Текст книги "Экзамен по социализации (СИ)"
Автор книги: Оксана Алексеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
========== Глава 9. Вселенная злоебучих дипломатов ==========
Конечно, в пятницу я пошла на игру по баскетболу, которая на этот раз проходила в нашей гимназии. Теперь я уже не чувствовала себя изгоем, а была даже обязана поддержать Макса. И Миру, которая пришла поддержать Макса и Белова.
Матч, по-моему, получился не особо интригующий. Макс всеми силами «играл в команде», то есть отдавал пасы, позволяя забивать и другим. При всем этом вид у него был тоскующий, производящий впечатление, что он со всей командой противника легко справился бы и в одиночку. В итоге наша гимназия, конечно, победила с разгромным счетом, тренер носился, как умалишенный, вдоль скамеек туда-сюда; учителя, зрители и баскетболисты из другой школы были подавлены уже на четвертой минуте встречи, а к окончанию вообще перестали подавать признаки жизни.
Наши же распевали песни и веселились, ожидая, когда парни выйдут из раздевалки после игры, чтобы поздравить еще раз. Мы с Мирой ждали своих, вынужденные глохнуть от шума в этой толпе. Вышедшего первым Макса хлопали по спине и называли «звездой», что ему явно было по барабану, и он не особо это скрывал. Белов же цвел и пах, получая и свои поздравления, как капитан, принесший уже далеко не первую победу местной команде. Благодаря великодушным подачам Макса в этой игре он был вторым по сумме полученных очков. Наверное, он неплохо играет, раз им удавалось побеждать и без Танаева. Наконец и он вслед за Максом пробился к нам, оставив на растерзание восторженной публике остальных участников сборной.
– Поздравляю, капитан, – Мира улыбалась искренне, принимая его в свои торжественные объятия.
Белов, продолжая смеяться, подставил ей щеку и показал пальцем, что надо делать. Она, конечно, с удовольствием чмокнула. После чего он повернулся ко мне другой и повторил жест. Ну что тут сделаешь? Я же не брюзга, в конце концов. Сегодня он честно заслужил свои поздравления, а не выяснение отношений. Поэтому я тоже коснулась его щеки губами.
– Костик, поздравляю с очередной победой! – раздалось со стороны. Это Яна подошла в сопровождении нескольких девчонок из нашего класса и параллели. Макса она, конечно, проигнорировала. Наверное, вообще бы не подошла, если бы не считала себя обязанной поздравить Белова, с которым дружила с первого класса, если не с пеленок. Но застать меня, целующей его в щеку, она, вероятно, готова не была, потому что тут же сменила тон:
– А ты случайно не заигрался в любовь с этой… – она мельком кивнула на меня и, кажется, хотела добавить какое-то оскорбление, но вовремя осеклась: – Николаевой?
Белов ей что-то ответил, но я не расслышала, провалившись в свое возмущение. Нет, вы только посмотрите – говорит так, будто я Белова недостойна. Не он меня, что было бы логично предположить после всем им знакомых событий, а я его! И что-то дернуло меня осадить, поставить на место:
– А что, Яночка, не верится, что такой замечательный человек, как твой Белов, может влюбиться в такую лохушку, как я?
Она только сейчас на меня посмотрела, ничего не отвечая, но приподнятой бровью показывая, что именно так и считает. И я сделала ставку! На все последние дни, на мою волнообразную эйфорию, на Белова… или его чувство юмора. Я схватила его за шею, заставляя нагнуться к себе и поцеловала в губы. Прижалась секунды на две, не представляя, что делать дальше и как из этой ситуации теперь выруливать. Белов же, как обычно, оказался сообразительным малым и подыграл. Ладонью скользнул вдоль щеки и зарыл ее в мои волосы, а другой рукой притянул к себе за талию. И начал меня целовать! По-настоящему! У меня от нежного движения его губ зашатались ноги, из головы все куда-то поплыло. От страха, неожиданности, смущения и тихонько пробивающегося в сознание удовольствия. Я даже не уловила тот момент, когда Яна фыркнула и исчезла с радаров. И только после этого Белов отпустил меня, покрасневшую и хлопающую глазами.
