Текст книги "Очарованные"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 6
Почему Аны все нет? Когда она придет?
– Скоро, – в десятый раз ответил Бун, опасаясь, что назначенный миг приближается слишком быстро. Он опаздывает во всех отношениях. На кухне катастрофа. Использовано слишком много кастрюль и сковородок. Впрочем, всегда так получается. Непонятно, как люди готовят, не хватая каждую миску и чашку.
Тушеная курица с овощами пахнет неплохо, хотя результат вызывает сомнение. Глупо, очень глупо испробовать в такой момент новый рецепт, хотя Ана достойна большего, чем обычный пятничный мясной рулет.
Джессика сводит его с ума, что редко бывает. Слишком взволнована предстоящей встречей с Аной, беспрерывно терзает отца с той минуты, как он привез ее из школы.
Псина выбрала именно этот день, чтобы сожрать новую подушку, поэтому пришлось потратить немало драгоценного времени, гоняясь за щенком и за перьями. Перегруженная посудомоечная машина залила подсобку, и Бун, как настоящий мужчина, не подумал вызвать мастера, а разобрал ее и вновь собрал.
Абсолютно уверен, что исправил.
Звонил литературный агент с сообщением, что одна из крупнейших студий просит разрешения снять анимационный фильм по «Третьему желанию Миранды». В любое другое время это было бы доброй вестью, а теперь придется включать в расписание поездку в Лос-Анджелес.
Джесси решила вступить в младшую группу скаутов и от щедрого сердца записала отца в руководители-добровольцы.
У него кровь в жилах застыла при мысли о необходимости обучения шести-семилетних девчонок изготовлению шкатулок из яичной скорлупы.
С помощью творческого воображения и коварства можно будет как-нибудь увернуться.
– Пап, она точно придет? Наверняка?
– Джессика! – Слыша грозное предупреждение, дочка выпятила нижнюю губку. – Знаешь, что бывает с девочками, которые без конца задают один и тот же вопрос?
– Не-ет…
– Вот спроси еще раз и узнаешь. Пойди посмотри, чтобы Дэзи мебель не сгрызла.
– Ты сильно на нее злишься?
– Сильно. Ну-ка, отправляйся, иначе придет твоя очередь. – Бун смягчил приказание, мягко шлепнув дочку по попке. – Давай, дружок, или я суну тебя в горшок и съем на ужин.
Через две минуты послышался страшный грохот, означавший, что Джесси обнаружила Дэзи и они схватились врукопашную. Звонкий лай и радостный визг усугубили боль, пульсирующую в глазницах.
Надо просто принять аспирин, успокоиться на час-другой, отдохнуть.
Бун чуть не взревел, когда услышал стук в дверь.
– Привет! Вкусно пахнет.
Будем надеяться. Ана выглядит не просто прекрасно, а значительно лучше. В этом платье он ее еще не видел – текучий, как вода, шелк удивительно преобразил стройное тело. Белые плечи великолепно смотрятся под тонкими лямками. На груди квадратный золотой амулет на длинной цепочке с подвеской. На подвеске сверкают кристаллы, притягивая взгляд вместе с серьгами в форме слез.
– Назначено на пятницу, – улыбнулась она.
– Совершенно верно, именно на пятницу.
– Собираетесь пригласить меня в дом?
– Простите. – Господи боже, он ведет себя как смущенный подросток. Впрочем, подростки вообще не смущаются. – Я несколько увлекся.
Ана, вздернув брови, оглядела бесчисленные кастрюли и миски.
– Вижу. Помощь не требуется?
– Кажется, все под контролем. – Бун взял протянутую ему зеленоватую бутылку. На ней были выгравированные символы, повторявшиеся на этикетке. – Домашнее вино?
– Да. Мой отец приготовил. И… – в глазах светится тайна и юмор, – наделил его магией.
– Выдерживая в донжоне замка Донован?
– Фактически да. – Дальше Ана объяснять не стала, подошла к плите, пока Бун доставал бокалы. – На сей раз никаких кроликов Банни?
– Боюсь, все кролики погибли в смертельной катастрофе в посудомоечной машине. – Он налил золотое вино в хрустальные бокалы. – Ужас и кошмар.
