Текст книги "Принцесса"

Автор книги: Норман Сеймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Я?! – не понял старик. – Зачем?.. Ах вот что, сказать Тулпан, чтобы не возвращалась… Куда ты, Иржа?!

Но паука уже не было ни в зале, ни вообще во дворце. При всей своей симпатии к двуногим союзникам и особенно к принцессе, Иржа не мог продолжать разговор, по сути являвшийся изменническим. Горный Удел останется верным Повелителю Ужжутака, а все его жители погибнут, защищая землю и славу своего властителя. Проследить за этим, не позволить двуногим колебаться в выборе – обязанность Ока Повелителя.

Принцесса Тулпан останется презираема не только смертоносцами Ужжутака, но и их сородичами из Чивья. И все же для человека, по наблюдениям восьмилапого, это не так уж и страшно. Там, где жизнь Иржи потеряла бы всякий смысл, Тулпан еще может быть счастлива.

– Как же это я – в Чивья? – спросил у опустевшего зала Чалвен и зябко поежился. – Придумал тоже… Туда сколько времени добираться, а в дороге одни скорпионы да бегунцы кругом! А тебе того и надо, чтобы я долго шел, чтобы ты все успел… Вот же старая многоногая коробка!

Он встал и подошел к двери в свой чулан, заглянул туда, поморщился. Последствия пребывания там Настас еще никто не успел убрать, да и кто будет помогать старику в таком горе? Сплюнув на пол, как всегда в минуты волнения, Чалвен поправил на поясе длинный кинжал и отправился в кладовую.

Через несколько минут он вышел оттуда с объемистым мешком за плечами, набитым припасами, теплой одеждой и даже небольшим бурдюком с медом. Груз явно был слишком тяжел для Чалвена, но старик рассудил, что дорогу ему все равно не одолеть. Слишком далеко для немощного человека.

– Никого с собой не брать… – сердито бормотал он. – А ведь мог бы хоть каких-нибудь подростков со мной отправить… Нельзя, тогда все узнают, а для паука это смерть, если люди засомневаются. Как он Патеру приказал? «С честью умереть?» Дурак хитиновый, нельзя такое поселянам говорить. Сказать ему?..

Иржа был у моста, вместе с двумя другими смертоносцами быстро выкорчевывал молодые деревца, выросшие по краям площадки. Стражники поглядывали на пауков с недоумением – это была их, благополучно позабытая обязанность. Отчаянно пыхтя, Чалвен прошаркал мимо лоботрясов, игнорируя их грубые шуточки, и впервые за много лет простучал подошвами по деревянному настилу. Голова закружилась, поглядеть вниз он так и не решился.

Иржа ничего не сказал ему, но один из восьмилапых подошел и согнул ноги.

«Залезай, Чалвен. Око Повелителя прощается с тобой, а я сопровожу до сосновой рощи. Око Повелителя считает, что тебе лучше заночевать там, чтобы потом выйти в степь засветло.»

– Большое спасибо Оку за такую заботу, – как мог церемонно ответил Чалвен, поглядывая в сторону Иржи. – Ты ему тоже передай от меня кое-что… Не надо бы часто говорить людям, что никакой надежды нет. Они от этого все время предать норовят. Нужна людям надежда, понимаешь? Так устроены.

Смертоносец немного помолчал.

«Око Повелителя благодарит тебя за совет и за долгую верную службу. Он рад, что ты все понял верно, и не попытался взять кого-нибудь с собой в нарушение приказа. Тогда Ирже пришлось бы казнить тебя. Смертоносцам нужна верность. Так устроены.»

Чалвен хотел что-нибудь сказать, но паук еще ниже согнул лапы, требуя забираться на спину. С трудом, двумя руками старик закинул на спину мешок и забрался сам. Никакой упряжи на смертоносце не было, пришлось лежать на животе, широко распластавшись, придерживая груз.

– Как бы не свалиться… – проворчал вечно недовольный Чалвен.

Паук уже сделал первые шаги, но тут же остановился и выпустил конец прочной, липкой нити. Чалвен, бурча, подхватил ее и под смех глазеющих стражников примотался к твердой спине.

– Ты там не усни на нем! – крикнул высокий веснушчатый парень. – Куда отправился-то? На скорпионов охотиться?!

