Текст книги "Принцесса"

Автор книги: Норман Сеймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Стражники уже лезли наугад, рискуя свернуть себе шею, смертоносцы пробовали лапами трещины. Наконец Иржа среди всеобщей радостной суеты догадался быстро соткать нить, клейкий конец которой обмотал вокруг себя один из людей. Вскоре по закрепленной на скалах тонкой, но прочной белесой линии вниз соскользнул Люсьен, мертвой хваткой удерживающий принцессу.

В толкучке никто и не заметил, что Чалвен упал в обморок, только Настас, широко улыбаясь чему-то в темноте, уселась рядышком. Кто-то наконец догадался добыть огонь и сложить крохотный костер из растущего на скалах чахлого кустарника. Пока оказывали первую помощь несчастной девушке, Люсьен успел все рассказать Ирже, а трое стражников поднялись наверх.

– Они приближаются! – тут же крикнули оттуда. – Надо уходить, но здесь еще Алпа!

Несмотря на сломанные ребра, пугливая подруга принцессы самостоятельно съехала вниз по паутине. Оказавшись на камнях, она вырвалась из рук стражников и отошла в сторону, потная, запыхавшаяся.

– Он сейчас грохнется, – уверенно и зло сообщила девушка. – Наверняка грохнется, вот увидите! Такой дурак!

– Вот еще подарок!.. – донеслось со скал, там происходила какая-то возня.

Наконец, нелепо размахивая ногами, вниз по нити поехал Агрис. Посередине пути он вдруг остановился и с мучительно сосредоточенным выражением на лице стал всматриваться куда-то вниз.

– Ну давай же! – торопили сверху. – Дикари бегут, мы их слышим!

– Это у вас там огонь?.. – дрожащим голосом поинтересовался Агрис.

«Спускайся быстрее!» – приказал ему Иржа, но человек не реагировал.

Поднялся крик, хрипло и счастливо захохотала Алпа. Девушка не могла ни оставить недотепу в скалах, где он без конца спотыкался а падал, ни заставить двигаться быстрее. Будь у нее оружие, она наверняка прикончила бы беднягу, но на счастье юноши под руку Алпе попадались лишь камни. Осыпаемый ее пинками и проклятиями, он все же добрался до ущелья вовремя, а вот теперь почему-то застрял на середине нити.

Времени больше не оставалось. Стражники один за другим поползли вниз, опасно напрягая тонкую паутину, первый спускающийся попытался сдвинуть Агриса вниз ногами. Юноша и так висел, цепляясь из последних сил, поэтому с воплем разжал руки и все же грохнулся вниз, как и предсказывала Алпа. Но странное счастье продолжало хранить недотепу: он сильно ушиб Патера, едва не сломал ногу смертоносцу, а сам отделался очередной ссадиной на руке.

– Фольш! Фольш! – донеслось сверху.

– Поджигайте же паутину, не видите – он меня убил!.. – прохрипел Патер.

Свежая нить горела неохотно, и все же огонь зацепился за нее, скрутил, поднял вверх и светил теперь оттуда, будто фонарик. Но повстанцы не стремились вниз, к неведомому врагу. Продолжая выкрикивать имя своего злого бога, они ограничились швырянием камней.

«Отойдите же все!» – потребовал Иржа, которому на спину положили Тулпан. – «Лучники, не отвечайте им! Прочь! Потушите костер! Сколько их там, Люсьен?»

– Не знаю, – признался стражник. – Но не думаю, что они выдержат открытый бой с людьми и смертоносцами.

«Все равно, уходим в сторону Хажа. Люди, сохраняйте строй!»

Пятясь, отряд медленно прошел по завалу. Они еще долго слышали бесконечные восхваления Фольша, но наконец скалы разделили повстанцев и их врагов. Когда под ногами снова оказалась ровная дорога, Око Повелителя приказал остановиться. Тулпан на короткое время пришла в себя, но выяснив, что с Алпой все в порядке, опять впала в забытье.

– А со мной не все в порядке, – пожаловалась девушка Патеру. – У меня ребра сломаны, мне даже дышать больно. Да еще этот недотепа… А тебе, Люсьен, я никогда не прощу, что ты меня оттолкнул.

– Мой долг – спасать принцессу, – невозмутимо ответил стражник, который поддерживал Агриса. Теперь, когда Тулпан оказалась в безопасности, он опять переключился на опеку недотепы. – Ты сама поступила бы так же на моем месте.

