Текст книги "Предтеча"

Автор книги: Норман Сеймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Норман Сеймон
Предтеча

Один из самых известных фантастических сериалов, начало которому положили произведения знаменитого британского писателя и мыслителя Колина Уилсона, получил свое продолжение в работах отечественных авторов.

Мир, где Земля полностью преображена после космической катастрофы.

Мир, где пауки обрели волю, разум и власть.

Мир, где обращенный в раба человек должен вступить в смертельную борьбу, чтобы вернуть себе свободу.

Мир пауков становится НАШИМ миром.

Глава первая

Вечером гвардия не вошла в укрепленный лагерь, и без того перенаселенный, а осталась за частоколом. Здесь и разожгли костры, выставили собственное охранение. Вот только с водой не очень удачно вышло: протекающий рядом ручей нес в себе все отходы армии Повелителя, пришлось ходить за ней на другую сторону Лагеря и привозить необходимую влагу в бурдюках.

– Слава Повелителю, – негромко изрек Альхейм во время третьего рейса. – А только не проще было всей гвардии сюда перебраться?

– Место открытое, – поморщился Крисч. – Там у нас рощица, холмы, а здесь степь. Если ударят быстро, да прижмут к частоколу, то несладко нам придется.

– Ты так говоришь, будто они из-за леса выскочат! – рассмеялся Альхейм. – Место открытое, верно, и ветер со степи. Свежо… А у нас и воздух воняет, и ручей.

Укрепив на спинах пауков бурдюки, водовозы расселись по седлам и тронулись в обратный путь. Уже темнело. Из-за частокола долетали песни, которые, соревнуясь друг с другом в крепости глоток, орали отряды Армии Повелителя Чиссимчаша. Восьмилапые шли медленно, не столько утомленные за время дневного перехода, сколько просто скучающие.

– Чважи, а что говорят о наших делах? – спросил Альхейм, двадцатилетний новобранец, попавший в гвардию исключительно за рост, но уже заносящийся над армейцами. – Будет жарко? Где неприятель?

"Если бы ты должен был об этом знать, то знал бы," – спокойно ответил Чважи. – "Гвардия ждет приказа Повелителя".

– Да, но ведь вы-то со своими переговорили наверное, вам частокол не помеха! Что они думают?

"Они думают, что Повелителю виднее. И я думаю так же."

Крисч, ехавший впереди и слышавший короткий разговор, негромко рассмеялся.

– Но что такого, если мне просто интересно? – обиделся Альхейм.

– Да ничего. А что такого, если тебе просто не хотят рассказывать? – продолжал хихикать Крисч.

– Прибавить шаг! – гаркнул возглавляющий караван из пятнадцати смертоносцев десятник Вложеш.

Пауки синхронно ускорились, побежали быстрее, сохранив интервал. Сейчас они не были боевой единицей, просто носили воду, и старшим назначили двуногого. Так бывало часто, когда дело касалось хозяйственных нужд. Ведь смертоносцам вода почти не нужна, большую часть жидкости они получают с пищей.

В сумерках можно было лишь с трудом рассмотреть гвардейский вымел, безвольно повисший на высоком шесте. Пауки уже устроились на ночь, выстроившись полукругом, люди жгли костры у частокола. От рощи приближался такой же караван, груженый дровами, сидевшие на спинах пауков люди держали в руках подстреленных насекомых.

– Поохотились, – с тоской протянул Альхейм. – А мы даже рыбу не половили.

– Сравни их концы и наши, – утешил его Крисч. – Конечно, они быстрее управились. Да и деревья все равно восьмилапые ломали, вот ребята и развлеклись.

Караваны сблизились, побежали рядом.

– Лови! – Стиксош, такой же новобранец, как и Альхейм, да к тому же земляк, швырнул ему одну из своих мух. – Мясная, самое оно! Ты только когда будешь жарить, жир постарайся собрать. Мужики говорят, пригодится!

– На что?

– Да на все! Его с солью перемешать, и в торбу. А потом хочешь с лепешками жри, хочешь так. На что же еще?

– Ну, я думал сбрую смазать, или на лечение…

– Дурак! Жратва – прежде всего!