Воины загоготали. Чалвен сделал вид, что не расслышал. Он последний раз посмотрел на мрачное здание дворца, на сад, а потом смертоносец унес его за поворот. Паук, повинуясь приказам Иржи, не спешил. Он плавно набрал скорость, едва ли не вполовину меньшую чем та, с которой сам бы предпочел бежать, и старался двигаться особенно плавно.

Почти тут же у моста появился Патер, он уже отправил гонцов во все поселки. Они должны были передать странный, но очень срочный приказ: всем вооружиться, взять припасы и явиться во дворец, оставив на перевалах только слабосильных разведчиков. Воевода успел заметить Чалвена.

– Куда он? – спросил Патер у стражников.

– Не сказал, – зевнул веснушчатый. – Мешок с собой взял. Может, прятать что-нибудь повез?

«Он выполняет мой секретный приказ,» – строго сказал воеводе Иржа. – «Не нужно расспрашивать людей. Ты все сделал?»

– Да! – вслух выкрикнул Патер, напугав не слышавшего разговор стражника.

«Тогда продолжай корчевать. С помощью паутины можно даже из этих маленьких деревьев сделать подобие временного моста. Я покидаю дворец вместе со всеми смертоносцами. Ты остаешься здесь главным.»

– Слава Смертоносцу Повелителю! – как когда-то прежде, на далеком севере, вытянулся воевода. Но не удержался, заметил: – Вдоль дороги много деревьев, на склонах… Притащат.

«Когда придут воины из поселков, ты отправишь их туда, пусть сжигают все. Это приказ. Подумай, что еще нужно сделать.»

Вскоре смертоносцы ушли. Патер остался у моста, задумчиво почесывая затылок. Неужели это конец? Если из Чивья придет не отряд, а настоящая армия, вроде тех, которые сшибаются посреди степи, оставляя трупоедам пищу на много дней, то Хаж не спасут ни пропасти, ни горы. Можно отбиваться довольно долго, но там, где не пройдут пауки, пролезут люди. Осада, постепенное истощение сил защитников, и, наконец, смерть.

– А что случилось? – осторожно спросил у него стражник. – Это из-за гостей у нас такой переполох, да?

– Молчать! – крикнул воевода. – Деревья видишь?.. Почему не выкорчеваны? Чтобы к обеду их не было.

И Патер, громко ругаясь, ушел во дворец.

Глава шестая

Незадолго до заката повстанцы оказались на пологом склоне полукруглой горы, со всех сторон окруженной острыми скалами. Здесь зеленела трава, в которой паслись несколько кузнечиков и мелких жуков. На насекомых тут же началась охота, но часть мужчин Вальта сразу отправила к чернеющей внизу, у ручья, рощице, за дровами.

– Костас! Ты не видел Имруса?

– Нет, – покачал головой колдун. – Он не вернулся.

– Да ничего с ним не случилось, – отмахнулась Вальта. – Я видела его после боя. Наверное, опять набил рот насом и валяется где-нибудь за камнями. Убью гада…

– Он не вернулся, – уверенно повторил Костас. – Я колдун, я всех вижу. Имрус остался в ущелье, на дороге.

– Тогда что с ним случилось? Скажи, если ты колдун!

– Не знаю, – обиделся дикарь. – Я его не вижу, а что с ним произошло, от кого он принял смерть – знать не могу. Вас много, а я один.

– Появится… – неуверенно предположила атаманша. – Ладно, мы здесь не ради себя, а ради Фольша. К ночи все будет готово, как мы и хотели. Место хорошее?

– Хорошее, – кивнул колдун. – Фольш радуется и облизывается. Сегодня он станет еще сильнее!

Агрис, сидевший рядом, передернул плечами. Его очень пугал этот колдун, несмотря на постоянную улыбку он казался юноше самым страшным из дикарей, даже страшнее Вальты. Возле двуногих пленников лежали пауки, изуродованные, страдающие. Принцесса поглаживала здоровой рукой Пори по израненному брюху.

– Агни, – обратилась к раненому чивийцу Алпа. – Спроси их, что с нами будет? Ведь нельзя так сидеть и ждать!

Безрукий ничего не сказал, только задрал голову и посмотрел на возвышающуюся над ним Мету. Женщина лениво перекинула из руки в руку обнаженный меч.

– Вы будете делать Выбор.

– Выбор? – Алпа несмело улыбнулась дикарке. – А какой выбор?