– И все же я тебе еще отомщу, – пообещала Алпа. – Можно мне сесть на смертоносца? Я ведь тоже пленница, тоже страху натерпелась. А Олаф, наверное, погиб, – вспомнила она. – И Агни.

Иржа уже успел выслушать подробный отчет Люсьена, теперь потребовал того же от Алпы. Девушка, негромко бормоча вслух, поделилась с пауком своими переживаниями.

– Ты слышал о таком, Иржа? Они называют себя людьми Фольша, говорят, их много в степи.

«Слышал…» – спокойно ответил смертоносец.

Его куда больше занимало другое: Люсьен передал ему послание Мирзы. Опасность для всего вида смертоносцев надвигалась из степи, но это были не люди, а… Стрекозы. Почему именно крылатых хищниц боится Повелитель Чивья, боится так, что готов любой ценой захватить перевалы, бежать за снежные вершины, в неизвестность. Это невозможно – любой Повелитель предпочтет умереть, чем отступить! Но опасность для всего вида могла что-то изменить в тысячелетней логике поведения.

Снова и снова Иржа обращался к воспоминаниям Люсьена, вслушивался в каждое слово, символ, вглядывался в сохраненную памятью человека картину парящей в вышине стрекозы. Насекомое ничем не отличалось внешне от своих многочисленных сородичей.

– Надо бы принцессу во дворец, – потребовал Чалвен, мнивший себя чуть ли не лекарем. – Дай мне одного смертоносца, я отправлюсь с ней. И еще… – он перешел на шепот, – Еще надо приглядеть за Настас. Ярлык-то у нее, то есть в ней… Хотя оставалась ведь без присмотра, вот какое дело…

«Мы уходим обратно в Хаж,» – решился Иржа.

Стражники недовольно загудели. Никто из них прежде не принимал участия в боях, и вот теперь отличиться довелось Люсьену. Все хотели тоже записать на свой счет двух-трех убитых дикарей, которых возненавидели всем сердцем.

«Нас слишком мало, а на скалах восьмилапым будет трудно вести бой,» – объяснил Око Повелителя. – «Тем более, что повстанцам все равно не скрыться, скоро из степи придет большой отряд чивийцев. А может быть, и армия…»

Патер вспомнил о приготовлениях к обороне дворца и накричал на подчиненных, заставил забраться на пауков. Еще более нагруженные, чем прежде, те понесли двуногих обратно в Хаж. Задолго до рассвета караван вернулся, и после коротких переговоров мост был опущен.

Стражники, не спрашивая позволения воеводы, потянулись к запасам меда. Патер не стал возражать, разумно рассудив, что если молчит Иржа, то ему и тем более следует быть сдержаннее. Поздний ужин перерос в странный предрассветный и очень праздничный завтрак. Только два человека спали во дворце этой ночью: постанывающая принцесса и Агрис, который перестал отвечать на вопросы еще по пути.

Алпа тоже много жаловалась на раны, но выпить и перекусить в компании стражников не отказалась, а через час даже пустилась в пляс, запрещая лишь прикасаться к своим бокам. Люсьен только головой качал, глядя на девушку – сам он чувствовал себя будто придавленным тяжелыми камнями.

Иржа, в окружении своих немногочисленных смертоносцев, стоял у моста. Восьмилапые не разговаривали, они думали. Не спеша, терпеливо перебирали свои воспоминания, пытаясь разгадать загадку Мирзы. Какая опасность может исходить от стрекоз? Эти насекомые никогда прежде не проявляли способностей действовать разумно, не достигали организованности даже пчел и муравьев.

Глава восьмая

– Очнись! Очнись! – повторял Костас, поливая Олафа водой, и то ли холодная влага, то ли слова наконец возымели действие.

Чивиец открыл глаза, веки показались ему необычно тяжелыми. Колдун дал новому пленнику время понять что происходят, наблюдая за ним с обычной ласковой улыбкой. Ничего не изменилось – продолжали гореть костры, вокруг Олафа стояли повстанцы с мечами в руках, вот только не кричали больше.

– Давай с него кожу сдерем, – тихо попросила Мета, которая успела перетянуть кровоточащее бедро.

– Ну что ты? – осуждающе посмотрел на нее Костас. – А Выбор? Фольш наказал нам дать право Выбора каждому обманутому.

