Текст книги "Королевский маскарад"

Автор книги: Оксана Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Фэриз сказал чуть больше. Он слышал от своего учителя о магии разделения. Вроде бы ее принесли с запада, и там служила она делу лекарей. Целила от душевных недугов. Маги отрезали человеку доступ к памяти и боли потери, давая отдохнуть и набраться сил, чтобы пережить то, что в ином случае смертельно, неодолимо. На востоке разделением пользовались иначе. Например, у самого непокорного раба можно со временем отнять его гордость вместе с памятью… Гэхир удивленно вскинулся, и маг подтвердил – именно так. Когда Ошгир пил силу воина, он еще и разделял его душу, отнимал прошлое. С ним заодно – и жажду свободы. Но есть и более глубокое разделение. Когда маг желает отнять дар у иного мага, например. Похититель обретает удвоенную силу и владеет ею, пока ограбленный им жив. Зато утративший силу впадает в сонное безразличие. Изредка он пытается очнуться – но ненадолго и не полностью. Фэриз виновато глянул на Лэйли.

– Мы исказили магию аль-эффи.

– И применили ее к тем, кого зовете эфритами, – добавила девушка. – Этот гость очень нуждался в помощи и пытался нам рассказать, кто он и чем мы можем ему быть полезны. Он – тень огня. Кэль, ты знаешь веру гномов в вершинный горн и его лепестки? Я теперь полагаю, эфриты – старшие дети гномьего Труженика. Лепестки огня горна. И этот – из вершинных.

– Именно из солнечных духов? – вскинул бровь мастер. – Похоже. Тогда понятно: ночью его легче подчинить, а день для тени эфрита запрещен, закрыт. Дух теперь ненадолго снова един, если был разделен всего на две составляющие.

– Но обряд проведут снова, – мрачно кивнула Лэйли. – Я так поняла его последние слова.

– Значит, ночами тень огня наводит страх на страну и копит для кого-то силу, – ужаснулся Фэриз. – Сам эфрит несвободен. Если Ошгир и подобные ему получат всю силу пламени… даже думать не хочу!

– Пока что не получили, – уверенно сказал Кэльвиль. – Иначе не сидел бы старик в оазисе и не ловил магов запада так примитивно, слабенькими заклятиями. Чтобы окончательно одолеть сопротивление старших детей Труженика, бога гномов, здешним магам не хватает именно силы.

– И фонтан во дворце был началом их опытов, – предположил Гэхир, включаясь в общую беседу. – Тот, возле которого умирали.

– Значит, я очень умная, – гордо сообщила Лэйли. – Я сразу сказала: надо идти в столицу. Тень туда не пускают, чтобы она не оказалась близко к своему свету, к родному костру дара эфрита!

Вывод показался всем достаточно смелым, но спорить с кошими бесполезно. Отдохнув, путники снова выбрались на дорогу. И продолжили обсуждать ночного гостя. Гэхир припомнил слова убитого возле западной оконечности пустыни разбойника. Тот назвал Лэйли – «эфрити». Выходит, дух огня – женщина? Или их не один, а несколько? Фэриз поднапрягся и вспомнил: древние легенды упоминали, по крайней мере, двух духов с неспокойной горы Юфир. Их звали то сыном и отцом, то старшим и младшим братьями, поскольку различить в подробностях облик стремительного пламени немыслимо.

– Вполне возможно, – вздохнул Гэхир, косясь на кошими, – что «сын» на самом деле – дочь. Просто никто о подобном не подумал. Огонь принадлежит магам и кузнецам, те и другие на востоке – мужчины.

– Все у вас принадлежит, – посетовала Лэйли. – Чем дальше мы уходим от гномих гор, тем чаще я думаю, что бородачи навели бы у вас порядок куда надежнее любых иных рас. Был бы жив король Рртых, он бы не спустил никому такого оскорбления! Огонь – и вдруг назвать рабом…

– Король Бронг тоже вскипит, – подтвердил Кэльвиль. – Но пока у него и без нас бед полно. Ли, ты в курсе, что такое парматяг?

