Текст книги "Очарованные"

Автор книги: Нора Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10

Ана дрогнула под ударом паники, когда Бун выдернул ее из привязного ремня, повалив к себе на колени. Руки жесткие, рот пышет жаром. Это не тот Бун, который любил ее нежно, терпеливо наполнял сладкой сладостью, шепча обещания. Любовник, с которым она проводила тихие утра и ленивые дни, стал грозным, опасным. Ему нет сил противиться.

Кровь вскипает под грубыми требовательными руками. Ту же дикость она впервые почуяла в залитом лунным светом саду среди пьянящих ароматов срезанных цветов. Терпение и строгий контроль скрывали страсть, требующую немедленного удовлетворения.

Бессознательно сдавшись, она подчинилась ему, готовая на все, что он предпочтет.

Ее тело резко дернулось, когда он протащил ее через зазубренную подножку. Сдавленный крик смолк под жадными губами. В мозгу мелькнула дикая мысль взять ее прямо в машине, пока оба не образумились.

Разорвав блузку, желая ощутить вкус плоти, он впился в ее шею губами. Треск материи заглушил ее стон, пульс сбивчиво колотился под ненасытным ртом. От нее уже шел горячий, сладкий медовый запах.

С богохульным проклятием он распахнул настежь дверцу и, выхватив Ану, наполовину понес, наполовину поволок по лужайке.

– Бун… – Спотыкаясь, пытаясь встать на ноги, она обронила туфлю. – Машина… Ты ключи оставил…

Он схватил ее за волосы, запрокинул голову. Глаза… Боже, какие у него глаза, подумала она, содрогаясь от чего-то, что страшнее страха. Огонь в этих глазах испепелял душу.

– К черту машину. – Он наклонился, приник к ее губам. Голова пошла кругом, стало трудно дышать.

– Знаешь, что ты со мной делаешь? – пробормотал он, хватая ртом воздух. – При каждой встрече. – Потащил ее по лестнице, сминая в объятиях, такую мягкую, безмятежную, с дымкой в глазах.

Прижал к двери, сокрушительно навалился, завоевывая соблазнительные полные губы. В ее взгляде появилось что-то новое. Видно, испугана, возбуждена. Словно оба они окончательно поняли, что зверь, которого он неделями безжалостно держал на цепи, вырвался на волю.

Шумно дыша, он обхватил ее лицо руками.

– Скажи, скажи, что ты меня хочешь. Сейчас. Так, как я хочу.

Она боялась заговорить – горло пересохло, новая незнакомая страсть тяжко давит.

Хочу тебя. – От ее хриплого голоса внутри полыхнуло пламя. – Сейчас. Как угодно.

Он обеими руками схватил блузку за концы воротника, разодрал пополам, ни на секунду не отводя взгляда от дымчатых глаз. Пинком открыл дверь, Ана пошатнулась. Крепкие руки стиснули талию, он приподнял ее и добрался губами до грудей под шелком. Обезумев, она выгнула спину, вцепилась ему в волосы, всхлипнула:

– Бун, пожалуйста… – не зная, чего просит. Может быть, продолжения.

Он опустил ее, снова впился в распухшие губы, прикусывая их зубами, глубоко погружая язык в ее рот. Сердце чуть не разорвалось, когда она принялась лихорадочно стаскивать с него одежду.

Он, шатаясь, пошел по лестнице, срывая по пути рубашку. Посыпались оторванные пуговицы. На верхней площадке требовательные руки вновь потянулись к ней, сдернув до пояса тоненькую комбинацию.

– Здесь. – Он повалил ее на пол. – Прямо здесь.

Наконец настал пир; губы бегают по трепещущей плоти, безжалостно выведывая тайны. Никакого трепета и терпения, никакого жесткого самоконтроля ради ее хрупкости. Да и как назвать хрупкой извивавшуюся под ним женщину. У нее сильные руки, горячий страстный рот, напрягшееся, полное жизни тело.

