Текст книги "Страшные истории острова Джерси (ЛП)"

Автор книги: Ной Гоатс

Соавторы: Эррен Майклз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Филипп! – от голоса Аннет у него на мгновение перехватило дыхание, а затем он поднялся с кровати, чтобы выглянуть из окна.

Она была там, под ним, мокрая от воды, ее волосы намокли и прилипли к лицу, в глазах отчаяние.

– Филипп, почему ты не пришел?

Он уставился на нее сверху вниз, задыхаясь от слов, будто огромный кулак сдавил ему грудь.

– Ты солгала мне, Аннет? – спросил он. – Ты хотела причинить мне вред?

Ее лицо исказилось от отчаяния, и она в отчаянии протянула к нему руки, будто могла поманить его вниз.

– Филипп, пожалуйста! Мне так холодно! Пожалуйста, приди и будь со мной, я люблю тебя! Ты мне нужен. Ты обещал…

– Мне так жаль, Аннет, – прошептал он.

Горячие слезы потекли из его глаз и смешались с дождем, а затем он повернулся и отошел от окна. Он подошел, дрожа, к туалетному столику и сел, закрыв лицо руками и стараясь не заплакать.

До него донесся ее голос; умоляющий, стенающий, и даже зная, что женщина, которую он любил, давно мертва, что это всего лишь ее тень, он думал, что его сердце наверняка разобьется.

Прогремел гром, молния рассекла небо яростными когтями, на мгновение ослепив его. Гроза надвигалась на них. Треск, похожий на раскол земли, заставил его подпрыгнуть, когда рядом ударила молния, и в ослепительной вспышке, которая сопровождала это, Филипп увидел руки Аннет, тянущиеся к подоконнику.

С нечеловеческой силой она подтянулась вверх, а затем внутрь. Белое платье прилипло к телу, а черные волосы закрыли лицо, когда она пролезла через окно на пол.

Филипп вскрикнул от ужаса и отскочил от нее к кровати, когда она откинула назад волосы и медленно встала. Ее зубы были стиснуты от ярости, а глаза затуманены смертью. Ее плоть была голубовато-серой, как у раздутого трупа, и когда она шла к нему, с нее ручьями лилась вода.

– Ты сказал, что придешь, – она подняла руку и обвиняюще указала на него, – ты сказал, что сделаешь все возможное, чтобы помочь мне!

У Филиппа подогнулись колени, и он откинулся на кровать.

Лицо Аннет исказилось в предсмертной маске ярости, когда она взревела:

– Ты сказал мне, что придешь!

Дверь в комнату Филиппа с грохотом распахнулась за спиной Аннет, и она резко обернулась, чтобы встретиться лицом к лицу с двумя незваными гостями в дверном проеме. Дядя Филиппа Клод стоял вплотную за миссис Дженнетон, но в ужасе отпрянул при виде истекающего кровью трупа.

Экономка была более подготовлена к тому, что увидела, и шагнула вперед с криком:

– Отойди от него, Дух! Оставь его в покое!

– Он предал меня! – прошипела Аннет.

– Он не предавал тебя! Я помешала ему прийти к тебе! Я рассказала ему, кто ты на самом деле!

– Ты! – Аннет сделала шаг к миссис Дженнетон, ее лицо исказилось от ненависти: – Тебе-то какое дело?

– Я больше не хочу видеть, как ты тащишь молодых людей на верную смерть. Если хочешь кого-то заполучить, возьми вместо него меня!

Аннет откинула голову и горько рассмеялась.

– Жизнь другой женщины принесена в жертву эгоизму мужчин? Думаю, что нет, старуха. То, что ты здесь натворила, со временем станет для тебя достаточным наказанием.

Аннет медленно повернулась к Филиппу, который низко пригнулся, но не смог увернуться от нее, когда она потянулась к нему и подняла на ноги.

– Мы могли бы быть вместе вечно, – прошептала она и поцеловала его своими холодными, безжизненными губами.

Когда она отпустила его, Филипп без чувств упал на пол, а дядя с бессловесным криком подбежал к нему.