– Они убили Вальту! – почти жалобно сказала дикарка.

– И не только Вальту, Джана тоже, и еще этого… Забыл, как звать. Именно поэтому, – Костас выпрямился и обвел взглядом сумрачные лица, – именно поэтому мы нуждаемся в новых людях. Фольш нуждается в новых людях! А как он их получит, как пополнит свое звездное воинство? Только через новых людей Фольша на земле. А Вальта… Она уже поцеловала Фольша в плечо, я уверен. Теперь она вместе с Имрусом ждет нас там.

– Ага… – благоговейно протянула Мета, и даже Вик мечтательно улыбнулся.

– Итак, поскольку ты нарушил ход церемонии и на сегодня у нас дел больше нет… – опять обратился к Олафу колдун.

– Он оставил Фольша голодным! – сообразил Пивар. – Разве Фольш его примет?

– Да, это был большой грех, – согласился Костас. – Думаю, что за него придется платить большую плату. Но Фольш милостив… Как твое имя, степняк?

– Меня зовут Олаф, – он осторожно сел, потрогал затылок. – А тебя зовут Костас. Ты колдун. А я – чивийский сотник, отмечен вниманием Смертоносца Повелителя. Что тебе от меня нужно?

Олаф чувствовал сильное раздражение. Уж убили бы сразу, чтобы не было хлопот… Так нет, предложат свой глупый Выбор, а потом еще будут тешиться. В то время как у чивийца так болит голова… Он прикинул свои шансы завладеть чьим-либо оружием, но повстанцы держались на расстоянии.

– Мне нравился вон тот парень, – Костас кивнул на лежавшего в нескольких шагах Агни. Его труп был сплошь изрублен впавшими в неистовство дикарями. – Но он не захотел даже говорить со мной, оскорбил Фольша… Будь умнее. По крайней мере выглядишь ты умнее. Слушай, у нас погибла Вальта, она командовала этой сворой. Я – колдун, мне не к лицу вести людей в бой. Понимаешь меня, сотник?

– Понимаю, – Олаф морщился от боли, в голове стоял звон. – Но пойми и ты меня: у вас нет шансов спастись. Ваша Вальта была порядочной дурой, раз упустила в степь двух смертоносцев. Повелитель может проглотить что угодно, кроме оскорбления.

– Ты думаешь, я так глуп? – колдун присел рядом, заговорил на ухо: – Я ведь после того, как мы ушли из Гволло, три раза нападал на раскоряк, кормил Фольша. И все время удачно, как видишь! И четвертый раз прошел бы хорошо, если бы не ты. Зачем убил пауков, кому помог?.. А Фольш остался голодным, это большой грех. Так вот, это я придумал, как обмануть Смертоносца Повелителя Трофиса, куда от него скрыться. Привел людей в горы, а здесь придумал сделать обвал. Я много еще могу всего придумать, Олаф, я помогу тебе выжить. Мы еще погуляем!

– Ты не понял меня, – чивиец отстранился. – Сюда придет отряд, думаю, уже завтра ночью. Люди на смертоносцах, и их будет много, Костас. Эта горстка оборванцев никуда не денется.

– Завтра мы найдем дорогу еще дальше в горы!

– А помогать облаве будут люди из Хажа, горцы. Они наверняка знают все тропы. Да и вообще, ты хоть понимаешь, что все перевалы, ведущие за горы, перекрыты? – Олаф со вздохом поднялся, краем глаза косясь на большой кинжал, украшавший широкий пояс Меты. – Горы – не степь, здесь нельзя идти куда захочешь. Скорее всего, дальше вообще нет пути.

– Фольш нам поможет! – твердо заявил колдун.

– Фольш! Фольш! – принялись скандировать неостывшие после жертвоприношения дикари.

– Хватит орать, у меня голова болит, – попросил Олаф, но его никто не услышал. – Костас, тебе не поможет Фольш, как он не помог никому из повстанцев. У всех у вас один конец. Ты держался долго, но и твой недалек.

– Выбор, – твердо сказал колдун. – Идем к огню.

Олафа подтолкнули в спину, пришлось идти. Мета, то ли инстинктивно, то ли почувствовав внимание к своему кинжалу, накрыла его рукоять широкой ладонью. Сотник не верил, что даже волшебный дым колдуна сможет его изменить точку зрения на Выбор. Воспитанный в верности своему городу и Повелителю, он предпочитал умереть сегодня с честью, чем завтра с позором.