Стиксошу все в Гвардии нравилось, потому что кормили сытно, работой не слишком нагружали, а в боях он бы предпочел вовсе не участвовать. Другое дело Альхейм, он-то мечтал о сражениях. На поверку оказалось, что за два месяца участия в войне он даже не видел неприятеля. Одно только маневрирование по захваченной почти год назад территории, цели которого он не понимал.

Но вот сегодня почти все силы Повелителя собраны в один кулак. Что-нибудь это да означает! Скоро случится что-то важное. Или Армия пойдет в наступление, или сюда придет враг.

– Будет сеча, – негромко сказал Альхейм, обламывая мухе твердые кончики лап.

– Типун тебе на язык, – вздохнул Крисч. – Дай-ка сюда тушку, я сразу к костру пристроюсь. А ты уж мои бурдюки сними, договорились?

– Ладно…

Строй смертоносцев расступился, пропуская в расположение Гвардии вновь прибывших. Пауки уже поели, сразу по прибытии раскинув у стены частокола тенета. Множество насекомых по земле и воздуху тянулось именно сюда, к вонючему ручью, полному съедобных отходов. Теперь от паутины не осталось и следа, восьмилапые поглотили ее, возобновив запасы клейкого вещества.

Крисч спрыгнул на ходу, лишь махнув рукой десятнику, которого знал не первый год. Пауки подошли к груде наполненных бурдюков, Альхейм вместе с другими занялся разгрузкой. Потом, прихватив одну из привезенных емкостей, отыскал Крисча. Муха уже вовсю жарилась, старый гвардеец ловил капли жира широкой ложкой и сбрасывал прямо в траву.

– Это муха-чевчина, – пояснил он. – Очень жирная, так она для личинок корм запасает. Когда приходит пора, забирается в нору, куда яйца отложила, и личинки ее жрут.

– Да мяса-то всего ничего останется! – возмутился Альхейм.

– Зато очень жирное мясо, вкусное. Мы с тобой на двоих не осилим, придется вот Равида угостить.

Равид, веселый толстяк, довольно ухмыльнулся и продолжил играть на флейте. Он занимался этим почти постоянно, и у Альхейма монотонная музыка уже застряла в ушах.

– Хоть когда он будет жрать отдохнем, – поморщился он.

Равид опять ухмыльнулся, исхитрившись не оборвать тоскливую ноту ни на мгновение.

– А мне нравится, – сказал Крисч. – Впервые понравилось под Ужжутаком, когда половина Гвардии кусками по полю валялась. Меня придавило нашим же смертоносцем, я целый час ножом резал его лапу, чтобы выбраться. А на помощь позвать не мог, не вздохнуть… Думал, задохнусь.

– Даже постонать не мог? – удивился Альхейм.

– Мог, да стоны там со всех сторон неслись. Ночью к тому же дело было… Основные силы ушли добивать врага, а легкораненые сперва между собой дрались, потом, когда наши и тут одолели, стали вытаскивать своих. А как среди стонущих разберешь, кто свой, кто чужой? Ведь еще и восьмилапые лежат всюду, и некоторые еще шевелятся, у кого лапы остались. На укус нарвешься в темноте – и все. Запалили факелы, стали понемногу в куче тел копаться. А я все это время резал лапу. Разрезал, выбрался, пересчитал руки-ноги. Голова трещит, вокруг Гнев висит, хочется упасть и помереть. И слышу: флейта. Волшебные звуки… Пошел на них и вышел к нашей сотне.

– Полусотне, – уточнил Равид.

– Полусотне, – кивнул Крисч. – И нам еще повезло, двух сотен просто не стало, ни единого человека, ни единого смертоносца. Все потому что они первыми стояли, удар на себя приняли. Вот, а теперь, значит, мы первыми стоим… Слышал распорядок на боевое построение?

– Слышал, – признался Альхейм. – Наша сотня лучшая, и…

– И хорошо бы, чтобы битва не случилась, – закончил Вложеш, присаживаясь рядом. – Хорошо пахнет от вашего костерка!

– Угощайся, господин десятник! – тут же предложил Альхейм. – Это ребята в роще мух настреляли.

– Спасибо.

– А битва будет, как ты думаешь?

– Никак не думаю, – отрезал десятник. – Хватит жарить-то, Крисч! Сухая станет.

– Не станет, это чевчина. Жира бы побольше стопить, с сольцой перетрем, перца добавим… Ух!

