Текст книги "Мы с Витькой (Повесть)"

Автор книги: О. Бедарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Олег Бедарев
МЫ С ВИТЬКОЙ

1. «ОБСТОЯТЕЛЬСТВО МЕСТА»

Когда в соседней комнате слышался раздраженный голос Петра Николаевича, глухо рокотавший, словно отдаленный раскат грома, я уже знал, что через минуту-другую найду своего приятеля Витьку на сундуке в коридоре или в ванной комнате.

Обычно все происходило как по летнему расписанию пригородных поездов – минута в минуту. Голос за стеной усиливался и усиливался, точно в приемнике подкручивали реостат громкости, фразы становились короче и резче, наконец последняя раздавалась в коридоре:

– А ну иди, голубчик, прохладись! Я тебе не позволю командовать в доме! Пока я жив, все будет так, как я считаю необходимым. Понятно?

Дверь захлопывалась. Я выжидал для безопасности несколько минут, а потом входил потихоньку в ванную. Лампочку мы там не включали – хватало света от небольшого окна под потолком, выходившего в кухню. Полумрак ванной больше соответствовал нашему настроению.

– За что тебя? – участливо интересовался я.

– Не знаешь, Сергей, что ли? – отмахивался Витька.

Я, конечно, знал. Мы учились в одном классе. В этот раз на уроке русского языка Витька засыпался на «обстоятельстве места» – не выучил правила и получил двойку. Именно это обстоятельство и возмутило его отца, а после того, как сын стал огрызаться, определило и место охлаждения Витьки – ванную комнату.

Но не это место, не эти обстоятельства наводили нас на грустные размышления. Пожалуй, мы были даже рады оставаться вдвоем в маленькой полутемной комнате, особенно с тех пор как нам запретили вместе готовить уроки. Витькин отец считал, что вдвоем мы только балуемся и бездельничаем.

В уныние же нас приводило то, что в нашей жизни не происходит ничего интересного. Все выдающееся совершилось без нас. Революция прошла без нас, Северный морской путь открыли без нас, война прошла без нас… Вот, может быть, ракета на Марс полетит…

– Это еще когда будет… – тянет Витька.

– Наверное, скоро! – говорю я.

– Скоро, так нас не возьмут…

– А если возьмут?..

И тут стены раздвигались, исчезали крючки с полотенцами и полки со стаканами, зубными щетками, мочалками, мыльницами, губками. Ванна превращалась то в ледокол, то в ледяные торосы, а газовая колонка становилась машиной корабля или межпланетной ракетой.

Нам ничего не стоило пробиться на своем ледоколе через все северные моря, пройти экватор и врезаться в глубь Антарктиды. Мы легко отрывались от Земли и улетали на Луну или на Марс.

Но чем дальше мы залетали, тем печальнее было наше приземление. В ванной загорался свет, и появлялась моя или Витькина мама.

– Вот они, дружочки! Опять неплохо устроились! А кто уроки будет готовить?

При ярком свете электричества на нас снова глядели скучные стены ванной, до половины покрашенные голубой масляной краской, закоптелая газовая колонка с грустно опущенным носом крана. И даже поникшие с крючков седые бородатые полотенца словно печалились вместе с нами. А мы шли читать географию, историю, решать задачи и примеры, писать сочинения.

Хорошо взрослым! Им не надо учить уроки, их никто не заставляет. Что захотел, то и делай. Хочешь – иди в кино, хочешь – гуляй, отправляйся на каток, поезжай за город. И у каждого из них в жизни было что-нибудь настоящее. Им, конечно, легко рассуждать!

Возьмите хотя бы Витькиного отца. Он первое метро в Москве строил. У него до сих пор метростроевский значок хранится. Да что Витькин отец – моя мама, такая тихая, рассудительная, а начнет рассказывать, как сама была маленькой, так слушаешь и удивляешься! Неужели и правда такое интересное детство бывает?

Они и с мальчишками дрались, и в походы ходили на лыжах, а еще с уроков на реку или на каток удирали. У нас только попробуй что-нибудь такое сделать, так потом разговоров не оберешься. Вот я в прошлом году перед уроком немецкого языка классную доску парафином натер. Приходит наша Герта Иосифовна, говорит:

– Дети, тише! На прошлом уроке мы с вами изучали глагол «хабен»…

Берет мел. Чирь-чирь-чирь по доске. Перевернет мел, опять чирь-чирь-чирь, и ничего не видно. В классе, конечно, смех. Герта Иосифовна ушла, хлопнула дверью. Ну подумаешь, великое происшествие – не было одного урока немецкого языка! Все равно никто ничего не знает по-немецки.