Костас уже взял в руки охапку трав, собираясь бросить ее в костер, как вдруг послышались приближающиеся голоса. Колдун задержался, с широкой улыбкой ожидая появления гостей. Однако первый же подошедший к нему дикарь громко заявил:

– Они удрали от нас, Костас!

– Что? – не поверил колдун. – Как это – удрали? Вы потеряли их?

– Нет, гнали до ущелья, а там, у места засады, им помогли. Там отряд людей и смертоносцев, но мы заставили их отступить. С нами Фольш, Костас, а все-таки надо отсюда убираться.

– Так быстро здесь не могли появиться чивийцы! – не поверил колдун и посмотрел на Олафа: – Ты сам говорил, что только следующей ночью, да и то приврал!

– Значит, им просто повезло, – пожал плечами сотник, бочком подбираясь к Пивару, который положил меч на траву и подтягивал сапоги. – Кто-то еще оказался здесь… Какая разница? Друзей у вас нет.

– Они ушли к западу, – добавил дикарь. – По дороге.

– Значит, это отряд из королевства Хаж, – сделал вывод Костас. – Вот оно что! Но ведь туда никто не пошел за помощью! Хотя, если выжил Олаф, и еще один человек, но мог уцелеть и кто-нибудь еще. Не такая уж надежная штука обвал, как я думал. Олаф, чему ты так радуешься?

– У тебя в руках была принцесса, – объяснил сотник, который не смог спрятать улыбку. – Дочь Малого Повелителя Хажа. И ты ее упустил.

– Врешь! – обиделся колдун. – Я смотрел, на ней не было Ярлыка! Фольш подсказал бы мне, он принимает такие жертвы особенно жадно.

– Я знаю, – кивнул Олаф. – Но вы оба ее прозевали, и ты, и Фольш.

– Выбор, – мрачно повторил Костас и швырнул в огонь траву.

Сотник задержал дыхание, когда его окутали клубы дыма, но долго так продолжаться не могло. Но попытался отойти в сторону, но беснующиеся повстанцы не пустили. Пришлось вдохнуть, и боль мгновенно покинула не только голову, но и все тело. Все ссадины, царапины, в обилии покрывавшие тело, будто исчезли.

– Вот теперь решай, – перед Олафом возник колдун и положил ему на плечи обе руки. – Теперь ты свободен. Никакой боли, никаких обязательств. Выбор: люди или раскоряки. Они пожирают наших детей, вспомни!

– Не помню, – признался чивиец. – Смертоносцы едят только мертвых. Таков договор.

– Так было не всегда, и ты это знаешь. Завтра, когда мы станем не нужны, тоже все окажется иначе. Но придет Фольш, тот, кого люди предали из страха перед пауками. Когда-то мы одни владели этим миром, попирая ногами насекомых. Помнишь?!

Последнее слово Костас неожиданно выкрикнул прямо в лицо Олафа. Чивиец зажмурился, но от этого видение стало только более явным: огромные, исполинские человеческие фигуры шли по степи, не обращая внимания на погибающих под их подошвами насекомых. Олаф видел муравьев, жуков, отчаянно пытался спастись паук-бегунец. В воздухе пролетела оса, человек отмахнулся от нее, почти не заметил.

Сотник открыл глаза, потряс головой. В сказках, известных каждому человеку, все было не так. Утверждалось, что некогда не люди были огромны, а насекомые малы. Потом с неба упал зеленый огонь и мир стал меняться… Значит. Видение – всего лишь плод дыма и внушения колдуна, объяснил себе Олаф.

– Там! – колдун задрал руку к небу. – Вот там, прямо над нами, гори звезда! Там Фольш, отец всех людей, собирает верных себе! Каждый, кто умрет за него, получит новое тело, вечное, сильное и здоровое! Когда армия будет готова, она спустится вниз на летучих лодках и истребит насекомых, навсегда изгонит их с земли!

– Вот оно что… – понимающе кивнул чивиец и поискал глазами Мету. Дикарка, не обращая внимания на струящуюся сквозь повязку кровь, отплясывала вместе со всеми. – Тогда понятно.

– Слушай Фольша! – потребовал Костас.

