Текст книги "Страшные истории острова Джерси (ЛП)"

Автор книги: Ной Гоатс

Соавторы: Эррен Майклз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Оливер решил перейти к делу.

– Не хочу давить на вас, мистер Хьюлин, и, возможно, я совершенно не прав, но мне кажется, что вы пришли сюда поговорить о чем-то конкретном, и что это не история вашей семьи.

Томас выглядел удивленным тем, что Оливер так много понял интуитивно, но быстро признал, что молодой человек прав.

– Да, да, я пришел сюда не для того, чтобы говорить обо всех этих старых неприятностях, во всяком случае, не напрямую. Но когда я услышал, что мой брат продал это старое место, то понял, что должен поговорить с новым владельцем. Джеймс, возможно, продал его и умыл руки, но я думаю, что есть несколько вещей, которые вам следует знать.

– Например, что? Потрескавшийся фундамент? Протекающая крыша?

– Нет, нет, ничего подобного. Проблемы с этим домом немного больше… немного сложнее. Они лежат глубже, чем что-либо вроде треснувшего фундамента..

Оливер не мог представить, о чем говорил старик, поэтому он не ответил. Он ждал, что Томас продолжит.

– Мой отец был в некотором роде странным человеком, – осторожно сказал Томас. – Он любил историю, и его по-настоящему восхищали те, кто был до него. Он был одержим волнами людей, которые омывали этот остров. Есть поселения, даже замки, настолько древние, что знания об их обитателях были утеряны для истории. Существуют даже мифы и легенды о том, что остров был последним прибежищем волшебного народа, но это, конечно, всего лишь детские сказки. Джерси, знаете ли, был частью Римской империи, прежде чем скатиться обратно в варварство в Темные века. Викинги распространяли здесь свой террор и завоевания, прежде чем назвать себя норманнами и осесть. А совсем недавно, конечно, появились немцы. У моего отца было такое представление о Джерси как об острове, на который время от времени обрушивались изменяющие ландшафт цунами вторжения или иммиграции. Но для него настоящий Джерси был самым древним. Люди были здесь еще до того, как Джерси стал островом. Они охотились на мамонтов и хоронили своих самых почитаемых умерших в дольменах, которые отмечают эту землю. Вы, должно быть, видели их. Они напоминают путешественникам, что те находятся в древнем месте, существовавшем еще до того, как были построены все великие города записанной истории. Этот остров – совершенно особенное место.

Оливер сидел и слушал. Дело в том, что он очень мало знал об острове, на который приехал, чтобы поселиться. Он приехал, потому что представлял Джерси тихим и уединенным местом, а не из-за его истории. Теперь он поймал себя на том, что погружен в мысли о странных и древних людях, которые жили в этой местности.

– Это, – продолжил Томас, указывая на дома вокруг него, – не первый дом, построенный на этом месте. Был дом, очень похожий на этот, построенный в 1860-х годах эксцентричным антикваром по имени Чарльз Гудвин. Предположительно, он был так же одержим прошлым этого острова, как и мой отец… если это вообще возможно. Вы заметили, что этот дом построен на небольшом холме, и были люди, которые говорили, что Гудвин построил здесь свой дом, потому что считал это место древним курганом, сооружением, которое, возможно, предшествовало даже другим дольменам.

– И вы верите в эту историю? – спросил Оливер тоном, который не скрывал его скептицизма.

– Ну, да, я полагаю, что верю.

– И ваш отец построил это место, потому что тоже в это верил?

– Да.

– Но как мог ваш отец или этот парень Гудвин, оба испытывавшие глубокое уважение к прошлому, захотеть построить дом прямо на том, что они считали древним захоронением? Для меня это звучит скорее как осквернение. Кроме того, разве они не захотели бы исследовать то, что находится под землей? Поделиться этим с другими жителями Джерси?