Ана чувствовала себя непобедимой, бессмертной, невероятно свободной. Ее тело никогда еще не было таким живым, горячая кровь бешено мчится в жилах. Мир кружится вокруг, мелькая размытыми красками и ослепительным светом, вертится все быстрее, быстрее.

Костяшки вцепившихся в балясины пальцев побелели от напряжения, пока он срывал с нее слаксы и тоненькую кружевную полоску под ними. Губы, губы… голодные, яростные, лихорадочные…

Едва сдержав крик, когда он швырнул ее в раскаленное безвоздушное пространство, она стала бессмысленно бормотать что-то на непонятном языке, но он знал, что уже вывел ее за пределы рациональности и здравомыслия. Ему хотелось, чтобы она очутилась вместе с ним в безумном мире беззаконной страсти.

Надо ждать. Надо ждать. И вот стройное белое тело выгнулось. Породистая лошадка готова к объездке. Дрожа, как жеребец, он лег на нее и нырнул в поджидающий влажный жар. Бедра приподнялись, замелькали, как молнии, и она поскакала с ним вместе в грохочущую темноту.

Руки слабо соскользнули с потной спины. Онемев, Ана не чувствовала ступенек, по которым они скатились с лестницы. Хотела его удержать, только сила исчезла. Невозможно осмыслить происходящее. Остались одни мимолетные ощущения, взрывы эмоций.

Если темная сторона любви такова, ее никто к этому не подготовил. Если в нем живет подобная ужасающая потребность, невозможно понять, как ему удавалось так долго ее обуздывать.

Ради нее. Она уткнулась ему в шею вспотевшим лбом. Только ради нее.

Тело растеклось, как вода, под его все еще содрогавшимся телом. Бун пытался вернуться к реальности. Надо встать. В сумасшедшем порыве вполне можно было причинить ей боль. Он шевельнулся, и она болезненно вскрикнула. Крик вонзился в сознание.

– Эй, детка, давай я тебе помогу…

Бун отодвинулся, схватил оторванный рукав блузки, как бы желая прикрыть ее, и, проглотив проклятие, снова отбросил. Она чуть повернулась, явно ища утешения. Господи помилуй, с отвращением думал Бун, взял ее, как какой-нибудь изверг, да еще на лестнице. На лестнице!

– Ана… – Он нашел клочья своей рубашки, попытался накинуть ей на плечи. – Анастасия, даже не знаю, как объяснить.

– Что объяснить? – повторила она еле слышно. Горло жутко саднило от жажды.

– Это просто немыслимо… Давай помогу встать. – Тело скользит в руках, словно воск. – Сейчас одежду принесу или… Черт побери!

– Кажется, встать не смогу. Еще день или два. – Она облизала губы. – Впрочем, и так хорошо. Здесь останусь.

Хмурясь, он пробовал распознать, что звучит в голосе. Не гнев. И не боль. Скорее… очень похоже на… удовлетворение.

– Ты не сердишься?

– М-м-м… А надо?

– Ну… Я практически атаковал тебя. Набросился ко всем чертям, чуть не взял на переднем сиденье машины, порвал одежду, притащил сюда и сожрал, что осталось, на лестнице.

Еще не открывая глаз, она сделала глубокий вдох, потом выдох.

– Совершенно верно. Сожрал до последней косточки. Вряд ли я еще когда-нибудь поднимусь и спущусь по этой самой лестнице таким способом.

Бун осторожно поддел подбородок Аны кончиком пальца, заставил глаза открыться.

– Намеревался хотя бы до спальни дойти.

– Думаю, со временем дойдем. – Чувствуя его тревогу, она перехватила запястье. – Бун, неужели ты думаешь, будто я рассердилась на то, что ты меня так сильно хочешь?

– Думал, рассердишься потому, что к такому совсем не привыкла.

Ана с усилием села, морщась от боли. Наверняка пойдут синяки.

– Я не стеклянная. Нехорошей любви не бывает. Но… – Она обвила его шею руками и выдавила страдальческую улыбку. – В данных обстоятельствах меня радует, что это происходило в доме.

