Текст книги "Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий"
Автор книги: Нина Мечковская
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Термины экзегетика и герменевтика восходят к греческим словам с близким значением (хотя и далеких корней) и поэтому переводятся почти одинаково: экзегеза (от греч. exegetikos – разъясняющий) – это разъяснение, толкование; герменевтика (от греч. hermeneutikos – разъясняющий, истолковывающий) – искусство, техника толкования классических текстов.
Иногда эти термины понимаются одинаково (например, в «Советском энциклопедическом словаре»). Иногда между ними видят различие, причем есть две основных трактовки этих различий: 1) экзегетика толкует текст с максимальным учетом конкретных исторических условий его создания, в то время как герменевтика озабочена интерпретацией исторического источника с позиций сегодняшнего дня; 2) герменевтика стремится понять текст «из него самого» – путем исчерпывающего анализа его лексики, грамматики и экспрессивно-стилистических качеств, в то время как. экзегетика – активно привлекает «внешние» данные (исторические известия, показания независимых источников и т.д.). Иногда под герменевтикой понимают фундаментальные принципы толкования, а под экзегетикой – изъяснение конкретного текста (ср. Мень, 1987, 281). Однако, разумеется, никакой одной пары терминов, впрочем, как и двух и трех, не хватит, чтобы обозначить все те аспекты и уровни понимания текста, которые различают в этом процессе современная психология и философия. Поэтому многозначное и нечеткое употребление этих терминов пока неизбежно и в общем терпимо.
В христианской традиции комментирование Св. Писания начинается уже в «Новом Завете», в частности в тех случаях, когда речь повествователя или персонажа содержит «глухую» ссылку на «Ветхий Завет», а затем евангелист дает ее развернутое толкование, при этом на полях текста со временем стали сокращенно указывать то место в Библии, к которому отсылает данный стих.
Вот Иисус в Иерусалиме изгоняет из храма торговцев и менял. «И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда, и дома Отца Моего не делайте домом торговли» (Ин 2, 16). В словах Иисуса есть аллюзия к 68-му псалму: «Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословия злословящих Тебя падают на меня» (Пс 68, 10). Но читатель может не заметить намека, поэтому евангелист раскрывает его и одновременно говорит о реакции на происходящее учеников: «При сем ученики Его вспомнили, что написано: „ревность по доме Твоем снедает Меня“ (Ин 2, 17). При этом на полях стали помещать отсылку к нужному стиху 68-го псалма, а также указывать параллельные места в других библейских книгах. Например, заключительный стих в этой же главе – „И не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке; ибо Сам знал, что в человеке“ (Ин 2, 25) – сопровождается тремя ссылками: Пс 7, 10; Иер 11, 20; Ин 6, 64.
Далее, толкования тех или иных стихов Писания были обычны в проповедях – и в безыскусных гомилиях ранних христиан, и в поздних ученых проповедях, которые нередко строились именно как развернутое толкование библейской сентенции (см. §81). Позже стали создавать последовательные (стих за стихом) толкования на отдельные книги Св. Писания. Первые такие толкования составляли византийские отцы церкви в IV–VI вв. Толкования требовались для проповеди и катехизации, для подготовки священников, а также и для более общих и широких задач развития богословия и всестороннего осмысления Писания. Постепенно в восточном христианстве были созданы (на греческом языке) и переведены на церковнославянский толкования на все основные книги Нового Завета, а также на некоторые книги Ветхого Завета – в первую очередь на те из них, которые читались при богослужении. В результате сложился особый тип (или жанр) канонических текстов – Толковое Евангелие, Толковая Псалтирь, Толковый Апостол. Книги этого типа включали библейский текст и толкования на него. У православных славян еще в допечатной книжности для «Псалтири» и «Песня Песней» имелось по несколько толковых версий (на церковнославянском языке), однако на некоторые книги не было толкований (в том числе для «Пятикнижия Моисеева» имелось толкование только на первые главы «Бытия», где говорилось о сотворении мира; см.: Алексеев, 1992).
