Текст книги "Диагнозы"
Автор книги: Оксана Кесслер
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Оксана Кесслер
диагнозы
2012-2010
Hamburg – Санкт-Петербург
2012
Предисловие
Небольшое интервью в режиме вопрос-ответ
В.: – Оксана, как давно Вы пишете и какого чёрта?
О.: – По наитию высших сил, воспалённого бессонницами мозга... или последствие перенесенного в детстве менингита )
В.: – О, как интересно... А многие всё сваливают на удар молнии или двухнедельную кому. Для кого Вы пишете? Или это секрет, а читают – кто попало?
О.: – Читают те, кто умеет ) и по-ни-ма-ет/ )А потом пересказывает мне ) ибо мне не всегда удается разобраться в ШЫдеврах своей руки.
В.: – Круто, Спасибо. Что Вы делаете в Гамбурге – гамбургеры?
О.: – Творю хаос и беспредел, но некоторые принимают это за гамбургеры...
______________
Ну, раз ничего не получается из блиц-интервью, попробую привести несколько читательских комментариев:
= ох! одни эмоции. не стих, а сплошная находка... эта корабельность, красный иней под рукавами, рефрен, потрясающе закольцованный... чудесно...)
Дом Астрели
= Ну, я не так восхищен, как предыдущий оратор. Эти утомительные длинные строки.... Нет. Не фонтан. Что-то у вас поменялось. То ли фото на заставке. То ли стиль. То ли просто время уходит....
Николай Бодров
= только хотел написать «ну и что»? Еще одна лав хистори.... С длинной строчкой. Кстати, на мой взгляд, не лучшая форма для воспевания чувств. И вдруг дочитал до конца– класс!!!
"Ты знаешь, вот если б к любви выдавали справки, я точно была бы самой из всех больной." Отлично, просто отлично. Намеренно не акцентируюсь на достаточно проходном образе ведения себя весною, как пьяницу под подмышки. Кстати, немотивировано ведут его в лавку. Если уж под подмышки– то он уже в "драбаган", а тут его волокут покупать спиртное. Ну как бы не логично. Но я не зацикливаюсь. Последняя строчка спасает все.
Николай Бодров
= Окс, ты снайпер
Кот Басё
= Это пробивает... насквозь... Мне кажется, любой толщины чёрствую корку на сердце пробьет. Впрочем, это относится и к другим Вашим стихам, Оксана. Такая в них сила... С уважением, Лариса Крым
= Часто, когда пишут о впечатлившем или наболевшем, то делают это небрежно – сойдет и так, были бы видны эмоции. Двойная удача прочесть стих подобный этому. От внутренней целостности и верной гармонии он становится лишь сильнее. И глубже проникает в душу, а кому-то и в совесть... С уважением, Дмитрий.
Дмитрий Зотов 07
= очень метко и образно
нравится
Джеффри Дамер
= Спасибо, Оксана. Ваша страничка – одно из моих заповедных мест, куда идешь не из любопытства «что новенького», а просто почитать хорошие талантливые и зрелые стихи. И знаешь, что найдёшь ))
С неизменным уважением, Ваш,
Андрей Пшенко
От автора
Циник, матершинница, эпохондрик (Эпический Иппо-хондрик) и дальше по тому тексту, который из меня вытягивали две недели:
Осторожно: автор смертельно и заразно болен.
Справка и диагнозы перед тобой, дорогой читатель.
Хвала тебе, о, Николай Мурашов, сподвигнувший путём полуудушения и кнуто-пряника меня, малодушного и безынициативного автора показать-таки миру свои стихотварения и, собсно, облачивший их в электронно-читабельный и смотрибельный вид!