– Прощай, любовь моя, – тихо сказала Аннет, отходя к окну.

Миссис Дженнетон завороженно наблюдала, как то, что когда-то было Аннет Винчелес, стало тонким, как дым на ветру. Призрак выплыл и опустился через открытое окно. Она ушла, не оставив следа, обратно к озеру.

– Мой мальчик, пожалуйста, проснись, пожалуйста! Боже милостивый, она убила его? – Клод был в бешенстве, пока Филипп не пошевелился. Юноша оцепенел от шока, но, придя в сознание, начал сильно дрожать, как в лихорадке.

С помощью Клода и миссис Дженнетон им удалось уложить его в постель. Экономка захлопнула окна и крепко заперла их, в то время как Клод укрыл Филиппа одеялом и мягко заговорил с ним.

Глаза Филиппа остекленели, и миссис Дженнетон послали сбегать за бренди и полотенцами. Клод заставил Филиппа проглотить немного янтарной жидкости, и спустя долгое время тот утратил свою мертвенную бледность и, казалось, стал лучше осознавать окружающее. Слезы потекли из его глаз.

Клод обнял племянника:

– Теперь ты в безопасности, парень, – сказал он. – Мы не позволим ей снова причинить тебе вред.

– Я не спас ее, – оцепенело прошептал Филипп. – Она умерла в одиночестве, и я не спас ее.

Клод не понял, но миссис Дженнетон быстро взяла Филиппа за руки:

– Ну, ну, мой мальчик! Ты бы никогда не смог спасти ее; она умерла еще до твоего рождения.

Но Филиппа это не утешило.

Клод и его экономка оставались с ним всю ночь, но его сон так же часто нарушался тихим плачем, как и криками ужаса.

Как только Филиппа можно было перевезти, Клод перевез его из поместья в небольшое поместье, которым он владел на другой стороне острова. Однако былая жизнерадостность Филиппа исчезла. Он часто жаловался на озноб, и казалось, что болезнь пробрала его до костей. Он страдал от мучительных ревматических болей и частых дрожательных параличей. У него были тусклые глаза и болезненный вид, и когда он вернулся на флот, то пробыл с там недолго, прежде чем его уволили по инвалидности.

Филипп не возвращался на Джерси в течение нескольких лет, до тех пор, пока его дядя Клод не выставил поместье на продажу и не оставил его пустовать на долгие годы.

Когда Клод увидел племянника, ему было трудно скрыть свое огорчение из-за того, каким худым и изможденным был молодой человек.

– Мой мальчик, должно же быть что-то, что можно сделать для тебя, – воскликнул он, но Филипп отмахнулся от его опасений.

– Я привык к этому, – просто сказал он.

– Я думала, ты просто пережил сильное потрясение, – прошептала миссис Дженнетон Филиппу. – Я думала, это пройдет. Это моя вина? Должна ли я была сделать больше, чтобы защитить тебя?

Филипп просто улыбнулся и обнял пожилую леди.

Была поздняя августовская ночь, когда Филипп вернулся к озеру. Даже в теплом вечернем воздухе он поежился и поплотнее запахнул куртку, приближаясь.

Дом по-прежнему стоял пустой. Не было никого, кто мог бы оспорить его вторжение.

Розарий зарос, и ему приходилось продвигаться медленно, иногда обрывая цепляющиеся за него кусты шиповника.

Подойдя к кромке воды, он взял в руку сломанную розу и бросил ее на легкую рябь.

Маленькая лодка плавала в центре озера.

– Аннет, – тихо позвал он, но она не обернулась.

Он долго стоял, глядя на темные пряди ее волос. Нежная улыбка изогнула его губы.

– Я был неправ, что не пришел к тебе той ночью, Аннет. Пожалуйста, прости меня.

Затем она повернулась к нему с бесконечной печалью в глазах и заговорила.

– Ты оставил меня совсем одну, Филипп, в холоде и темноте.

Филипп кивнул в знак согласия.