В новое время в христианстве выработаны толкования на все книги Ветхого и Нового Завета. В русской традиции такие сочинения могут иметь варьирующиеся жанровые обозначения, ср.: «Откровение Господа о семи Азийских церквах (Опыт изъяснения первых трех глав Апокалипсиса)» А. Жданова, «Апокалипсис и обличаемое им лжепророчество» Н. Никольского, «Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Апокалипсиса» М. Барсова и т.п.
О стиле и характере современного толкования Писания можно судить по следующему отрывку из комментария к «Апокалипсису» (комментарий относится к словам о Книге в деснице у Сидящего на престоле, написанной внутри и отвне, запечатанной семью печатями (Откр 5,1): «Книги в древности состояли из кусков пергамента, свернутых в трубку или навитых на круглую палку. Внутрь такого свитка продевался шнурок, который связывался снаружи и прикрепляем был печатью. Иногда книга состояла из куска пергамента, который складывался в виде веера и был стянут поверх шнурком, припечатанным печатями на каждом сгибе или складе книги. В таком случае раскрытие одной печати давало возможность раскрыть и прочесть только одну часть книги. Писание производилось обыкновенно лишь на одной, внутренней, стороне пергамента, но в редких случаях писали с обеих сторон. По изъяснению св. Андрея Кесарийского и др., под книгой, виденной св. Иоанном, следует разуметь „премудрую Божию память“, в которой вписаны все, а также и глубину Божественных судеб. В этой книге были, следовательно, вписаны все таинственные определения премудрого промысла Божия о спасении людей. Семь печатей означают или совершенное и всеми незнаемое утверждение книги, или же домостроительство испытующего глубины Божественного Духа, разрешить которое никто из созданных существ не может. Под книгой разумеются и пророчества, о которых Сам Христос сказал, что частью они исполнились в Евангелии (Лк 24, 44), но что остальные исполнятся в последние дни. Один из сильных Ангелов громким голосом взывал, чтобы кто-нибудь раскрыл эту книгу, сняв семь печатей ее, но никого не нашлось достойного „ни на небе, ни на земле, ни под землей“, кто бы дерзнул сделать это. Это означает, что никому из сотворенных существ недоступно ведение тайн Божиих. Эту недоступность усиливает еще выражение ниже зрети ю, то есть ‘даже посмотреть на нее’. Тайновидец много скорбел об этом…» и т.д. (Архиепископ Аверкий. Апокалипсис, или Откровение Святого Иоанна Богослова: История написания, правила для толкования и разбор текста. М.: Оригинал, 1991. С. 31 [сочинение 30-х гг. XX в.]).
В 1904–1912 гг. в России в качестве приложения к журналу «Странник» была опубликована 12-томная «Толковая Библия или комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета» на русском языке. В 1987 г. издан репринт этого издания в 3-х томах Институтом переводов Библии в Стокгольме.
Толкования на книги Св. Писания представляют собой универсальный, многоадресный жанр богословской литературы. Они опираются на огромную подготовительную богословско-филологическую работу и во многом завершают ее.
Стилистически толкования тяготеют к той простоте, определенности и «надличности» изложения, которые присущи руководствам по догматическому богословию. Толкования демократичны и поэтому используются в устной проповеди и при катехизации. Вместе с тем толкования изучаются богословами, философами, историками духовной культуры. В целом толкования – это ответственный, репрезентативный и по-своему итоговый жанр библейской филологии.
Совокупный объем штудий по истолкованию библейских текстов огромен, их направления разнообразны, а результаты во многом определили сам профиль гуманитарного знания в христианском мире. Исследования по библейской экзегезе привели к сопутствующим выдающимся методологическим открытиям (например, такого ранга, как учение Филона Александрийского о четырех уровнях интерпретации текста); к появлению целых отраслей гуманитарного знания, неизвестных античности (например, лексикография и в особенности толковая лексикография; теория перевода; текстология).