А тут, батюшки-матушки мои, как пошло! Сначала завуч появилась:

– Ребята, это срыв урока, нарушение учебной дисциплины!

Вожатый прибежал. Сам директор пришел:

– Ребята, тот, кто сделал это, вредит всему классу. Вы должны сказать, чья это работа.

Все молчат как рыбы. Директор на своем настаивает:

– Нельзя выдавать товарища, это я понимаю. Но тот, кто мешает заниматься всему классу, не может считаться вашим товарищем.

Люська Семенова не выдержала и ляпнула про меня. Она видела, как я этим делом занимался. Так после я целый месяц покоя не знал ни в школе, ни в отряде, ни дома. Будто пилой пилили: чуик-чуик, чуик-чуик! В школе – вожатый, классный руководитель, а придешь домой – мама: чуик-чуик, чуик-чуик!

Или в прошлом году летом мы с Витькой были в пионерском лагере. Чуть ли не весь месяц за ручку ходили. Речка – переплюйка, воробью по колено, а вожатый так и крутится, словно ястреб:

– Не отходите далеко! Купайтесь возле берега!

Докторша шумит:

– Дети, долго купаться вредно. Одевайтесь!

В футбол играть – по часам. В лес на прогулку – по часам. Возле костра соберемся: два притопа, три прихлопа, какая-нибудь Милочка стишок расскажет, а потом с девчонками хоровод води.

Один раз интересное дело началось – военная игра. Мы с Витькой разведчиками были. Забрался он на дерево и кричит мне:

– Нас обходят!

Стал спускаться, не удержался за сучок и шлепнулся на землю. Конечно, ногу повредил немного, хоть и не с самой вершины упал. Что тут было!

Кроме Витькиных родителей, понаехали из райкома, из горкома. Витьку повезли в Институт Склифосовского. А он хохочет. Его там просвечивали и нашли, что какая-то мелкая косточка треснула. Не знаю, так оно или не так, а через неделю Витька в футбол вовсю гонял, и ничего не трещало, не хрупало в ноге.

В лагере совещания, заседания. Старого вожатого сняли, приехал новый и еще пуще прежнего началось: «Не отходите далеко от берега!», «Не купайтесь долго!», «Не ходите в лес одни!»

И все это будто бы для нас самих, для нашей пользы. Забыли небось, что им в детстве на пользу было, а что во вред. Я как-то сказал маме:

– Сама рассказывала, какие вы шутки в школе проделывали, а на меня кричишь…

Так потом не рад был, что и сказал. Как принялась мне мама доказывать!

– Мы, – говорит, – были глупые. У нас другое время было. На нас было некогда родителям внимание обращать. Я хочу, чтобы тебе лучше жилось, чем мне.

Все, выходит, лучше нас знают, что нам хорошо, что плохо. Даже дворник, дядя Федя, и тот о нашей пользе заботится, когда нас со двора выгоняет.

– Для вас же лучше. Ценили бы. В наше-то время мелкоте условий таких не предоставляли, да и то в люди выбивались. А у вас все есть. Так учились бы лучше, чем мяч-то по двору гонять да день-деньской на собаках шерсть бить…

Вот уж чего я никогда в жизни не пробовал!

Одним словом, однажды мы с Витькой решили, что так больше жить нельзя.

– Надо ехать! – сказал я.

– Надо ехать! – отозвался с готовностью Витька.

Совершенно ясно: путь наш должен лежать на Север. Это единственное на земле место, где еще остались настоящие трудности для открывателей. Кроме того, мы были глубоко убеждены, что там, на Севере, если как следует поискать, еще можно найти новые земли. Если не материки, то, во всяком случае, мелкие острова где-нибудь под снегом должны быть.