– Самый важный. Выбор между людьми и пауками. Вот они, – Мета несильно пнула беспомощного Пори, – когда-то завоевали наш мир, сделали людей рабами. Тогда Фольш отвернулся от своих детей, потому что они перестали сражаться. Но Фольш милостив, и тысячу лет спустя готов простить тех, кто вернется к нему. Он послал на землю своих пророков-колдунов, таких, как Костас. Они открыли нам глаза.

– И вы сожгли Гволло… – грустно усмехнулся Агни.

– Да! – с вызовом ответила Мета. – Сожгли вместе с потомством этих тварей! А потом, когда огонь погас, раскоряки вернулись и мы бились с ними на развалинах! Я сама убила трех, одного за другим!

– Думаю, ты не одна этим занималась… – не удержался чивиец. – И думаю, людей погибло больше, чем смертоносцев…

– Тысячи! – гордо ответила дикарка. – Фольш принял их, и сейчас они живут в новом мире, который он построил для них на далекой звезде. Там нет насекомых, ни жуков, ни пауков, никаких. Люди живут на звезде свободно. Однажды, когда Фольш наберется достаточно сил, он спустится сюда во главе этого воинства и истребит всех многоногов!

– Да, чудесная сказка, – Агни утомленно прикрыл глаза и не отреагировал даже на последовавший пинок.

– Думаю, он уже сделал свой выбор, – зло усмехнулась Мета. – Не знаю, зачем он шел с нами, подох бы лучше в пропасти. А вы, – она коснулась щеки Алпы кончиком меча, – будете решать. Выбирать между жизнью вечной и свободной, к которой через муки придем, и вечной тьмой копошащейся, куда попадут те, кто не примет Фольша.

Алпа осторожно повернула голову и посмотрела на Костаса. Колдун внимательно слушал и ласково улыбался.

– Гволло был красивым городом, – проговорил Агни. – Я там бывал… Многолюдный, сытый город. Теперь его нет. Люди погубили пауков, но погибли сами. Сколько вас здесь? Что будет с вами?

– Вечная жизнь, Мета ведь сказал тебе! – Костас приблизился к нему и присел на корточки. – Тебя зовут Агни, верно я помню? Ты умный, сильный. Это ничего, что пропала твоя рука, Фольш даст тебе новую! Ты должен увидеть Его.

– Костас, он враг! – напомнила Мета.

– Враги бывают разные, – ласково сказал колдун. – Иной враг от трусости, а иной от смелости. Фольш сам разберется, Мета, не наше дело – судить. Вот, – Костас вытащил из внутреннего кармана куртки тряпочку, бережно развернул ее и отсыпал на ладонь немного серого порошка. – Здесь перемешаны мелко истолченные и высушенные растения, те, которые любит Фольш. Глотай.

– Я не хочу, – Агни приоткрыл тусклые глаза.

– Почему? Ты не веришь в Фольша? Тогда скажи ему об этом. Ведь это просто травка, вроде той, которую я тебе дал, чтобы унять боль. Глотай!

Агни немного поколебался, потом подставил ладонь. Костас высыпал в нее порошок, и чивиец тут же вскинул руку вверх, развевая его по ветру. Испуганный колдун упал назад, закрывая от пленника свое сокровище, пряча тряпочку в карман. Мета немного поколебалась, но когда Агни тихо рассмеялся, ударила его рукоятью меча по темени.

– Червь, – выругался Костас. – Что ж, да пребудешь ты во тьме копошащейся во веки веков!

Колдун вскочил и ушел, нервной подергивая шеей. Агрис не мог отвести глаз от струйки крови, стекающей по лицу бесчувственного Агни. Юноша почти ничего не понял из разговора, и теперь, шевеля губами, медленно повторял сказанное про себя. Он часто так делал, что вызывало насмешки соседей. Вот и теперь Алпа дернула ногой, толкнула его в бок.

– Перестань! Что ты гримасничаешь?!

– Сидите тихо! – прикрикнула Мета. – Хватит болтать.

«Что это за Выбор?» – принцесса обратилась к Пори.

«Нас принесут в жертву Фольшу. Вы должны или перейти на сторону повстанцев, стать дикарями, поклясться всегда и везде убивать смертоносцев, или последовать за нами,» – спокойно ответил паук, уже смирившийся со своей участью. Ожидание его не тяготило, восьмилапые умеют ждать. – «Если принцесса хочет услышать мой совет…»

«Да!»