Оксана Кесслер
Содержание:
Предисловие
От автора
= Диагнозы =
Диагнозы
On Off
Я люблю свою кошку
Не люблю
Он бы
Херь
Песочное
В грудь
Как корабль
Искусство вживляться в тело
Было слово
На дворе трава
La Skala
вырастай из кожи
Не в тебе
Девятый вал
Цунами
До новых встреч
В этом городе всё теряется
Тот, кто навечно
Ждать
Знаешь ли ты?
Ты вошла в пять утра
*** ("Я как всегда повсюду спешу успеть"...)
Приходи, говорю
Всё изменилось, Sweety
С понедельника
Мне тебя беспредельно мало
Кроссовки и каблуки
Когда я не стану
Placebo
Совершеннонелетнее
Смотри на меня
Каменное
Держусь за Питер
Купейные
*** ("Богу молится так, как будто он перед ней"...)
Ты есть
Тишины
Вот солнце
Он всё забывает ей
Они приходят каждую ночь
Альбом
Сыну. Гордое
Человечище
Стихи твои... Инне Ф
Мой мужчина не любит пива и сигарет
Твои письма с пометкой прочитано Отцу
Такая чушь... Сестрице
Мне тебя не хватает. Брату
Мама
Жираф
Рисуй этот мир красивым
Ля минор
Я пишу о тебе зеркалами размытых чернил
*** ("Обида порой на тебя до краешка"...)
Двадцать восемь
Детство тому назад
Эхо крика
Включите свет!
В Мире Седых Детей, Где Мешают Кровь
Дом, где надеются на чудо...
Вы слышали, как плачет одиночество?
Сирота
Тринадцать зим
Здравствуй, сынок...
Маленький человек
Слишком громко
Расклад
Детские спят
Сволочь
Экс-лирика
А без рук твоих...
Пусть будет боль
Какое волшебство?
Большая Медведица
Я сегодня обидела человека...
Человек. Человек мой...
Целуй же...
Говоришь...
Нас от рожденья на убой
Вся моя боль
Твоя война
Моя безумная
Ты не поверишь...
Мой гость
Все на свете подобно кругу
Бабочка
Который день
Улыбки стрелки, ответы вспышки
Как горе
Куришь
Любовь
От земли
Ты красила волосы в пепельный цвет
Кошка
Ощущение i
Слово
Не назад
Собачье
Человек-Без-Тебя
Я не хочу дожить до такой зимы
Кукольное
Сколько тебя осталось
Про жизнь собачью и не только
Ты вышла из неба. Ты очень спешила ко мне
Лаской кошку
Здравствуй, ангел
И не то, чтобы...
Пёсье. Созвездие человека
Чернила-синтез
Пожар – вода
Сохрани его
В куклу
Мимо
И еще
Слишком
Бетонное
Всё, что ближе
От любви
Сахара
Эпидемия
Вот так
Слова
Бывшие мысли
Давай быстрее
Так хочется, чтобы все это не зря
А время как будто сдаёт норматив
Когда покой моих коснется век...
Я буду верить в чудеса...
Что мир не закончится наугад
Простая свара
Календари
Пока дано
Скоро мы точно выживем
Поведай мне, ангел...
Все чаще стихи...
Нас останется
Уходят люди
ВзросЗлость
Улыбка в архиве
Чёрная печаль
СтЕхи про любоФФ
Таракаша
Я тебя ни за что, никому
Дурацкое
Инетная народная
Мне было за двадцать
Такое дело
Неглиже
Лаз
Лом
КолыбельнойО для взрослЭх
Икс хромосома
Стерва
В родильной палате
Она убегала
Женщина
Девчонка на вид сорока с небольшим
Меня бы назвали Лиской
Слышишь, Лилит
Деревянная война
Вполовину
Молчала женщина в окне...
*** ("Укрывала ночью...")
Вольная правда
Искренней, чем враги
Противоядие
В этом...
Ты
Огниво
Личная катастрофа
Aprilis
Из нас
Никто еще
Пришлые, прошлые...
Поэтами
Не...