Я, конечно, сама спровоцировала это, а он просто меня поддержал – не выкинул в очередной раз на съедение шакалам. И все равно, мой первый настоящий поцелуй произошел с Беловым! Ощущение когнитивного диссонанса, доходящего моментами до расщепления личности, остановило весь мыслительный процесс, словно его никогда и не водилось в моей глупой головешке.
Убедившись, что лишних зрителей не осталось, Белов прокомментировал тихо:
– Ты если не умеешь, то зачем же кидаешься грудью на амбразуру? Чуть не провалила всю миссию.
Хорошо, что тут была и Мира, которая смогла ответить вместо отупленной меня:
– Да ладно уж тебе, Костик! Дашуля и сама не поняла, что сделала! Потом постебешься над ее смелостью и неадекватностью, – она приглушенно смеялась.
Я просто кивала, не в силах спорить. Весь азарт куда-то испарился, оставив за собой только трясущиеся коленки. А Мира продолжила:
– И все это очень кстати! Нам с Максом по делам нужно, и раз уж вы теперь так близки, то проводите друг друга… куда-нибудь.
Макса произошедшая сногсшибательная сцена никак не озаботила – я вообще сомневаюсь, что он хоть на секунду оторвал взгляд от группы поддержки из другой школы, которая как раз покидала свою раздевалку, поэтому шлепнув в нас своим «Пока», он просто пошел прочь, а сестра поспешила за ним.
– Мирамакс… – вяло позвала я, едва сама себя расслышав. Но на молитву отозвался только Белов:
– Возьми себя в руки, дочь самурая! Раз уж начала, то и отыгрывай сцену до конца. Под занавес мы должны удалиться из школы вместе, давай руку.
Я ткнула деревянной кистью в его ладонь, доверяя вывести свое тело из этого мутно-драматического театра. Он отпустил ее, только когда мы отошли от гимназии на достаточное расстояние.
Свежий воздух или несколько минут осмысления привели меня в порядок. Белов сразу все мои мотивы понял, как мне кажется. Как и Мира, хотя та теперь будет подкалывать, пока я не сбегу от стыда в Зимбабве. Остальные теперь заткнутся надолго, хотя… какое мне дело до остальных? Это был рецидив моей слабости, заставивший им снова что-то доказывать. Но на это плевать. А оказывается, целоваться – довольно приятно, даже и не думала, что это настолько просто и волнующе. Хоть Белов особо никакой пошлости себе и не позволил – ну прямо джентльмен – это все равно было очень странно. Интересно, а глаза сами собой закрываются во время поцелуя или их можно удержать открытыми? Теперь обязательно заведу себе парня и буду целоваться с ним круглосуточно!
Вслух я заговорила лишь тогда, когда мы с ним вышли на финишную аллею.
– Ты, Белов, только не подумай, что ты мне нравишься или что-то в этом духе!
– Ага. Ты мне это так часто повторяешь, что я уже начинаю иногда задумываться: «А может, я ей не нравлюсь?», – он усмехнулся, а потом добавил примирительно: – Да не волнуйся, я понимаю, почему ты это сделала.
– И на том спасибо. А вот почему ты поддержал меня? – с ударением на «ты». – Ведь какая возможность представилась меня унизить!
– Не знаю. Возможно, потому что посмотреть на их вытянувшиеся рожи было интереснее… – он подумал, – а может, заодно мне хотелось увидеть, как она на это отреагирует?
– Кто – она? Яна? – я попыталась заглянуть в его лицо.
Белов поморщился устало:
– Ну до чего ж ты, Николаева, тупая…
Замерла на месте, внезапно поняв:
– Мира!