«Выбери прямо сейчас. Не спеши, еще есть время. Умирать от рук повстанцев ты будешь долго и мучительно. Лучше протяни руку к моим жвалам, и я убью тебя так быстро, как только сумею, хотя, к сожалению, мой яд не действует мгновенно.»

Принцесса помолчала, потом инстинктивно отдернула руку от мягкого, трепещущего брюха.

«А я думала, яд убивает сразу… Я часто видела…»

«Нет, он лишь парализует. Но сердце бьется еще несколько мгновений, или очень долго, как я захочу. Обещаю, что мой яд будет сильным,» – смертоносец пошевелил жвалами. – «Если ты выберешь Фольша, то умрешь чуть позже, когда придет отряд из Чивья.»

«А повстанцы спрячутся от них в горах!» – помогая себе движениями губ, в разговор включилась Алпа, которой Пори тоже позволил себя слышать.

«С восьмилапыми придут люди. Добрые люди из Чивья. У нас тоже была эта зараза… Но двуногие сами выдали нам колдунов. Мы казнили их на площади.»

Пори не удержался и показал девушкам короткую картину казни. Смертоносцы медленно всасывали разлагаемые ферментами тела еще живых преступников, моливших о быстрой смерти. Тулпан передернуло от отвращения, она лишь слышала от Чалвена, что пауки могут есть людей. Но вот так, умышленно причиняя страдания… Рядом стошнило Алпу.

– Тебе плохо, да? – шепотом пожалел ее Агрис, едва шевеля толстыми губами. – Боишься? Не бойся, все как-нибудь устроится…

– Уйди, придурок! – отмахнулась девушка.

«А Люсьен? Он ведь идет за нами!» – вспомнила Тулпан. – «Может быть, он что-нибудь придумает!»

«Стражник может только показать отряду дорогу. Но отряд придет слишком поздно. Но не спеши, принцесса, времени еще достаточно. Знай только… Если ты выберешь повстанцев, тебе придется съесть кусок нашей плоти. Таков обряд Фольша по всей степи.»

Тулпан опять стало нехорошо. Для выросшей среди восьмилапых девушки они были такими же неприкосновенными существами, как и люди.

«Какой ужас,» – подумала она. – «Почему нельзя проснуться и снова оказаться в Хаже, во дворце, слушать полоумного старика Чалвена?»

«Хаж должен принадлежать Чивья,» – неожиданно сказал все слышащий Пори.

«Почему?» – опешившая девушка чуть не сказала это вслух.

Паук промолчал, но принцесса чувствовала исходившую от него непоколебимую уверенность. Мимо дикари быстро таскали охапки дров, рощица у ручья прекратила свое существование. Высоко над горой пролетала одинокая стрекоза, крупная, с зеленоватым отливом. Неожиданно хищница резко ускорилась и в лапах у нее оказалась зазевавшаяся муха. Не останавливаясь, раздирая добычу на лету, насекомое продолжило путь и скрылось за скалами.

Следы повстанцев четко отпечатались на щебне, покрывавшем вершины скал, и Люсьен уверенно вел за собой Олафа. Чивиец, к радости стражника, помалкивал. Солнце понемногу опускалось, вырастали тени. Путники не останавливались, пока не оказались у прохладного ручья, здесь Люсьен не удержался, и разулся, омыл натертые ноги.

– Они тут тоже делали привал, – заметил Олаф.

– Мы не делаем привала. Сейчас пойдем дальше.

– Тут лежали пауки, – чивиец провел ладонью по траве и понюхал оставшуюся на ней кровь насекомых. – Ты прежде воевал с повстанцами? – У нас в горах таких нет, – буркнул Люсьен. – Теперь есть. А я вот три раза командовал облавами. Стражник недоверчиво посмотрел на Олафа. – Ты?

– Я, – усмехнулся бывший слуга. – Высокородные господа не большие любители рыскать по степи на смертоносцах, жариться целыми днями без воды. Зато для меня это было хорошим поводом заявить о себе… Облав было гораздо больше, но в трех последних я был начальником над людьми. И только перед нашим несчастным путешествием мне предложили услужить Арнольду. Вот так, стражник.

– Это ничего не меняет, – пожал плечами Люсьен и лег на спину, подставляя мокрые ступни ветру.