Честнее честного
Тамагочи
Я у
Уродливо
Речитативом
До прозрачного
Хромосома
Camel
Суррогаты
Я боюсь всего и наверное больше всех
Единица Безумия
Любовь оффлайн
Acknowledgements
Copyright information
= Диагнозы =
Диагнозы
Доктора снова спишут хандру на стресс, и заверят, что это у всех проходит.
Время ставить диагнозы и компресс, покупать на последние плащ и зонтик,
витамины, драже, аспирин упса ("все пройдет, пациентка"). Конечно, хули...
и плевать, что я кончилась день назад, а запас адеквата – еще в июле.
Но беру свой рецепт, выдыхаю "бля", и послушно бреду, как в бреду, в аптеку:
Добрый вечер, продайте хороший яд и лекарство от нужного человека,
потому что он слишком болит и жжет, потому что зависимость больше дозы,
мне его не хватает до "хорошо", а лечиться от этого слишком поздно, понимаете?
Впрочем, херня – война. Витамины, пожайлуста. Пачек восемь. Так, плохая привычка
сходить с ума. А в глазах – это осень. Конечно, осень.
On Off
Он пишет: «А знаешь, забыть легко»,
но дО светла держит онлайн-режим,
вливая по капле в последний ром
тоску, обличающую во лжи.
Она – притворяется, что оффлайн
/и даже не там, далеко за ним/
и учится молча сжигать слова,
её уличающие в любви.
Я люблю свою кошку
Под окном зима. В голове зима. Черти где-то внутри заточили рожки.
За бутылкой мартини схожу с ума. На диване уютно свернулась кошка.
Ловит сны, как зажравшихся голубей, подминая под лапы краюху лунную...
Я люблю свою кошку за то, что ей совершенно похеру, что я думаю.
И за то, что она не соврет о том, что я значу хоть что-то в кошачьей жизни,
Что дороже, чем блюдечко с молоком, и кота – ободранца с соседской крыши,
Я люблю свою кошку за то, что ей наплевать что курю, с кем пою, где шастаю,
Сколько в душу свою запущу гостей, от которых потом не спасают пластыри.
Ей до фени соседи, друзья, враги и культура мира с его эпохами,
Откровенья мои и мои стихи моей кошке, сказать откровенно, пофигу.
Но она никогда не махнет хвостом за кусок бекона и хвост селедочий
И не бросит котят своих за углом ради громких песен котовской сволочи,
И запрятав когти, в лицо не льстит. Если мстит, то просто идет и мстит,
Полосует скатерти, ссыт в кашпо. Если кошка мстит – значит, есть за что.
Я люблю свою кошку за волю и
за ходьбу по карнизам легко и плавно
И за то, что она для кого попало
никогда не споет о своей любви.
Не люблю
Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо...
(В. Высоцкий)
Сколько можно уже умирать, начинаясь сначала,
Разбиваясь о графики в дань календарному дню/.
Не люблю целовать твои руки под взглядом вокзала
И просить у часов полминуты в кредит, не люблю.
Не люблю прижимать телефонную трубку иконой
И молиться молчаньем в ответ на пустые гудки,
Не люблю вспоминать на тетрадках про каждое "больно",
Превращенное этим молчаньем в пустые стихи.
Ненавижу увидеть тебя расстояньем сквозь пальцы,
Сквозь пустое окно, через лица немые, как снег.
И скулить про себя, приучая себя улыбаться,
И отсчитывать нервы и ночь по числу сигарет.
Не люблю говорить, если нечего больше сказать мне,
Не люблю промолчать, если есть что сказать и пропеть,
Не люблю примерять настроенья, как маски и платья,
И бежать, если бьют, и терпеть, если просят терпеть.
Не люблю, если кто-то бросает слова, как печенье
Под чужие шаги. И меняет себя по рублю.
Ненавижу пустых обещаний и фраз без значений.
И себя без тебя не люблю, не люблю, не люблю.