– Конечно, можно было бы посмотреть на это и так, но думаю, что они смотрели на вещи по-другому. Они верили, что охраняют это. Дома, которые они построили здесь, были барьером, не дающим миру расколоть то, что находилось там, как грецкий орех, и выставить его сокровища на всеобщее обозрение в каком-нибудь музее. Это место было спроектировано как сторожка, если хотите, для защиты того, что находится внизу.

– Сокровища?

– Да, если это гробница, то там может быть что угодно. Бесценные артефакты. Я полагаю, это зависит от того, кто был здесь похоронен, или насколько важным древние люди считали это место.

Мысль о том, что под его домом зарыт клад, показалась Оливеру совершенно абсурдной, и впервые он поймал себя на том, что начинает подозревать своего посетителя.

– Зачем вы мне это рассказываете? – потребовал он ответа.

– Ну, – смущенно пробормотал Томас, – я размышлял, стоит ли мне вообще вам что-нибудь рассказывать об этом. С одной стороны, я подумал… если расскажу вам, вы действительно можете отправиться на поиски сокровища, а это именно то, чего я не хочу, чтобы вы делали. С другой стороны, я подумал, вы заслуживаете знать. Если бы с вами что-нибудь случилось, а я не предупредил бы вас об опасности, я бы никогда себе этого не простил.

– Подождите-ка, о какой опасности?

– Опасности искать здесь сокровища. – Томас наклонился вперед, в его голосе звучала настойчивость. – Этот парень Гудвин спокойно прожил свою жизнь на этом месте и, как и мой отец, он, по-видимому, никогда не отходил слишком далеко от дома. Когда он умер, его наследники решили продать дом, несмотря на дополнение в его завещании, которое настоятельно рекомендовало им сохранить его в семье. Новые люди, которые переехали, почти сразу пожалели о своей покупке. Они начали… кое-что слышать.

Оливер, вспомнив шаги, раздавшиеся несколько дней назад, внезапно утратил остатки скептицизма:

– Семья что-то слышала? Что именно?

– Они сказали соседям, что слышали шаги. Они сказали, что почувствовали присутствие зла в подвале дома, и что они слышали рычание огромной собаки внизу, хотя никакой собаки не было видно. Однако один из их детей, у них, как вы видите, было два мальчика, утверждал, что видел в том подвале большую черную собаку. Он, по-видимому, был до смерти напуган. Он описал ее как чудовище и сказал, что на ней был странный ошейник из золотой тесьмы. Но у детей такое воображение. Сомневаюсь, что кто-либо когда-либо воспринимал это всерьез.

Скептически или нет, Оливер обнаружил, что ему очень интересно то, что хотел сказать этот человек. На самом деле он не верил Томасу, но слышать такие странные истории, связанные с его домом, было довольно волнующе.

– Так что же случилось потом? – спросил он.

– Они исчезли.

– Что вы имеете в виду?

– Они исчезли из района, и больше их никто не видел. Затем, однажды ночью, через несколько недель после их исчезновения, дом сгорел дотла. Когда мой отец купил этот участок земли, обугленные обломки первоначального дома все еще загромождали это место. Подвал – это все, что сохранилось от того первоначального строения.

– И как люди отнеслись к исчезновению семьи?

Томас пожал плечами:

– На самом деле это просто слухи. Некоторые из них знали старые легенды об этом месте, но некоторые люди говорили, что этот человек присвоил деньги своих работодателей и сбежал в Южную Америку. Они обвинили в поджоге дома вандалов или бродяг, которые поселились в нем, когда стало известно, что он заброшен.

– Но очевидно, что вы не верите, что это действительно то, что случилось с людьми или с первоначальным домом.

– Да, я не верю.

– Тогда во что же вы верите? – осторожно спросил Оливер.

Томас посмотрел вдаль из окна, тщательно подбирая слова.