– Ты вообще не воевал с людьми, да? – не отставал Олаф. – И уж конечно, не воевал с пауками. Провел здесь, в Хаже, всю жизнь, только охотился на скорпионов и краснокровных чудовищ, да сторожил снежные пустые перевалы.

– Я честно служил моему Повелителю, – стражник недосушил ноги, стал обуваться. – К чему ты клонишь?

– Тебе стоило бы прислушиваться к моим советам, Люсьен. Конечно, я и не думаю пытаться командовать тобой, но… Ты ведь хочешь спасти принцессу, верно?

Стражник ничего не ответил, поправил оружие и пошел дальше, поднимаясь в гору.

– Повстанцы берут людей в плен только потому, что хотят получить пополнение. Их ведь все время гоняют с места на место, детей не заведешь. Их число может расти только путем присоединения новых членов банд. И почти всегда горожане согласны превратиться в дикарей, дать клятву Фольшу…

Олаф едва не наткнулся на остановившегося Люсьена.

– Принцесса верна своему Повелителю.

– Конечно, – легко согласился чивиец. – Я просто хочу, чтобы ты знал, что затевают дикари. Раскоряк… Прости, восьмилапых, они принесут в жертву своему богу. Я видел, что остается после таких церемоний, а однажды мы накрыли повстанцев в самом разгаре. Они долго будут пытать их огнем, а сами нажуются всяческих трав – их колдуны большие специалисты по этой части, – и будут плясать вокруг костров. Смертоносцы, умирая, рассыпают вокруг себя боль, страх так же сильно, как бьют гневом. Дикарям это доставляет большое наслаждение, так в один голос говорили те, кого я захватывал.

– А что будет с людьми? – Олаф замолчал и Люсьену пришлось спросить. – Они убивают тех, кто не согласен к ним присоединиться? Или пытают?

– Хороший вопрос! Да, пытают и убивают, но только тех, кто откажется, а такое бывает очень редко. Думаю, что пленников тоже обкуривают травами, или как-то еще… Не удивляйся, если увидишь свою принцессу скачущей вокруг костра.

Люсьен сдержался, промолчал.

– Ты говорил с кем-нибудь из смертоносцев? – спросил чивиец. – Из тех, которых унесли повстанцы?

– Говорил, – буркнул Люсьен. – С Пори.

– Пори молод, да и в старости вряд ли будет очень умен… – вздохнул Олаф. – Хотя что я говорю, какая ему теперь старость? Ладно, хоть один значит сохранил способность общаться. Обезноженные пауки часто впадают в такое состояние… Как бы тебе сказать… В общем, ни с кем не хотят говорить, просто ждут смерти. Что ж, хорошо. А теперь остановись, пожалуйста.

– Ну, что тебе?

Они почти поднялись на пологий склон. Олаф с гримасой боли потер ушибленный локоть, утер с лица пот.

– Видишь ли, Люсьен, люди – не скорпионы. Когда они воюют, то всегда выставляют наблюдателей, посылают разведчиков… Если мы просто будем идти за ними, то нас заметят и убьют. Два усталых парня на фоне скал – прекрасная мишень. Даже один стрелок нас прикончит.

Стражник задумался. Олаф прав, сам Люсьен поступил бы именно так.

– Но здесь нет другой дороги, это горы. Мы должны идти за ними, или никогда не настигнем дикарей.

– Ты хочешь хотя бы попытаться спасти принцессу? Тогда остановись, не поднимайся больше. Скоро сядет солнце, будет темно, мы пойдем осторожно. Тогда у нас будет шанс.

– Да, но… Во-первых, в темноте здесь ходить просто опасно. Во-вторых, мы можем опоздать! Олаф, ты мне не командир, а я – тебе. Оставайся здесь до темноты и попробуй пройти, если у меня не получится.

– Ты сам сказал, что в темноте опасно лазить по скалам, – заметил чивиец. – Без горца я наверняка сорвусь. Кроме того, вдвоем мы сильнее. А что ты будешь делать один среди десятков дикарей? Чем ты поможешь Тулпан? Поступать надо всегда согласуясь со здравым смыслом, Люсьен. Это я тебе не как командир, а как товарищ говорю.

Стражник потемнел лицом. Олаф был в полтора раза моложе его, а вот взялся учить. В другой раз Люсьен непременно выпустил бы из наглеца кишки, а вот теперь не с руки. Может быть, даже послушаться его?