Ана со смехом взмахнула бокалом, провозгласила тост:
– За соседей.
– За соседей, – согласился Бун, звякая хрусталем о хрусталь. – Я бы умер, если бы все они походили на вас. – Хлебнув вина, вздернул бровь. – В очередной раз за вашего отца выпьем. Просто невероятно.
– Можно сказать, одно из его многих хобби.
– Что тут?
– Яблоки, жимолость, звездный свет… Если пожелаете, сможете сделать ему комплимент. Он с другими моими родными приедет в канун Дня Всех Святых. На Хеллоуин.
– Знаю, что меня ждет. Джесси разрывается между желанием быть принцессой фей или рок-звездой. Неужели ваши родители проделают долгий путь до Штатов ради Хеллоуина?
– Как всегда. Нечто вроде семейной традиции. – Ана, не удержавшись, сняла крышку с кастрюли, принюхалась. – М-м-м… сильное впечатление.
– Так и было задумано. – Тоже не удержавшись, Бун забрал в горсть прядь ее волос. – Помнишь сказку, которую я рассказывал, когда Дэзи сшибла тебя с ног? Мне захотелось ее записать. До того захотелось, что отложил другую работу.
– Чудесная сказка.
– Обычно заставляю сюжет дожидаться, пока он созреет. Только мне надо знать, зачем женщина столько лет сидела в заколдованном замке. Сама себя зачаровала? Или чары заставили того мужчину взобраться на стену, чтобы ее найти?
– Тебе решать.
– Нет, я должен найти ответ.
– Бун… – Ана протянула было к нему руку и остановилась. – Что это ты с собой сделал?
– Костяшки ободрал. – Он пошевелил пальцами, передернул плечами. – Ремонтировал посудомоечную машину.
– Надо было прийти ко мне за помощью. – Она пробежалась пальцами по поврежденной коже, жалея, что под рукой нет целительного лосьона. – Больно?
Бун хотел заявить, что не больно, но осознал ошибку.
– Я обычно целую синяки и царапины Джесси, чтобы скорей зажили.
– Поцелуи творят чудеса, – согласилась Ана, покорно коснувшись ссадин губами. Всего на секунду, на краткую долю секунды рискнула вступить в связь, убедившись в отсутствии боли и возможной инфекции. Ясно, кожа просто саднит, а вот от настоящей боли разламывается голова. По крайней мере, тут можно помочь.
Она с улыбкой отбросила у него со лба волосы.
– Ты перетрудился, приводя дом в порядок, записывая сказку, пытаясь убедиться, что правильно сделал, перевезя Джесси в другое место…
– Не знал, что меня насквозь видно.
– Нетрудно увидеть. – Ана приложила пальцы к вискам Буна, принялась массировать круговыми движениями. – Сейчас избавишься от проблем и сготовишь мне ужин.
– Я хочу…
– Знаю. – Она держалась твердо, чувствуя, как его боль начинает пульсировать в ее глазницах. Чтобы отвлечь Буна, приникла к его губам, впитывая и постепенно утихомиривая боль. – Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – пробормотал он, целуя ее крепче.
Ее ладони скользнули с висков на плечи. Так гораздо труднее принимать боль, которая разливалась в ней ядом. Пульсация, трепет и искушение.
Слишком сильное искушение.
– Бун… – Ана осторожно выскользнула из объятий. – Мы слишком торопимся.
– Я же сказал, что не тороплюсь. Хотя это мне не мешает поцеловать тебя при удобном случае. – Он снова взял бокалы с вином, протянул один ей. – Все будет так, как ты скажешь.
– Не знаю, благодарить тебя за это или нет. Пожалуй, поблагодарю.
– Нет. Не надо благодарить даже за то, что я тебя хочу. Просто так вышло. Я иногда гадаю, что будет, когда Джесси вырастет. Горькие моменты. При этом понимаю, что, если какой-то мужчина заставит или уговорит ее сделать то, к чему она еще не готова, я его просто убью. – Он хлебнул вина и мрачно усмехнулся. – Разумеется, если она к сорока годам придет к выводу, что готова на все, то запру ее в комнате; пока не одумается.