В кругу историко-филологических исследований, связанных с определенными регионами и эпохами (такими, как европейская классическая филология, исследующая европейскую античность; как германская филология; славянская; древнеиндийская; романская; финно-угорская и т.д.), библеистика (библейская филология) является старейшей и самой разработанной дисциплиной. В силу выдающейся религиозной и культурной ценности тех памятников, которые она изучает, библейская филология превосходит все прочие филологии по количеству и качеству исследовательского труда, «вложенного» в исследование каждого источника. Успехи мировой библеистики позволили осуществить критические (научные) издания христианского Св. Писания, представляющие собой высшие достижения издательской культуры современного человечества.
84. Пятничная проповедь у мусульман. Коран не толкуется в мечетиПравоверным мусульманам предписано молиться пять раз в день, причем не обязательно в мечети (можно и дома, в поле, в дороге). Однако раз в неделю, по пятницам, мусульмане должны молиться в мечети, и тогда произносится главная недельная проповедь (предшествующая молитве) – хутба. Пятничную, а также праздничную проповедь произносит особое духовное лицо – хатыб ; часто он же является и имамом мечети. Проповедь в значительной степени ритуализована: ее произносят в особой одежде, требуется состояние ритуальной чистоты у хатыба, исполнение близко к рецитации.
В отличие от христианства, в исламской проповеди не толкуется и не обсуждается Писание. Комментарий к Корану – это область не столько этики и дидактики, сколько права и политики. Поэтому комментирование Корана (тафсИр) обращено в большей мере к профессиональным знатокам Корана – богословам и юристам, чем ко всем верующим. В наше время в ряде исламских государств содержание пятничной проповеди контролируется светскими властями; иногда ее составляют непосредственно государственные чиновники (Ислам, 1983, 121).
Юридические темы и жанры в конфессиональной книжности
85. Мишна, «душа Закона Израиля», и Талмуд«Тора» («Пятикнижие Моисеево») в иудейской традиции имеет еще одно название – Письменный закон – потому что, по преданию, Бог через Моисея даровал народу «Тору» (613 заповедей Закона) в свитках, а Десять самых главных заповедей («Десятословие») были начертаны Божьим перстом на каменных плитах – скрижалях. Однако иудеи верили, что Бог передал Моисею не только Письменный закон, но и сообщил ему Устный Закон – юридический комментарий, разъясняющий, как следует выполнять законы в разных, в том числе непредвиденных, обстоятельствах. Устный Закон трактовал многие предписания «Торы» не буквально, но в том или ином переносном смысле (например, требование брать «око за око»). Впрочем, по-видимому, закон никогда не имел в виду именно такое физическое возмездие (ослепление). Речь шла, скорее, о денежной компенсации и принудительной работе (Телушкин, 1992, 118–119).
Несколько столетий Устный закон передавался именно устно, однако в катастрофические для иудеев первые века новой эры его стали записывать, а к III в. Устный закон был кодифицирован. Его древнейшие и самые авторитетные записи составили «Мишну» (буквально ‘второй закон, или заучивание’), ставшую основанием «Талмуда». «Мишна» содержит 63 трактата, в которых предписания «Торы» представлены систематически (по отраслям права и предметам).
После кодификации поколения иудейских мудрецов тщательно изучали и обсуждали предписания «Мишны». Записи этих споров и дополнений называются «Гемара». «Мишна» и «Гемара» составляют «Талмуд», самую всеобъемлющую компиляцию иудейского права.
Большинство разделов «Талмуда» имеют сходную структуру: сначала цитируется закон из «Мишны», затем следует дискуссия толкователей о его содержании из «Гемары». Пассажи из «Мишны», в силу их большей древности, более авторитетны, чем интерпретации из «Гемары».