– Я страдал из-за этого. Я думал о тебе каждый день. Но я никогда больше не покину тебя. Не в этот раз.

Сняв куртку, он сложил ее и аккуратно положил на землю. Затем Филипп медленно вошел в воды озера и позволил себе соскользнуть под них.

Говорят, в определенные ночи в году, в полнолуние, здесь в декоративном озере отражается гребная лодка.

В ней сидят две фигуры, склонив головы друг к другу. Одна – темноволосая, другая – светловолосая, и их нежный смех слышен в шепоте ветра.

ДОМ НА МАЛЕНЬКОМ ХОЛМЕ

Оливер стоял на дороге и смотрел на белый дом. Ему сказали, что дом был построен после войны, но почему-то он казался древним. Конечно, архитектура имела к этому какое-то отношение; узкий двухэтажный дом был построен в викторианском стиле. Он был не очень большим, но, очевидно, был построен человеком с грандиозными идеями. Над левой стороной здания возвышалась башня с крытой дранкой конической крышей, похожей на башенку замка. Каменная дорожка пересекала буйную зелень пышного газона, взбиралась по склону двора и заканчивалась у небольшой лестницы, ведущей к единственному цветовому пятну дома: ярко-красной входной двери. Дверь находилась сбоку от дома, а справа от нее было большое эркерное окно. Оливер на мгновение представил, как ставит свое любимое, хотя и несколько потрепанное кресло рядом с этим окном и позволяет страницам любой книги, которую он читает, ловить естественный солнечный свет.

Когда он уставился на дом, Оливер почувствовал, что за ним наблюдают. Он не мог видеть, чтобы кто-нибудь наблюдал; то, как солнечный свет отражался от окон, делало невозможным заглянуть внутрь здания, но он был уверен, что кто-то там заметил его присутствие и его интерес к дому. Оливер смущенно отвел взгляд. Он не мог объяснить почему, но это смутное ощущение, что на него смотрят, начало заставлять его напрягаться. Затем ярко-красная входная дверь открылась, и появилась женщина. Это была привлекательная женщина лет под сорок, одетая в темно-синий брючный костюм. Ее волосы были стянуты сзади в строгий конский хвост, такой тугой, что, казалось, он растягивал и ее рот в улыбке.

– Вы Оливер? – спросила она, не совсем крича, но достаточно громко, чтобы ее было слышно на другом конце лужайки.

– Да! А вы Кларисса?

– Да, это я! Я пришла сюда немного пораньше и решила немного осмотреться. Подходите и посмотрите сами!

Оливер толкнул кованые железные ворота, и они бесшумно распахнулись на хорошо смазанных петлях. Он подумал, не смазала ли Кларисса их всего несколько минут назад в ожидании его приезда. Это была та деталь, о которой позаботился бы добросовестный агент по недвижимости.

– С улицы выглядит красиво, не так ли? – спросила Кларисса.

– Так и есть. В этом есть определенная… романтика.

– Согласна, – улыбнулась она, – романтика – самое подходящее слово.

– И на самом деле дом был построен не в викторианскую эпоху?

– Нет. Вы получите классический вид красивого викторианского дома, но удобство современного. Только очень проницательный студент, изучающий архитектуру, сможет унюхать тот факт, что дому всего около шести десятилетий.

Оливер усмехнулся:

– Для меня шесть звучит как много десятилетий.

– Ну, вам пришлось бы вернуться еще на десять лет назад, чтобы действительно рискнуть попасть в ценовой диапазон и столкнуться с проблемами, которые возникают с архитектурой викторианской эпохи. По сравнению с этим это очень современный дом. Со дня постройки в нем были проведено электричество и водопровод. Он только кажется старым.

Они вошли в здание, чтобы Кларисса могла провести для него экскурсию. Оливеру понравилось то, что он увидел. Ему понравился эркер в гостиной, который он наблюдал с улицы. Его любимое кресло идеально подошло бы сюда. Ему понравились деревянные полы и высокие потолки. Башенка ему тоже понравилась, с нее открывался великолепный вид на окрестности. С детства он мечтал о доме с такой же башенкой, как эта, и вот ему представился шанс. Это правда, что дом, возможно, был немного обшарпанным. За ним хорошо ухаживали, но с тех пор, как его украшали, прошло много лет, и, похоже, владелец никогда ничего не переделывал.