Он с радостью прижал ее к себе, провел руками по бедрам.

– Какая у меня свободомыслящая соседка.

– Это я уже слышала. – Ана испытующе куснула его за нижнюю губу. Помня, с каким удовольствием чувствовала его губы на лице и горле, принялась лениво водить губами по его лицу и шее. – К счастью, мой сосед хорошо разбирается в страсти. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь его шокировало. Даже если я признаюсь, что часто фантазировала, воображала его, лежа одна ночью в постели.

Невозможно, но в глубине его естества вновь шевельнулось, задымилось темное желание.

– Правда? Что ж это за фантазии?

– Как заставить его прийти ко мне в постель. – Губы приникли к ее плечам, дыхание участилось. – Как он приходит, словно инкуб [12]12
  Инкуб – дьявол в образе мужчины.


[Закрыть]в ночи, когда гроза гремит в воздухе. Вижу глаза цвета кобальта при вспышке молнии, знаю, что он меня хочет так, как никто никого никогда не хотел и не будет.

Прекрасно понимая, что, если что-нибудь сейчас не сделать, они так и останутся лежать на лестнице, он схватил ее на руки.

– Не могу зажечь для тебя молнию. Она улыбнулась.

– Уже зажег.

Позже, много позже они сидели в разоренной постели и ели при свечах пиццу. Ана потеряла счет времени, не желая знать, полночь сейчас или близится рассвет. Они занимались любовью, болтали, смеялись, снова занимались любовью. Не было в ее жизни ночи прекрасней. Какое значение имеет время?

– Гвиневра [13]13
  Гвиневра – жена легендарного короля Артура, преступная любовь которой к рыцарю Ланселоту в конечном счете привела Артура к гибели.


[Закрыть]вовсе не была героиней. – Ана слизала соус с пальцев. Они обсуждали эпическую поэзию, современную анимацию, древние легенды, фольклор и классические фильмы ужасов. Не совсем понятно, каким образом снова вернулись к Артуру и Камелоту, но Ана твердо отстаивала свое мнение по поводу королевы. – И ни в коем случае не трагическая фигура.

– А я думал, женщина, особенно такая страстная, как ты, проявит больше сочувствия к ее положению. – Бун раздумывал, взять ли последний кусок из коробки, стоявшей посреди кровати.

– Почему? – Ана сама схватила кусок, принялась его кормить. – Она предала мужа, помогла сокрушить королевство, причем исключительно из-за слабоволия и потворства собственным желаниям.

– Она полюбила.

– Любовь не все оправдывает. – Забавляясь, она наклонила набок голову, разглядывая Буна в мерцавшем свете. Великолепный мужчина, обнаженный, взлохмаченный, с потемневшими от щетины щеками. – Весьма типично для мужчины оправдывать изменницу лишь потому, что она описана в романтическом стиле.

Вряд ли это настоящее оскорбление, но Бун все же поморщился.

– Просто я не уверен, что она контролировала ситуацию.

– Разумеется, контролировала. У нее был выбор, и она выбрала самый плохой вариант вместе с Ланселотом. Благодаря цветастым рассуждениям о галантности и рыцарстве, о героизме и верности оба оправданы в предательстве человека, который любил их обоих. И только потому, что не могли себя сдержать? – Ана откинула назад волосы. – Чушь!

Бун рассмеялся, прихлебнув вино:

– Ты меня удивляешь. Всегда считал тебя романтичной женщиной, которая собирает цветы под луной, коллекционирует статуэтки фей и волшебников, а ты осуждаешь бедняжку Гвиневру за неразумную любовь.

Ана завелась.

– Это она бедняжка?..

Помолчи, – хохотнул Бун, неимоверно довольный собой. Обоим и в голову не приходило, что спор идет о выдуманных персонажах. – Не забывай и о других действующих лицах. Мерлин должен был за всем этим следить. Почему ничего не предпринял?