Foto by Ksenya Veber
Он бы
Не обижайся. Дел у него по горло – график, расписанный нА год, не терпит сбоя.
Он обязательно прибыл бы в этот город, но у него билеты до Уренгоя.
Не обижайся. Он бы, конечно, был здесь: Ровно в пятнадцать тридцать. Родной и сонный.
Но у него по планам вокзал Парижа и никотиновый ужин со вкусом рома.
Не обижайся. Мир – это образ круга, взрезанный одиночеством параллелей.
Он обязательно взял бы тебя за руку, если бы ты вписалась в его апрели.
Он обязательно. Он непременно. Он бы смог тебя вылечить/выучить улыбаться,
Но у тебя – наизусть телефонный номер. А у него – свиданье в семнадцать двадцать.
Не обижайся. И не сдавайся,слышишь? Это такая свобода – дышать ничьей....
Он бы, конечно, помог тебе встать и выжить. Если б она не спала на его плече.
Херь
Понедельник – июни. Суббота – апрели.
Открываешь глаза, /ожидаешь тебя/,
но с утра ничего, кроме будничной хери,
да и к ночи такая же впрочем херня.
Повсеместно она: в тесной банке трамвая,
в переходах метро, в отсыревшей весне:
продымлённая, пьяная, мокрая,злая.
И волочишься по уши в этой херне
в свой квадратный скворечник с окошком на запад,
к паре тапочек, к чашке с отбитым ребром
получать с монитора формальные "как ты"
и давить никотином привычный "херо...."
Но к чему это всё исходя, из того что
ты сейчас где-нибудь вне тоски /и меня/
улыбаешься, гладя любимую кошку?
Ведь тебе хорошо. Остальное херня.
___________________
* Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля
ХЕР – ХЕР, буква, см. х в начале. Игра в херики, в крестики, в оники. Херить письмо, похерить, (выхерить), перекрестить либо вымарать, зачеркнуть вкрест. – ся, страдат. У него ноги хером, противопол. колесом.
херить [вымарать, зачеркнуть вкрест (Даль)] см. вычеркивать, исключать
ПОХЕ'РИТЬ, рю, ришь, сов. (к херить), что (разг. фам.).
Перечеркнуть, зачеркнуть. || перен. Уничтожить, ликвидировать. Он решился, как говорится, "взять на себя" и похерить эту историю. Тургенев. [Происходит от старинного названия буквы х – "хер", т. к. по зачеркиваемому тексту проводились две перекрещивающиеся черты.]
Песочное
Я помню всё. Я впитывал дожди, века и соль морей, ласкавших сон мой,
и точно знаю, скольких хоронил в своих песчаных выбеленных волнах,
как жалил их ладони, плечи, рты, как забивался в веки едкой крошкой –
они моей не видя чистоты искали рая, плакали о прошлом...
я был им дном, я сыпался в часах стеклянной чаши их людских иллюзий,
где каждый миг я забирал их пульсы, их лица, жизни, их смешные грусти,
а им мечталось жить на небесах. Слепые дети, созданные так,
как будто их лепили из меня же, без веры и надежд, без маяка-
– крупицами большой песочной башни...
Их рушили и снова набело, их пропускали по ветру сквозь пальцы –
они же рай искали в голубом молчавшем небе. Глупые скитальцы...
***
Она была совсем не их кровей. Других миров. Она была не с ними.
Рожденное рассыпаться во мне земное Солнце с голосом Богини.
Она ступала по моей груди, как по ножам каленой острой стали,
а мне хотелось превратиться в пыль. И я ей был, боясь собой поранить
босые ступни Маленькой Живой, зачем-то поклонявшейся не небу /как все они/,
а берегу и лету,она брала меня в свою ладонь так бережно, как будто бы могла
понять меня, почувствовать, согреться моим сухим, окаменевшим сердцем,
как будто бы она сама была приговоренной сыпаться в века
шальным мотивом ветренного скерцо.