– И вообще, – продолжил Олаф, – с чего ты взял, что я буду пробовать один, после того, как тебя прикончат? Это не моя принцесса. Я лучше вернусь назад, и дождусь помощи возле ущелья. Только пока я могу тебе помочь, Тулпан может рассчитывать на меня.

– При чем здесь я?

– Ты мне нравишься, – ухмыльнулся чивиец. – Я решил быть тебе другом. Но если ты выберешь глупую, никому не нужную смерть, но это будет только твоим выбором.

Стражник тяжело вздохнул и присел на камни. Больше всего ему сейчас хотелось ударить Олафа сапогом в грудь, чтобы он покатился далеко вниз, к самому ручью.

– У нас есть надежда спасти Тулпан?

– Слабая, – очень серьезно ответил чивиец. – Во-первых, ее замучают первой, если узнают, что она – принцесса. Надеюсь, у Пори хватит ума предупредить ее… А ведь Ярлыка-то у девушки нет! Это просто везение, спасибо Настас. Старушка сейчас идет себе где-то по дороге… Везде выкрутится, никогда не пропадет, а ведь все считают ее сумасшедшей. Вот что я называю настоящим умом!

– Договори про Тулпан, – попросил Люсьен.

– Тулпан… – Олаф тоже присел и пожал плечами. – Насколько мне известно, первыми умирают пауки, дикари пожирают их мозг, это конец казни. Если бы мы оказались у костров в тот момент, когда повстанцы уже опьянели от своих трав, но еще не принялись всерьез за пленников, не заставили их сделать Выбор, то я бы согласился попробовать. Быстро налететь, убить нескольких дикарей и отступить с пленниками. В степи это было бы глупой затеей, но здесь можно подыскать узкое место, где можно попытаться обороняться вдвоем. Видишь, я тебе нужен.

– Не могу сидеть спокойно, зная, что в любой момент принцессу могут убить! – вскочил Люсьен.

– Алпу тоже, – напомнил Олаф. – И кого-то еще, как ты говорил. Я уже не вспоминаю о пауках… Беднягам не помочь, их вдвоем не утащишь. Не хочу выглядеть грубым, Люсьен, но отчего бы тебе не вести себя как воину? Время ждать, и время бить, ты сам знаешь эту присказку.

– Если вдруг мы оба останемся живы, – предупредил его Люсьен, усаживаясь обратно, – то я тебя убью. Вспорю снизу доверху и вырву сердце.

– Темпераментный северянин, да? – улыбнулся чивиец. – Ладно, поговорим об этом потом. А пока, если ты не против, я вздремну. Совсем разморило на солнце. Говорят, в горах темнеет быстро.

Люсьен с недоверием смотрел на спутника. Не может человек, подвергнувшийся совсем недавно нападению, едва не погибший в каменном мешке, весь изодранный, теперь спокойно спать. Но Олаф не шутил, он накинул на лицо полу куртки, подставив солнцу смуглый живот, почти не прикрытый рваной рубахой, и вскоре тихо посапывал. Стражнику опять захотелось пнуть его ногой.

Чтобы удержаться от соблазна, он отошел чуть в сторону от неприятного союзника, цепляясь за траву, покрывающую склон. Неподалеку взлетела в воздух сонная муха, загудела, слепо закладывая бестолковые виражи. Люсьен выдернул меч – и вовремя, насекомое понеслось прямо на него.

Удар сбил муху на землю и прежде, чем она успела взлететь, воин пригвоздил ее к земле. Муха заворочалась всем своим жирным телом, будто устраиваясь на клинке поудобнее, заводила жадным хоботком. Люсьен достал кинжал и быстро дорезал ее, потом отпилил голову, кроша хитин, и хорошенько потряс, чтобы вытекла кровь. Олаф не пошевелился, будто и не слышал происходящего.

– Ну что ж, притворяйся, если хочется, – проворчал стражник.

Он быстро разделал тушку, нарезал голубоватое, пористое мясо тонкими ломтиками. Разводить огонь было не из чего, да и опасно. Да, на охоте войне не научишься… Люсьен присел на склон и стал медленно жевать, поглядывая вокруг. Похоже, что в этих местах не водились скорпионы – слишком открыто, негде спрятаться, а кролика можно поймать только из засады.

– Олаф! – негромко окликнул он.

Чивиец ничего не ответил, не пошевелился. Но Люсьен был уверен, что спутник не спит, не может спать.