Ана презрительно смела с голых ног крошки.

– Не дело волшебника вмешиваться в судьбу.

– Слушай, мы говорим о знаменитом волшебнике. Одно коротенькое заклинание – и все было бы устроено.

– Изменились бы бесчисленные жизни, – указала она, взмахнув бокалом. – Исказилась бы история. Нет, он не мог это сделать, даже ради Артура. Люди – колдуны, короли, простые смертные – отвечают за собственную судьбу.

– Однако Мерлин без проблем подстрекал к адюльтеру, придав Утеру облик герцога Корнуоллского и погубив Тинтагиля, после чего для начала Игрейна зачала Артура.

– Потому что такова судьба, – терпеливо объясняла Ана, словно имела дело с Джесси. – Такова была цель. При всем могуществе и величии единственным жизненно важным деянием Мерлина было рождение на свет Артура.

– Слишком уж много тонкостей. – Бун проглотил последний кусок пиццы. – Одно колдовство хорошо, а другое плохо.

– Когда ты наделен даром, твое дело понять, как и когда им пользоваться, а когда не пользоваться. Представляешь, как страдал Мерлин, видя, как гибнет любимый? Зная еще при зачатии, чем кончит Артур? Магия не избавляет от переживаний и боли. И редко оберегает тех, кто ею владеет.

– Пожалуй. – В написанных им сказках определенно присутствуют страдающие колдуньи и волшебники, подумал Бун. Это придает им привлекательную человечность. – Ребенком я среди белого дня грезил, будто живу среди них.

– Спасал невинных девушек от огнедышащих драконов?

– Точно. Ходил на рыцарские турниры, бросал вызов Черному рыцарю, выколачивал из него потроха, черт возьми.

– Ну, естественно.

– Потом вырос и обнаружил, что можно взять лучшее от обоих миров. Жить тут, – он стукнул по лбу кончиком пальца, – когда я пишу. И пользоваться преимуществами двадцатого века.

– Вроде пиццы.

– Вроде пиццы, – подтвердил Бун. – Компьютер вместо гусиного пера, хлопчатобумажное белье, горячая вода из крана. Кстати… – Он подцепил пальцем вырез футболки, которую дал Ане. Руководствуясь вдохновением, перебросил ее через плечо, отчего она захохотала и взвизгнула, и слез с кровати.

– Что ты делаешь?

– Горячая вода из крана, – повторил он. – По-моему, пора тебе показать, что я делаю под душем.

– Петь будешь?

– Возможно, попозже. – Он распахнул стеклянные дверцы душевой кабины и открыл краны. – Надеюсь, ты любишь погорячее.

Он шагнул в кабину, держа ее по-прежнему на плече. Хлынувшие со всех сторон струи мигом залили Ану.

– Бун! – захлебнулась она. – Ты меня утопишь!

– Виноват. – Он потянулся за мылом. – Знаешь, фактически именно из-за этого душа я дом купил. Очень уж он просторный. – Он принялся намыливать ей лодыжку. – И еще замечательно, что у него две головки.

Несмотря на горячую воду, Ана поежилась, когда мыло лениво скользнуло под коленку.

– Мне трудно оценить в таком положении. – Она отвела с лица мокрые волосы и заметила, что пол выложен зеркальной плиткой. – Ух ты!

Бун ухмыльнулся, медленными кругами приближаясь к ее бедру.

– Теперь на потолок посмотри.

Она подняла голову и увидела их отражение.

– Разве он не запотевает?

– Стекло со специальной обработкой. Если пробыть тут достаточно долго, слегка затуманится. – А он собирался пробыть тут достаточно долго. Он начал постепенно дюйм за дюймом спускать ее с плеча, прижимая к себе. – Но это лишь усугубляет атмосферу. – Осторожно прижал ее к задней стенке, обхватив ладонями груди под прилипшей футболкой. – Хочешь выслушать одну мою фантазию?

– Э-э-э… ох… – Большой палец больно прижал сосок. – Думаю, самое время.