– А, так это его пытались украсть? – возмутилась девушка. – Я в курсе, и еще как! Мы с Лильором помогали делать управление для пармареты. Нам недавно рассказали большую гномью тайну, года два назад. Смешное слово – парматяг! Но «рукокрутло» – еще ужаснее. Лиль говорил, можно просто руль, как на лодках и кораблях, но гномы уперлись. Новое изобретение – новое слово, отражающее суть. У них было столько вариантов – колесоворот, ладоневерт, даже косоезд какой-то, а еще путенаправитель…

Кэльвиль кивал и охотно смеялся. Он знал, какие слова могут выдумать гномы. И теперь с удовольствием убеждался: гномья практичность непробиваема для здравого смысла! То есть украденные чертежи в полной безопасности. Ни один человек не поймет, что там изображено. Гномы любят делать эскизы поэлементно и нумеровать их по единому исходному листку заказа работ. Кипа из сотни вощеных бумажек неупорядочена с точки зрения нормального человечьего рассудка. Первого листа нет, какое там! Нумерация дико нелепа: РГ3/П-17/И12-11-з/7, например. Гном же ничуть не смутится. РГ3 – это, само собой, указание на мастера, бесподобного Рртыха Гррхона Третьего, у менее талантливых оставляют побольше букв для опознания. П-17: версия сборки парматяга, уже семнадцатая. Далее адрес штольни или пещеры, где разрабатывают данный узел: шахты королевства Иллор, 12-й уровень, 11-й коридор. Потом «з/7» – указание на схему сборки узлов. Она подобна географической карте: по нижней кромке – номера, по боковой – буквы. После третьей или четвертой версии, когда узлы смещаются, меняют форму и размер, география «уплывает» от исходной. Так что людям, укравшим чертеж, можно только посочувствовать…

Гномы десять лет назад разозлились на правителя Рэнии и подарили ему детальную схему изготовления наилучшего булата, тайну которого пытались подло выведать у мастеровых на строительстве дороги. И что? Половина дворцовых магов Рэнии сбежала за границу через полгода, мудрецы в опале, сам правитель рычит от злости.

Нет сомнений, им отдали настоящую схему. Хорошо, но разве от этого кому-то стало легче? Можно уточнить: половина листов – гимны Труженику. Потому что булат свят, и его следует создавать в просветленном состоянии души. «Пока удалось расшифровать, – пояснила лет пять назад Оса, ядовитая и всезнающая дочь мудрой Эриль, – как раз по графику обязательное посещение бани всеми кузнецами, занятыми в работах». Она же добавила: «Странно, но почему-то первый успех дешифровки правителя Рэнии не вдохновил…»

За поздним обедом путники посчитали свои накопления. У Фэриза имелось два десятка золотых монет и пять крупных ценных изумрудов, которые можно обратить в деньги лишь в большом городе. Гэхир деньгами не располагал, что вполне понятно, все же бывший раб. Лэйли высыпала из красивого бисерного мешочка немного серебра и пять золотых местной дэйгинской чеканки. У нее накопились чужие монеты – сдача при покупке шелка. Кроме них отдельно лежали гномьи рубины, с десяток, но, само собой, им тоже предстояло ждать большого города. Кэльвиль скромно положил в общую кучу объемистый пыльный кожаный мешочек, порылся в вещах и добавил еще один. Внутри обнаружилось в общем до двух сотен местным золотом, бусы, перстни, на дне – несколько ценных камней…

– Кэль, ты ограбил караван? – восхитилась Лэйли.

– Не я, – обиделся мастер. – Но когда мне подарили коней, то и это всунули, почти силой. Добрые люди, они поделились всем, что имели.

– Догнать и отдать старые запасы не пробовали? – прищурился Гэхир.

– Так, видишь ли, – лукаво усмехнулся мастер, – коней я выбрал, именно когда догнали. Первые были слабоваты. Эти куда лучше. Гнедой под их главным начальником ходил. Рыжий – лошадка его старшего сына. А про золотистого ничего не знаю, он был без седока. Наверное, в гости меня собирались везти именно на нем. Но я решительно возражал, времени было в обрез, не до вежливости…

Гэхир рассмеялся и одобрительно кивнул. Камни отдали на хранение Кэльвилю, дружно решив, что у него надежнее. Золото разделили на всех поровну, а серебро вручили Лэйли, единственной девушке в отряде, – «на сладости и глупости». Она пофыркала, но не отказалась, пообещав купить столько шелка, сколько удастся. Бывший раб удивленно рассмотрел свой довольно пухлый кошель. И вздохнул. Там, где осталась его семья, жили бедно – это он помнил. Подобного количества золота хватило бы на великолепный дом, скот, да на все, что требуется для нормальной жизни!