– Ух, – согласился Вложеш, почесал задумчиво бороду. – Вот что, ухарь, у моего знакомого в третьей сотне огневика есть. Ты подходи, как с жирком закончишь.

– Спасибо за приглашение, – благодарно кивнул Крисч.

Альхейм едва не крикнул, что это ему приятель подарил жирную муху, что это он должен пить ночью с десятниками, но промолчал. Что поделать, Крисч – старослужащий, а Альхейм еще и крови-то не понюхал.

Муха, по мнению Крисча, дожарилась, десятник сорвал большой лист лопуха, на котором тушку и разделили ножами. Она и в самом деле оказалась очень сытной, так что небольшой на вид порции вместе с лепешками оказалось довольно. Один только Равид забрался в мешок и вытащил несколько длинных узких полосок солонины, обычного рациона гвардии на марше.

– И куда в тебя лезет? – усмехнулся Вложеш, утирая жир с подбородка. – Так я жду тебя, Крисч.

Он ушел в темноту, сгустившуюся между кострами. Крисч достал деревянную миску, тщательно собрал в нее с травы остывший жир, насыпал соли, добавил трав и стал скурпулезно перемешивать получившуюся массу. Пахла она действительно аппетитно.

– Огневка под нее пьется и пьется, – подмигнул Крисч. – Если получится, отолью для вас во флягу.

– А смертоносцы не узнают про ваши делишки? – опасливо поинтересовался Альхейм.

В действующей армии употребление спиртных напитков было строжайше запрещено приказом самого Повелителя много лет назад. Но люди находили возможности поразвлечься…

– Разве есть хоть что-то, чего они не знают? – добродушно улыбнулся Равид и опять достал флейту.

– Есть вещи, о которых не принято говорить, – буркнул Крисч. – Если десятники полагают, что нынче ночью можно немного выпить, значит, сотники того же мнения. А уж про их мнение прекрасно известно воеводе Палеру. Фактически это он разрешил, а его воля – воля Повелителя… Короче, не думай о чем не следует.

– Ну, да… Извини. И в лагерь мы не зашли, потому что противник далеко. Верно?

– Что ты все о противнике? – поморщился Крисч. – Да чем он дальше, тем лучше. Война – это маневры, пойми. Две армии, разделенные на множество частей, занимают постепенно стратегические позиции, совершают длинные марши, неожиданно возникают то там, то здесь. Вот когда мишеглиры заняли остров в дельте Ронсы, мы уже понесли поражение. Понимаешь?

– Нет. Мы победили в том сражении!

– Потери понесли пять к одному. И где победа? А сражались за голый остров, который могли занять первыми. Но мишеглиры обхитрили нас, выманили гарнизон. А когда сами там уселись, то пришлось срочно атаковать, потому что успей они укрепиться – расклад стал бы еще хуже. Сев на острове, они парализовали все речное сообщение, понимаешь? Могли ввести в Ронсу свой флот, перетопить наши корабли и тогда армия оказалась бы рассечена две части по берегам Ронсы, тогда Повелитель Мишеглира атаковал бы превосходящими силами их поодиночке и…

– Но наш Повелитель мудр! – не удержался Альхейм от восклицания.

Равид перестал играть. Они с Крисчем переглянулись и хором заявили:

– Слава Повелителю!

– Слава Повелителю… – сконфуженно повторил Альхейм.

– Конечно, наш Повелитель мудр и победа останется за нами. Но настоящие сражения происходят только когда другого выхода нет. Как на том острове на Ронсе. Сражение выиграно или проиграно задолго до его начала, все зависит только от расстановки сил, ведь в остальном мы равны. Говорить об этом, может быть, не стоит, но…

– Я все понимаю! – заторопился новобранец. – Просто хочется тоже приносить пользу Повелителю.

– Повелитель думает не о своей пользе, а об общей, – Равид неожиданно перестал играть. – Помни об этом, сынок. Ты ничего не должен хотеть, ты должен выполнять приказы. А вместо этого ты того гляди беду накличешь.

– Но ведь неспроста здесь собралась почти вся армия!

– Возможно, это обманный маневр, – примиряюще сказал Крисч. – Мишеглирцы тоже соберутся, чтобы противостоять такому кулаку, а мы разойдемся однажды ночью, и останутся они в дураках. Так уже бывало… Пошел я к десятникам. Может, и меня произведут в конце-то концов!