– Есть идея получше. – Он дразняще коснулся ее губами, отрываясь на время, пока у нее не сбилось дыхание. – Пожалуй, покажу. Сначала избавимся от этого. – Стащил с нее через голову мокрую футболку, отшвырнул в сторону. Футболка звучно шлепнулась. – Начнем отсюда. – Бун принялся намыливать скользким мылом плечи Аны. – Не остановлюсь, пока не дойду до кончиков пальцев.

Видимо, душ в дополнение к лестнице должен был обогатить ее эротическое воображение. Схватив его за талию для равновесия, она выгнула спину под круговыми движениями намыленных рук, скользивших по груди.

Пар. В густом влажном воздухе невозможно дышать. Тропический шторм, потоки воды, усиливающийся жар. Намыленные тела скользят при соприкосновении. Тихо и победоносно посмеиваясь, она водила покрытыми пеной руками по его спине, по груди, чувствуя прикосновение ищущих губ, трепещущие под ладонями мышцы.

Если она пылала, он тоже. Сила схлестнулась с силой. Она уже не сомневалась, что способна доставить ему точно такое же дикое, буйное, колдовское наслаждение, какое он ей доставляет, тем более сладкое, что его рождает не только страсть, но и любовь.

Надо показать. Сейчас покажем.

Что-то неразборчиво бормоча, она провела руками по сильным плечам, по крепкой груди, перебрала ребра кончиками пальцев, ощупала плоский живот.

Бун затряс головой, пытаясь прочистить мозги. Собирался сам ее здесь соблазнить, а теперь она его соблазняет. Нежные руки на скользкой коже мечут стрелы болезненного желания.

– Постой. – Он перехватил ее запястья, крепко стиснул. При следующем прикосновении можно не выдержать. – Позволь…

– Нет… Я сама. – Она властно прильнула к нему губами и покорила.

Пальцы ласкали, щекотали, пощипывали. Он хрипло дышал ей в ухо. Потом беспомощно затрепетал. В ее душе снова вспыхнуло чувство победы. Страстно захотелось вобрать его в себя целиком.

– Ана… – Последние клочки реальности улетучились. – Я не могу…

– Ты меня хочешь. – Она запрокинула голову, опьяненная властью, в глазах горит вызов. – Тогда возьми. Сейчас.

Ана похожа на новорожденную богиню, вышедшую из моря. Мокрые кольца волос поблескивают на плечах тусклым золотом. Кожа светится под текущей водой. В глазах тайна, темная тайна, которую не разгадает ни один мужчина.

Великолепна. Прекрасна. Принадлежит ему.

– Держись за меня. – Прижав к стенке, он руками приподнял ее бедра. – Держись.

Она обхватила его, не закрывая глаз. Он взял ее стоя, вошел под струями воды. Шепча его имя, она откинула голову, видя в потолке туманное отражение – чудесный клубок тел, в котором невозможно понять, где кончается он и начинается она.

Со стоном, полным непостижимого наслаждения, уронила ему на плечо голову. Потерялась. Пропала. Слава богу.

– Люблю тебя. – Непонятно, то ли слова звучат в голове, то ли срываются с губ. Но она повторяла их снова и снова, пока тело не содрогнулось в конвульсиях.

Полностью излившись в нее, он, охваченный слабостью, стоял у стены, теряя последние силы. Положил ладони ей на плечи, а сердце еще грохотало в ушах.

– Скажи теперь.

Губы изогнулись, но Ана слегка отодвинулась, глядя на него затуманенными глазами.

– Что сказать?

– Я… Может, пора вытираться? Долго уже простояли в воде.

Бун нетерпеливым жестом закрыл оба крана.

– Хочу видеть тебя, когда скажешь, и хотя бы немножко понять, на каком я месте. Так и будем стоять прямо здесь, пока снова не скажешь.

Ана заколебалась. Он даже не подозревает, что заставляет ее сделать очередной шаг на пути, где она либо им завладеет, либо потеряет. Судьба… и выбор. Пора его сделать.