Ана рассмеялась и вдруг осознала, что Бун стоит рядом, прислонившись спиной к грязной плите, заставленной кастрюлями, повязанный полотенцем поверх джинсов, а она в него почти влюбилась. Как только влюбится, будет готова. Ничто ее не заставит одуматься.
– Настоящий отец-параноик.
– Отцовство и паранойя синонимы. Поверь на слово. Обожди, пока у Нэша появятся близнецы. Сразу задумается о страховании их жизни и о гигиене зубов. Ударится в панику, если кто-то чихнет среди ночи.
– Моргана его образумит. Все, что нужно отцу-параноику, это чуткая мать… – Она прикусила язык, обругала себя. – Извини.
– Ничего. Лучше не обходить на цыпочках эти вопросы. Элис не стало четыре года назад. Раны затягиваются, особенно когда остаются хорошие воспоминания. – В соседней комнате послышался грохот и быстрый топот. – И когда шестилетнее существо держит тебя в спортивной форме.
Влетела Джессика, бросилась к Ане.
– Пришла! Я уж думала, никогда не придешь…
– Ну конечно, пришла. Никогда не отказываюсь от ужина у любимых соседей.
Бун, наблюдая за ними, открыл, что головная боль стихла. Странно, подумал он, выключая плиту и готовясь накрывать на стол. Даже аспирин не пришлось принимать.
Ужин не получился тихим и романтическим. Бун зажег свечи, срезал в саду цветы, унаследованные при покупке дома. Ужинали в алькове с широким округлым окном, под песни моря и птиц. Идеальная декорация для романа.
Только никто не шептал секретов и обещаний. Вместо этого звучал смех и детский лепет. Говорили не о том, как пламя свечей окрашивает кожу Аны, подчеркивает серый цвет ее глаз, а об учебе в первом классе, о сегодняшних проделках Дэзи, о сказке, еще вызревавшей в сознании Буна.
После ужина Ана выслушала рассказы Джессики о школе, о ее новой лучшей подружке Лидии, потом вызвалась вместе с девочкой навести порядок на кухне.
– Не надо, я потом сам приберу, – отказался Бун, уютно чувствуя себя в залитом заходящим солнцем алькове, отлично помня о жутком хаосе на кухне. – Грязные тарелки никуда не денутся.
Вы готовили, – заметила Ана, поднявшись и собирая посуду. – Когда мой отец готовит, мама моет тарелки. И наоборот. Таков закон Донованов. Вдобавок кухня самое подходящее место для девичьей болтовни, правда, Джесси?
Девочка никакого понятия не имела о девичьей болтовне, но сразу заинтересовалась.
– Могу помочь. Никогда не разбила ни одной тарелочки.
– А когда девочки сплетничают на кухне, мужчинам туда вход запрещается. – Ана заговорщицки наклонилась к Джесси. – Они только мешают. – Бросила лукавый взгляд на Буна. – Предлагаю вам пройтись с Дэзи по берегу.
– М-м-м… – Прогуляться по берегу? В одиночестве? – Вы уверены?
– Абсолютно. Не торопитесь. Слушай, Джесси, когда я в прошлый раз была в городе, то приметила дивное платье. Голубое, как твои глаза, с большим атласным бантом… – Взглянув на Буна, Ана умолкла со стопкой тарелок в руках. – Как, вы все еще здесь?
– Уже ушел.
Выходя в сгущавшиеся сумерки в сопровождении скакавшей под ногами Дэзи, Бун слышал из окон легкую музыку женского смеха.
– Папа говорит, ты в замке родилась, – объявила Джесси, помогая загружать посудомоечную машину.
– Правда. В Ирландии.
– В самом настоящем замке?
– В самом настоящем, у моря. В нем есть башни, бойницы, потайные ходы и подъемный мост.
– Прямо как в папиных книжках.
– Похоже. Наш замок – волшебный дворец. – Споласкивая тарелки, Ана прислушалась к плеску воды, представляя себе спорящие и смеющиеся голоса в огромной кухне, где горит огонь в топке и славно, призывно пахнет свежим хлебом. – Там родился мой отец и братья, и отец моего отца, и отец его отца, и так далее, я даже точно не знаю.