– Мистер Гудвин и мой отец построили здесь дома, чтобы что-то защитить, но я верю, что чем бы это что-то ни было, оно вполне способно защитить само себя. Мой отец, а до него Гудвин, называли это место «Проходом». Предполагаю, что они имели в виду проходную могилу, так называется расположение некоторых сооружений дольмена. Возможно, они имели в виду что-то другое. Послушайте, – Томас посмотрел Оливеру прямо в глаза, – я не знаю точно, что случилось с этими людьми, но могу сказать вам, что подозреваю. Я верю, что они отправились на поиски сокровища, которое, по слухам, зарыто где-то у нас под ногами. Верю, что они нашли его, и верю, что они заплатили за это.

Прошло две недели, и Оливер провел их, работая над своей книгой, читая в кресле и совершая прогулки, чтобы познакомиться с островом. Всякий раз, возвращаясь с этих исследований, он ловил себя на том, что смотрит на холм, на котором стоял его дом, пытаясь определить, действительно ли это мог быть какой-то могильный курган. Он всегда быстро и с кривой улыбкой отметал эти мысли.

Он больше не слышал шагов и никогда не слышал рычания собаки в своем подвале. Однако постепенно он начал задумываться о небольшом холме, на котором стоял его дом. Джерси был местом, где слои истории наслаивались друг на друга. Почему бы его дому не быть построенным на каком-нибудь историческом месте захоронения? Казалось, они были повсюду на острове.

Оливер начал интересоваться местным наследием, посещая старые дольмены и стоячие камни. Предполагалось, что это были могилы или какая-то форма древнего календаря, который соответствовал естественным траекториям движения солнца, но они были слишком древними, чтобы это было чем-то большим, чем домыслы историков.

Особенно привлекло его внимание место под названием Ла-Хуг-Би. Это был могильный курган с огромной раскопанной проходной могилой. По размерам он был очень похож на холм, на котором стоял его дом. Во время своего визита на это место он был поражен, увидев огромный клад древних монет и золотых украшений, само сокровище было найдено в другом месте острова, но изучалось там. Ему сказали, что это самый большой клад, когда-либо найденный в Европе. Это захватывало дух и напомнило ему о драконьих сокровищах, о которых он читал в фантастических книгах подростком. Проходная могила сама по себе была мокрым, торжественным памятником невероятному архитектурному мастерству какой-то древней расы. Как люди могли передвигать гигантские камни без помощи механизмов или уравновешивать их так, чтобы они стояли вечно, было загадкой, в которой люди, гораздо более образованные в этом вопросе, чем Оливер, все еще не были уверены. Стоя в проходной могиле, Оливер чувствовал, что на него давит не только огромный могильный холм наверху, но и сама тяжесть истории.

Оливер посетил музей Джерси и с удивлением посмотрел на древнее золотое ожерелье, читая о его истории. Это было толстое ожерелье из чистого золота, красиво скрученное и неизмеримо ценное, которое необъяснимым образом было найдено в фундаменте чьего-то дома. Оно было похоронено и забыто столетия назад. Возможно, даже тысячелетия назад.

«Конечно», подумал Оливер, «вся эта чушь о людях, таинственно исчезающих из его маленького домика, должно быть, полная чушь». Но, возможно, только возможно, было не совсем неразумно думать, что маленький домик был построен на какой-то древней гробнице. Небольшой холм действительно казался странной географической аномалией в окружающем ландшафте Петит-Порта.

Мысль о том, что, возможно, в историях, рассказанных ему Томасом, что-то было, начала терзать Оливера. Было бы слишком далеко заходить, если бы сказать, что Оливер верил, что его дом был построен над древней сокровищницей, но чем больше он думал об этом, тем меньше чувствовал, что может исключить такую возможность. Мысль о том, что всего в нескольких футах под каменным полом его подвала могут находиться великолепные археологические раскопки, все чаще и чаще приходила ему в голову.