– Скажи, Олаф, а почему тебя попросили стать слугой Арнольда? Такой уважаемый человек, облавами руководил… И как же ты согласился?

– Действительно… – сонно пробормотал чивиец, по прежнему не шевелясь. – И как я совершил такую глупость?

– Я не спросил «Как?», я спросил «Зачем?».

– Зачем?.. – чивиец стащил с лица куртку и с улыбкой посмотрел на стражника. – Наверное, хотел выслужиться перед Повелителем еще сильнее, стать заметнее, богаче…

– И для этого надо служить Арнольду? Может быть, Агни тоже хотел через такую службу стать высоким господином?

– Высокие господа – это высокородные господа, – поучительно заметил Олаф и лег на бок, чтобы было удобнее разговаривать. – Таким не станешь, такими рождаются. Вот как Тулпан… Что это ты жуешь?

– Муху.

– Мы дураки, не взяли с собой еды, а надо было откопать какой-нибудь мешок. Дай мне тоже.

– Подойди и возьми, – Люсьен почувствовал, что опять теряет хладнокровие. – Но ты не договорил. Расскажи о себе, кто ты такой?

– Наконец-то, – Олаф подобрался к Люсьену и забросил в рот ломтик мяса. – А я думал, ты не спросишь… Уж и так и эдак заинтересовывал: я, мол, облавами командовал, воевал… Кстати, я и со смертоносцами воевал. Мы ходили походом на Трофис, и группа людей едва не смогла проскочить по крышам и открыть ворота. Тогда город был бы наш, у них половина войска отправилась далеко в степь… Но не вышло, мало кто ушел. А я вырвался, чудом между ногами у пауков прокатился и спрыгнул со стены. Тогда меня и приметил Малый Повелитель, а до этого я был просто рядовым воином. Стал посылать в облавы… Я и там оказался лучшим, головы не терял, стрел зря не тратил. Вот так. Я не раз говорил с нашим Смертоносцем Повелителем.

– Как же это так? – Люсьену было немного смешно от такого откровенного хвастовства.

– Он звал, я и приходил, – простодушно признался Олаф и взял еще мяса. – Разговаривали о всяком. Он, наш старик, многое может рассказать, если захочет.

– Ваш старик?.. – стражник поборол гордость, проглотил мясо и сел поудобнее. – Не пойму я вас, чивийцев. Ты несколько раз назвал восьмилапых раскоряками. Может быть, я чего-то не понимаю, но в Хаже это неприличное слово. Теперь ты назвал Смертоносца Повелителя «наш старик». Как вы живете в городе?

– Все дело в том, что ты не умеешь скрывать от пауков свои мысли, ведь так? – Олаф ел с аппетитом, горка ломтиков мяса, выложенная на траве, быстро таяла. – Странный вкус у этой мухи, чуть солоноватый. Вы привыкли, что смертоносцы всегда знают, о чем вы думаете, вот и не представляете, как можно назвать их «раскоряками». Не сомневайся, я уважаю их не меньше твоего, а может и больше, просто не боюсь. Повелитель… А кто он такой? Самый старый, самый мудрый, самый сильный самец, наш старик.

– И он знает, что вы умеете скрывать мысли?.. – поразился стражник. – А как вы это делаете?

– Объяснить невозможно, я однажды пробовал… С этим надо родиться и вырасти. Просто если я не захочу, ни один паук не сможет забраться мне в голову, вот и все. И когда они бьют своим гневом, я чувствую это гораздо меньше, чем ты. Тоже самое и дикари… Ведь они тоже горожане, Гволло был раньше большим, красивым. Человеческие кварталы почти не затягивали паутиной, только некоторые улицы. Вот так мы и живем, люди и смертоносцы. Конечно, Повелитель выше всех, но и нас без вины не наказывают. Всем хорошо.

– Почему же тогда повстанцы убивают смертоносцев?

Олаф доел последний кусок, не предложив его приятелю, и откинулся на спину, сыто улыбнувшись.

– Сам не понимаю… Выдумали себе какого-то Фольша, слушают колдунов, творят безобразия. В некоторых городах восстания не удавались, и тогда там не оставалось людей. И что же? Они пали. Смертоносец сильнее любого человека, но смертоносец с сидящим на нем лучником еще сильнее.

– Кто такие колдуны?