– Если б я родилась в замке, то там и жила бы. – Занимаясь делом, Джесси держалась поближе к Ане, необъяснимо наслаждаясь запахом женщины, легким дрожанием женского голоса. – Почему ты оттуда уехала?
– Ну, это все равно мой дом, хотя иногда надо уехать, найти и обустроить свой собственный дом. Проявить свои волшебные силы.
– Как мы с папой.
– Да. – Ана закрыла посудомоечную машину, наполнила раковину горячей мыльной водой для кастрюль и сковородок. – Тебе нравится жить в Монтерее?
– Очень. Бабушка Нана говорит, что мне надоест, как только новизна исчезнет. Что такое «новизна»?
– То, что для тебя новое. – Не очень-то умно говорить подобные вещи впечатлительному ребенку. Впрочем, видно, чутье у бабушки Наны острое. – Если надоест, то вспомни, что лучше всего там, где ты есть.
– Мне нравится там, где папа, даже если он в Тимбукту меня увезет.
– Куда?
– Бабушка Сойер сказала, что он с таким же успехом мог уехать в Тимбукту. – Джесси взяла вымытую кастрюлю и с глубокой сосредоточенностью принялась вытирать полотенцем. – Тимбукту в самом деле настоящее?
– Угу. Только так заодно называют самое далекое место. Просто дедушка с бабушкой по тебе сильно скучают, солнышко.
– Я по ним тоже. Хотя разговариваю по телефону, и папа мне помогает посылать по компьютеру письма. Как думаешь, ты сможешь выйти за него замуж, чтобы бабушка Сойер перестала к нему приставать?
Сковородка, которую Ана собралась ополаскивать, плюхнулась в мыльный раствор, подняв в раковине приливную волну.
– Вряд ли.
– Я слышала, как папа упрекал бабушку Сойер, что она все время его заставляет искать жену, чтобы не быть одиноким, а я не росла бы без матери. Жутко кричал, как на меня, когда я совсем не слушаюсь, или на Дэзи, когда она сгрызла подушку. Сказал, будь он проклят, если свяжется с кем-нибудь ради того, чтобы всех успокоить.
Понятно, – кивнула Ана, крепко сжав губы, сохраняя серьезный вид. – Вряд ли ему понравится, что ты об этом рассказываешь, особенно такими словами.
– Думаешь, папа одинокий?
– Нет. Не думаю. По-моему, он очень счастлив с тобой и с Дэзи. Если когда-нибудь женится, то на женщине, которая всех вас полюбит.
– А я тебя люблю.
– Ох, солнышко! – Ана – стиснула Джесси мыльными руками и крепко поцеловала. – Я тебя тоже люблю.
– А папу?
Хотелось бы знать.
– Это совсем другое, – объяснила Ана, понимая, что ступает на скользкую почву. – Когда вырастешь, по-другому поймешь, что такое любовь. Хотя я очень рада, что вы сюда приехали и мы все подружились.
– Папа раньше никогда не приглашал даму к ужину.
– Да ведь вы здесь прожили всего пару недель!
– Я имею в виду вообще никогда. В Индиане тоже. Поэтому я и подумала, значит, вы женитесь и будете здесь жить, и бабушка Сойер отстанет от папы, и я не останусь бедной сироткой без матери.
– Не останешься. – Ана изо всех сил боролась со смехом. – Это значит, что мы друг другу нравимся и будем вместе ужинать. – Она выглянула в окно, убедившись, что Бун еще не возвращается. – Твой папа всегда так готовит?
– Вечно беспорядок устраивает, а иногда произносит такие слова… знаешь?
– Знаю.
– Это когда он за собой убирает. А сегодня он совсем в плохом настроении, потому что Дэзи разгрызла подушку, кругом летали перья, посудомоечная машина сломалась, и ему, возможно, придется уехать по делу.
– На один день многовато. – Ана прикусила губу. Действительно, не хочется давить на ребенка, но интересно выяснить. – Собирается уезжать?
– По-моему, там, где снимают кино, хотят снять его книжку.
– Замечательно.
– Он подумает. Всегда так говорит, когда чего-нибудь не хочет, но, может быть, согласится.
На этот раз Ана не потрудилась сдержать смешок:
– Видно, ты хорошо его знаешь.