Месяц спустя он спустился в подвал и включил единственную голую лампочку, которая залила комнату тусклым светом. У него были лом, кувалда, кирка и лопата. Когда разговорчивый продавец в магазине «Сделай сам» спросил его о проекте, для которого потребуются эти инструменты, Оливер пробормотал что-то неопределенное насчет «приведения в порядок сада», прежде чем поспешно уйти со своими покупками.

Он не стал сразу колотить и копать. Вместо этого он прошелся по маленькой комнате, постукивая по кирпичным стенам и каменному полу своим тяжелым ломом. Он особенно внимательно изучил пол, ища место, которое, возможно, недавно заменяли или которое вообще выглядело по-другому, но там не было ничего, что могло бы показаться неисправным. Постучав стальным прутом по полу, он не обнаружил никаких пустот.

В отличие от своих предыдущих походов в подвал, Оливер теперь не чувствовал, что за ним наблюдает недоброжелательное присутствие. Он не ощущал никакой враждебности. Толстый джемпер защищал от пронизывающего холода, а MP3-плеер, воспроизводящий веселую музыку, избавлял от ощущения, что за ним наблюдают.

Оливер не собирался позволять глупому детскому страху пересилить его надежду найти зарытый клад или место, имеющее археологическое значение. Это было то, о чем он мечтал с детства. Он представлял, что все дети испытывают такую потребность в настоящем приключении, желание найти что-то волшебное, которое по-настоящему никогда не ослабевает в человеческой психике, даже когда люди становятся старше.

В углу подвала он, наконец, нашел расшатанную плитку. Он просунул под нее ломик и приподнял его, обнажив участок земли. Он вытаскивал наружу из этой первой щели в мощении дополнительные камни. Они поддавались легко, как старые гнилые зубы, и вскоре он удалил дюжину из них, обнажив квадратный метр земли. Оливер взял лопату и огляделся. Он был благодарен, что то, что он делал, было скрыто от посторонних глаз. Он чувствовал бы себя слишком глупо, выкапывая сокровища у себя во дворе, где их могли увидеть соседи или прохожие. Поскольку подвал был в его полном распоряжении, свидетелей его глупости не было.

Лопата легко погрузилась в мягкую грязь. Он увидел пепел в почве и вспомнил рассказ Томаса о том, как сгорел первый дом. Ему не пришло в голову задуматься о том, что, если Томас был прав в чем-то одном, он может быть прав и в других вещах. Даже сквозь стук лопаты о землю, музыку в наушниках и собственное тяжелое дыхание Оливеру показалось, что он слышит низкий звук, который эхом разносился по комнате, пока он копал. Это было глубокое рокочущее рычание, но когда Томас повернул голову и ничего не увидел, то понял, что это мог быть просто раскат грома.

Он наткнулся на большой плоский камень на два фута (0,6 м) ниже уровня пола своего подвала. Он расчистил почву от этого камня по расширяющемуся кругу, ища его края. Вскоре он очистил камень от всей грязи и обнаружил, что к нему со всех сторон прижаты дополнительные большие плоские камни с промежутками между ними. Это его взволновало. Расположение этих камней выглядело совсем не естественным. То, как они были подогнаны друг к другу, сильно намекало на то, что их разместили здесь люди.

Ломик скользнул в щель между камнями, и Оливер, кряхтя, поднял его. Камень, который он откопал, был квадратным, размером с большую коробку из-под пиццы и раза в три толще. Он был тяжелым, но его было легко приподнять на несколько дюймов с помощью ломика. Приложив некоторые усилия и движимый адреналином возбуждения, он смог поднять его до конца. Когда он потянул его обратно, то, к своему изумлению, увидел, что под камнем ничего нет. Никаких других камней. Никакой грязи. Только темнота.