*Я пел и выл, глотал ее следы, запоминал их вкус. Я точно знал, что
она уйдет как все они.
***Однажды я сам приму ее в свои миры.***
И было так. Она вошла в мой дом. Я проклинал его, но стал ей склепом.
И научился петь молитвы небу о сотвореньи рая для неё.
В грудь
У зимы снега – кокаиновый порошок. Спрячь меня от неё, чтоб никто уже не нашел,
по большим карманам нагрудным, а лучше в грудь – там свернуться в тебе зародышем и заснуть,
как под снегом и наледью спят до весны ростки, чтобы после проснуться и корни до дна пустить,
чтобы стать выше неба, сильней топоров и пил, чтоб теплом своим больше не греть чужакам камин.
Не оставь меня горсткой черной золы остыть, упаси меня для себя. Сохрани меня до весны.
Как корабль
Понимаешь, в итоге всё сводится к одному
неизбывному факту: ты есть у меня настолько,
что когда ты уедешь – я сдамся и утону,
а когда не вернешься – покроюсь песком и солью,
как большой, но непрочный корабль на тихом дне,
с переломанной штормом надвое старой мачтой
Как корабль, давно забывший свой курс к стране,
Для которой уже давно ничего не значит.
Искусство вживляться в тело
По городу в одиночку. В карманах пусто.
Твои СМС – как взбалмошность злых гостей....
Любовь для тебя такое теперь искусство,
которое нужно оттачивать до костей ,
до слёз абонента. До истинно честной соли –
Искусство вживляться в тело ножом в ребре
/ты так гениально в нём преуспеваешь, что я
боюсь не узнать себя в этой твоей игре/.
Одна перспектива – уйти. Заблудиться здесь же.
Под снегом. Под белым нимбом чужих небес.
Впитаться туманом в крыши. Но только прежде,
Чем я наберу последнее СМС.
Было слово
Верю, Господи, верю. Мне ли тебе не верить?
Не тому ли, кто за неделю построил дом нам?
Говорят, ты моря за день отделил от тверди,
Говорят, что вообще здесь всё началось со слова.
Что за слово, Боже, что это за созвучье?
И ответь мне, отче, стоило ли того всё
Нашей свары шумной. Не человечьей – сучьей,
Где словам не верят (тебя же – забыли вовсе).
С каждым шагом – гонка. Крепчаем и стервенеем,
И о чем мечтал ты в начале своих начал?
С каждым утром, знаешь, хочется всё сильнее,
Чтобы ты в тот день передумал и промолчал...
На дворе трава
На дворе – трава, на траве – твой ненужный дом,
по дороге к нему покрылась золой земля.
Я писала тебе в каждый истинно явный сон,
в каждый сон, где ты вдруг перестал узнавать меня.
Я ждала тебя вечность у старых кирпичных стен,
ожидание стало моей запасной душой
я смотрела сквозь годы, сквозь зимы, сквозь пыльный век
и хотела чтоб ты отыскал этот путь домой...
Под босыми ногами легко расходилась твердь,
за веками века прорастала вокруг трава –
я забыла что значит тебе никогда не петь,
я забыла как плохо ты слышишь мои слова...
Окликала тебя ветром, вьюгой, водой ручья,
омывалась росой, прижималась спиной к стене,
каждый месяц под ребрами песней моей звучал,
каждый день открывались двери под шаг тебе...
Сотни лет я травой прорастала в твой давний сон, с той поры,
как ты вдруг перестал узнавать меня...
На дворе – трава.
Я сама превратилась в дом, а ключи от него глубоко приняла земля.
La Skala
Татьяне Ткачёвой-Демидовой,
женщине, которая умеет ласково убивать стихами.
Татьяна, Ваша милость,
люблю твоё творчество искренне и нежно
Троекратно зачеркнутый смысл чужой скрижали – на губах твой особенный честный закон и ритм.