Он тоже притормозил, и по его взгляду я поняла, что не ошиблась. Хотя… сама себе удивляюсь, почему раньше об этом не задумывалась. Мира попросту не может не нравиться, и Костя после появления Танаевых моментально забил на многочисленных своих друзей, чтобы сдружиться с ними. И если уж начистоту, то с чего я взяла, что ему никто не может нравиться, что у него нет сердца? Ведь сейчас я уже знала, что он не настолько прогнивший человек, как думала раньше – он может быть преданным, веселым, понимающим в определенных обстоятельствах. Пусть и не хороший человек, но вполне им может стать. Если будет по-настоящему любить кого-то настолько замечательного, как Мира. Подумалось вдруг, что я была не совсем справедлива к нему и решила выдать аванс:
– Ну, это отлично. Поздравляю, Белов, ты не бездушная скотина.
Он не ответил, а просто пошагал дальше вдоль аллеи. Я захотела утвердить наше внезапное шаткое взаимопонимание усилением доверия. Авось, мы так еще и друзьями станем?
– Макс рассказал про твоего отца и старшего брата, – я говорила спокойно, идя рядом. – Конечно, семейные проблемы твое поведение не оправдывают, но… мне все равно очень жаль.
Он снова остановился, но лицо его менялось в доли секунды, наливаясь злостью.
– Что? Какие еще семейные проблемы, идиотина?! – он будто откатывался на месяц назад, на глазах перевоплощаясь в того говнюка, о котором я уже начала забывать. – Пожалеть меня решила? За что?! Меня бьют, что ли, или издеваются как? Ты чего себе придумала? В моей семье нет никаких проблем, которых не было бы у всех остальных в нашем круге!
Пытаясь пояснить, оправдаться, я только усугубляла ситуацию:
– Белов, да успокойся ты. Я не то имела в виду! Я… просто решила, что напряженная обстановка с родней сделала тебя… таким, каким ты был…
– А что со мной было не так? Тебя послушать, так я каким-то уродом был, и вдруг прекрасным принцем заделался!
Тут уж и я начала злиться:
– Вообще-то, действительно был! Или ты считаешь, что издеваться над человеком – это в порядке вещей? Я тут по доброте душевной ищу тебе хоть какое-то оправдание!
Он аж рот открыл от удивления:
– А мне нужно какое-то оправдание? Ты чего о себе возомнила?!
– Тогда почему ты это делал?! – я пыталась контролировать раздражение, но получалось плохо.
– Да потому что это весело! Я ненавижу эту гимназию, каждого из своих любимых одноклассничков, и тебя в том числе. Да на тебя вообще насрать! Доводить тебя – это было хотя бы какое-то развлечение, чтобы украсить очередной монотонный день!
– Развлечение?! – я уже тоже кричала. – Ты спятил?! Морально уничтожать человека – это для тебя развлечение? Так чего же ты не удавился, раз у тебя такая скучная жизнь, и ты просто всех ненавидишь? Прямо каждого первого!
– А за что мне их любить? Болото одинаковых богатеньких детишек, которые учатся в лучшей гимназии, чтобы потом поступить в лучший универ и оправдать лучшие надежды богатеньких папаш! Ни у одного нет своего мнения! Хоть один бы встал и сказал: «Перестань ты ее мучить!». Хоть один! – Белов в каком отчаянии махнул рукой в сторону, а потом чуть сбавил тон. – Я бы не перестал, но зато бы увидел, что и тут водятся люди. Да где там, просто болото! Они даже тебя травили просто заодно с остальными, потому что я начал. Толпа ничтожеств без самостоятельного настоящего, прошлого и будущего! Разодетые, размалеванные твари, ничего в своей жизни не решающие! Треть нашего класса поедет поступать в МГИМО, треть – в МГУ на госадминистрирование, остальные – за границу. Все уже с рождения решено за каждого! Вот ты куда пойдешь после школы?
Я решила попытаться вернуть разговор в более мирное русло, поэтому ответила:
– Ну, с родителями обсуждали МГИМО…
Конец фразы утонул в громком и невеселом хохоте.