Он включил свой фонарик и осветил дыру всеми 1200 люменами резкого света. Он надеялся, что факел обнажит груды монет, или мечи и доспехи, инкрустированные золотом, или колье с крутящим моментом, подобное тому, что выставлено в музее Джерси. Однако со своего наблюдательного пункта над дырой он не мог видеть ничего, кроме голого каменного пола камеры внизу. Оливер почувствовал внезапный страх, что причина, по которой семья, которая раньше жила в этом доме, исчезла так внезапно, заключалась в том, что они сами нашли сокровище и питались им.

Он решил, что ему придется спуститься в дыру и осмотреться. Одной вещью, которую он не додумался купить в магазине поделок, была лестница, поэтому он заглянул в дыру и обдумал свои варианты. Он мог бы сейчас пойти и купить лестницу, но это заняло бы слишком много времени. Зайдя так далеко, он отчаялся идти дальше. Он ненадолго задумался о том, чтобы одолжить лестницу у соседа, но для этого пришлось бы солгать о том, для чего он намеревался ее использовать. Обдумывая свои варианты, он вспомнил, что у него есть веревка, пятьдесят метров динамической альпинистской веревки, оставшейся от его краткого занятия скалолазанием несколько лет назад.

Он взбежал по лестнице и после долгих мучительных поисков нашел еще нераспечатанную коробку, в которую упаковал уличное оборудование перед переездом. Он с ухмылкой выудил веревку и направился обратно в подвал.

Свет был выключен, и он был зол на себя, хотя и не помнил, чтобы выключал его. Возможно, он сделал это в спешке, или старая лампочка наконец перегорела, это не было бы сюрпризом. Он огляделся в поисках фонарика, но не оставил его на кухне. Он оставил его в подвале.

Оливер медленно и осторожно крался вниз по лестнице, держа в одной руке тяжелую веревку, а в другой – мобильный телефон с тускло светящимся индикатором. Медленно спускаясь, он вспомнил, как его напугал этот подвал, когда он вошел в него в первый раз, и почувствовал, что страх возвращается. Он вынул свой MP3-плеер, и внезапная тишина была шокирующей. Но как только его рука нащупала выключатель и снова включила свет, он почувствовал себя более логичным, современным человеком.

Затем он заметил, что камень снова был положен поверх дыры. При виде этого по его телу пробежал быстрый толчок сверхъестественного ужаса, и рациональной части его было не так-то легко отбросить это происшествие.

Он уставился на него, рассуждая, что, должно быть, оставил камень таким образом, что тот соскользнул под собственным весом и упал обратно в исходное положение. Он попытался вспомнить, как он оставил камень, но не смог. Обнаружение комнаты под камнем было таким волнующим моментом, что его разум не зафиксировал ничего другого.

«Должно быть, я оставил его так, что он мог легко скользнуть обратно», – подумал он.

Он снова схватил брусок и выдвинул его. На этот раз он положил его ровно и отодвинул на несколько дюймов от отверстия. Он лишь мельком взглянул в колодец теней, который тот закрывал. Медленно, нервничая, Оливер подошел, чтобы обвязать веревку вокруг печи. Это был прочный, надежный якорь. Затем он связал из веревки несколько петель для рук и ног, превратив ее в нечто вроде рудиментарной лестницы, по которой он мог спускаться в камеру внизу и выходить из нее. Оливер бросил свою веревку в отверстие. Конец ее был поглощен тьмой.

Он остановился у входа в яму, мысленно ругая себя за момент паники. Он был человеком науки. Он не боялся призраков или проклятий, которые, возможно, были наложены на древние могилы. Это был просто первобытный инстинкт, вызывающий у него этот парализующий страх. Это была просто травма его детской фобии, его ужасный страх темноты, который снова поднял свою темную голову. Он победил это в детстве, сказал он себе, и он, безусловно, победит это сейчас.

Однако, даже если в темной яме внизу не притаился никакой сверхъестественный ужас, все равно могут быть всевозможные опасности. Что, если он упадет, спускаясь вниз, и сломает ногу? Его мобильный здесь не ловил сигнал, как он вообще мог выбраться?