Скоро мы поняли, что экспедиция потребует жертв, но это нас не остановило. Деньги, выданные в воскресенье на кино, мы истратили на компас. С огромным трудом удалось достать старенькую физическую карту СССР. Правда, ее пришлось основательно подклеить, но зато теперь у нас было основное пособие для экспедиции. На карте большой красной звездой обозначена Москва, следующий населенный пункт – Ярославль, потом Архангельск…

От Архангельска мы переплывем на полуостров Канин. Оттуда, когда море замерзнет, на лыжах и на собаках выйдем на Новую Землю, потом на Землю Франца-Иосифа и дальше будем продвигаться в зависимости от обстановки…

2. ПРИЗЕМЛЕНИЕ

Кто хоть раз в жизни отправлялся в дальний путь, тот знает, как это здорово. Нет, даже самое начало путешествия никогда не забудешь! А мы это все с Витькой пережили.

Ярославский вокзал. Позади хлопоты с покупкой всего необходимого на дорогу до Архангельска. Вот он, первый поезд. Пусть это всего-навсего электричка до Загорска, но ведь это тот самый поезд, который откроет нам путь в неизведанные края, края нехоженых дорог и ледяных пустынь.

Первые удары колес… Какую чувствуешь легкость! Снимаешь рюкзак, садишься на скамейку, смотришь в окно. Прощай, старая однообразная жизнь! Впереди – новая, полная тревог и бесконечной смены впечатлений.

Третий километр. Яуза… Знакомые очертания Москвы. Вдали виднеются дома, ворота Сельскохозяйственной выставки. Воспоминания роем проносятся в голове, а вместе с воспоминаниями в сердце приходит грусть.

Северянин… У переезда стоит симпатичный московский автобус. Он будто вышел специально к поезду, чтобы пожелать нам счастливого пути. А на круге – сине-желтый девятый троллейбус. Вот он закончил посадку и побежал в город: на Сельскохозяйственную выставку, к Рижскому вокзалу, на Колхозную площадь, в центр. Он немного не дойдет до нашего дома…

Нет, об этом лучше не думать. Я чувствую, как в носу у меня щекочет. Гляжу на Витьку и замечаю слезы на его глазах. Этого еще не хватало! Путешественник обязан смотреть вперед, а не назад…

И вот все это кончилось, оборвалось. Мы с Витькой снова сидим в ванной и, по правде говоря, очень хочется зареветь. На этот раз дверь закрыта снаружи на задвижку. После того как меня и Витьку из Александрова привез милиционер и сдал родителям, нас посадили и заперли.

Выйти отсюда дело пустяковое, раз плюнуть. Окошко легко вынимается. Стать на ванну, потом на кронштейн газовой колонки, вынуть раму, и вылезай себе спокойненько на кухню, а дальше – куда хочешь. Но дело не в этом.

Наша чудесная экспедиция продолжалась всего-навсего три дня. Преодолели мы немногим более ста километров пути. Наши рюкзаки с необходимыми припасами и наши деньги – все пятьдесят два рубля сорок копеек – конфискованы в милиции и теперь переданы родителям. Планшет с картой и компас – у Витькиного отца.

– Приземлились! – беснуется Витька, отчаянно жестикулируя. – Говорил же я, говорил…

– Что ты говорил? – сердито переспрашиваю я.

– Говорил, надо лучше подготовиться…

– Брось ты ныть! Если нас поймали, так это случайность.

– Случайность! – не унимается Витька. – Предусмотрели бы все, тогда и не было бы этой случайности.

– Кабы знал, где упасть, соломки бы подстелил…

Не нравятся мне Витькины рассуждения. Не так уж все плохо. Сейчас у ребят на дворе, наверное, только и разговоров, что про нас. Я слышал, несколько разведчиков уже звонили в наши двери, но их всякий раз выпроваживали, и не очень вежливо. А нам с Витькой будет что порассказать ребятам. Зря Витька ноет.

Меня лично в эти минуты больше всего волнует совещание, происходящее в соседней комнате. Кроме наших родителей, там сидит самая вредная соседка, Варвара Алексеевна, и еще приезжий – Василий Никанорович, Витькин дядя. Из комнаты иногда доносится приглушенный рокот голосов: говорят все вместе. Мне понятно: на этот раз мы действительно задали им задачку. Правда, что с нами делать?

Во всяком случае, я над этим голову ломать не собираюсь. Не стоит забегать вперед. Надо терпеливо ждать конца совещания. А пока, засунув руки в карманы, я насвистываю песенку про веселый ветер.