– А я лягу спать, – Равид сердито покосился на Альхейма. – А то договоришься с тобой…

Он улегся, отвернувшись от новобранца. Тому стало стыдно за невоздержанность. Он потушил костер, брызгая водой из бурдюка, немного прибрался.

– Я ведь просто… – начал Альхейм извиняющимся тоном.

– Ты – в Гвардии. Армейцы несут потери почти каждый день, – пробурчал Равид, не оборачиваясь. – Мелкие стычки, ночные налеты… А ты в гвардии, нас вводят только в серьезные сражения. Это и хорошо, и не очень. Потому что таких как ты, ни разу в бою не бывавших, почти четверть. Неужели не понятно, почему?

– Да понятно… Но ведь без боя не победить!

– Спи, пока я не свернул тебе шею, – попросил Равид. – Победитель нашелся. Сопли подотри.

Вечером Альхейм долго ворочался, надеялся даже услышать, как вернулся Крисч. Поговорить с ним, пьяным, было бы полезно. Десятники многое знают… Но утро, как всегда, настало неожиданно.

– Вставай, воин! – Равид несильно, но больно пнул его под ребро. – Рожков не слышишь?

– Слышу! – соврал Альхейм и поднялся на ноги.

– Каков! – умилился Равид. – А рожки-то сегодня отменили, воевода Палер приказал.

– Враг близко?!

– Сам думай.

Альхейм второпях умылся. Крисч вечером, видимо, так и не вернулся, остался ночевать у костра десятников. Новобранец заметил, что и в расположении Гвардии, и в лагере за частоколам царит непривычная тишина. Позвякивали котелки, перекрикивались люди, но как-то не слишком громко, и, конечно, никто не орал песен. Повелитель приказал отменить утренние рожки…

Ручей Гвардия превратила в отхожее место, впрочем, еще до нее, выше по течению, так же поступили армейцы. Справив нужду, Альхейм не успел еще застегнуть крючок на штанах, как его похлопал по плечу Вложеш.

– Иди-ка со мной, – приказал десятник.

Люди разжигали костры, пауки растягивали в ближайшей роще тенета, стараясь расположить их поближе к ручью, привлекавшему мух. Гвардия собиралась сытно позавтракать – на марше обычно не до этого. Вложеш отвел Альхейма к костру сотника, молодой солдат приосанился и наскоро пригладил волосы. Здесь толкались почти все десятники и несколько старых гвардейцев, в том числе Крисч.

Сотник Гвидо выглядел раздраженным. Слегка помятый, в расстегнутой до пупа рубахе, он расположился в брошенном на землю седле, облокотившись на тюк со стрелами.

– Вложеш! Ты чего пришел? Иди людей поднимай, чтобы были готовы! Сказано же: каждый десяток у своих восьмилапых!

– Ты просил человека смышленого, вот, я привел, – напомнил смутившийся десятник. – А сам иду, иду…

– Вот и иди! Напились ночью, а теперь ваши лоботрясы бродят тут толпой, все перемешались! Будет приказ на построение – опять битый час искать место будете! – Гвидо перевел взгляд на Альхейма. – Осы и стрекозы, я же просил смышленого! Что ты мне этого пацана притащил, Вложеш!

Но десятник, обиженный словами начальника, уже затерялся в беспорядочной толпе, в которую утром действительно превратилась Гвардия Повелителя. Даже пауки смешались и разбрелись по округе. Гвидо сплюнул, отхлебнул из ковша воды. Толпа возле его костра за это время успела полностью рассосаться, никто не хотел попасть под горячую руку.

– Тебя зовут Альхейм, – утвердительно сказал сотник, строго глядя на своего бойца. – Ты из медоносов.

– Точно так, господин сотник!

– Знаю, что так… Вот что, медонос-краснонос, сейчас Вузва пришлет восьмилапого. Сядешь на него и отправишься в лагерь, так что застегнись и латы надень. Будете представлять там Гвардию, ясно? Так что… Носом не клевать, ты понял?

– Точно так, господин сотник!

– С делом смертоносец без тебя справится, а ты, главное, с седла не свались перед всеми. Будут армейцы задирать – смотри в сторону. Вот и все, в общем-то… Бегом за латами и чтобы тут же назад по всей форме!