Оливер заколебался, но импульс момента был слишком силен. Он купил инструменты, сам разбил пол, вырыл яму, поднял камень и смастерил веревочную лестницу. Неужели после всего этого он действительно был таким трусом, что не спустится в могилу на десять футов? Неужели он действительно собирался позволить какому-то другому человеку первым ступить туда и найти сокровища, которые ждали его в темноте внизу? Отказался бы он от этого редкого шанса на приключение ради какого-нибудь занудного историка, который хотел собрать компромат и просеивать его месяцами, прежде чем поднять еще один камень или спуститься в таинственную темноту, чтобы увидеть, что там было на самом деле?

– Маловероятно, – пробормотал Оливер себе под нос.

Он сунул фонарик в карман, ухватился за узел на конце веревки и спустился вниз.

Он оказался в камере за считанные секунды. Он стоял в круге света, падавшего из комнаты наверху, пока вытаскивал свой фонарик и включал его. Он медленно повернулся кругом, светя на ходу. Стены гробницы были сложены из крупных камней, которые были хорошо подогнаны друг к другу. Они удерживались на месте за счет собственного веса и формы, а не за счет какого-либо раствора или бетона. Это был настоящий дольмен, похожий на дольмен в Ла-Хуг-Би, но намного больше.

Комната, которую он образовывал, была пуста, но из нее вел низкий туннель. Возможно, там, внизу, был какой-то древний клад, где он ждал десять тысяч лет, чтобы быть обнаруженным им. Мужчина отошел от веревки, по которой спускался в камеру, и двинулся в направлении этого многообещающего туннеля.

Когда он наклонился, чтобы войти в туннель, то смог что-то увидеть. Это было похоже на какую-то рваную ткань. Он подумал, может ли это быть погребальный саван. Могла ли ткань сохраниться здесь на протяжении стольких веков? Он шаркал, сгорбившись, по туннелю, его свет был направлен на ткань. Изодранная ткань не имела смысла. Почему-то она не выглядела древней, но была порвана. Позади того места, где она лежала, туннель тянулся дальше, чем мог достичь свет его мощного фонарика.

Оливер протянул пальцы, чтобы коснуться вышитой ткани, и в мгновение ока понял, на что смотрит. Это был не какой-то древний погребальный саван, и это не было чем-то современным. Это было платье, и он мог сказать, что оно относилось к эдвардианской эпохе. Из выреза свисал разбитый череп, смотревший в его сторону. В глубине туннеля за ним он увидел еще три скелета, двух мальчиков и мужчину, одетых в такую же архаичную одежду, распростертых на земле и разорванных. Это была та самая семья, которая купила дом у Гудвина, Оливер в этом не сомневался. Их кости были разбросаны, будто их бросили. Некоторые из них были сломаны.

Разумный современный человек внутри Оливера начал говорить что-то о том, что беспокоиться не о чем. В конце концов, мертвые не могут причинить тебе вреда. Однако он больше не прислушивался к этой части себя. Его более мудрые животные инстинкты полностью взяли верх, когда он пополз обратно тем же путем, которым пришел, ужас придавал ему быстроты.

Добравшись до камеры в конце туннеля, он увидел нечто, от чего у него кровь застыла в жилах. Свет в подвале наверху погас. Только при свете фонарика он увидел, как его веревка на мгновение дернулась, будто развязывались узлы, прежде чем упасть в проход к нему. Он подбежал к тому месту, где его веревка лежала на земле беспорядочным кольцом, и заглянул в дыру, из которой он спустился. Он направил луч фонарика вверх, боясь того, что может увидеть, но зная, что должен посмотреть.

Он увидел, как толстый серый камень перемещается над ямой, словно сам по себе, по пути осыпая его рыхлой грязью. Затем встал на место с меловым стуком. Он был погребен. Похоронен заживо. Он закричал, хотя уже знал, что никто никогда его не услышит.