И тут же в уши Олафа ворвался стократно усиленный рев повстанцев. Фольш! Фольш! Сотник сам не заметил, когда присоединился к этому хору. Люди нравились ему… Теплые, нежные, мягкие, совсем не такие, как покрытые жестким хитином пауки. Люди должны помогать друг другу!

– Фольш! – Олаф даже осторожно подпрыгнул, но тело не отозвалось болью. – Фольш!

– Фольш! – просиял Костас. – Вот твой выбор! Фольш! Веди нас к Фольшу! Фольш! Олаф!

Повстанцы собрались в круг возле новообращаемого, многие выкрикивали его имя. Поддаваясь своему желанию, Олаф обнял Вика, потом Костаса, потом Пивара. Следующей случайно оказалась Мета, и когда дикарка выпустила сотника из своих объятий, кинжала на ее поясе уже не было.

– Фольш! – крикнул Олаф, втыкая клинок в живот Костаса.

Тот еще попытался поддержать, выкрикнуть имя бога, но не смог и только жалко улыбнулся, приседая. Олаф ударил Мету, под грудь, в сердце, и тут же его схватил за руку первым опомнившийся Пивар. Но ловкие пальцы воина перехватили кинжал, прокрутили, поворот запястья дал необходимый нажим.

Пивар еще смотрел озадаченно на свою руку, почему-то переставшую слушаться, выпустившую врага, еще не чувствовал боли от пореза, а Олаф уже катился по земле к костру. За ним кинулся Вик, замахиваясь топором, но сотник не поднялся, прыгнул вперед, сквозь огонь, над самыми углями. Дикарь едва успел остановиться, бороду опалило огнем.

– Уйдет! – взревел Вик и побежал вокруг огня.

Олаф не долетел, упал на угли, но сберег руки, прокатился по ним на спине. С затрещавших волос на затылке он сбил пламя ударом ладони, радуясь, что вовремя знаменитой прически, с курткой не было времени разбираться. А она стала прекрасным ориентиром для догоняющих – раздуваемый ночным ветром огонек, убегающий в темноту.

– Костас убит! – голосил сзади оставшийся у костра Пивар, и дикари ответили злобным воем.

Олаф услышал их голоса и понял, что убежать не получится, погоня прямо за спиной. Сотник обернулся, заметил просвет между бегущими повстанцами, упал на землю. Часть людей действительно проскочила мимо, кому-то он успел глубоко взрезать икру, но поотставший Вик чудом не попал по неожиданно оказавшемуся прямо перед ним беглецу. Топор воткнулся в землю, Олаф выкатился из-под пытавшегося прижать врага телом воина и успел снова вскочить на ноги, чтобы теперь бежать в сторону вершины.

Уже через несколько шагов, когда склон круто пошел вверх, сотник почувствовал, что дурман покидает его. Опять начали болеть ушибы, в голове послышался тихий, но какой-то очень тяжелый звон. Удивляясь, что его еще не схватили, не сбили с ног, Олаф все медленнее бежал вверх, задыхаясь, с трудом переставляя ноги.

Он оглянулся. Преследователи тоже устали, они плясали весь вечер, поддерживаемые внушением колдуна, а теперь Костас умер. Погоня превратилась в странное зрелище: Олаф почти полз, часто хватаясь рукой за землю, за ним так же медленно поднимались повстанцы. Никто больше не пел, слышно было только хриплое дыхание множества глоток, треск дров в костре и гудение ветра в скалах.

Стали попадаться крупные камни, потом Олаф оказался между двух больших валунов. Испугался, что его обойдут, опять пробежал несколько шагов и совсем выбился из сил. Валуны встречались все чаще, между ними навстречу дул сильный ветер. Очередная щель оказалась длинной, она постепенно сужалась и наконец сотнику пришлось остановиться.

Он прижался спиной к камню и зашипел от боли – куртка все еще тлела. К нему, постанывая то ли от усталости, то ли от жажды крови, протискивался кто-то, неразличимый в темноте. Олаф выставил вперед кинжал.

– Убью! – предупредил он.

Повстанец оказался Виком, волосатым, крупным дикарем. Он уже почти застрял в щели, но пытался идти грудью вперед, чтобы иметь возможность рубить топором, держа его в обеих руках. Хрипло выдохнув, он обрушил удар в темноту щели. Звякнула сталь, Олаф едва удержал кинжал, отдернул руку.