Альхейм развернулся на месте, как учили, и побежал, высоко подбрасывая ноги, к своему костру, где вечером бросил снаряжение. Бежать в толпе дело глупое, но приказы сотника не обсуждаются. С трудом протолкавшись через невыспавшихся гвардейцев, он напился воды и стал лихорадочно приводить себя в порядок.

– Что такое? – Равид отнял от губ флейту.

– В лагерь посылают, Гвардию представлять… А больше я ничего не понял.

– Восьмилапый поймет. Просто сигнальщиком, наверное, – пояснил Крисч, потягиваясь. – Что-то случилось ночью, мы видели какой-то отряд.

– Что значит "сигнальщик"? – спросил Альхейм, застегивая кожаный шлем.

– Будете стоять рядом с Повелителем и воеводами. Когда Гвардия получит приказ, отнесете его воеводе Палеру. Самого командующего двуногой Гвардией там не будет, а ты как бы за него…

– Но разве восьмилапые не узнают все сразу?!

– Этикет таков. Двуногим приказы передаются в письменном виде… Эх ты, деревня! – Равид опять прильнул к флейте.

Бегом вернувшись обратно к костру Гвидо, Альхейм застал там Чважи, паука из их десятка, с которым накануне ездил за водой. Тот, ничего не говоря, согнул лапы, позволяя человеку забраться в уже закрепленное седло.

– Чважи, ты все понял, да? Тебе сказали, что надо делать? – негромко спросил Альхейм.

"Не беспокойся," – лаконично отозвался смертоносец и побежал вокруг частокола ко входу в лагерь.

Гвидо не зря требовал от подчиненного не реагировать на шуточки армейцев. Гвардия считалась главной ударной силой Повелителя, в боях бывала редко, и воины обычных частей считали гвардейцев белоручками. Не успел Альхейм въехать в ворота, как оскорбления посыпались на него со всех сторон.

– Привет Гвардии! Как покушал, толстячок?!

– А почему шлем неровно надет? А ну опусти как положено, два пальца от бровей!

– Плюмаж потеряли!

Последняя шутка была совсем уж рискованной – пышные плюмажи украшали не только шлем Альхейма, но и сбрую Чважи. Над восьмилапыми никто в своем уме шутить не станет… Впрочем, у армейских пауков тоже существовала тайная неприязнь к гвардейцам. Объяснялась она, правда, иначе: в Гвардию брали лишь самых заслуженных смертоносцев, а всем известно, как важно для них быть хоть на пядь ближе к Повелителю.

Альхейму и в голову не приходило затеять ссору с обидчиками. Наоборот, он был напуган, чувствовал себя одиноким и мечтал поскорее оказаться среди своих. Чважи, ничего не говоря, уверенно прокладывал себе дорогу в лагерном беспорядке, и вскоре они увидели впереди палатку Повелителя. Над ней развевались вымпелы, а на круглой, усыпанной чистым песком площадке стояли воеводы. Альхейм, забыв свои неприятности, вглядывался в их мужественные лица, шептал знакомые с детства имена героев.

"Не забудь отсалютовать," – очень вовремя напомнил Чважи, останавливаясь прямо перед приближенными к Повелителю людьми.

Альхейм отчаянно рванул меч из ножен, взмахнул им, едва не срубив плюмаж. Воеводы не пошевелились, о чем-то негромко беседуя и разглядывая бродящих вокруг бойцов. Смертоносец отъехал чуть в сторону.

"Будем стоять здесь," – услышал Альхейм его слова. – "Я буду говорить только для тебя, больше никто не услышит. А ты, недотепа, не шевели губами, когда обращаешься ко мне, просто думай четко, не ленись повторять, я пойму."

– Хоро… – начал было солдат, и тут же осекся. – Хорошо, – продолжил он уже про себя. – Повелитель в своей палатке, да?

"Конечно. Восьмилапые воеводы с ним, люди ожидают снаружи, таков этикет. Они вот-вот выйдут, мы успели вовремя."