– Вот именно! Все будут дипломатами, политиками, наследниками родительского бизнеса или около того. Весь класс дипломатов. Вся гимназия дипломатов. Целая вселенная злоебучих дипломатов!
– Ах, ты мой бедненький богатенький мальчик! – даже плюнуть ему в лицо захотелось. – А сам-то чем лучше?
– А ничем! Я хуже! Я согласен быть хуже, лишь бы хоть чем-то от них отличаться! Я, может, пошел бы к отцу да сказал бы, что хочу быть ебаным участковым терапевтом! Или учителем младших классов! Или ветеринаром, блядь, ежиков лечить!
– Так пойди и скажи, выделись из болота!
И снова этот ненормальный смех. После чего Костя хватает меня за затылок и заставляет наклонить голову, будто что-то показывая:
– Константин Игоревич, вы изволили жрать папенькину еду, одеваться на папенькины баблосики, так уж для начала оправдайте вложения, а потом можете и ежиков лечить, – я пыталась вырваться, но парень был намного сильнее. – А эти вложения никогда не оправдаются! У меня в гараже уже стоит Ягуар Кабриолет, а мне восемнадцать будет только в декабре! Нечеловечески дорогая тачка, которую я даже не просил! Так какой же надо быть неблагодарной сволочью, чтобы не ценить такую жизнь, а?! Чтобы стать после всего этого ветеринаром! И все точно в таком же положении!
– Отпусти, больно! – вопила я. Он отпустил, но продолжал орать так, что на нас оборачивались редкие прохожие:
– Мы не люди! Мы – инвестиции, которые обязательно должны окупиться! И отношение к нам соответствующее. Не так, что ли?
– Не так! Мои родители – нормальные люди! – я заступилась за несправедливо обвиненных родственников.
– Да что ты говоришь! – голос Белова сочился сарказмом. – Еще скажи, что сама их умоляла перевести тебя в эту гимназию. Или все же они прибежали радостные и облагодетельствовали тебя неожиданной новостью?
На самом деле, второй вариант… Но ведь они поступили так во имя моего блага! Никто меня не заставлял! Я согласилась на перевод добровольно, после недолгих уговоров, хоть и очень боялась, что не впишусь…
– Ну и что? – я пыталась доказать свою точку зрения. – Что плохого в том, что они хотят для меня лучшего будущего? Никто меня не станет заставлять поступать в МГИМО, если я захочу стать ветеринаром!
– Правда? – он изобразил ироничный интерес. – Николаева, ты такая дура или только притворяешься? Попробуй, пойди и скажи им, что после школы останешься тут и поступишь в кулинарный техникум или еще куда. О, они не станут на тебя кричать! Конечно же, нет. Твой отец только пару лет назад стал партнером в юридической фирме, то есть еще не успел окончательно скурвиться. Они еще способны на человеколюбие, поэтому мать просто расстроится, а отец попытается поговорить серьезно, направить, так сказать, на путь истинный, – теперь он со злостью смотрел мне в лицо, продолжая свою просветительскую речь. – Если будешь настаивать на своем, то со временем это превратится в бесконечные споры. Возможно, кричать на тебя так и не начнут, а скажут: «Это твой выбор», и напоследок поведают грустную историю – как сложно жить в этом мире и что потом твои ошибки исправлять будет уже поздно. И после этого ты сама сдашься, увидев заплаканную из-за твоего загубленного будущего мать и разочарованного отца, который только ради твоей учебы, может, и стал партнером в фирме. Манипулировать детьми можно не только криком, но это работает всегда!
Я не сдавалась, хоть и понимала, что он в чем-то прав:
– Допустим. Но я не хочу быть ветеринаром или учиться в кулинарном! Я хочу быть переводчиком или журналистом-международником, а почему бы и не дипломатом, в конце концов!