Деться ему было некуда, в темноте от удара не увернуться, кинжал слишком короток для обороны. Сотник отступил еще на шаг, стараясь не дышать. Вик снова выдохнул, опуская топор, и тогда Олаф рванулся обратно. Он успел – поднимаемое оружие ткнулось ему в живот, чивиец вытянул вперед руку и услышал хруст разделяемой сталью плоти. Вик жалобно пробормотал что-то и отступил.

Он не ушел далеко: Олаф слышал его дыхание. Спустя некоторое время оно прекратилось. Осторожно нащупав тело, сотник понял, что оно повисло, зажатое в узкой щели. Тогда чивиец обхватил остывающего Вика и потащил его за собой, будто стараясь закупорить им вход в свое убежище. Теперь он был вооружен еще и топором, можно было попробовать отбиться.

Повстанцы негромко перекликивались. Олаф опустился на колени, прижался щекой к скале, на слух отслеживая их передвижение. В щель никто больше не полез, только позвали Вика, зато побродили вокруг, попробовали забраться на валуны. Потом все стихло.

Иржа решил потребовать полного ответа от Повелителя Чивья. Никто не смеет требовать от смертоносца измены городу, объясняя это лишь какой-то мифической угрозой со стороны стрекоз. Если же чивийцы не захотят быть с ним откровенны и применят силу, то Горный Удел Ужжутака будет держаться до последнего защитника.

И умереть последний воин должен именно здесь, у моста. Иржа стоял на том самом месте, представляя себе возможные варианты штурма. Как ни велик Хаж территориально, а оборонять надо именно дворец, прорвавшись сюда противник получит сразу все. Конечно. Против армии Чивья не устоять, тут Око Повелителя Ужжутака не питал никаких иллюзий.

– Иржа, все люди прибудут завтра, – подошел Патер с докладом и виновато повесил большую голову. – Разболтались! В дальних поселках решили, что гонец что-то перепутал, пришлось еще раз посылать.

«Хорошо,» – коротко ответил паук, но воевода не собирался так быстро уходить.

– Что же случилось такого, а? – он прислонился спиной к сосне. – Жили мирно, никого отсюда не трогали, никому не были нужны… А теперь – война. Может, ее не будет?

«Будет,» – сказал Иржа, но добавил, помедлив: – «У нас есть некоторые шансы на мир… Все будет зависеть от Смертоносца Повелителя Чивья.»

– Понятно, – кивнул Патер, хотя ничего не понял. – Ну что же, велено умереть – умрем. Слава Повелителю!

«Слава Повелителю,» – терпеливо отозвался Иржа.

– А принцесса выспалась, поела с аппетитом, поправляется, – продолжил болтать старый вояка. – Только шрам большой останется. Алпа наоборот, с утра стонет. А я говорю: надо было ночью не отплясывать с поломанными костями, а спать!

«Чалвен сторожит Настас?» – прервал его Око Повелителя. – «Мы все же должны вернуть медальон.»

– Сторожит, – неуверенно предположил Патер. – Пойти проверить?

«Приказываю.»

С момента отъезда принцессы Тулпан Иржа больше не делал вид, что девушка является ровней ему. Вся власть сосредоточилась в его сильных лапах. Это было необходимо, ведь война уже началась. Никто из людей и не думал возражать – Око Повелителя пользовался непререкаемым авторитетом.

Патер вошел во дворец, по дороге накричав на бездельничающую стражу, и с порога позвал Чалвена. Старик сперва не отзывался, потом выскочил навстречу, размахивая руками.

– Что ты орешь, дурак?! Тулпан опять уснула!

– Ну, ты думай, с кем говоришь, – попросил Патер, поправляя пояс с оружием. – Если спит – так и скажи, что спит. А вот у меня к тебе такой вопрос: следишь ты за Настас, или она уже никогда не вернет нам медальон?

– Как это – не вернет? – Чалвен сморщился, потому что за хлопотами о раненой и думать забыл про колдунью. – Не вернет – на куски разрежем… А вот что, Патер: ты воевода – тебе это и по плечу. Раз мы с Чивья воевать собрались, а жених под камнями погиб, да и все сваты, то Настас нам теперь никто. Иди и потребуй!

– Настас нам никто? – задумался Патер. – Вообще-то… Но у нее дар, Чалвен. Не принято таких людей обижать.