Когда уборка была закончена, Джесси зевнула:
– Пойдешь посмотреть мою комнату? Я там прибрала, как велит папа, когда у нас гости.
– С удовольствием посмотрю.
По пути с кухни к просторной гостиной с высокими потолками, открытым балконом и круглой лестницей Ана отметила исчезновение упаковочных коробок. Мебель кажется обжитой и удобной, обивка в смелых и ярких тонах достаточно крепкая, чтобы выдержать шустрого ребенка.
Можно было бы поставить цветы на окне. А на каминной полке душистые свечи в медных подсвечниках. Можно разбросать кругом несколько больших пухлых подушек. И все же здесь царит домашняя атмосфера благодаря фотографиям в рамках, дедовским тикающим часам, вдохновенным эксцентричным причудам вроде каминной решетки с головами драконов, ограждающей топку, детской качалки в углу в виде единорога.
Тонкий слой пыли на камине лишь добавляет очарования.
– Кровать я сама себе выбрала, – сообщила Джесси. – А когда все устроится, выберу и обои, если захочу. А вот тут папа спит. – Она указала направо, и Ана мельком увидела большую кровать без подушек, накрытую шотландским пледом в угольно-черную клетку, симпатичный старинный комод с оторвавшейся ручкой, украшенный перьями диких птиц. – У него тут своя ванная комната с большой ванной и с душем сплошь в стекле, вода там льется со всех сторон. А у меня другая, с двумя раковинами и с такой маленькой штучкой, что похожа на унитаз, только это не он.
– Биде?
– Наверное. Папа говорит, что это причуда, и только для дам. А вот моя комната.
Плод фантазии маленькой девочки, воплощенный мужчиной, который явно знает о быстротечности и драгоценности детства. Все кругом розовое и белое, посередине кровать под пологом, окруженная полками с книжками, куклами, красочными игрушками, рядом белоснежный платяной шкаф с круглым зеркалом, детский письменный столик с разноцветной бумагой и карандашами.
На стенах иллюстрации к детским сказкам в красивых рамках. Золушка бежит по лестнице серебряного замка, обронив хрустальную туфельку, Рапунцель свешивает золотистые волосы из окна высокой башни, высматривая своего принца, прелестный робкий эльф из книжки Буна и, к полному изумлению Аны, один из любимейших рисунков к произведениям ее тетки.
– Это из «Золотого шара»…
– Тетенька, которая написала книжку, прислала картинку папе, когда я была совсем маленькая. После папиных мне ее сказки нравятся больше всего.
– А я и понятия не имела, – пробормотала Ана. Насколько ей известно, тетка никогда никому не дарит рисунков, кроме членов собственной семьи.
– Этого эльфа папа нарисовал, – продолжала Джессика. – А остальное мама.
– Просто прекрасно. – Тут не только мастерство. Пусть даже остальные рисунки не столь тонко задуманы, как эльф Буна, не столь изящны, как рисунок тетки, они очаровательны, в них точно уловлен дух сказки и дух самого волшебства.
– Мама их для меня рисовала, когда я была маленькая. Нана говорит папе, что их надо спрятать, чтобы я не расстраивалась. А я и не расстраиваюсь. Люблю на них смотреть.
– Тебе очень повезло, что такие чудесные вещи напоминают о маме.
Джесси потерла слипавшиеся глаза, подавила зевок.
– У меня есть и куклы, хотя я с ними редко играю. Мне их бабушки дарят, а я больше люблю мягкого моржа, которого папа купил. А тебе моя комната нравится?
– Истинная прелесть.
– Отсюда в окно видно воду, твой двор… – Джесси откинула раздувавшуюся занавеску, показывая открывшийся вид. – А здесь Дэзи спит, хоть любит со мной спать. – Она махнула рукой на плетеную собачью корзинку с розовыми подушками.
– Может, ляжешь, пока она не вернулась?
– Можно… – Джесси с сомнением посмотрела на Ану. – Только на самом деле я не устала. А ты сказки знаешь?
– Пожалуй, могу придумать. – Ана подхватила девочку, усадив на кровать. – Какую ты хочешь?
– Волшебную.