– Я люблю тебя. Иначе меня бы здесь не было.

Взгляд у него совсем темный, очень напряженный. Бун медленно разжал руки, лицо смягчилось.

– Кажется, будто я ждал годы, чтобы это услышать.

Она отвела с его лба мокрые волосы.

– Надо было просто спросить.

Он схватил ее за руки.

Ана задрожала, Бун вывел ее из кабины, крепко завернул в полотенце, обнял, согревая.

– Анастасия… – Душа наполнилась нежностью, он коснулся губами волос, щеки, губ. – Я люблю тебя. Ты принесла мне то, чего я никогда уже не надеялся получить, и до конца жизни не захочу другого.

Она с прерывистым вздохом прижалась лицом к его груди. Это реальность. Ее мгновение. Надо найти способ его удержать.

– Ты – все, о чем я мечтала. Не переставай любить меня, Бун. Не переставай.

– Не смогу. – Он отстранил ее. – Не плачь.

– Я не плачу. – Слезы дрожали в глазах, но не проливались.

«Анастасия не проливает слез, но прольет их из-за вас».

Слова Себастьяна неприятно отозвались в памяти. Бун решительно их отогнал. Смешно.

Он ее ничем не обидит. Полная пара ванная не место для предложения, которое он должен сделать. Но сначала еще кое-что рассказать.

– Сейчас принесу другую рубашку. Надо поговорить.

Ана была слишком счастлива, чтобы обратить внимание на легкий укол беспокойства. Смеялась, пока он нес ее обратно в спальню и натягивал через голову очередную футболку. Мечтательно наливала в бокалы вино, глядя, как он влезает в джинсы.

– Пойдем со мной. – Бун протянул руку, которую она охотно приняла.

– Куда?

– Кое-что покажу. – Он повел ее через темный холл к своему кабинету.

Довольная, Ана прошлась по кругу.

– Здесь ты работаешь.

Широкие окна без занавесок в рамах из резного вишневого дерева. Пара вытертых выцветших ковриков на деревянном полу. В парных световых люках загорается рассвет. Компьютер, море бумаг, полки с книгами – все говорит о работе. Бун добавил очарования интерьеру с помощью иллюстраций в рамках, интригующей коллекции рыцарей и драконов. Крылатая фея, купленная у Морганы, занимает почетное место на высокой резной тумбе.

– Еще цветы нужны, – мгновенно заключила Ана, думая о нарциссах, которые растут в теплице. – Должно быть, каждый день сидишь тут часами. – Она покосилась на пустую пепельницу рядом с компьютером.

Проследив за ее взглядом, Бун нахмурился. Странно – столько дней не курил и совсем забыл про сигареты. Потом надо будет поздравить себя.

– Иногда в окно смотрю, когда ты в саду. Трудно сосредоточиться.

Она рассмеялась, присела на углу письменного стола.

– Занавески повесь.

– Никаких шансов, – улыбнулся он, хотя руки нервно шарили в карманах. – Ана, я должен рассказать тебе об Эллис.

– Бун… – Ана встала, охваченная состраданием. – Я понимаю. Знаю, как это больно. Не надо мне ничего объяснять.

–  Мненадо. – Взяв ее за руки, Бун кивнул на рисунок, висевший на стене. Прелестная юная девушка наклонилась к ручью, опустив золотое ведерко в серебристую воду. – Она это нарисовала еще до рождения Джесси. Подарила мне в нашу первую годовщину.

– Прекрасно. У нее большой талант.

– Да. Она была особенная, очень талантливая. – Он отхлебнул вина, бессознательно произнеся тост за утраченную любовь. – Я почти всю жизнь ее знал. Красотку Элис Ридер.

Он должен выговориться, поняла Ана. А она должна слушать.

– Еще в школе влюбились друг в друга?