Именно тогда он услышал звук, который ранее принял за раскат грома. Это был звук сердитой, голодной собаки, рычащей где-то в темноте, и он становился все ближе.

ПРОЦЕССИЯ В СУМЕРКАХ

Они соревновались с темнотой. Раннюю часть того июньского воскресного вечера они провели, гуляя рука об руку по лесам и полям в приходе Святого Лаврентия. Они шли бок о бок, украдкой бросая друг на друга взгляды и сверкая улыбками. Джеймсу нравилось, как солнечный свет играет на ее золотистых волосах, а Люси восхищалась силой и жизнелюбием, которые исходили от него.

Они две недели назад вернулись из свадебного путешествия в Париже, и Люси не сомневалась, что сделала правильный выбор, выйдя замуж за этого человека. Джеймс был так же без ума от нее. Всякий раз, когда люди спрашивали его, что привлекло его в ней в первую очередь, он всегда отвечал, что это был серебристый звук ее смеха, когда он впервые услышал его в пабе. И все же, хотя ему действительно нравился ее смех, это была ложь. Во что он впервые влюбился, так это в ее красоту. Не только очевидную красоту, которую могли видеть все, но и тайную: то, как морщился ее нос, когда она улыбалась, или то, как она опускала глаза и слегка краснела, когда ей делали комплимент. Ее доброта освещала ее изнутри, и Джеймс чувствовал, что видит каждую грань ее красоты так, как другие люди просто не могли.

Тени, которые слегка склонялись к востоку от деревьев, когда они начинали свою прогулку, удлинились. Они выглядывали из каждой рощицы и каждого дерева, преследуя пару по полям. Тени касались их, когда они шли, и за деревьями больше не было видно солнца. Джеймс и Люси участвовали в гонке, чтобы добраться домой до наступления темноты, но они начинали думать, что, вероятно, в этой гонке они проиграют.

Это их не особенно беспокоило, поскольку они знали, что к чему. Они родились и выросли в Сент-Лоуренсе и были уверены, что знают каждый дюйм прихода. Несмотря на то, что они переехали в свой дом в Карфур Селус всего пару недель назад, они знали, что найдут его. Прогулка в темноте была бы настоящим приключением. Они отпустили несколько шуток о том, как заблудились и были вынуждены выживать, слизывая росу с листьев и поедая лесные грибы.

Наконец тени стали такими длинными, что вообще перестали быть тенями, и мир погрузился в сумерки. Запад все еще светился фиолетовым, и были видны только самые яркие звезды, но с появлением этих первых звезд воцарилась сверхъестественная тишина. Дневные птицы и насекомые притихли, больше не щебетали и не жужжали, а порождения тьмы еще не выбрались из своих нор и гнезд. Были сумерки: тот момент, когда день умер, а ночь еще не родилась.

Если бы не неестественная тишина, они, возможно, и не услышали бы колокольный звон. Когда они все-таки услышали его, не сказав друг другу ни слова, они оба остановились как вкопанные, прислушиваясь. Колокола должны были издавать радостный звук, а они звучали хрипло и празднично. Но, слышимые здесь, в сгущающейся темноте, в их звоне было что-то зловещее, от чего у пары кровь застыла в жилах. В колоколах звучала хаотичная музыка, дистанция и холод, которые, казалось, были не совсем от мира сего.

– Ты слышишь эти колокола? – спросила Люси.

– Я не был уверен, что действительно понял, пока ты только что не спросила, – ответил Джеймс.

– Откуда мог исходить этот звук? – спросила Люси. – Это не может быть из церкви, звуки как будто доносятся из-под нас…

– Я только что подумал о том же.