– Волшебные сказки самые лучшие. – Ана на мгновение задумалась и улыбнулась. – Ирландия древняя страна, – начала она, обняв Джесси за плечи. – Там полным-полно тайных мест, темных гор и зеленых полей, а вода такая голубая, что больно смотреть слишком долго. Волшебство там творилось веками, и в стране до сих пор живут феи, эльфы, колдуньи.
– Добрые или злые?
– И то и другое, хотя доброго всегда больше, чем злого. Не только в колдуньях, но и во всем прочем.
– Добрые колдуньи хорошие, – заметила Джесси, поглаживая ее руку. – Это всем ясно. Твоя сказка про добрую?
– Конечно. Про очень добрую, очень красивую.
– А мужчин-колдуний не бывает, – фыркнула девочка. – Их зовут чародеи.
Кто из нас сказку рассказывает? – Ана чмокнула Джесси в макушку. – Так вот, не так давно в один прекрасный день прекрасная юная колдунья с двумя сестрами отправилась навестить их старого деда. Дед был могущественным колдуном – чародеем, только в преклонном возрасте, и поэтому он устал и обессилел. Неподалеку от его поместья стоял замок. Там жили три брата. Они были тройняшками и тоже могущественными чародеями. Сколько кто-нибудь помнит, старый волшебник всегда враждовал с тремя братьями. Никто уже не знал почему, но вражда продолжалась. Целое поколение не обменивалось друг с другом ни словом.
Ана пересадила Джесси к себе на колени и, поглаживая ее по голове, продолжила сказку, улыбаясь девочке, которая и не догадывалась, что она излагает собственную фамильную историю.
– Но юная колдунья была столь же настойчивой и упрямой, как и прекрасной. И очень любопытной. Однажды в разгар лета она выскользнула из дома и направилась по полям и лугам к замку врагов ее деда. Задержалась по пути у пруда, поплескала босыми ногами в воде, разглядывая стоявший вдали замок. Пока она сидела так, с мокрыми ступнями и рассыпавшимися по плечам волосами, рядом на берег выскочил лягушонок. «Прекрасная госпожа, зачем бродишь по моей земле?» – спросил он.
Юная колдунья вовсе не удивилась говорящему лягушонку, потому что сама владела магией, и почуяла ловушку.
«По твоей земле? – переспросила она. – Но лягушки живут в воде и в болоте, а я хожу там, где хочу». – «Да ведь у тебя ноги в воде. Значит, должна платить выкуп».
Девушка рассмеялась и ответила, что ничего не должна обыкновенному лягушонку.
Ну, нечего и говорить, что лягушонка озадачило ее поведение. В конце концов, он не каждый день выскакивает из воды и заговаривает с красавицами. Поэтому он ждал, что она хоть вскрикнет, почувствует уважительный страх. Ему страшно нравилось выкидывать фокусы и сильно огорчало, если они не срабатывали, как было задумано. Он объявил, что вовсе не обыкновенный, и если девушка не хочет платить, то придется ее наказать. «А какой же тебе нужен выкуп?» – спросила юная колдунья. «Поцелуй», – сказал лягушонок, как она и ожидала, будучи, повторю, молодой и неглупой. «Сильно сомневаюсь, – ответила девушка, – что после этого ты превратишься в прекрасного принца, так что лучше я приберегу поцелуи».
Лягушонок страшно огорчился и принялся колдовать – подул ветер, задрожали листья на деревьях, а девушка только зевала. В последней попытке он прыгнул к ней на колени и начал ее бранить. Желая проучить лягушонка за наглость, девушка сбросила его в пруд. А из воды вынырнул не лягушонок, а мокрый разъяренный юноша, проделка которого обернулась против него самого. Он выплыл на берег, они встали лицом к лицу, осыпая друг друга угрозами, заклинаниями и проклятиями, зажигая на небе молнии, сотрясая небо громом. Она его пугала адскими псами, еще более страшными страхами, а он твердил, что все равно возьмет с нее выкуп, ибо это его земля, его вода, его полное право. И наконец, крепко поцеловал девушку.