Юридической регламентации «Талмуда» подлежали самые разные области жизни: в I томе «Тосефты»[163]163
Древнейший свод «Талмуда» (см. §63).
[Закрыть] («Посевы») говорилось об имущественных отношениях, связанных с земледелием; во II («Праздники») – о ритуалах; в III («Жены») – содержались установления, касающиеся женщин; в IV («Спасение») – разбирались законы уголовного и гражданского права (если говорить сегодняшним языком); в V томе были сведены правила о жертвоприношении; в VI – о ритуальной нечистоте.
В законотворчестве авторов «Талмуда» поражают две черты: во-первых, стремление к максимально точному прочтению «буквы закона» (данного в «Торе») – путем выявления всех неявных и второстепенных, периферийных компонентов семантики слова, т.е. таких компонентов, которые служат как бы ф о н о м для значений явных и первостепенных; во-вторых, стремление к максимальной детализации общей правовой нормы, установленной «Торой», – на основе предвидения и разбора всех мыслимых спорных и трудных частных случаев, которые должны регулироваться данной нормой.
Вот пример юридической детализации, продиктованной стремлением понять «Тору» как можно более точно и полно и указать все случаи, к которым применим закон. В «Третьей книге Моисеевой. Левит», среди прочих установлений, сформулирован закон Яхве об оставлении края поля для бедных: «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай <…>, оставь это бедному и пришельцу» (Лев 19, 9–10). «Талмуд» посвящает комментированию этого закона специальный трактат «Пеа» (др. –еврейск. пеа означает 1) край поля и 2) пошлина в пользу бедных). В трактате последовательно разбирается каждое слово или словосочетание закона, при этом толкователи стремятся предусмотреть, с одной стороны, все возможные недоумения или неоднозначные интерпретации т е к с т а закона, а с другой, – предвидеть все трудности применения закона в ж и з н и. Комментарий строится отчасти в вопросно-ответной форме: «Откуда видно, что пошлинам в пользу бедных подлежат не только хлебные злаки, но и стручковые плоды? – из слов: поля твоего. В таком случае можно бы подумать, что сюда относятся все произведения поля твоего, как всякая зелень, огурцы, тыквы, арбузы и дыни? – Эти все растения исключаются словом жатву, как не имеющие особенностей тех растений, которые требуют жнитва: подобно тому, как жнитво предполагает растение, которое идет в пищу, охраняется как собственность, произрастает из земли, убирается сразу и складывается для сохранения, так и все растения, удовлетворяющие этим требованиям, подлежат пошлинам в пользу бедных. Не подлежат (пошлинам): овощи, ибо они не складываются для сохранения, хотя уборка их совершается сразу; смоквы, ибо они не снимаются сразу, хотя и складываются для сохранения; относится это правило к хлебным злакам и стручковым плодам, а также к следующим древесным породам: сумаху, рожковому дереву, ореховому, миндальному, виноградному, гранатовому, масличному и финиковому» (Талмуд, 1902, I, 52). Далее следует пространное толкование слов край поля. Перечисляются четыре причины того, почему «установлено правило оставлять пеа непременно в конце поля: 1) в предупреждение ограбления бедных, 2) потери времени бедными, 3)для внешнего приличия и 4) потому что Тора употребила слово пеа, означающее ‘край’, ‘конец’» (с. 52). Так же подробно разбираются размеры и место края поля : определяется, в каких случаях земледелец не обязан оставлать край поля и как оставляют край два совладельца; кто именно считается бедным и оставляют ли край поля для бедных не-иудеев и т.д.