Сами не зная почему, они оба шептали. Они чувствовали, что это было что-то, чего им не суждено было услышать. Они чувствовали, что столкнулись с чем-то, что было не для них, чего они никак не могли понять, потому что им не суждено было понять. Они почувствовали, что, услышав звон колоколов, даже сами того не подозревая, совершают поступок, близкий к богохульству.

Люси заколебалась:

– Джеймс, как такое могло случиться?

Джеймс посмотрел на нее, встретив в темноте ее встревоженный взгляд, и пожал плечами.

– Я не знаю, Люси. – Слова прозвучали очень слабо в его ушах, и он немедленно попытался заменить их чем-нибудь более сильным. – Звук – странная штука. Он может распространяться странными путями. Я помню, как однажды читал о сражении, в котором солдаты, находившиеся всего в миле от стреляющих пушек, не могли их слышать, но люди, живущие в городе в тридцати милях от них, могли. Возможно, этот звук доносится издалека, но направляется к нам каким-то странным географическим приемом.

Люси, казалось, совсем не утешила эта идея, и слова Джеймса повисли в воздухе, становясь все тише и тише по мере того, как колокола продолжали петь. Перезвон был радостным, но в звуке чувствовалась явная фальшь. Они были неубедительными, как улыбка убийцы перед тем, как он вонзит нож.

– Нам следует уйти? Нам следует бежать? – спросила Люси.

У Джеймса также не было ответа на этот вопрос, но он не хотел казаться испуганным или пугать ее еще больше. Он чувствовал мужскую потребность двигаться вперед с видом спокойной уверенности, даже когда его одолевали сомнения, поэтому он просто сказал:

– Давай просто пойдем домой, дорогая.

Сделав всего несколько шагов, они оба снова остановились, и снова им не нужно было сообщать друг другу, что они собираются остановиться. Это была естественная реакция на то, что они теперь видели приближающимся к ним. Сначала это было просто свечение. Впереди на дороге виднелось бесформенное, едва различимое сияние, но оно приближалось. По мере приближения звон колоколов становился все громче и громче. Возможно, они сомневались в том, что видят, но теперь колокола были совершенно отчетливы. На самом деле, они были неприятно громкими.

Форма светящегося объекта стала более четкой. Возросшая четкость, казалось, была связана не столько с приближением объекта, сколько с тем фактом, что он действительно принимал форму у них на глазах. Сначала они не смогли различить форму предмета, потому что он был бесформенным, но по мере того, как они наблюдали, линии и края начали материализовываться. Очертания людей и животных, поначалу только предполагаемые, теперь стали четкими. Это была группа людей, танцующих и прыгающих вокруг, словно ведомых звоном колоколов. Даже на расстоянии было видно, что они счастливы, все их движения были вдохновлены волнением долгожданного дня, который наконец настал. Они были одеты по-старинному. Джеймс не был историком и не мог точно определить эпоху, из которой пришло это видение, но предположил, что они видят воспоминание о чем-то, что произошло по меньшей мере сто лет назад, а возможно, и больше. Очевидно, они были свидетелями какого-то сверхъестественного события, и он знал, что должен бежать, увлекая Люси за собой, но он этого не сделал. Нестройные звуки колоколов потрясли их, но вид этих людей, таких простых и искренне счастливых, вселял уверенность. Фантомы они или нет, трудно было поверить, что эта веселая компания причинит им какой-либо вред. Пара наблюдала, как процессия приближается все ближе и ближе, и их обоих переполняло чувство благоговения. Взяв Люси за руку, Джеймс осторожно отвел ее с дороги в траву на обочине, чтобы дать группе пройти.

Когда процессия начала проходить мимо, другой объект приобрел очертания. Они увидели, как четыре лошади из легкого бесформенного тумана превратились в твердые очертания. Затем появилась открытая карета. Впереди был кучер, который не хлестал лошадей, а сдерживал их. Лошади явно были взволнованы не меньше людей, они топали ногами и хлестали гривами под звуки этих зловещих колокольчиков.