Они спускались с башни, когда Оливер спросил о владельцах.

– Ну, – объяснила Кларисса, когда они вернулись на главный этаж, – насколько я понимаю, этим домом владел и жил в нем тот же человек, который его построил. Он прожил здесь почти шестьдесят лет. У него и его жены, по-видимому, было двое или трое детей. Нынешний владелец – один из них, но дети уехали с Джерси и больше не возвращались. Первоначальный владелец умер несколько месяцев назад в преклонном возрасте, и теперь его прекрасный дом впервые выставлен на продажу. О, не хотите ли посмотреть подвал? Смотреть там особо не на что, но… – Клариссу прервал звонок мобильного. Она вытащила его с извиняющейся улыбкой, взглянула на имя на экране и сказала: – Извините, я должна ответить! Ничего?

– Конечно! Отвечайте на свой звонок.

Агент по недвижимости направилась к выходу из парадной двери, чтобы побыть в относительном уединении сада, но, выходя, сказала:

– Вы можете осмотреть подвал без меня. Можете спуститься туда через кухню.

Прежде чем Оливер успел что-либо сказать в ответ, она открыла входную дверь и начала разговаривать со звонившим. Оливер не особенно интересовался подвалом. Он предположил, что подвалы почти все одинаковые. Он не собирался тратить на это время, и у него не было реальной потребности в дополнительном пространстве для хранения вещей. Однако, поскольку он уже решил сделать предложение по дому, то предположил, что ему следует взглянуть. Если он собирался купить здание, имело смысл осмотреть его как можно тщательнее.

Он вернулся на старомодную кухню и обнаружил дверь в подвал. Она была деревянной, и он сначала предположил, что это встроенный шкаф. Дверь открылась после сильного рывка, и Оливер заглянул внутрь. Было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо, кроме первых нескольких деревянных ступенек. Он поискал выключатель и не смог его найти. Голые деревянные ступени вели вниз, в непроглядную тьму внизу. Пока он стоял там, вглядываясь в этот маленький уголок ночи, до него донесся запах. Это был приятный запах разложения. Это был запах старых вещей, которые долгое время оставались в покое. Это был запах, который был намного старше тех шестидесяти лет, что существовал этот дом.

Открытая дверь обдала его холодом, когда он посмотрел вниз. После недолгого раздумья Оливер достал из кармана брюк свой мобильный и включил фонарик. Телефон бросил бледный луч света на лестницу у его ног, когда мужчина начал спускаться в подвал. С каждым скрипучим шагом, который он делал, он чувствовал, как воздух вокруг становится ощутимо холоднее. Конечно, в подвале было холоднее, чем на кухне. В подвалах всегда было холодно. В старые времена, до появления холодильников, в этом был весь смысл погреба, но в этом холоде было что-то зловещее.

И снова он почувствовал, что за ним наблюдают. У него было отчетливое ощущение, что-то в этой подземной тьме смотрит на него с подозрением, возможно, даже с враждебностью. Он огляделся, ожидая увидеть отражение глаз попавшей в ловушку кошки или обитающих там крыс, но ничего не было.

Он отмахнулся от этого чувства. В конце концов, он был взрослым мужчиной, слишком взрослым, чтобы предаваться этим детским представлениям о сверхъестественном холоде. Когда он достиг подножия лестницы, подсветка телефона отбрасывала лужицу голубоватого света на каменный пол. Он изучал мощение у себя под ногами. Камни были грубыми и неровными и были неумело уложены по всему полу кем-то, у кого было мало навыков. Остальная часть дома была построена так хорошо, и каждой детали было уделено столько очевидного внимания, что эти неровные камни казались неуместными. Но, с другой стороны, подвал есть подвал, и, очевидно, этот подвал не предназначался для демонстрации. Это было место, где хранилась печь для старого котла и неиспользуемые предметы мебели, чтобы защитить остальную часть дома от беспорядка.