«Мишна» была систематизированным сводом законов. В «Талмуде» тематическая структура «Мишны» в целом сохранялась, однако тома новых комментариев и дополнений делали юридическое содержание «Талмуда» необозримым и затрудняли быстрый поиск нужной нормы. Требовалась новая кодификация иудейского права. В XII в. ее осуществил Маймонид, самый знаменитый иудейский философ средневековья, медик и рационалист. На основе «Талмуда» он составил полный систематизированный кодекс еврейского права в 14 томах – «Мишнэ-Тора». Кодекс Маймонида стал базовым руководством для иудейской юридической практики. В XVI в. на его основе был составлен новый кодекс, до сих пор авторитетный в ортодоксальном иудаизме.
86. Судьбы канонического права в христианствеВ отличие от иудаизма и ислама, в христианстве важнейшие принципы права содержатся не в конфессиональных, а в светских текстах, восходящих к дохристианским источникам. Христианские народы, подчиненные некогда Риму, по мере развития цивилизации, постепенно начинали принимать величайшее достижение античной культуры – римское право, тщательно кодифицированное и детально разработанное в самых жизненно важных областях – в гражданском и уголовном праве.
Юридические темы в конфессиональной книжности христиан связаны с особой областью права – с церковным, или каноническим, правом. Юрисдикции канонического права подлежали вопросы внутрицерковной организации, некоторые семейно-брачные и имущественные отношения.
Если в иудаизме и исламе основные принципы конфессионального права (как и гражданского) содержатся в Св. Писании – в Танахе и Коране, то источники канонического права у христиан связаны не с Писанием, а с Преданием. Это правила отцов церкви, решения вселенских и поместных соборов, папские декреты.
Церковные законы так или иначе связаны со светским законодательством и светской властью и вообще больше зависимы от местных условий (чем, допустим, христосологические разногласия). Поэтому в области церковного права задолго до официального (в 1054 г.) разделения христианской церкви на католическую и православную стали складываться черты, которые углубляли различия между восточным и западным христианством.
В Византии первую кодификацию церковных правил провел выдающийся законовед, до пострижения – антиохийский адвокат, а затем константинопольский патриарх Иоанн Схоластик (565–577).
Подготовленный им сборник церковных правил и императорских указов, касающихся церкви, назывался «Номоканон» (от греч. notnos – ‘закон’ и kanon – ‘норма, правило’). «Номоканон» в редакции патриарха Фотия (IX в.) был переведен на старославянский язык св. Мефодием (братом св. Кирилла-Константина). Эта редакция легла в основу русской «Кормчей книги» (XII в.) – сборников правил церкви и касающихся ее государственных постановлений (из «Русской правды», княжеских уставов, «Мерила праведного» и других правовых источников). «Кормчая книга» на Руси известна в нескольких редакциях, большинство ее списков относится к XIV – XVI вв.; последние печатные издания – к 1804 и 1816 гг.
На Западе первый сборник церковных законов был составлен в VI в. и подтвержден Карлом Великим в 802 г. Первая кодификация разных сводов была проведена в XII в. Наиболее полным собранием церковных законов стал сборник «Corpus juris canonici» 1582 г.
В католическом мире в средние века, в том числе в европейских университетах, каноническое право существовало и конкурировало с гражданским правом (jus canonice против jus civile, канонисты против цивилистов, или легистов). По мере секуляризации постепенно сфера действия канонического права во всех христианских странах сужалась до церковной жизни.
87. «Арабский судебник» Коран и хадисыВ 13-й суре Корана (аят 37) Аллах говорит о Коране: «И так Мы ниспослали его как арабский судебник». Действительно, в сурах 2, 4 и 5 (это более 500 аятов, примерно десятая часть Корана) собраны предписания по религиозным, гражданским и уголовным делам. Второй первоисточник мусульманского права – это хадисы, т.е. предваряемые иснадом рассказы о поступках и высказываниях пророка Мухаммада и его сподвижников (о хадисах и иснаде см. §65).