В тот же миг огонь в ее сердце угас, превратившись в простое тепло, а гнев в душе сменился любовью. Даже колдуньи порой поддаются чарам любви – они самые сильные. И тогда они дали друг другу клятву и через месяц поженились на том же берегу пруда. И дальше жили счастливо, полные любви. Каждый год в тот же день в разгар лета колдунья, уже немолодая, ходит к пруду и плещет ногами в воде, ожидая возмущенного лягушонка.
Ана, поглядев на заснувшую девочку, закончила сказку уже для себя – по крайней мере, так она думала. Но когда она сняла с постели покрывало, Бун накрыл ее руку ладонью.
– Неплохая история для любительницы. Должно быть, ирландская.
– Старое семейное предание, – объяснила Ана, вспоминая, сколько раз слышала историю знакомства своей матери и отца.
Бун опытной рукой расшнуровал ботинки дочки. Когда он укрыл Джесси одеялом, Дэзи с разбегу прыгнула в ноги кровати.
– Хорошо погуляли?
– Неплохо. После того как я перестал чувствовать себя виноватым за то, что оставил вас возиться с посудой… секунд через девяносто. – Он отбросил волосы со лба дочки, наклонился поцеловать ее на ночь. – Одна из самых завидных детских способностей – умение вот так вот засыпать.
– У вас проблемы?
– Мыслей много. – Взяв Ану за руку, он повел ее из комнаты, оставив, как всегда, дверь открытой. – Многие о тебе, хотя есть и другие.
– Откровенно, но не лестно. – Ана задержалась на верхней лестничной площадке. – Правда, Бун, я могу кое-что предложить… – Вспыхнула, видя его загоревшиеся глаза. – Очень слабенький, абсолютно безвредный травяной отвар.
– Я предпочел бы секс.
Покачав головой, Ана продолжала спускаться.
– Ты ко мне несерьезно относишься.
– Совсем наоборот.
– Как к травнице – я имею в виду.
– Ничего в этом не понимаю, но и не отвергаю. – Он ни за что не позволит ей сбить себя с толку. – Почему ты этим занялась?
– Всегда увлекалась. В нашей семье на протяжении многих поколений были целители.
– Врачи?
– Не совсем.
Проходя через кухню, Бун прихватил бутылку вина и бокалы. Они вышли на террасу.
– А стать врачом не хочешь?
– Не чувствую себя достаточно квалифицированной для занятий медициной.
– Очень странное утверждение для современной независимой женщины.
– Одно с другим не связано. – Ана взяла протянутый бокал. – Каждого исцелить не возможно. А я… мне тяжело видеть страдания. Мои занятия – это способ удовлетворить свои нужды и обезопасить себя. – Больше нельзя ничего объяснить. – И я люблю работать одна.
– Хорошо понимаю. Родители считают меня сумасшедшим. Занятие литературой годится, но они от меня ожидали как минимум великого американского романа. На первых порах им было очень трудно смириться со сказками.
– Они наверняка гордятся тобой.
– По-своему. Это славные люди, – медленно вымолвил Бун, сознавая, что до этого никогда ни с кем не говорил о собственных родителях. – Всегда меня любили. В Джесси души не чают, Бог свидетель. Хотя не могут понять, что мне, может быть, хочется не того, чего хочется им. Дом в пригороде, престижная игра в гольф, преданная супруга…
– Тут нет ничего плохого.
– Нет, и когда-то у меня все это было. Кроме гольфа. Не желаю провести остаток жизни, убеждая родителей, что доволен своей нынешней жизнью. – Бун коснулся волос Аны. – Разве у тебя не те же проблемы? Разве твои родители не спрашивают: «Анастасия, когда ты, наконец, познакомишься с приятным молодым человеком и заведешь семью»?
– Никогда. – Она рассмеялась в бокал. Невозможно представить, что мать с отцом когда-нибудь скажут и даже подумают нечто подобное. – Наверняка ты назвал бы моих родителей… несколько эксцентричными. – Чувствуя себя уютно, Ана запрокинула голову, глядя на звезды. – По-моему, я их ошеломила бы, если бы по-человечески устроилась и завела семью. Кстати, ты не рассказывал, что у тебя есть иллюстрация тетушки Брайны.
– Когда ты призналась в родстве, то была готова меня разжевать и выплюнуть. Поэтому посчитал неуместным. Потом, видно, из головы выскочило.