Расскажи, как они боролись и исчезали, как опасно вторгаться в твой истовый алфавит.
Буквоисповедь – суть твоего навсегда La scala,
Закулисная честность вне правил борьбы за рай.
Покажи мне, как ты отчаянно умирала, как еще ты умеешь истинно умирать,
сколько правил ты выведешь красным клеймом на спинах, неотмоленным словом –
в раскрытую правдой грудь, ради нового слога /с которым взлетать и гибнуть/
и во имя смертельного права в тебе тонуть.
вырастай из кожи
Хочешь выжить, девочка, не тужить, становиться сильной, красивой, юной?
Изведи привычки и лишний жир, закачай остаток извилин в губы,
Вырастай из кожи, меняй её, как пальто – на шкуру, броню и панцирь,
научись глотать чужаков живьём, отрасти по когтю на каждом пальце,
харкай словом, как ядом, рычи и рви – не ищи себе ни родных ни ближних,
привыкай к кипящей смоле в крови, к кокаиновой тяге взлететь повыше.
Не проси, не бойся, не вой, не верь, становись волчицей / клыкастым клоном/,
чтобы быть полноправной среди зверей в этом мире, ставшем твоим загоном.
Не в тебе
Твой самолёт тонет, как в полынье.
Наша весна перечтена по дням.
Как оказалось – мир не в самом тебе,
Мир – то, чем он становится без тебя.
Девятый вал
И приручать тебя больно, грубо. Срывать твой голос. Ломать его.
Весенней лаской в сухие губы цедить жемчужное молоко до капли спелое и живое. С ногтей срывается острый свет напоминающий ножевое рубцами красными по спине – следы опасной войны двух падших на белый, смятый, льняной прибой – ты принимаешь в себя мой каждый руками созданный штормовой удар прицельный, фатальный приступ звериной жажды достать до дна/ насквозь пробиться, до ломки вызнать, как смертоносен девятый вал/ девятый крик твой, ко мне молитва – на пике неба.
Да будет так.
Твоя природа непобедима в уменьи сдаться моим рукам.
Цунами
Ровно в полночь ей, как-то, сильней молчится (достает его снимок и варит мокко)
и, зачем-то, так нужно побыть волчицей, но, совсем, ни чуточки – одинокой.
Она смотрит на свет за его глазами, и тогда становится вдруг понятным,
почему так хочется стать цунами красоты невиданной, необъятной...
Сокрушительной, цельной, опасной силы, под которой прожженная твердь мягчает,
для которого он, большеглазый, милый, не важнее, пожалуй, соринки чайной,
не острее ромбика на печенье, не больнее спичечного укола,
чтобы он не имел для неё значенья – накатиться на руки его и город,
налететь и обрушиться без прогнозов, подминая под волны и сны, и ветер,
а потом отступить по равнине голой и его отсутствия не заметить...
До новых встреч
Время вышло и дверь захлопнулась. Видишь – осень здесь.
Посиди. Притворимся: кто верным, а кто слепым.
Мы уже давно не в том благородном возрасте,
Где не ищут виновных, а значит и нет вины.
Посидим. Притворимся. Не в первый и не в последний нам
Дружелюбными, добрыми, память – чумы мертвей.
Улыбаться друг другу, курить нарочито – медленно.
Всё в порядке, мол, детка. Всё похеру. Всё окей.
Всё давно перечерчено, в прошлое перековано
Видишь – выжила. Видишь – выжил. Пружиной сжат.
"Новый дом, – говорю, – на четыре просторных комнаты"
И молчу: / до которого некому провожать./
Отвечаешь глотком из бокала. Холодной паузой
/Заряжаешь обойму мысленно. Взгляд – картечь/ :
"Время вышло. Пора." – И молчишь, как всегда: "Осталась бы".
Время вышло. Выходим следом. До новых встреч.