках колких щерилась злобно вьюга,

Дыбилась рьяно, жадно вбирая небо…

У перехода лаяла хрипло сука

И прикрывала лапами корку хлеба.

Серым кольцом столпились вокруг зеваки,

– Бешеная, – шептались, – смотри какая!

И в ожиданьи скорой кровавой драки

Робко кивали в сторону песьей стаи.

– И не боится, ведь разорвут, как тряпку!

– Ты посмотри, их сколько – куда уж ей там!

Помню, как стало холодно мне и зябко.

От равнодушия холодно. Не от ветра…

Помню, как вдруг исчезли дома и люди,

Острой заныла болью не кожа – шкура….

Будто в клубок собачий, от крови бурый,

Остервенело лая, врезалась грудью…

Чудилось будто Я – не она – к ступеням

Жалась, от грязных пастей спасая спину,

Это не ей, а мне, как в сырую глину

Лязгая, чьи-то зубы вонзались в вены…

Рвалось из ребер сердце, душила ярость,

В легких горячей лавой сгущался воздух…

Помню, как убегала, устало скалясь,

По ледяному насту, ватага песья…

__________________________________________

Долго еще щетинилась злобно вьюга,

Ночь укрывала город печалью крепа…

Тихо скуля, несла осторожно сука

Мерзшим щенкам испуганным корку хлеба.

Человек-Без-Тебя

В доме гаснет никчемный свет /бесполезный заложник лампы/.

На потертой моей софе отпечаток любимой лапы.

Помню, ты искупал вину две недели за эту шалость.

Я храню его. Знаешь, друг, это все, что теперь осталось...

Завтра снова нырну под дождь. По делам, в суетливой давке…

Понимая, что ты не ждешь, у порога сложив мне тапки,

Не замашешь хвостом, когда я, уставшая, дверь открою…

Я, дружище, теперь одна. Привыкаю, что нас не двое,

Что теперь я сама себе. Не хозяйка, не друг, а просто

Человек-Без-Тебя, как все, одинокий эскиз безхвостый …

Я пытаюсь укрыться сном, с головою, как одеялом.

Нет. Не ты навсегда ушел. Это части меня не стало.

P.S.: НОре – доброму другу – догу, скауту и грозе дворовых кошек посвящается.

Я не хочу дожить до такой зимы

Давай ни слова больше. Давай молчать. Слова горчат, как истина без вина.

Мой новый год на пару глотков почат и неизвестно, допью ли его до дна –

Тебе ль не знать, что пишем о нас не мы, и мне ль скрывать, что сотую жизнь подряд

Я не хочу дожить до такой зимы, где этот век закончится для тебя.

Кукольное

Фарфор. У кукол недолог срок

В объятьях чужих капризов.

Они привычно глотают сок

Из кукольного сервиза…

Овал придуманного лица

Вздыхает под слезы – Питер

*** У кукол сломанные сердца...

              их просто никто не видит…

Запястья тянутся вникуда

Ладоням-стекляшкам пусто.

У кукол глупая красота

В которой никчемны чувства…

А ветер воет, как старый грех

Над ветхой знакомой крышей

*** У кукол странный и грустный смех,

                Который никто не слышит

Твой город вспомнит чужой визит,

Сметая осколки в лужи

И спрячет кукольный реквизит,

Который не будет нужен.

Роняю в холод саму себя

(привычка стоять у края)…

*** Я стала кукольной без тебя

Вот только никто не знает.

Сколько тебя осталось

Что я тебе такое? Не рай, не ад. То ли чистилище, то ли случайный взгляд,

брошенный в спину, скользнувший под мерный шаг. Что я тебе такое? Не друг, не враг.

Сколько тебя осталось?

В руках вон тех, ярко сверкающих, вечно голодных тел, гибких, как лозы,

стремящихся усмирять спелым вином своим / впиться по рукоять остро заточенным стоном,

как в грудь-кинжал, так, что ни звать на помощь, ни убежать...

Сколько еще смогу тебя удержать?