А вечером путники, как и обещал Фэриз, отдыхали в уютном сарае – так тут звались трактиры. Кормили кое-как, по мнению избалованной Лэйли. Впрочем, все проголодались и этого самого мнения не спросили. Сама же Кошка Ли благоразумно промолчала. Она знала мастера достаточно хорошо, чтобы ожидать от него гадкого подвоха. Например, предложения пойти и поджарить мясо так, как следует. А как следует? Мама далеко, Ольви тоже… они бы подсказали, а самой такое трудное и непосильное – и вспомнить невозможно!

После подобных раздумий мясо казалось куда вкуснее. Несколько жирное, но такова местная кухня, надо привыкать.

Утром все отправились в путь действительно сытые, отдохнувшие и отоспавшиеся впервые за много дней. Кэльвиль умудрился сторговать неплохого коня в шедшем мимо большом караване и подарил его Гэхиру, вернув себе права на гнедого.

Мастеру нравилось в новых для него, а точнее, давно забытых землях решительно все. Пыльная жара, вечерние степенные чаепития, незнакомая кухня, дорожное многоголосье, нарастающая день ото дня толчея – новое удивляло и радовало. Странного и наверняка опасного южанина с внешностью племени шамиир сперва опасались, зная репутацию этого народа. Но позже неизбежно начинали уважать и признавали прямо-таки родным, обаяние эльфа было непобедимо под любой маскировкой. С ним даже торговались как-то иначе, чем с прочими покупателями: уступали охотнее, а отпускали с покупкой с трудом, огорчаясь, что интересный разговор быстро прервался.

Город вырос из старой зелени позднего лета силуэтом стен, высоких тонких башен. Синяя, как небо, глазурь куполов притягивала взоры, шум и толчея завораживали и наполняли волнением, предвкушением нового и обязательно – хорошего. По крайней мере, Лэйли ощущала себя именно так и пришла в полный восторг от вида первой в ее жизни базарной площади востока. Девушка решительно сообщила, что в ближайшие несколько часов все эфриты и маги мира не оторвут ее от изучения торговых рядов. Мужчины смиренно кивнули и разошлись по своим убого простым и быстрым торговым делам.

Гэхир купил себе новую одежду, добротные сапоги и замечательный ковровый мешок для вещей. Фэриз раздобыл книгу с записями древних легенд об эфритах, сменил уздечку коня, слишком, по его мнению, строгую. Кэльвиль потолкался в оружейных рядах, ничего не купил, но приволок в сарай, где путники наметили собраться к вечеру, дюжину мастеровых, не готовых отпустить запросто такого знающего человека. Все вместе они выпили с десяток небольших пиал чая… А Лэйли все еще азартно торговалась в шелковом ряду, стонала, рассматривая украшения для волос, и щедро раздавала увесистые оплеухи тем, кто еще не успел выяснить на собственном опыте, насколько дурным нравом отличаются кошими.

Она добралась в сарай поздним вечером, когда рынок затих и опустел. Гордо продемонстрировала крошечный шарфик и пару узорных шпилек.

– И это – все? – удивился Фэриз. – Времени не хватило?

– Смейся, смейся, – не обиделась Лэйли. – Я вот прямо-таки в слезах! Знаешь, сколько я искала по ту сторону песков этот серебристый шарфик с зеленоглазой кошкой? Здесь ведь наносят только растения на узор. Платок из-за гор, редчайший… И сколько он стоил бы на западном торге? Не знаешь! Удачный день, мы с продавцом кричали в два голоса, пока не охрипли. Он позвал в помощь жену и сына, я пригласила поучаствовать своих… поклонников, немножко побитых. Мы выпили чаю и визжали еще час! В общем, полный восторг и две золотые монетки – за все, вместе со шпильками.

– Ты переплатила, – осторожно предположил маг.