Он почему-то продолжал злиться. Ткнул меня два раза указательным пальцем в лоб, пока я не отступила:
– А ты не видишь разницы? Мне пофигу, кем ты хочешь стать – я говорю о том, что у тебя нет выбора! Ни у кого из нас нет! Больше того, мы и в детский сад ходили такой же… элитный, с Яной, Никитой, Наташкой и многими другими. Нас с младенчества тренировали смотреть на остальных людей, как на дерьмо, усекаешь? И программировали на «светлое будущее». Еще до поступления в школу вся наша жизнь была расписана по шагам, без права голоса! Я, может, и сам захотел бы стать дипломатом, но мне ни разу не дали об этом подумать! – Белов словно и забыл обо мне, но снова вернулся, начав говорить даже с некоторой долей доброжелательности: – И тут ты пришла к нам только в девятом классе – из нормального мира, где дети – не инвестиции, где их хвалят, если те занимаются спортом, красиво рисуют или имеют другие увлечения! Хвалят, а не говорят: «Можешь заниматься, чем хочешь, пока это не мешает учебе!», – и снова в нем поднималось раздражение. – Где людей ценят за какие-то качества, а не количество бабла и умение преподнести себя. В твоей старой школе все тоже бы молчали два года, если бы над кем-то так измывались, а? Никто бы слова не сказал? И сама бы молчала? И учителя бы делали вид, что ничего не происходит? Сомневаюсь! Пришла-то ты другая, и что? Тут же постаралась слиться с этой элитной массой! Извинялась, на коленях ползала, когда тебя унижали, лишь бы мы тебя приняли! Да я тебе услугу огромную оказал, не позволив этому случиться! А иначе сейчас ты бы уже изменилась – свысока смотрела бы на своих старых одноклассников, жалела бы их или смеялась над ними со своими новыми «друзьями». Спас тебя от скатывания в эту мерзоту!
– Благодарна тебе до слез! – снова вспылила я. – И что же ты тогда прекратил издеваться-то? Надоело?
Белов посмотрел на меня с презрением, будто я сморозила какую-то глупость, но через пару секунд решил объяснить:
– Потому что Танаевы! Потому что с их приходом мне перестало быть интересно доводить тебя – нашлись другие развлечения. Вот они – настоящие! Из всего этого обезличенного дипломатического биомусора можно выбраться, только держась за таких. Да и то, лишь до тех пор, пока мои родаки не узнают, что их безоблачная надежда дружит с детдомовцами! Этого они мне уже не простят!
Может, он и преувеличивает, но в корне прав. Если отец у Белова хотя бы вполовину такой, как он его описывает, то, узнав про «неблагополучных» друзей, сделает все возможное, чтобы изолировать их чадо от плохой компании. Уж если даже мои родители не пришли в восторг… Но – как там он выразился? – мои еще не успели скурвиться?
– Но… Это твой экзамен по социализации, не мой, – ответила я словами, когда-то услышанными от Макса.
– Да иди ты к херам со своей социализацией, мартышка! – Белов отрезал, заканчивая все разговоры. И быстро зашагал в обратном направлении, обозначая, что перемирие наше на этом расторгнуто.
Я смотрела ему вслед, вдруг впервые что-то в нем поняв. Он во многом ошибается, но не во всем. И при этом не видит самого главного – он ненавидит не гимназию, не одноклассников, не родителей… а только себя. Я же допустила серьезную ошибку, лишь теперь полностью это осознав: Белов никогда бы не смог принять спокойно мой удар жалостью. И он оставался все тем же говнюком.
* * *
Пятая Первого Потока свернула разговор на детской площадке почти сразу, предложив встретиться через пару дней на «нейтральной территории». Чем улица была не нейтральной, Мира и Макс понять не могли, но вынуждены были согласиться. Тем более, что внезапно возникшая скованность висела в воздухе, мешая спокойному разговору.
В итоге они все же встретились – в кафе сразу после школьного матча по баскетболу. Пятая в этот раз была без ребенка, будто опасалась, что тому могут причинить вред. Возможно, она не исключала и такое развитие разговора, что придется дойти до драки? И именно поэтому перенесла встречу? В общем, эту позицию она сразу же и обозначила:
– Учтите, я своим сообщила, что вы тут.