– Это если свои люди, – поправил его старый слуга. – А она нам враг, потому что чивийка. Хоть мечом ее руби, все по закону. Иди и добудь медальон, или стражникам поручи. Я ее в зале на тряпье спать положил, она не вставала.

Патер покашлял в кулак, опять поправил пояс, который тут же снова перекосился на толстом животе. Чалвен с чувством нескрываемого торжества смотрел на воеводу. Тот мягко отстранил его рукой и прошел в зал. Стражников он решил пока не звать, как бы не опозориться с этой Настас, очень уж она быстра на неприличные поступки.

Колдунья не спала, она выглядывала из кучи старья, которую бросил для нее Чалвен прямо на пол и хитро улыбалась. Воевода приблизился, постоял над ней. Потом, крякнув, сел на корточки.

– Настас, а знаешь ли ты, что назревает ссора между нами и Смертоносцем Повелителем Чивья? – Патер решил начать издалека.

Чивийка часто закивала и улыбнулась еще шире, что ее совсем не красило.

– Вот, а это значит, что ты вроде как наш враг.

Настас продолжала улыбаться, но теперь затрясла головой иначе, отрицательно. Воевода покашлял.

– Да что ты с ней сюсюкаешь? – прошипел из-за спины подкравшийся Чалвен. – Мечом ее кольни!

– Ты должна вернуть нам амулет, – продолжил воевода, – иначе нам придется… Отобрать его силой. Каким-то образом.

Настас опять кивнула и вдруг резко выдернула из-под тряпок руку, крепко сжатую в кулак. Патер отшатнулся и едва не упал. От пальцев, оказавшихся у него прямо перед носом, исходил крайне неприятный запах.

– Это ты зачем?

Чивийка медленно, словно дразня, разжала пальцы. На ладони лежал золотой шарик с обрывком цепочки, не слишком чистый.

– Бери его, Чалвен! – Патер встал и даже чуть поклонился колдунье на радостях. – Я свое дело сделал!

– Да что же это? – опять запричитал старик.

Он потянулся было к своему сокровищу, потом выхватил из кучи какой-то лоскуток и принял Ярлык через него. Настас неожиданно погладила старика по щеке опустевшей ладонью, тот взвизгнул от неожиданности и едва ли не бегом покинул зал. Патер раскатисто засмеялся.

– Все будет хорошо! – пообещал он Настас. – Ну, будет война, ну, поубивают нас всех. Тебе-то бояться нечего – сядешь в сторонке и дождешься своих.

Чивийка ничего не ответила, продолжая улыбаться. Воевода поправил ремень и вышел на воздух. Стражники, которых он только что отругал, занялись починкой веревок, намотанных на ворот моста. Вдалеке он увидел приближающийся отряд – это начинали подтягиваться люди из поселков. Душа старого вояки запела, он попробовал ей подтянуть, но осекся, услышав голос принцессы.

– А где Алпа?

– Спит, кажется… – Патер обернулся. – Зачем ты встала, Тулпан? Тебе надо лежать, кости сращивать.

– Не хочу больше, – принцесса выглядела бледной, но держалась прямо. – Я слышала, ты говорил с Настас. Не смейте ее обижать!

– Да мы не обижали, – заверил ее воевода. – Просто отобрали наконец-то медальон.

– И впредь не обижайте! – потребовала Тулпан. – Если бы Ярлык был со мной, меня бы убили первой. И помощь тоже привела она.

– Как прикажешь, – склонил голову Патер.

– Позови мне Люсьена, если он не спит. Я должна его поблагодарить.

– Спит, конечно, все бы спали, если бы я не будил, – проворчал старик. – Ночью пить, гулять – днем спать, каждый ведь норовит именно так жить. Но я все равно собирался его растолкать, сейчас пришлю.

Он ушел, покрикивая на стражников, а принцесса осталась стоять в дверях дворца. Иржа от моста вежливо осведомился о ее здоровье, но Тулпан поняла, что затевать разговор паук не в настроении. Ключица болела, мир оказался вовсе не таким солнечным, как в момент отправки каравана из Хажа, ничто не радовало.

Подошел Люсьен, на ходу приглаживая волосы ладонью. Он наконец-то сменил сапоги, но ноги будто стерлись в обуви убитого дикаря и теперь не желали возвращаться к прежним размерам.