– Нет, я честно воздала за все радости дня, – вздохнула Лэйли. – Он тоже сказал – много.

– Торговец так сказал?

– Да. Очень порядочный человек. Ну поэтому мы еще часок пошумели, уже без особой цели. Он обещал найти к утру еще один платок, белый, и узор в два тона – синий и золотой, как раз пойдет маме к новому платью.

Кэльвиль обреченно покачал головой: дело еще не начато, а некоторые уже покупают подарки близким! Мастер поймал сердитый взгляд Лэйли и не стал высказывать своих упреков вслух. Иначе эта ведьма точно спросит, что он, такой умный, делал в ювелирном ряду? Все-то она знает!

А утром сухая дорога снова щелкала и звенела под копытами коней. И город остался позади, с его замечательным базаром и гостеприимными сараями. Отсюда до столицы было две недели конного пути – так сказал Фэриз.

Вторую от города ночь Лэйли потребовала провести в уединении, под открытым небом. Девушка прекрасно помнила про загадку Темного шепота. И полагала, что это может быть еще один «отрезанный» от души эфрита кусочек силы.

Гэхир поддерживал огонь костра ярким, а Кэльвиль, Фэриз и Лэйли сидели, собравшись в кружок и соединив руки, ощущая друг друга, и пытались разобрать то, чего никто пока не слышал достаточно внятно, чтобы понять слова. Кэльвиль вздрогнул первым, ему почудился звук. Лэйли кивнула – тоже заметила.

– Зов? – шепнул Кэль. – Просьба о помощи, предложение идти в столицу…

– Не совсем, – нахмурилась девушка. – Одна из них точно женщина, Кэль. И к тому же – ведьма. Она действительно ищет магов и собирает их в столицу. Одним это кажется мольбой о помощи, иным – обещанием власти. Она куда более коварна, чем тот, сидевший у огня. И ее подлинное время зова, когда она сильна, – именно ночь. Услышала нас и удивлена, что мы ее опознали.

– Значит, в мире есть настоящая эфрити, – грустно улыбнулся Фэриз. – И она в большой обиде на людей, раз прельщает так сладко. Я еле уговариваю себя не бежать на помощь.

– Кони у нас хорошие. – Кэльвиль встал и взялся собирать вещи. – Если она зовет сознательно, то и воинов отослать сюда способна. Давайте-ка не будем их ждать.

С ним молча согласились все. И погнали скакунов по пустой дороге. Ночь выдалась светлая. Луна, огромная и яркая, плыла в бликующей серебром звезд небесной реке. Дорога рисовалась отчетливо, до последнего мелкого камешка. Покой глубокой ночи не нарушало ничто. Караваны спали на обочинах – здесь, в обжитых землях, им не угрожали беды. Богатые купцы отдыхали в сараях. Скот, охотно выбирающийся пощипать траву в светлые ночи, когда не донимает жара, уже сонно и сыто замер темными массами вдали, на холмах. Даже собаки в редких селениях не выли и не ворчали на торопливых путников.

Может, именно эта избыточность тишины и угнетала путников. А скорее того – все четверо ощущали до сих пор странный, тягуче-назойливый зов. Однажды дотянувшись до сознания, он шуршал струйкой песка в самой его глубине. И оттого казалось: песок закончится и что-то произойдет. Ускакать от этого, спрятаться или отгородиться – невозможно…

Кони устали к полудню. Купленный последним светло-серый жеребец Гэхира уже пошатывался. И воин потребовал объявить привал. Его послушались нехотя – иного действительно не дано, но заснуть никто не рассчитывал. Песка в незримых часах осталось совсем мало, это знал каждый.

Коней пришлось долго успокаивать, вываживать, чистить, устраивать в скудной тени. Наконец хлопоты, дающие хоть малую надежду отвлечься, иссякли. Лэйли решительно уложила всех троих мужчин, подгребла в кучу вещи.

– Я вас намерена усыпить, – сообщила она. – Это, что бы оно ни было, не способно искать спящих, особенно днем. Я так решила, а мне виднее в данном случае… Оно женского рода. И оно плохо нас ощущает. Вот и нудит, тревожит. А меня оно совсем не осознает. Все, строгое мяу! Я не хочу терять время на препирательства!