Свои – это остальные выжившие дети Первого Потока. Она еще в первый день сказала, что они всегда на связи.
– Что происходит, Пятая? – все же Мира не могла оставаться в неведении относительно замеченных странностей и дальше. – Что за негатив по отношению к нам? Словно мы враги!
Пятая думала долго, переводя взгляд с одного лица на другое, а потом решила ответить:
– А я пока не знаю, враги вы или нет.
– Ты о чем? – Макс нахмурился еще сильнее, будто до этого лицо его светилось счастьем.
Она пристально рассматривала неэмоциональное лицо парня:
– С тобой все в порядке? – она задала уж совсем непонятный вопрос, и Мира вспылила:
– С моим братом все в порядке! Завязывай уже с этими короткими непонятными фразочками! Объясни, как есть!
Пятая отвела взгляд от Макса и дальше говорила только Мире:
– Хорошо. Как ты, наверное, знаешь, в Первом Потоке осталось восемь человек – четыре мальчика, четыре девочки. У нас вообще был самый «женский» поток, – Мира кивнула. – С семнадцати лет мы выполняли задания. Братья делали то, где не нужно было глубоко внедряться в социум: убить, организовать теракт, заложить взрывчатку, украсть. Нас, девушек, использовали там, где требовалось что-то большее: наладить связи, поддерживать контакты, добыть информацию. Как оказалось, у нас это получалось гораздо лучше, а братья чаще вызывали подозрение… – девушка не хотела вдаваться в подробности, возвращая разговор к важному: – Нам всем кололи что-то, контролирующее эмоции. То ли этот препарат лучше работает на Y-хромосоме, то ли женщины в силу своих гормональных особенностей быстрее выводят его из организма – не знаю. Но факт в том, что мальчики социализировались хуже. Уже через год полевых работ, после седьмого трупа, я задалась вопросом: а зачем мы это делаем? Я видела других людей, видела, что они живут совершенно иначе! Нам заказывали политиков, журналистов, обычных бизнесменов, и когда я попыталась отследить логику, то поняла, что никакой системы нет. Нас просто использовали для заказов – кто заплатит, тот и клиент. Понимаешь?
Пятая пристально всматривалась в лицо Миры, ища поддержки своим словам, осознания. Конечно, Мира задумывалась об этом и раньше, но впервые ей кто-то говорил о настоящих неопровержимых фактах. Не дождавшись ее реакции, старшая продолжила:
– Организация зарабатывала на нас деньги, при этом не имея никакой политической стратегии или цели защиты национальных интересов. Скорее всего, это было временно – рано или поздно Организация встала бы на службу к какому-нибудь правительству. Опять же, просто к тому, которое способно предложить больше денег, – для Пятой, как и для Танаевых, отсутствие глобального целеполагания было очень важным аргументом, поэтому она выделила это утверждение, как особо важное, а только потом перешла к следующему. – Кроме того, над нами с младенчества ставили опыты и когда-нибудь, может, уже в Пятом или Шестом Потоке они бы создали идеальных солдат… – очередная пауза, которая закончилась даже проблеском полуулыбки. – К счастью, мы поддерживали друг с другом связь, несмотря на то, что задания проходили в разных уголках мира. Организация допустила ошибку, позволив нам считать друг друга родными. И после разговора с сестрами я только убедилась в своей правоте. Братья тоже к нам присоединились, потому что в итоге привязанность к нам оказалась сильнее преданности Организации, – и добавила совсем тихо: – Кстати, Второго мы так и не нашли. Он пропал где-то на последнем задании. Думаем, что погиб, но все равно закидываем весточки через интернет, на одну из которых вы и отозвались. Хотя… он бы уже обозначил себя, если бы был жив.