– Здесь все так странно…

Как ни смешно выглядела по утрам полуодетая Гвардия, но Армия ее превзошла. Вокруг бродили какие-то оборванцы, вооруженные как попало, одетые во что придется. Некоторые вообще были босиком! А другие жевали, сидя в седлах – в Гвардии это было строжайше запрещено. Разве у Армии другой устав? Больше всего удивляло Альхейма даже не внешний вид армейцев – чего еще от них ждать? – а их спокойствие вблизи палатки Повелителя. Вот сейчас он выйдет и увидит их…

– Как им не стыдно, Чважи?

"Мудрецы говорят: для поддержания наилучшего порядка в войсках следует не воевать, а поддерживать порядок. Но война с Мишеглиром идет уже много лет."

– Слава Повелителю! Я просто удивлен, что…

"Повелитель милостив. Страшна лишь измена, но пока воины готовы умереть, Повелитель милостив."

Тяжелая ткань палатки заколыхалась, из нее выскользнули четыре смертоносца, очень крупные, старые. Это были телохранители Повелителя, они замели у входа. Альхейм почувствовал исходящую от них холодную злобу, готовность рвать и кусать. Воеводы расступились, выстроившись полукругом по краю песчаной площадки, спиной к палатке. Оттуда продолжали выползать восьмилапые, теперь это были воеводы. Они составили второй полукруг, потом появился Повелитель.

Альхейм видел его несколько раз, но никогда так близко. Повелитель оказалась воистину огромным смертоносцев, почти в два раза выше рослого гвардейца. Исходящая от него мощь внушала трепет, десяток мудрых глаз видел и знал все.

– Сколько же ему лет? – ахнул Альхейм.

"Повелитель вечен," – тут же откликнулся Чважи, и гвардеец понял, что паук тоже потрясен.

Тяжело передвигая огромные, покрытые толстыми волосками лапы, Повелитель Мишеглира утвердился в центре площадки. За ним стояли пауки, впереди – люди-воеводы. Альхейм заметил, как один из них кивнул – наверное, получил распоряжение от Повелителя. Шум вокруг стих, огромная Армия будто перестала существовать.

Началось совещание, точнее, его заключительный этап. Для того, чтобы отдавать приказы людям и восьмилапым, Повелителю вовсе ни к чему покидать палатку. Но для смертоносцев этикет куда важнее, чем для людей. Альхейм предположил, что сейчас Повелитель выслушивает последние доклады, а потом принимает мгновенные, мудрые решения. Гвардеец дорого бы дал, чтобы однажды тоже застыть в этом кругу, спиной к Повелителю.

"Для нас пишут приказ," – сообщил Чважи.

Альхейм скосил глаза в сторону и увидел, как один из писцов быстро покрывает буквами свиток, положив его на седло согнувшего лапы смертоносца. Гвардеец не умел читать, и в который раз пообещал себе при первом же удобном случае подыскать учителя. Воевода не может быть неграмотным.

– Что там?

Чважи даже не ответил на такой глупый вопрос. Конечно, смертоносец мог бы попытаться проникнуть в мысли писца, но никогда не сделать того, что не положено. Тем более, вблизи Повелителя, который это тут же заметит. При этой мысли Альхейм побледнел – ведь и их разговор Повелитель наверняка слышит!

"Гвардеец! Прими приказ и доставь лично в руки воеводе Палеру как можно скорее, избегая встречи с неприятелем!"

Альхейм застыл, как громом пораженный. К нему обратился Повелитель! Конечно, а как же иначе… И хотя сказанное было лишь обычной формулой для любого гонца, гвардеец почувствовал дрожь, которую иначе как священным трепетом и назвать нельзя. Желудок запрыгал, к горлу подкатила тошнота. Вот еще не хватало!

Чважи подвез его к писцу и немного согнул лапы – как и все гвардейцы, смертоносец был выше среднего для паука роста. Писец молча протянул Альхейму запечатанный свиток и тот принял его едва слушающейся рукой, постарался покрепче сжать пальцы в перчатке, чтобы не выронить, не осрамиться. Хрустнула смятая бумага.

"Отсалютуй!" – Чважи повернулся лицом к Повелителю.

– Слава Повелителю Мишеглира! – выкрикнул Альхейм прежде, чем успел что-либо сообразить.

Он должен был взмахнуть мечом, но на полдороги остановил руку, вспомнив, что в ней зажат приказ. Альхейм перехватил бумагу, мгновенно покраснев, достал меч, и уже заканчивая салют вдруг повторил еще раз:

– Слава Повелителю Мишеглира!