– Спасибо, стражник, – довольно высокомерно поблагодарила его Тулпан. Люсьен опустился на одно колено, ожидая продолжения. – Ты был храбр, защищая свою принцессу. Я обязана тебе свободой и жизнь. Однако мне хотелось бы, чтобы впредь ты был более почтителен к моей подруге, которая едва не погибла из-за тебя.

– Это не из-за меня, – заметил Люсьен. В Горном Уделе Ужжутака даже стражники порой противоречили принцессе. – Это из-за повстанцев, людей Фольша. Я просто выполнял свой долг.

– Но она ведь тебе помогала!

– Да, и даже Агрис помогал, – вспомнил стражник. – Он вообще неплохой парень, этот Агрис, просто у него все из рук валится.

– И сам он валится! – поневоле фыркнула Тулпан. – Но я хотел узнать про Олафа. Нет, сначала расскажи мне об Арнольде.

– Я его не видел, – развел руками Люсьен. – Но Мирза сказал, что твой жених умер первым. Он еще сказал… Ну, это я передал Ирже. Так что Арнольда я не искал. А Олаф чудом остался жив, так же, как и я. Он мне сильно помог.

– Это я знаю. Думаю, что без него ничего бы не вышло. Нас догнали бы, если бы он не остался там, верно?

– Я сам хотел остаться, – уверил ее Люсьен. – Но Олаф так решил. Что же мне было делать? Времени уговаривать не оставалось.

– Я тебя не виню, наоборот. Что ты хотел бы получить в награду?

Стражник удивленно уставился на Тулпан. Да, согласно древнему этикету, спаситель принцессы должен получить щедрую награду, но что можно попросить в Хаже? Люсьен был обут и одет, сыт и часто пьян, имел в двух поселках подруг и детей.

– Ну, не молчи, – потребовала Тулпан. – Ты ведь хочешь чего-нибудь?

– Чего я хочу? – стражник честно задумался. – Я хотел бы повидать степные города, а больше всего – Ужжутак. Но этого все хотят.

– Сейчас я не могу выполнить это твое желание… – вздохнула принцесса и присела на порог, тоже стала думать. – Чем же тебя можно наградить? Люсьен, я ведь принцесса. Мне последнее время не нравится, что это совсем ничего не значит.

– Как же не значит?! – округлил глаза Люсьен и хотел было сказать, что ради Алпы не полез бы в горы на смерть, но сообразил промолчать.

– Может, женить тебя на ком-нибудь? – просияла Тулпан. – Сам понимаешь, я даже нагрудным знаком не могу тебя наградить, потому что у меня нет Большого Ярлыка. Давай женим тебя на Алпе? Она добрая, она тебя простит.

– Да я… – Люсьен нахмурился, подбирая слова. – Я думаю, это слишком… В общем, я не хочу жениться.

– Тебе не нравится Алпа? А больше у нас нет никого, над кем я имею такую власть, – расстроилась Тулпан. – Не могу же я сама выйти за тебя замуж? Иржа не разрешит.

– Не разрешит! – быстро подтвердил Люсьен. Он увидел вдалеке Патера и помахал ему рукой, но воевода не обратил внимания. Тягостный разговор надо было как-то прервать. – Прости меня, принцесса, но мне что-то нехорошо. Я еще не завтракал… Можно мне идти?

– Иди, – печально отпустила его Тулпан. – И никакая я не принцесса, нет у меня ничего, никаких прав.

– Мне жаль, что я тебя расстроил, – стражник встал и попятился. – Прошу передать мои извинения Алпе.

Люсьен быстро свернул в сад, торопясь убраться подальше с глаз печальной принцессы. Хватит неприятностей, не хватало еще сочетаться с такой особой, как Алпа, да еще перед самой войной. Похоже, первой и последней войной королевства Хаж.

«Люсьен,» – позвал его Иржа. – «Если ты уже не нужен принцессе, то ты нужен мне.»

На рассвете, когда в щель сверху начал проникать свет, Олаф осторожно перебрался через холодный труп Вика и стараясь двигаться бесшумно двинулся к выходу. На его счастье, дежуривший там повстанец задремал, и сотник первым увидел его, развалившегося на земле, с луком в руках. Чивиец рискнул пройти еще несколько шагов, но заметил сапог его товарища, сидевшего рядом. Пришлось вернуться.