Он поднял глаза и увидел цепочку, спускающуюся с голой лампочки над ним. Он осторожно потянул за нее, и с тихим звоном шестидесятиваттная лампочка начала освещать все вокруг. Оливер, выключив свет на мобильном, обнаружил, что стоит в маленькой комнате размером примерно двенадцать на пятнадцать футов (4х4,5 м). Там была, как он и предполагал, печь. Ему было приятно увидеть, что она оказалась новее, чем он себе представлял. Стены из красного кирпича поднимались от серого каменного пола до деревянного потолка над ним.

Смотреть здесь было не на что, и все же он задержался. Он предполагал, что включение света избавит его от ощущения, что за ним наблюдают, но этого не произошло. Во всяком случае, теперь за ним наблюдали более внимательно, будто включение света облегчило его видимость.

Он протянул руку и снова схватился за свисающую цепочку, но на мгновение замер, прежде чем потянуть за нее. Часть его, глупая, детская часть, боялась мысли о том, что он снова останется один в темноте в этой маленькой кирпичной комнате под землей. Он выбросил эти чувства из головы и дернул за цепочку. С тихим металлическим щелчком в комнате снова стало темно. Телефон Оливера был у него в кармане, и единственным источником света в комнате был тот, что проникал через открытую кухонную дверь наверху. Он вдруг вспомнил подвал своего дома в детстве, и как, когда он выключал там свет, его мгновенно охватывал иррациональный страх темноты. Он вспомнил холодок, который пробегал у него по спине, когда он оказывался в темноте у подножия лестницы. Он снова почувствовал этот озноб, впервые за много лет, и сделал то, что делал всегда: взбежал по лестнице так быстро, как только мог.

Оказавшись в безопасности хорошо освещенной кухни, он позволил себе немного посмеяться над собой. Ему было тридцать пять лет! Слишком много лет, чтобы бояться темного подвала и монстров, которыми его воображение наполнило его.

Кларисса появилась на кухне через мгновение после того, как он, спотыкаясь, вернулся на свет, и он попытался успокоить свое тяжелое дыхание. Он не хотел, чтобы она догадалась, что он только что взбежал по лестнице в нелепом приступе детского ужаса.

– Итак, что вы думаете о подвале? – спросила она.

– Показался довольно стандартным, если говорить о подвалах.

– Да, – согласилась она, – стандартный подвал. Я не люблю подвалы. Не знаю почему.

– Честно говоря, они мне тоже не очень нравятся!

– Не думаю, что люди созданы для того, чтобы находиться под землей, во всяком случае, пока они еще живы, – улыбнулась Кларисса.

– Понимаю, что вы имеете в виду. Темнота и тишина под землей кажутся какими-то неестественными.

Похоже, поняв, что ее слова прозвучали несколько негативно по поводу дома, который она пыталась продать, Кларисса сменила курс.

– А как насчет дома в целом? Он вам нравится?

– Да. Я знаю, что не должен признаваться в этом агенту, пытающемуся продать его, но я люблю этот дом.

Улыбка Клариссы стала шире.

Прошло полтора месяца, и Оливер обжился.

Кларисса пыталась уговорить его сделать кое-какую перепланировку, прежде чем он действительно начнет там жить, но он сказал «нет», настаивая на том, что ему нравится благородная убогость этого места. Теперь мебель из маленькой лондонской квартиры, которую он освободил, предпринимала жалкую попытку заполнить этот гораздо более просторный дом. Его не беспокоило, что его скудная обстановка не смогла заполнить дом; важно было то, что его кресло для чтения стояло именно там, где он его себе представлял.

Оливер был инженером-программистом, ставшим писателем, и он работал над книгой о будущем технологий. Ему нравилось описывать свою текущую работу как научно-популярную книгу. Он провел свое исследование и переехал в Джерси, где был бы свободен от многих отвлекающих факторов Лондона, чтобы закончить книгу раз и навсегда. Ему понравилась идея писать о будущем в этом доме, который явно был построен с оглядкой на прошлое.