И она запела одну из своих ведьминских песенок – ни особой рифмы, ни смысла. И почему работает? «А потому что!» – этот довод последнее время принимала даже Эриль.

 
Сон-трава зелена серебром горит,
серебром горит – свет луны хранит.
Сон-трава росой умывается,
в каждой капельке – сладок сон звенит,
маревом ночным серебро плывет.
А кто жаром горел, обретет покой,
а кто жажду знал, выпьет росный сок.
Всяк утешится, всяк умирится, всяк забудется…
 

Лэйли довольно кивнула – действует. Все трое спят, и действительно их беспокойство погасло и более не вернется.

Та, что придумала зов, не получит новых жертв. Хорошо бы, она и саму Лэйли перестала слышать! Но, увы, песенку ведьмы неизвестная сущность разобрала и здорово обозлилась. Вот только отстоять добычу не смогла. Все верно: день – не ее время. И очень славно, что теперь в зените солнышко, а не полная луна! Потому что иначе было бы трудно поручиться за результат противостояния силе эфрити.

Да и теперь… Лэйли выпила пару глотков из фляги, проверила пояс и села на самом солнцепеке, внимательно рассматривая короткие штрихи теней. То, чего ждала и немножко опасалась эльфа, качнулось в ветках дальнего кустарника. И, совсем как ночной гость, сперва показалось нечетким и неосязаемым. Потом дрогнуло и проявилось.

Женщина с огненно-рыжими, почти красными волосами шагнула на свет, недовольно щурясь. Эфрити была красива, как настоящая мечта востока об идеальной женщине. Невысокая, грациозная, с тяжелыми длинными волосами, тонкими изящными руками танцовщицы, пышной грудью, стройным станом и крепкими длинными ногами. Она куталась в многослойные ткани, полупрозрачные, позволяющие прекрасно разобрать все изгибы тела – и все же оставляющие загадкой его полную красоту. Лэйли удивленно и обиженно качнула головой. Глаза эфрити были кошачьими, не зря так визжал тот разбойник! Не зелеными – уже спасибо! – а пепельно-рыжими, как состарившийся, утомленный, едва теплящийся над углями огонь.

Незнакомка подошла и приняла сидячую позу, найдя себе малый клок тени в паре саженей от Лэйли. Некоторое время рассматривала ее, тоже не особенно радуясь встрече. Потом тряхнула головой – и стала одета буднично и удобно, в широкие хлопчатые брюки и просторную рубаху. На голове появилась плотная ткань, укрывающая плечи, прихваченная на уровне лба плетеным обручем.

– Странная ты, – сердито сообщила эфрити. – Невнятная.

– А ты недобрая, – надулась в ответ Лэйли. – Хороших людей в ловушку заманиваешь.

– Люди хороши, только когда мертвы, – усмехнулась рыжеволосая. – Я их давно знаю. Мне виднее, ничтожная. Все хотят одного – власти, славы, денег. А еще они хотят получить меня. Им кажется, все возможно, раз я теперь одна и слаба. Но знаешь, я так привыкла к ним, что тоже думаю попробовать этого яда: власти и прочего.

– Твой брат, как мне теперь думается, добрее и умнее. Или отец?

– Брат… Он умнее, да. И мертвее, – зло зашипела эфрити, ее глаза полыхнули яркой рыжиной огня. – Его нет уже пять ваших лет. И я полагаю, это должно быть оплачено. Пока я не убила тебя, ничтожная, скажи: откуда его знаешь?

– Видела пять дней назад, – вздохнула Лэйли. – Ночью он приходил к огню. Точнее, его тень. Он встретил рассвет и был, кажется, доволен.

– Лжешь! – испугалась верить рыжая. – Его порвали на части, разделили, истощили и погасили, от огня не осталось ни единого лепестка, я звала…

Лэйли изложила события памятной ночи почти поминутно, вспомнила все обещания темного гостя. Рыжая нервничала, то и дело пытаясь выбраться поближе, на свет, и отпрыгивала снова в тень. Скручивалась, как змея, поднималась гибким движением, снова падала, нервно двигала руками, перебирая пряди своих красных волос, вьющихся огнем при малейшем дуновении ветра. Глаза горели все ярче, словно были углем, раздуваемым в горне гнома.