За этим занятием я не услышал, как щелкнула задвижка и отворилась дверь. Я заметил Тамару Ивановну, Витькину мать, только услышав ее голос.

– Я вижу, вы не очень убиты горем, – сурово заметила она, искоса поглядев на меня.

Дело приняло совершенно неожиданный оборот. Зря ломал голову Витька, стараясь предугадать решение взрослых. Я убедился на опыте, что это невозможно. Даже если ты придумаешь тысячу вариантов, они найдут тысячу первый. Так случилось и на этот раз.

Как только мы вошли в комнату, я сразу обратил внимание на разрумянившееся лицо моей мамы. Отец Витьки нервно расхаживал взад и вперед по комнате, потирая руки. Эта примета тоже не предвещала ничего доброго.

Мы стали у самого косяка двери и опустили головы. Что говорить, нам, конечно, совестно обоим. И очень хочется шмыгнуть мимо Тамары Ивановны в дверь, которую она загораживает своей довольно мощной фигурой.

После продолжительной паузы, к нашему удивлению, заговорил не Петр Николаевич, не Тамара Ивановна, не моя мама, а приезжий – Василий Никанорович.

– Так вот, молодцы хорошие, – начал он не спеша, изучая нас обоих веселым пристальным взглядом, – мы тут долго толковали. Поступок вы совершили, конечно, свинский – удрали из дому, никого не предупредив. Очень плохо! Но одна штука вроде бы смягчает вашу вину. Вы ведь перед собой ставили благородную цель. Хотели послужить человечеству на очень трудном поприще: изучить районы дальнего Севера, труднодоступные и суровые. Так я говорю?

– Так, – несмело подтвердил Витька, переминаясь с ноги на ногу.

А я на всякий случай возразил;

– Да, предупреди мы только, хоть намекни чуточку, нам бы и до Александрова не доехать. Отругали бы – и в ванную…

– Не думаю, – перебил меня Василий Никанорович. – Если бы вы доказали, что вполне готовы к такому важному предприятию, никто бы не запретил ехать. А вы поступили опрометчиво. Поэтому, собственно, ваша экспедиция и провалилась в самом начале.

Я глянул на Василия Никаноровича с нескрываемым удивлением. В его тоне я уловил нотку сочувствия. У меня даже шевельнулось в душе что-то похожее на симпатию к этому человеку. А он тем временем продолжал, тогда как все остальные упорно молчали;

– Мы обсудили создавшееся положение и пришли к выводу: вас не стоит наказывать. – После этих слов Василий Никанорович обвел взглядом всех присутствующих взрослых, как бы приглашая их подтвердить только что сказанное. – Мы, наоборот, должны помочь вам как старшие, имеющие некоторый жизненный опыт…

Я плохо соображал, к чему клонится дело.

– Итак, решено; мы, взрослые, имеющие большие возможности, должны помочь вам, – между тем говорил Василий Никанорович.

И мне вдруг показалось, что я начинаю угадывать ход его рассуждений. Теперь я уже ждал скучных слов, из которых в конце концов выйдет, что во всем виноваты мы и поэтому должны признать свою вину. Признать и дать соответствующие обещания.

Все шло, как я предполагал. Василий Никанорович уже выруливал на проторенную, давно знакомую дорогу: нам хотят помочь, подать добрые советы. Путешествие – дело трудное, требует длительной подготовки, больших знаний. Я предвидел и вывод: необходимо учиться, приобретать знания. Следом – знаменитая фраза, что нам предоставлены все возможности…

Я посмотрел на Витьку. Он тоже стоял, грустно опустив глаза и привалившись поудобнее к косяку. Но тут, к моему великому удивлению, Василий Никанорович повернул совсем в другую сторону. Я даже растерялся, почувствовав себя на совершенно незнакомой дороге.

– Самым большим недостатком в вашей подготовке к работе в условиях дикого Севера я лично считаю отсутствие должной тренировки, – подытожил Василий Никанорович, – поэтому вам необходимо предоставить возможность проверить свои силы. Было мнение направить вас в пионерский лагерь, но, мне кажется, это отвлечет вас от прямой цели. Я предлагаю другое: вы поедете ко мне в деревню на все каникулы. Это не совсем Север, но, во всяком случае, довольно северный район. Там вы сумеете провести необходимую тренировку с тем, чтобы на следующее лето, если будете чувствовать себя достаточно подготовленными, двинуться в далекий путь.