Он прожил на Джерси всего неделю и все еще чувствовал себя чужаком на острове. Единственными людьми, которых он знал, были Кларисса и еще несколько человек, участвовавших в покупке дома. Никого из них нельзя было назвать друзьями. Он был очень одиноким человеком, и ему это нравилось, по крайней мере сейчас.

Дневной свет, освещавший книгу Оливера, становился розовым по мере того, как солнце начинало опускаться за горизонт. Он читал Жюля Верна «От Земли до Луны», чтобы прочувствовать, как очень умный, с богатым воображением человек из прошлого представлял себе будущее. Однако по мере того, как темнело, у него начинали болеть глаза, и читать становилось невозможно. Он положил книгу на колени и уставился в окно на сгущающуюся ночь, задаваясь вопросом, смогут ли люди из прошлого вообще понять людей из будущего или установить с ними отношения, гадая, не является ли написание книги о том, как может выглядеть будущее, самым крайним примером высокомерия в истории. Конечно, Верн во многом ошибся.

Размышляя над этими мыслями, он услышал, как наверху открылась дверь. От этого звука он замер. Он был уверен, что находится в доме один, и внезапное осознание того, что это может быть не так, пробрало его до костей.

Он сидел совершенно неподвижно, прислушиваясь, и по мере того, как тянулись минуты, он начал задаваться вопросом, не открыл ли дверь случайный ветерок. Оливер почти убедил себя, что ошибся и на самом деле ничего не слышал, когда за дальнейшим скрипом открывающейся двери последовал отчетливый звук шагов. Шаги медленно удалялись из его спальни по короткому коридору наверху. Затем они начали спускаться по лестнице. Они приближались к нему.

Мысли Оливера метались. Кто мог быть с ним в доме? Как незваный гость проник внутрь незамеченным? Разве он не был здесь один весь день напролет? Был ли это какой-нибудь соседский ребенок, который привык пробираться сюда тайком и не понял, что собственность теперь занята? Был ли это грабитель, который собирался напасть на него? И если да, то почему? Что он сделал? Кроме Макона, о котором он писал свою книгу о будущем технологий, у Оливера не было ничего, что стоило бы украсть. Конечно, это не мог быть грабитель.

Все эти мысли промелькнули в его мозгу за несколько секунд до того, как самый насущный вопрос привлек его внимание. Что ему следует делать? Должен ли он приготовиться защищаться? Должен ли он закричать, спрашивая, кто там был? Должен ли он взять телефон и вызвать полицию? Но вопросы парализовали его, и он ничего не делал, только прислушивался к шагам, которые приближались, спускаясь по лестнице.

Когда шаги достигли подножия лестницы, они не направились к нему, вместо этого повернули к задней части дома и прошли на кухню. Медленные, размеренные шаги, которым, по-видимому, не мешало отсутствие света, продолжались по кафельному полу кухни, прежде чем Оливер услышал звук открывающейся двери погреба, а затем снова закрывающейся мгновение спустя.

Внезапно все стихло.

Оливер продолжал сидеть совершенно неподвижно, его удобное кресло для чтения казалось гораздо менее удобным, чем обычно. Он прислушался, но ничего не услышал… или почти ничего. Он слышал, как легкий ветерок дует в оконные стекла. Он также слышал тихие поскрипывания, которые может издавать стареющий дом, и которые никто никогда не замечает, пока не попытается заснуть. Больше не было никаких звуков, похожих на шаги. Он не слышал никакого движения за дверью наверху. Не было слышно скрипа подвальной лестницы, как если бы кто-то спускался. Оливер прислушался, пытаясь уловить какой-нибудь звук, доносящийся из подвала, но внизу было тихо. Он задавался вопросом, что ему следует делать. Должен ли он позвонить в полицию? И что им сказать? Что кто-то прокрался в его дом и прошел из его спальни в подвал? Он начал задаваться вопросом, не померещилось ли ему это. Возможно, жизнь в одиночестве в тихом новом доме в сельской местности, вдали от постоянного жужжащего шума большого города, действовала ему на нервы.