– Но я не слышу его! – отчаялась эфрити.

– Потому что согласилась помогать подлым магам, – предположила Лэйли. – Ведь согласилась? Ну ты – совсем мяу… слов нет!

– Они хотят простого и обычного – только власти, – пожала плечами рыжая. – Засух на головы неугодных, огненных дождей на границы соседей. Люди – всего лишь люди, а мне нужны силы, чтобы вырваться.

– Ты же женщина! – возмутилась Лэйли. – И ты так легко говоришь мне, что убиваешь детей! Они высыхают в зной. Ты не можешь выйти на солнце, а их жжешь. Тех, кто не желал ни власти, ни денег, ни славы.

– Таких нет, – твердо сообщила эфрити. – Я живу давно, я знаю. Не смей меня воспитывать, ничтожная!

– Больно надо! И никакая я не «ничтожная», это ты совсем… мяу от одиночества. Пойди и глянь сама. Там, в твоих засухах, пытаются вырастить хлеб и накормить слабых. А под дождями огня выносят не золото, а детей и стариков. Ты слишком долго живешь во дворце, вот и забыла, что мир есть и за его стенами.

– Ложь. Все – ложь… но я проверю, – сжалась в комок рыжая, наклонилась вперед и зашипела: – А потом вернусь. Ночью, завтра. Тогда сила будет на моей стороне, наглая девчонка! Я тебя накажу. За вранье, за мое беспокойство, за разбуженные пустые надежды.

– Во-во, как любил говорить Рртых, «из мужика дурь можно кулаком вышибить. А если баба умна – от этого нет спасения»… Эх ты! – Лэйли шмыгнула носом. – Он, лучший из всех гномов, в вас верил! Говорил, что огонь горна, тем более глубинного, рабочего, не может целиком принадлежать разрушению. И твоему, подгорному, гномы так много дают!

– Гномы вымерли, хотя они и были всегда лучшими, – невесело отозвалась эфрити, теряя азарт злости и горбясь. – Остались только никчемные люди. Сами гореть не умеете и меня желаете угасить.

– Мяу! Это я-то не умею гореть? – взвилась Лэйли.

– Ты, ничтожная, не смей спорить с самой эфрити, – капризно и как-то неуверенно укорила рыжая. – Ты лжешь. Лжешь про гномов!

Лэйли презрительно фыркнула и достала из ножен длинный узкий клинок – подарок старого гномьего короля. Одну из последних его работ в кузне, которую даже папа Орильр считал безупречной. Рыжая охнула, метнулась, вырвала нож из рук и снова скользнула в редкую тень. Больше люди вокруг не занимали эфрити даже в малой степени. Ее пальцы ласкали лезвие, глаза щурились от удовольствия. Потом рыжая ощупала столь же пристально и бережно рукоять, надолго замерла, прикрыв глаза, чуть покачиваясь и шепча незнакомые напевные слова.

– Клинок, достойный моего внимания, он – музыка. Это сделал гном, недавно, – смущенно признала эфрити. – Раньше даже они не умели так петь.

– Король Рртых Третий из рода Гррхон выковал для меня, – задрала нос Лэйли, резко метнулась к тени и отобрала свой нож, теплый, даже горячий. – Я не лгу, честное мяу! А ты помогаешь жадным уродам перекраивать мир, – попеняла она снова. – Наберут силу да ка-ак пойдут на гномов, на замечательных потомков Рртыха… Что тогда? Ты в крови до самой макушки измараешься, уже не остановишься. Взбесившееся пламя ужасно. Я видела пожар в угольных пластах. Ох и страшно! Еле потушили. Половина наших магов потравилась гарью. Гномьи знахари вообще кое-как выползли. А скольких потеряли спасатели! Страшные дни, Гхросс лишился лучшей шахты северных отрогов, три уровня ушли в гранит.

– Ты опять врешь? – совсем жалобно предположила эфрити.

– Вот еще! Маме руку обожгло, а мне по спине камнями жахнуло! – гордо сообщила Лэйли. – Шрам остался. Я магией потолок тоннеля держала, пока выносили раненых из самых нижних ярусов.

– Ты не маг, не лги!