– Нет, – рассмеялся Бун. – Ничего подобного. Элис была участницей группы поддержки спортивной команды, председателем ученического совета, примерной девочкой, постоянно красовалась на доске почета. Мы принадлежали к разным компаниям, она была на пару лет младше меня. Я переживал неизменный бунтарский период, считал себя крутым парнем, выросшим из школьных стен.

Ана с улыбкой коснулась его щеки, заросшей жесткой щетиной.

– Хотелось бы посмотреть.

– Тайком курил в туалете, а Элис писала декорации для школьных спектаклей. Просто знали друг друга, и все. Я поступил в колледж, потом оказался в Нью-Йорке. Поскольку собирался писать, считал необходимым пожить на чердаке и немножечко поголодать.

Она обняла его, инстинктивно желая утешить, ожидая, пока он соберется с мыслями.

– Как-то утром пошел в булочную за углом, поднял глаза от слоек, увидел ее. Она покупала кофе и рогалики. Заговорили друг с другом, знаешь, как обычно… «Что ты тут делаешь?» – «А ты?» Кто где из старых знакомых, всякое такое. Было приятно и интересно. Вот мы, ребятишки из маленького городка, завоевываем большой нехороший Нью-Йорк.

Судьба свела их в многомиллионном городе, думала Ана.

Она училась в художественной школе, – рассказывал Бун, – жила вместе с несколькими другими девушками в съемной квартире поблизости, всего за пару кварталов. Мы просто вместе бродили, сидели в парке, сравнивали рисунки, часами болтали. Элис была полна жизни, идей, энергии. Мы не столько влюбились, сколько естественно вплыли в любовь. – Взгляд, устремленный на рисунок, смягчился. – Поженились незадолго до выхода моей первой книжки. Она еще продолжала учебу.

Бун снова прервался, переживая ожившие воспоминания, инстинктивно протянул руку, и Ана открыла ладонь, источая силу и поддержку.

– Так или иначе, все было прекрасно. Мы были молоды, счастливы, влюблены. Ей уже поступали заказы. Выяснилось, что Элис беременна. Поэтому мы решили вернуться домой, растить ребенка в уютном пригороде рядом с ее и моими родными. Потом родилась Джесси, казалось, ничего плохого никогда не может случиться. Только после родов к Элис так и не вернулись прежние силы. Все утверждали, что это естественно, потому что она устает с новорожденной и со своей работой. Она худела… я все шутил, что вот-вот совсем исчезнет. – Бун на секунду закрыл глаза. – Так и вышло. Исчезла. Когда, в конце концов, забеспокоились, что давно надо было сделать, она сдала анализы. В загруженной лаборатории что-то напутали и не скоро заметили. Когда мы узнали, что у нее рак, было уже слишком поздно что-нибудь предпринимать.

– Ох, Бун… Сочувствую… Мне очень жаль.

– Она сильно страдала. Вот что хуже всего. Она страдала, а я ничем не мог помочь. Смотрел, как она медленно умирает. Сам думал, что умру. Но рядом была Джесси. Элис было всего двадцать пять, когда я ее похоронил. А Джесси только что исполнилось два. – Бун глубоко вздохнул и повернулся к Ане. – Я любил Элис. Всегда буду любить.

– Знаю. Когда кто-то вот так входит в жизнь, его никогда не потеряешь.

– Когда я ее потерял, то разуверился в возможности вечного счастья, разве что в книжках – «…и дальше они жили счастливо». Не хотел вновь влюбиться, рискуя испытать такую же боль… вместе с Джесси. И вот снова влюбился. Влюбился так сильно, что снова поверил. Это чувство не такое, как раньше. Не меньше. Просто… это чувство к тебе.

Ана погладила его по щеке. Кажется, поняла.

– Бун, думаешь, я потребую, чтобы ты забыл Элис? Буду ревновать или злиться? За это я тебя только больше люблю. Она сделала тебя счастливым. Подарила Джесси. Я жалею лишь о том, что не знала ее.

Растроганный до невозможности, он прижался к ней.

– Будь моей женой, Ана.