Щелкнув, Оливер включил лампу, стоявшую рядом с его креслом, и с этим приливом света пришло мужество. Конечно, он ничего не слышал! Это было нелепо. В его доме никого не было. Должно быть, ему это померещилось. Он почувствовал, как его внезапно захлестнула волна стыда. Взрослый мужчина не должен был так себя вести! Он вел себя совершенно абсурдно. Он печально улыбнулся при мысли о том, что всего несколько мгновений назад серьезно подумывал о том, чтобы позвонить в полицию.

И все же мучительное подозрение, что он действительно слышал, как кто-то был в его доме, оставалось. Он знал, что не сможет снова расслабиться, пока не убедится, что он один, и, в конце концов, казалось по крайней мере возможным, что какой-то бродяга сейчас прячется в подвале. Он зашел на кухню и увидел, что дверь в подвал закрыта. За пару дней до этого он купил большой фонарик в хозяйственном магазине на окраине города. Он купил его с определенной целью справиться со всей темнотой в этом подвале. Фонарик был большой и сделан из металла. На упаковке хвасталось, что это тот самый фонарик, который предпочитают многие полицейские управления. Он был способен излучать ошеломляющее количество люмен, широкий луч жесткого света, который заставлял все тени метаться. Тяжелый фонарик также можно было использовать в качестве оружия, если возникала необходимость. Теперь он достал его из шкафа, ближайшего к двери в подвал, и включил. Свет был таким же ярким, как рекламировалось, и вес фонарика придавал ему уверенности.

На двери в подвал был старомодный замок. Когда Оливер въехал, агент по недвижимости оставил тяжелый старый ключ в двери, чтобы Оливер знал, что они идут рука об руку. Ключ и сейчас был там, хотя замок не был защелкнут. Оливер положил руки на дверную ручку и замер, размышляя, что бы он сделал, если бы в подвале действительно кто-то был. Он понял, что ответ был прост: он закроет дверь и запрет ее так быстро, как только сможет.

Ручка тихо повернулась, и дверь мягко распахнулась на смазанных петлях. В подвале было темно, и он снова почувствовал, как холодное и древнее дыхание овевает его тело. Оливер поднял фонарик и пронзил темноту всеми своими хвалеными 1200 люменами яркости. Подвал был пуст, по крайней мере, настолько, насколько он мог видеть со своего наблюдательного пункта наверху лестницы.

Ступени заскрипели под его весом, когда он спускался по ним. Медленно спускаясь со скрипом, следя за опорой, он осветил фонариком каждый угол. Наконец он включил единственную голую лампочку, свисавшую с потолка. Комната была такой пустой, как он и надеялся. В ней не было ничего, кроме топки для котла и стойкого ощущения, что за ним наблюдает некое враждебное присутствие.

Люди одновременно благословлены и прокляты способностью отбрасывать неприятные мысли и опасные истины. И на самом деле не так уж удивительно, что в течение часа после того, как в его доме послышались шаги, и он почувствовал присутствие какой-то злой силы в своем подвале, Оливер выбросил эти мысли из головы, посчитав их кратковременным приступом паники. Он заменил страх еще несколькими главами «С Земли на Луну», простым ужином из макарон с соусом маринара из банки и часом успокаивающего мозг просмотра телевизора. В ту ночь Оливер заснул через пять минут после того, как положил голову на подушку, и в его доме почти ничего не было, что могло бы свидетельствовать о произошедшем всего несколькими часами ранее эпизоде, который в тот момент вызвал у него такой ужас. Но ключа, который был в замке двери подвала, там больше не было. Выйдя из подвала, мужчина повернул тяжелый ключ и запер замок. Тот же самый ключ теперь лежал на его прикроватном столике, мягко освещенный полумесяцем, который излучал свой переработанный свет через 280 000 километров пустого пространства в спальню Оливера.