Вот оно самое: женские особи более способны на предательство. Магическая формула из детства Девятой, которая приобретала теперь ярко-выраженный контекст. Первый поток был самым «женским». Самым бракованным. Тем временем, Пятая продолжала:
– В среднем, через пять лет все сестры вписались в общество. Одна поступила на службу в полицию, чтобы реализовать свои навыки, другая… неважно, все нашли свое место, хоть и не все у всех гладко. А я социализировалась на сто процентов – вышла замуж за прекрасного мужчину, родила сына. И научилась бояться. Например, того, чтобы действие того препарата не передавалось по наследству. Но наши братья в силу отсутствия кем-то поставленной цели и сложностей социализации… – она перевела дыхание или собралась с мыслями. – В общем… Первый через пару лет начал воспроизводить свое последнее задание – он отыскивал бизнесменов, по внешним признакам похожих на его последнюю жертву, тихо убивал его, а потом и его семью. Даже отчеты высылал в уже несуществующую Организацию, – дала возможность слушателям оценить сказанное. – Третий насиловал женщин. Зверски так, с огоньком. Ни одна не выжила. Девятого каким-то образом людям удалось упечь в психушку, когда он в состоянии то ли алкогольного, то ли наркотического опьянения разнес в Мехико полквартала. И он сбежал оттуда. У людей нет средств, кроме пули в лоб, способных задержать кого-то из нас. И тогда мы…
Она замолчала. И Макс закончил за нее:
– И тогда вы сами убрали своих братьев.
Мира зажала рот рукой, чтобы не закричать. Пятая продолжала смотреть только на нее:
– И вот теперь я спрашиваю – все ли в порядке с твоим братом, Девятая?
– Да! – Мира вдруг захотела убедить ее, поэтому отозвалась чуть импульсивнее, чем собиралась. – Да! Никаких жертв! Агрессия только в случае самозащиты! Правда! Мы жили в детском доме, его потом усыновили, мы в школе… – она тараторила, пытаясь успеть выложить всю их историю, чтобы та поверила. Но вдруг осеклась, а потом добавила спокойнее: – Я не позволю причинить ему вред.
– Если он свихнется, – устало ответила ей Пятая Первого Потока, – то у тебя не будет выбора.
Над столом повисла звенящая пауза, во время которой каждый прокручивал в голове собственные мысли. А Максу было все предельно ясно, кроме одного:
– А вы узнали, кто взорвал Организацию?
– Ты еще не понял? – Мира грустно усмехнулась. – Они и взорвали. Они. Девочек на базе оставалось всего трое, считая меня. Незначительная жертва по сравнению с уничтоженными мальчиками и самой структурой.
– Конечно, – с железной уверенностью в справедливости своих действий подтвердила Пятая. – Однако тех, кто финансировал Организацию, мы так и не вычислили. А значит, не исключаем, что в мире могли остаться и другие такие же инкубаторы. И никто из нас ни разу не усомнился в том, что мы совершили добро. Во имя всех детей, которые составили бы дальнейшие Потоки.
Макс молча встал и вышел, Мира ринулась за ним.
– Брат! Стой, брат! Ну подожди же! – она догнала, схватила за руку, заставила посмотреть себе в глаза. – О чем ты думаешь? Ты их винишь за смерть наших братьев? Я тоже! Но… давай спокойно обо всем подумаем?
– Я спокоен, – сказал Макс, и именно так все и выглядело. – Я совершенно спокоен, как всегда. И разве это тебя не пугает, а, сестра?
Мира же услышала в этой реплике вызов.
– Нет! Тебя это не коснется! Потому что у тебя была другая ситуация! Макс, опомнись! У тебя всегда была я, ты держался за меня, а они были одни, поэтому и не справились. Ты не…
– То есть если с тобой что-нибудь случится, то у меня больше не будет ограничителя? И что я тогда сделаю? Разрушу мир? Или получу пулю от одной из старших сестер, как бешеное животное?
Легко вырвав свою ладонь из ее рук, он развернулся и потопал к машине, не дожидаясь ответа.
… ответа, которого у Миры и не было.