"Ступай…"

То ли Повелитель в самом деле пошевелил лапой, то ли гвардейцу показалось. Чважи чуть присел, потом круто развернулся, так что Альхейм опасно качнулся, в довершение ко всему едва не свалившись, и побежал прочь.

– Что я натворил!

"Повелитель милостив. А вот от воеводы Палера жди выволочки," – спокойно ответил смертоносец. – "Будешь учиться салютовать…"

– Я дурак. Дурак, дурак, деревенский дурак, медонос несчастный… – повторял несчастный Альхейм всю дорогу до ворот.

И только когда стражник крикнул ему вслед:

– Бляшки пересчитай, Гвардия! Обронил половину, муравей безусый!– солдат будто очнулся.

– Зарублю! – взвизгнул он, хватаясь за меч.

Чважи не обратил на его движение никакого внимания, продолжая бег к расположению Гвардии.

"Приди в себя. Ты сейчас должен встретиться с Палером, хоть ему отсалютуй как положено."

– Прости… – поник гвардеец.

– Так, так… – важно изрек Палер, изучая свиток. О промахе Альхейма он то ли еще не знал, то ли не собирался сейчас это обсуждать. – Так, так… Господа сотники, мы выступаем! Строиться в походный порядок!

Стоявшие рядом с командующим Гвардией сотники бегом бросились выполнять приказание, хотя перестроение уже началось – восьмилапые получили приказ раньше. Задержались лишь трое "крылатых", заместители воеводы.

– Господин Аршу! – обратился Палер к восьмилапому командующему, своему непосредственному начальнику. – Позвольте передать вам всю полноту доверенной мне Повелителем власти и ждать ваших дальнейших распоряжений!

"Слава Повелителю!" – откликнулся Аршу, почти такой же огромный, как и телохранители Повелителя Мишеглира. – "Приказа выступать пока не поступило, но пусть все будут в седлах. Нам предстоит сложный маневр, Палер."

– Я скорблю лишь, что Гвардия не участвует в битве, – отвечая, воевода протянул "крылатым" свиток, те склонились над ним, толкаясь лбами. – Нет маневра, который не смогла бы выполнить Гвардия во славу своего Повелителя.

"Это так…" – Альхейм услышал, как в голосе Аршу сквозит неприязнь. – "Чважи, ты и твой воин останетесь при нас."

Подбежал штабной десяток, а также смертоносцы, на которых сели Палер и командиры крыльев. Альхейм незаметно смахнул пот, градом катившийся по лицу. Будет что-то важное, что-то интересное… А ему приказано остаться при штабе! Но почему Гвардия не будет участвовать в битве?

"Неприятель атакует лагерь всеми своими силами. Им будет непросто взять частокол…" – неожиданно пояснил Чважи. – "Мудрость Повелителя так велика, что он вынудил на эту атаку врагов. Гвардия совершит обходной маневр и ударит с тыла. При этом нам предстоит форсировать реку."

Вот теперь все встало на свои места. Враг не будет ожидать удара со стороны, ведь он собрал вместе все силы и знает, что Повелитель Мишеглира поступил так же. Частокол позволит продержаться достаточное время, в первые часы боя у обороняющихся будет преимущество. Потом, когда перед стеной вырастет гора трупов и она перестанет сдерживать неприятеля… Альхейм пожалел, что ему не придется увидеть этой величественной картины.

"Ты бы ее и так не увидел," – не применул заметить Чважи. – "Мертвые обычно лежат на земле, под лапами, оттуда ничего не видно."

– При чем же здесь… – начал было Альхейм, но осекся.

Конечно, Чважи гораздо умнее и опытнее его, куда тут спорить. Хотя по мнению Альхейма, при любом упоминании о сражениях его соратники начинали вести себя, мягко говоря, странно. Разве не затем идут в Гвардию, чтобы воевать по настоящему?

"В Гвардию не идут, туда берут, и берут самых лучших," – опять заспорил Чважи. – "А задача у нас у всех одна: быть полезными Повелителю."