– Я ведьма, как и ты. Ладно уж, докажу, не шипи…

Чтобы показать шрам, пришлось снимать пояс, стаскивать халат и рубашку. Эфрити долго и недоверчиво рассматривала длинный косой рубец. Даже потрогала призрачными, однако же ощутимо горячими пальцами. Съежилась в тени и вздохнула. Пока она ругалась со странной девушкой, полдень миновал и тени удлинились, сидеть стало удобнее. А верить в свою правоту – труднее. Брат был добр к людям оттого, что его стихия – солнце и день. Ей стало горько и трудно жить очень давно, когда в глупом мире, куда она пришла, обретя телесность, не нашлось гномов. Дни донимали солнечной яростью, затмевающей разум, пугающей. Но брат не желал помогать. Говорил, она способна жить наверху, если не станет так злиться на весь свет. А к чему ей свет – без гномов?

Эфрити нервно отбросила волосы за спину и выложила незнакомой нахальной кошими свои беды, удивляясь внезапной миролюбивой разговорчивости. Потом еще разок вздохнула, неубедительно пообещала вернуться ночью и уж тогда – убить… наверное.

Жалобно глянула на нож.

– Доберусь до твоего дворца, может, и подарю, – тяжко вздохнув, пообещала Лэйли. – Если ты не полное… мяу, а просто от одиночества бесишься. Тогда тебя надо лечить, а не истреблять.

– Это как? – заинтересованно возмутилась эфрити.

– По маминому методу, – ласково пообещала Лэйли. – Замуж. У нас, там, откуда я родом, имеется одинокий эльф, рыжий, по виду прям полугном. Кузнец, мастер секиры, работящий удручающе – для подданных. Немножко маг и куда больше – гномий знахарь. С ужасным характером. Здоровенный, шумный и непререкаемый, драчливый, они с моим папой все время воюют. Жас (так его зовут близкие) почти согласен взять в жены ведьму – обязательно с ужасным характером и точь-в-точь твоей великолепной внешностью. Правда, Жависэль полагает, даже такая достойная стерва должна уметь печь пироги. Ты как – того?

– Полугномов не бывает, – смущенно заинтересовалась эфрити, вздохнула. – Он сильно ниже меня?

– Выше меня на две головы.

– Встань, гляну… Кузнец, говоришь, из вечных? И притом – рыжий?

– Твой цвет, один в один. Ты мне память не забалтывай, как дела с пирогами?

– Никак, – сердито всплеснула руками эфрити, и тонкие золотые кольца браслетов запели, разговаривая друг с другом. – Пироги! Я горн, а не домашний очаг! Меня не учили таким глупостям. Никогда не пекла… Это сложно?

– Полагаю, не труднее, чем вытащить тебя из дворца целой и незаколдованной. Чем тебя держат?

– Водой, солнцем и смертью. А брата держали тенью, ядом и тоже смертью, – недоверчиво сообщила эфрити. – Нас так порвали на куски, что мы и сами не помним, как собрать себя целиком. – Она глянула почти спокойно. – Так я загляну ночью, завтра?

– Буди, если что. Пока, ведьма.

– Вам надо ехать достаточно быстро, я сообщила магам, где вы были, туда выехали воины. Правда, я говорила про двоих. Ты и еще один слишком невнятные. Так что – и тебе удачного дня… ведьма.

Само собой, первым проснулся Кэльвиль. Погрозил пальцем несносной девчонке и нахмурился, прикидывая, как долго он отдыхал и насколько удалось избавиться от тревоги. Счел результат приемлемым в обоих случаях и взялся наскоро собирать обед. Лэйли помогала, не пытаясь рассказывать о произошедшем, пока не очнулись прочие спутники. Кошими, увы, отлично знала, что последует за рассказом. Она не молодец – нет! Совсем наоборот: безответственная особа, рискнувшая всем и даже не соизволившая подстраховаться. Таких лупят, пока они еще малы, и стыдят, когда вырастут до взрослого вида…

Ее выслушали молча и угрюмо. Само собой, подумали все, чего ожидала Лэйли. Но – о чудо! – не произнесли вслух. Даже более того, Фэриз чуть улыбнулся!