– Она о тебе явно высокого мнения. Подарила рисунок лишь Нэшу на свадьбу, с тех пор он его бережет пуще глаза.
– Вот как? При следующей встрече обязательно его заставлю им нос вытереть. – Бун коснулся пальцем подбородка Аны, повернул к себе ее голову. – Давно я не хулиганил, сидя на террасе.
Приник к губам раз, другой, третий, пока они призывно не затрепетали. Взял из ее руки бокал, поставил рядом со своим, ответил на призыв.
Сладкий-сладкий вкус согревал, успокаивал, возбуждал. Мягкое-мягкое тело искушало, манило, очаровывало. Кругом тихо-тихо. Быстрый прерывистый вздох ударил как молния.
Впрочем, он не вспотевший мальчишка, тискающийся в потемках. Кипящий внутри вулкан страстей необходимо держать под контролем. Если нельзя дать волю этому вулкану, надо воспользоваться преимуществом опытного мужчины.
Овладевая ею медленно, продвигаясь мучительными крошечными шажками, он проявлял заботу и нежность, и от этого она беспомощно вздрагивала, жаждуя новых ощущений.
Вот так бы вечно покоиться в объятиях, смутно думала Ана, когда голод смешивается со страстью. При всем своем воображении она никогда до такого не доходила. Его язык пляшет во рту, ее окутывают темные пряные мужские ароматы. Ладони поглаживают, успокаивают, а мышцы рук напряжены. Когда губы коснулись горла, она, выгнула спину, отчаянно желая испытать нечто большее.
Он чувствовал, что она сдается, чувствовал так же реально, как ночной ветерок на коже. Зная, что приблизился к самому краю, лихорадочно жаждал соприкосновения.
Маленькая, роскошно мягкая фигурка. Под рукой стремительно колотится сердце. Оно почти ощутимо в ладони, губы впитывают вкус горячей атласной кожи, язык проникает в рот. Настоящая пытка. Почти невозможно сдержаться, чтобы не сорвать с нее платье и устроить настоящий пир.
Он застонал, коснувшись отвердевших сосков под шелком, снова впился в губы.
Губы живые, отчаянные. Ее руки касаются его тела с такой же поспешной настойчивостью. Ана знала: если отдаться полностью в этот самый момент, назад уже возврата не будет. Сейчас они не будут заниматься любовью. Это нельзя делать на залитой звездным светом террасе, под окнами, за которыми может проснуться ребенок.
Но и от любви уже не отвернешься. Не сможешь. Не повернешь приливную волну чувств, как не остановишь текущую в жилах кровь.
Очень скоро наступит момент, когда она отдаст ему то, чего никому еще не отдавала.
Ана отвела голову, уткнулась лицом в плечо Буна.
– Ты даже не представляешь, что со мной делаешь.
– Расскажи. – Бун прихватил зубами мочку ее уха, отчего она задрожала. – Хочу послушать.
– Причиняешь мне боль. И внушаешь желание. – И надежду, добавила она про себя. – Никому это еще не удавалось. – Ана отстранилась с долгим прерывистым вздохом. – И мы этого оба боимся.
– Не стану отрицать. – Глаза Буна приобрели цвет кобальта в сумеречном свете. – Не стану отрицать, что больше всего на свете хочу унести тебя сейчас наверх и уложить в постель.
При этой мысли сердце Аны бешено заколотилось.
– Ты веришь в неизбежность, Бун?
– Приходится верить.
Ана кивнула:
– Я верю в судьбу, в причуды судьбы, в капризы, которые люди приписывают воле богов.
Глядя на тебя, я тоже верю в неизбежное. Можешь понять, что у меня есть тайны, которые я открыть не могу, что я с тобой не всем могу поделиться? – Заметив во взгляде Буна удивление и несогласие, она затрясла головой, не дав ему слово сказать. – Пока не отвечай… Подумай, проверь. И я тоже подумаю.
Приблизилась, поцеловала его, на миг крепко прижалась. Почуяла, как он дернулся, и отошла. Сказала на прощание:
– Спи спокойно и крепко, – хорошо зная, что он спать не будет. Она тоже.