При этих словах Витькин отец криво улыбнулся. Он, конечно, был уверен, что, сколько бы мы ни тренировались, сколько бы ни готовились, из нас все равно ничего не выйдет. Разве он мог поверить в наши силы и возможности!

– Согласны ли вы с таким решением вопроса? – спросил Василий Никанорович. – Я, конечно, не сумею уделить вам много времени, но посильную помощь в тренировке окажу.

Что это значит? Я боялся, что наш будущий тренер чего-то не досказал. Не могла моя мама добровольно дать мне полную свободу. Витька тоже растерянно смотрел на своих родителей. Но и моя мама и родители Витьки хранили молчание, как будто заранее сговорились держать нас в полном неведении.

– Согласны ли вы поехать ко мне на лето для тренировки? – в упор обратился к нам Василий Никанорович.

– Согласны… – неуверенно ответили мы оба вместе, недоуменно поглядывая то на взрослых, то друг на друга.

– Ну вот, я был уверен в благоразумии ребят! – сказал Василий Никанорович, казалось, очень довольный результатом разговора.

3. СНОВА В ПУТЬ!

Василий Никанорович был, пожалуй, первым в моей жизни взрослым, который правильно понимал нас, считался с нашими желаниями. Это был настоящий, серьезный человек.

Вот скажите: милиционеры – серьезные люди? Я считал, что постовой никогда не шутит, не улыбается. Если говорит, то не как все, а приказывает. Он свистит, прикладывает руку к козырьку, требует. Я убежден, что в милиции служат именно такие люди. А что получилось? Когда нас в Александрове сняли с поезда и привели к начальнику милиции, так он слушал нас и хохотал. Да еще хвалился, что в этом году снимает уже четвертую экспедицию.

Нет, не таков Василий Никанорович. Он даже не разрешил никому вмешиваться в наши сборы.

– Ребята собирались в далекие северные моря, – сказал он маме с укоризной, – а вы хотите что-то переделывать. Ничего не надо. Того, что они взяли с собой, вполне должно хватить в пустяковом тренировочном путешествии…

После этого наши рюкзаки, планшетка с картой и компасом были выданы нам в том виде, в каком привезли мы их из Александрова. Мама тут же вернула мою гордость – складной перочинный ножик с двумя лезвиями, отверткой, шилом и штопором, купленный мной на собственные сбережения.

На вокзал мы тоже отправились совершенно одни. Никто нас не провожал и не давал никаких напутствий. Мне даже показалось немного обидным, что мы так просто покидаем Москву.

На первой же большой станции дядя Вася сунул Витьке в руки чайник и послал за кипятком. «Ага, – сразу подумал я, – одного посылает. Все-таки боится пустить вдвоем».

– Что, и тебе охота пробежаться? – будто угадал мои мысли дядя Вася. – Валяйте вдвоем. Только узнайте у проводника, сколько времени поезд стоит. Не отстаньте.

Мы выскочили из вагона и направились вперед по ходу поезда. Кипятильник находился как раз, напротив нашего паровоза. Прежде всего мы и остановились посмотреть на красавца серии «СУ» – большеколесого, зеленого и такого быстрого.

Когда мы наконец набрали кипятку, то услышали позади себя протяжный гудок этого самого красавца. Обернулись и остолбенели. Паровоз медленно и плавно двинулся вперед, с напряжением вытягивая кривошипы и усиленно пыхтя.

Мы кинулись к составу. Я бежал сзади, а Витька прыгал впереди, стараясь балансировать чайником, полным кипятку.

– Беги к первому вагону! – крикнул я. – В свой не успеем.

Приятель не расслышал и повернулся ко мне, загородив дорогу. Мы столкнулись.

– Беги! Чего рот разинул! – обозлился я.

Витька двинулся было снова вперед, но зацепился за шпалу и рухнул на землю. Чайник отлетел в сторону, плеснув кипятком на мою ногу. Я издал звук, похожий на сигнал отправления нашего паровоза, и запрыгал на одной ноге. Мимо нас уже проплывал четвертый вагон. Поезд набирал ход. Я легко представил, с какой скоростью будет идти мимо наш одиннадцатый вагон.