– Осмелюсь предположить: если эфрити столь дикая и в то же время соблазнительная особа, то не поддаться ей могла только Лэйли. Мы слишком разумны и сверх того – мужчины. Я не уверен, что оказался бы в силах спокойно разговаривать с женщиной, которую описала наша сумасбродная кошими. Для достижения понимания с нами это существо слишком обижено на мир, красиво и опасно. Итак, едем?

– Немедленно, – кивнул Кэльвиль. – Но не в сторону столицы, а боковой узенькой дорожкой – нас будут поджидать и искать как раз на этой, главной. Только сперва я лошадок замаскирую, и без следа магии. Гномьих лент с предварительно напетыми заклинаниям у меня много…

Свой новый облик тяжелее всех пережил темно-гнедой, явный вожак табуна – и характером, и статью. Теперь он понуро брел по заросшей боковой дорожке и выглядел самым убогим и облезлым из лошаков. Утомление долгой скачки еще не ушло, а новый позор лишь усилил уныние.

Поздним вечером маленький отряд посторонился на обочину, пропуская молодого крикливого мага в сопровождении двух десятков воинов и дюжины рабов: поиски чужаков, обеспокоивших волшбой саму эфрити, велись усердно. Но вонючие пыльные людишки никак не подходили под описание. Тем более их оказалось трое. «Явные жители глухого селения, продавшие свой ничтожный товар и купившие лошака», – презрительно фыркнул маг и умчался, не утруждая себя лишними расспросами. Охрана мага порылась в тощих вьюках, кое-как отдышавшись и переждав, пока ветерок унесет облако пыли из-под копыт коня хозяина. Стражи тоскливо заглянули в пустые кошели «селян» – и умчалась вслед за магом, мстительно подняв новое облако густой мелкой пыли. Вот уж опытный человек, хоть и из младших! В одну минуту определил – не те, и ведь не ошибся.

Лэйли выбралась из оврага, шипя и возмущаясь. Она извозилась в красной сухой земле с ног до макушки, устала – пришлось тащить и маскировать столько груза, что и подумать тяжело. К тому же пришлось прятать коней… И вообще: уклоняться от драки до бесконечности нельзя, уж она бы показала магу, кого он не нашел! Девушка кипела до самого привала. Получалось у нее складно, мужчины слушали охотно и не перебивали. Даже новоявленный лошак косил темным глазом и одобрительно вздыхал – он бы тоже кое-кому показал, крепки ли его копыта.

Еще день в уродливой маскировке – и путники добрались до пересечения тропы с заброшенным трактом, ведущим к столице, и двинулись по нему. Фэриз пояснил, что теперь дорога в запустении: с южным соседом правитель Дэйгэ поссорился, и караваны пошли длинным кружным путем. Бродят слухи, будто именно там, на юге, в краю темнокожих шохоров, шли года два назад огненные дожди. По счастью, выпали они близ границы, в пустынных местах, жертв оказалось немного.

Хозяин выглядящего заброшенным сарая в пустом селении грустно улыбнулся гостям. Четверо – небывалая по последним годам удача. Но разве она одна прокормит? Спасибо праведникам, гости попались не привередливые и не жадные: немыслимый набор качеств. Оплатили жилье вперед, не торгуясь, охотно ели сухой сыр, бедный овощной плов, да и старую заварку, дающую чаю затхлый привкус, плохо сохранившуюся от давних лучших времен, снисходительно похвалили. Попросили заварить еще и остались сидеть со своими разговорами, отпустив заботливого хозяина на отдых.

Ночь уже остудила жару и даже напоила воздух прохладой, когда эфрити выполнила свое обещание и пришла. Она выглядела расстроенной, одета была просто, по-дорожному. Села в уголок и виновато вздохнула.

– Не нашли вас?

– Как видишь, – пожала плечами Лэйли. – Кстати, здравствуй.

– И вам доброй ночи, – слегка кивнула рыжеволосая. – Я сказала магам, что ничтожные чужаки пошли на запад. Там теперь ищут. На юге с огненными дождями очень нехорошо получилось. Я как-то не подумала… До сих пор земля в язвах. А они стараются, засыпают, перебирают, мотыжат. Сами пожженные, а землю берегут. Брат бы мне за эти дожди всю косу оборвал. Когда он сердился, это было что-то ужасающее.