Музыка бьется в пульсе, часы спешат.

Сколько тебя осталось во мне? Они шепчутся морем, жаром кипят в крови,

просятся ближе, глубже, плотней к теплу, шрамом на грудь тебе. Холодом – в твой уют.

Музыка затихает. Часы спешат. Сколько тебя осталось, моя душа?

Про жизнь собачью и не только

Шесть ноль – ноль. Опять рутина. За окном холодный дождь.

Ты уже проснулся, псина, у дверей прогулки ждешь.

Я рычу, хватая зонтик и скуля, шагаю в грязь –

То ли дело в непогоде, то ли жизнь не удалась.

А тебе плевать на слякоть и на то, что мокрый хвост –

Я стараюсь не заплакать, ты мне – лыбишься всерьез.

У тебя свои заботы: у подъезда дразнит кот,

И неведомой породы за углом подружка ждет.

Скалюсь тучам, небу хмурюсь и тяну за поводок:

"У меня работы куча, заходи домой, щенок".

Ты со мною не согласен, выражаясь громким "гав"

И рисуешь на паласе отпечатки грязных лап.

Хмурый офис. Восемь тридцать. Шеф не в духе. Жизнь дурдом.

А тебе, наверно, снится наказанье поводком...

Двадцать сорок. Все в порядке. День закончен. Ключ в замке.

Ты к двери приносишь тапки. Ты забыл о поводке.

Я треплю тебя за лапу и понять пытаюсь, Джек...

То ли я тебе – собака, то ли ты мне – человек.

Ты вышла из неба. Ты очень спешила ко мне

Ты вышла из неба. Ты очень спешила ко мне.

Ты пахла дождями, свободой и тающей глиной.

Они шлифовали усмешки, как груду камней

И ждали, когда ты подставишь открытую спину.

И кто-то в толпе повторял, утирая клинок,

Что мир не новелла, а кадр извращенного порно,

Что ты – самозванка. И призрак забытой Суок,

А истинной вере давно перерезали горло.

Ты плакала, падала, снова вставала с колен,

Шептала мой адрес, не слушая окриков рядом,

О том, что мой адрес – условное прозвище стен

И часто совсем не хранит за собой адресата…..

Они говорили, что ты не протянешь и дня.

Я стала глухой. Я смотрела на окна и двери:

И ближе к утру оказалось, что вера в себя –

Единственный шанс для спасения истинной веры.

Лаской кошку

Плачет небо – прожженный зонтик, звезды тлеют из года в год.

Кошка снова по крышам ходит. Кошка снова кого-то ждет.

Пьет мартини, клубок катает и не верит чужим рукам.

Жизни пугаными мышами разбегаются по углам.

Счетчик щелкнул на цифру девять. Цифра девять последний шанс.

Кошка учится быть добрее. Кошка делает реверанс.

Начинаю смотреть прогнозы – просыпаюсь в конце программы. Нужно срочно забыть о «после», сделать ужин, поздравить маму.

Избегать непонятных полос. Подготовить себя к охоте. Научиться смеяться в голос. Постараться не выдать когти.

Вместо голоса хрип и точки. У погоды настрой паршивый. Я сворачиваюсь клубочком и залечиваю ушибы. Я сворачиваюсь клубочком. Я залечиваю ушибы.

Под карнизами – суматоха. Над карнизами тишина.

Кошка плачет, но ей не плохо. Кошке села в глаза луна.

Кошка видит уставший город. Кошка видит его насквозь.

Люди серы в квартирах-порах. Улыбаются не всерьез.

Каждый хочет быть кошке Богом. И заглядывает в глаза.

А у кошки своя дорога. Лаской кошку не привязать.

Перестать доверять прогнозам. Сигарета заменит хлеб. Мама ставит на столик розы. Полос много, но белых – нет. На охоте любить паршиво, когти спрятаны на потом. Я зализываю ушибы и сворачиваюсь клубком. Я зализываю ушибы. И сворачиваюсь клубком.