Я схватил теперь уже пустой чайник и налегке побежал дальше, подтолкнув приятеля, успевшего подняться.

Чьи-то руки схватили Витьку, потом легко подняли и меня на площадку вагона.

– Эх вы, горе-путешественники! – произнес веселый низкий голос.

Я увидел подполковника в летной форме, а рядом с ним проводника, сердито говорившего Витьке:

– Из какого вагона?

– Из одиннадцатого.

– С кем едете?

– С дядей, – несмело ответил Витька, наверное опасаясь, что нам снова не поверят, как тогда, в Александрове.

И у меня в голове мелькает подобная мысль, но я уверен, что присутствие дяди на этот раз можно доказать. Ведь тогда, в Александрове, мы с милиционером долго ходили по всем вагонам и по вокзалу, но дядю так и не нашли.

– «С дядей»! – ворчит проводник. – Вот пойти с вами, да и рассказать дяде, как вы себя ведете! Ведь могли под колеса угодить. Хорошо, товарищ подполковник заметил да забросил на площадку.

– Ногу-то здорово ошпарил? – наклоняется ко мне подполковник.

– Нога ничего, – тороплюсь я заверить нашего спасителя, – а вот из-за чего ходили – кипяток весь разлили.

– Кипяток ерунда, – говорит проводник, – за ним нечего было и ходить. У меня в служебном отделении два ведра, заходите да берите.

Мы обрадовались, быстро налили чайник и, поблагодарив проводника, пошли. Переходя с одной площадки на другую, добрались до своего вагона. Мы ожидали взбучки, но дядя опять удивил нас.

– Вот и кипяточек, – заулыбался он, поднимаясь нам навстречу и потирая руки, – в дороге золотое дело горяченьким чайком побаловаться.

Он предложил соседям по купе пользоваться кипятком. Раскрыл небольшой чемоданчик и стал выкладывать самые разнообразные домашние закуски.

– Заварка-то у вас есть? – спросил он неожиданно.

Чаю ни у меня, ни у Витьки не было.

– Как же это вы? В далекий путь – и без щепотки чаю! Хотя не знаю, может, так полагается для легкости, когда на Северный полюс двигаешь?..

Ошпаренная нога сильно болела. Покончив с чаем, я полез на свою верхнюю полку, достал из рюкзака баночку вазелина и принялся натирать покрасневшую кожу.

– Что это у тебя? – спросил дядя Вася.

– Кипятком немного… – уклончиво ответил я.

А Витька вдруг прыснул.

– Как же это получилось? – полюбопытствовал дядя Вася.

Витька не удержался и пустился в подробное описание происшествия. Он то и дело хохотал. Смеялся и дядя Вася. Я тоже улыбался, хотя мне было совсем не до смеха: нога болела все сильнее. А еще мне казалось, что Витькина откровенность не пойдет нам на пользу.

Мои опасения полностью подтвердились на следующей же большой станции. Дядя Вася не пустил нас прогуляться, а пошел сам.

– Вы и впрямь отстанете от поезда, а мне потом хлопоты, – заявил он. – Не будем лишний раз испытывать судьбу.

– Вот видишь! – напустился я на Витьку, как только наш спутник вышел из вагона. – Вечно лезешь со своим длинным языком! Теперь до самого конца из вагона носа не высунешь.

Витька молчал, понимая свою вину, и даже не пытался оправдываться. Дядя Вася вернулся очень скоро и принес жирную, хорошо зажаренную курицу.

– Станция Долотово славится дешевым базаром и особенно курами, – объяснил он соседям, а нам сказал: – Смотрите, какой у нас славный обед будет.

Пообедали мы действительно на славу. Потом разлеглись по полкам кверху животами. Я непременно заснул бы, но Витька вдруг хитро подмигнул мне и обратился к нашему тренеру:

– Дядя Вася, вот вы сказали – судьбу испытывать. Разве она машина или аппарат какой, чтобы ее испытывать?

Василий Никанорович улыбнулся.

– Ох, и хитер ты, Виктор! – сказал он, а немного подумав, весело добавил: – А все-таки лишний раз судьбу испытывать не надо. Послушайте вот…