Два дня спустя ключ все еще лежал на прикроватном столике Оливера, но тот был на первом этаже своего дома, за рабочим столом, пытаясь писать. До сих пор он не написал ничего, кроме праздных заметок о будущем искусственного интеллекта, больше концентрируясь на языке описания, который хотел использовать, чем на самой науке. Его стол был обращен к креслу для чтения, и у него возникло искушение отойти от компьютера и сесть за него. В конце концов, читать было гораздо веселее, чем писать. С тоской глядя на свое кресло, он заметил движение за ним: перед его домом остановилась машина.

Машина стояла на холостом ходу, и, хотя Оливер не мог видеть человека внутри, он представил, как кто-то смотрит на белый дом с красной дверью, пытаясь решить, приехали ли они в нужное место. Мгновение спустя двигатель заглох, и дверь машины открылась. Вышел седовласый мужчина. Он был одет в коричневый костюм с зеленым галстуком, и то и другое, судя по покрою и степени изношенности, было куплено довольно давно.

Тем не менее, для пожилого джентльмена он, казалось, двигался хорошо, когда пересекал дорожку к воротам. Он еще раз остановился у ворот, глядя на дом с непроницаемым выражением лица, прежде чем открыть их и подняться по крутому склону к входной двери. Оливер позволил ему постучать, прежде чем встал, чтобы открыть.

– Здравствуйте, – сказал мужчина несколько неловким тоном. Мне ужасно жаль вас беспокоить, но, э-э, я вырос в этом доме и подумал, не будете ли вы возражать, если я в последний раз осмотрюсь?

Старик выглядел безобидно, поэтому Оливер согласился и открыл дверь шире в знак приветствия.

Оказавшись внутри, мужчина пожал Оливеру руку и представился:

– Меня зовут Томас Хьюлин, и большое вам спасибо за то, что позволили мне осмотреться. Я знаю, это глупо, но у меня было сентиментальное представление, что я просто обязан увидеть это старое место в последний раз.

Оливер заверил его, что это не проблема, и что он был бы рад показать ему дом. Они вдвоем ходили из комнаты в комнату, с этажа на этаж, ведя светскую беседу на ходу. Томас, казалось, не был охвачен ностальгией. На самом деле он казался рассеянным, проявляя лишь поверхностный интерес к комнатам, где прошло его детство.

После краткой экскурсии, которая не включала посещение запертого подвала, Оливер проводил пожилого мужчину обратно к входной двери. У него возникло ощущение, что Томас еще не готов уйти, поскольку пожилой мужчина топтался возле двери и не делал попыток дотянуться до ручки. Оливер почувствовал, что у этого человека было что-то конкретное, что он хотел сказать или спросить, но что ему еще не совсем удалось облечь в слова.

Оливер решил облегчить Томасу задачу и сказал:

– Мне действительно нравится этот дом, который построил ваш отец, и мне интересна его история. Не могли бы вы задержаться еще на несколько минут на чашечку чая? Я бы с удовольствием послушал немного больше об этом и о том, каково было жить здесь много лет назад.

Томас приветствовал это предложение немедленным согласием, и Оливер приготовил им чай, прежде чем провести Томаса в свой кабинет и указать мужчине на кресло для чтения.

– Я не был в этом доме больше сорока лет, – объяснил Томас, прежде чем сделать глоток из чашки.

– Да? Это долго. Разве вы не навещали своего отца?

– Нет… мы… Ну, я ненавижу выкапывать семейный мусор и вываливать его на всеобщее обозрение.

Оливер пренебрежительно махнул рукой:

– Все в порядке. Если вы хотите поговорить, я рад вас выслушать. С тех пор, как я переехал сюда, у меня не так много друзей. Если вы не хотите, что ж, я пойму.

– Нет, на самом деле хочу. Думаю, мне нужно поговорить об этом. Дело в том, что мы поссорились. Я уехала из Джерси в Англию и больше не возвращалась. Я, конечно, скучал по маме, но верю, что она понимала, и мы действительно виделись время от времени, просто не здесь.