– Чважи, ты не мог бы перестать читать все мои мысли? – вслух, но очень тихо, стараясь быть вежливым, попросил Альхейм. – По-крайней мере, не говори мне об этом, а то я чувствую себя немного…

"Глупо себя чувствуешь. Между тем почти все в Гвардии умеют скрывать свои мысли от восьмилапых. Учись. Не думай, что я в восторге от происходящего в твоей голове."

Альхейм только покашлял, стараясь ничего не отвечать даже мысленно. Чважи пристроился последним в небольшой караван, следующий сбоку от двинувшейся вперед громады Гвардии. Это позволяло избежать огромных клубов пыли, поднимаемых почти сотней тысяч лап пауков.

– А мы неплохо устроились, – осмелился заметить Альхейм, когда они с Чважи обгоняли свою сотню.

"Вот теперь я с тобой полностью согласен," – буркнул паук. – "Но не забывай, что битва началась."

– Что ты имеешь в виду?

"Повелитель послал нас в бой, и если сейчас расстояние между нами и врагом только увеличивается, то это ничего не меняет. Если кто-нибудь споткнется, строй не рассыпется. Мы уже сражаемся, и скоро будут первые погибшие."

– Река! – вспомнил Альхейм. – Нам предстоит форсировать один из притоков Ронсы? Много времени уйдет на постройку переправы…

"Какой же ты еще глупый! Мы спешим на выручку Армии, по дороге предстоит дважды пересечь реку. Кто станет тратить время на постройку моста или плотов?"

Вот теперь у Альхейма в голове и в самом деле не осталось ни единой мысли. Как же пересечь реку без плотов? Неужели пауки полезут в воду? Да умеют ли они плавать?

"Я уже бывал в таком деле," – Чважи мысленно содрогнулся от отвращения. – "Каждый десяток возьмет дерево, бревно. Держась за него, мы поплывем, и люди тоже не смогут остаться в седлах. Будет сыро, а под водой полно мерзких существ. Но нам повезло: мы пойдем в числе первых, когда все твари еще не успеют сбежаться на поживу. Я хочу умереть в бою за самок, за честь Повелителя, за разрушение Мишеглира, а не быть разорванным на части подводными хищниками."

Альхейм только покрепче вцепился в луку седла. Да уж, подводные чудовища, которыми полнятся реки, будут сегодня сыты. Повелитель угостит их отборным мясом, Гвардией, да еще дважды. Он с ужасом оглянулся на хвост проплывающего мимо строя, на последние сотни. Они войдут в воду, розовую от крови, когда туда стекутся все твари, почуявшие добычу ниже по течению. Наверное, они погибнут все…

"Всегда кто-то выживает. Но у восьмилапых надежда только на людей, мы в воде бессильны. Старайся убивать побольше речных тварей, тогда они начинают рвать друг друга…"

– Надо сказать всем, в Гвардии много новобранцев!

"Сейчас многие об этом говорят, я слышу."

Когда штабной караван догнал голову колонны, первая сотня ускорилась, стала понемногу отрываться от Гвардии. Они шли вперед, чтобы успеть найти лес поближе к берегу, очистить его от крупных хищников, шатровиков да скорпионов, приготовить все к переправе. Потом подойдут основные силы и затрещат деревья… Альхейм с ужасом представил себя, держащегося за бревно посреди потока. Снизу будут прекрасно видные его ноги, беззащитные, глупо болтающиеся. Он почти почувствовал, как острозубые существа смыкают челюсти, как слабо трещат кости…

"Перестань," – попросил Чважи. – "Я слишком хорошо вижу твои мысли. Ты заставляешь меня нервничать."

Гвардеец нервно закивал, потом принялся проверять амуницию, подтягивать ремни перевязи. Меч надо держать в руке, намотав на запястье темлюк… Как хорошо, что они поплывут почти первыми!

"Если получится, то встанешь на ствол. Тогда нужен не меч, а копье, ты должен бить и бить в воду, даже если никого не видишь. Ты должен помочь нам."

– Конечно, Чважи, конечно!

Нечасто случались ситуации, когда люди могли чем-то помочь своим восьмилапым соратникам. Когда-то пауки вообще обходились без них, но потом выяснилось, что смертоносец с сидящим на нем лучником почти всегда побеждает одинокого врага. С тех пор все Повелители поселили в своих городах людей, последних, уцелевших после Эпохи Рабства. Две расы заключили Договор, ознаменовавший новый поворот в истории.