– Люди с даром. Это особый дар, они видят, чувствуют на расстоянии, почти как пауки.

– И могут читать мысли? – напрягся Люсьен.

– Нет, о таком не слышал. Вот Настас, мне иногда кажется… Впрочем, кто ее поймет? Колдуны призывают начать священную войну, и каждый, кто в ней гибнет, отправляется прямиком на звезды, где Фольш дает им новое тело и зачисляет в свою армию. Однажды он наберется сил от жертвоприношений и спустится сюда, чтобы истребить всех насекомых.

– Разве кто-нибудь видел этого Фольша? – стражник подозрительно посмотрел наверх, в темнеющее небо.

– Говорят, видели… Травку специальную едят или курят, а потом видят.

– Какую травку? – Люсьен схватился за голову. – Или ты мне врешь, или я совсем ничего не знал.

– Я не вру, я вообще очень честный малый, – Олаф потянулся и сорвал крохотный зеленый кустик. – Травки бывают разные. В степи все любят травки… Вот это – нас.

– Я знаю, – стражник взял растение. – Горный нас.

– Точно. А жевать ты его пробовал?

– Зачем? – Люсьен понюхал зелень. – Он горький, кажется. Кролики его не едят, и пчелы, и мухи.

– Попробуй потом, – посоветовал чивиец. – Многим нравится. Правда, наш степной почти не горький. Но некоторым нравится именно горный, специально рвать его приходят. Что ты так смотришь? Я серьезно. Это как… Ну, как мед, только совсем иначе. Неважно, колдуны пользуются совсем другими вещами.

– Пьянеют, – сделал вывод Люсьен. – Значит, они опьянят пленников и они увидят Фольша, который уговорит их воевать со смертоносцами, изменить Повелителю.

– Ну, нет. Увидеть Фольша – великая честь, только колдуны знают, как это сделать. Обычным людям его не показывают, – Олаф сел. – Действительно быстро темнеет в горах. Скоро уже пойдем.

– Скорей бы…

Люсьен встал и прошелся, разминая ноги. Далеко внизу склон наискосок пересекло семейство кроликов, смешные ушастые звери торопились к норам, ночевать. Стражник повернулся, чтобы пойти обратно к Олафу, и вдруг увидел три струи дыма, поднимающиеся из-за скал. На высоте, примерно равной самой высокой вершине, они круто уходили в сторону под порывами ветра, смешивались и растворялись.

– Смотри!

Олаф подскочил и вперился в дым взглядом. Потом раздраженно стукнул себя по лбу.

– Как я забыл? Конечно, костры. В степи они роют для этого ямы, и разводят огонь ночью, но здесь земля каменистая, а бояться некого. Значит, сейчас все и начнется. Когда я перебирался ближе к мясу, дыма еще не было. Это хорошие новости, стражник.

– Идем?..

– Нет, нет, не спеши, – Олаф снова сел. – Терпеть так терпеть. Зато потом пойдем быстро, главное – не навернуться с этих проклятых скал. Я подумал… В темноте нас не видно, но и их разведки не видно. Положимся на удачу, верно, Люсьен?

Стражнику показалось, что вид дыма подействовал на Олафа не меньше, чем на него, подданного принцессы. Чивиец заерзал, стал подтягивать ремни, поправлять разорванную одежду. Солнце словно зацепилось за белую верхушку далекой горы, насмешливо смотрело на двух изнывающих от вынужденного безделья людей.

И вдруг погасло. Вершина еще подсвечивалась мягким ореолом, а оба, не сговариваясь, уже пошли вверх, стараясь обогнать друг друга. Но как спутники не торопились, между двумя скалами, обозначавшими маленький перевал, они оказались уже в полной темноте.

– Я буду за тебя держаться, – сказал Олаф и ухватил стражника за ремень. – А то наверняка куда-нибудь провалюсь.

– Главное, не мешай мне меч достать, если кого-нибудь встретим.

– А ты достань сразу!

– В такой темноте я тоже могу споткнуться, тогда проткну сразу нас обоих.

В молчании они продолжили путь. Следов повстанцев теперь было не разглядеть, но дорога, как и ожидал стражник, была только одна. Останавливаясь перед круто уходящими вниз склонами, спутники осторожно нашаривали дальнейший путь где ногами, а где и руками. Один раз все же пришлось вернуться – пройдя вдоль каменной стены, воины уперлись в тупик.