Вместе с тем, подобно тому, как «Тора», чтобы стать «иудейским судебником», должна была быть дополнена Устным законом – юридическим комментарием «Мишны», еще раз прокомментированным в «Талмуде» (см. §85), так и Коран и хадисы нуждались в юридическом толковании. Священные книги ислама не содержат непротиворечивого свода законов, и мусульмане никогда не вели судопроизводства по Корану Аллаха или Сунне его пророка. Те правовые нормы, которые выражены в Коране и хадисах, «следует рассматривать скорее как символ мусульманской идентификации и силу, связующую всех мусульман, чем как практическое орудие повседневной юридической практики: нетрудно усмотреть здесь аналогию одной из функций классического еврейского закона» (Грюнебаум, 1981, 54).
Основные сложности юридического использования исламского Писания (Корана) и Предания (Сунны пророка, т.е. хадисов) состояли в следующем.
Во-первых, суры Корана, услышанные пророком в разное время (а Мухаммад, как известно, слышал Откровение Аллаха и «транслировал» его людям на протяжении более 20 лет), часто противоречат друг другу, причем не только в метафизике, но и в конкретных юридических или ритуальных вопросах. Противоречие снималось с учетом времени «ниспослания» сур, и этот принцип был освящен в Коране: «Стирает Аллах, что желает, и утверждает; у Него – мать книги» (13, 39). Учитывать хронологию «ниспослания» стал уже сам Мухаммад, когда ссылками на изменившуюся волю Аллаха он оправдывал противоречия между разными сурами. «Считается, что аят, ниспосланный позже, отменяет предыдущий. В мусульманском богословии возникла специальная дисциплина – насха – наука об отменяющем и отмененном, исследующая взаимоотношения противоречивых аятов» (Пиотровский, 1991, 23).
Во-вторых, обращение к хадисам как к источнику права (например, как к собранию правовых прецедентов и авторитетных рекомендаций) было затруднено тем, что степень достоверности разных хадисов была различной и, главное, не общепризнанной. Возникала необходимость в текстологической экспертизе хадисов, в авторитетной оценке древности и надежности их иснадов.
В-третьих, непосредственному использованию Корана в качестве «арабского судебника» мешало то, что правовые нормы в нем нередко формулировались слишком абстрактно и сжато, как бы в свернутом виде, причем с течением времени трудности понимания таких текстов возрастали. Требовались их развернутые толкования, своего рода переводы на общепонятный язык. Ср., например, аяты о разводе:
«Тем, которые поклянутся о своих женах, – выжидание четырех месяцев. И если они возвратятся.., то, поистине, Аллах прощающ, милосерд!
А если они решатся на развод, то, поистине, Аллах – слышащий, знающий!
А разведенные выжидают сами с собой три периода, и не разрешается им скрывать то, что сотворил Аллах в их утробах, если они веруют в Аллаха и в последний день. А мужьям их – достойнее их вернуть при этом, если они желают умиротворения. И для них – то же самое, что и на них, согласно принятому. Мужьям над ними – степень. Поистине, Аллах – великий, мудрый!
Развод – двукратен: после него – либо удержать, согласно обычаю, либо отпустить с благодеянием. И не дозволяется вам брать из того, что вы им даровали, ничего. Разве только они оба боятся не выполнить ограничений Аллаха. А если вы боитесь, что они не выполнят ограничений Аллаха, то не будет греха над ними в том, чем она себя выкупит. Таковы границы Аллаха, не преступайте же их, а если кто преступает границы Аллаха, те – неправедные.
А когда вы дали развод женам, и они достигли своего предела, то удерживайте их согласно принятому или отпускайте их согласно принятому, но не удерживайте их насильно, преступая: если кто делает это, тот несправедлив к самому себе. И не обращайте знамений Аллаха в насмешку <…>» (2, 226–231).
Всестороннее комментирование и развитие законодательных установок Корана и хадисов стало основным содержанием исламского богословия. Существует два главных рода правового толкования священных книг: тафсир и фикх.
Тафсир, широко распространившийся уже в VIII–IX вв., – это специальное ученое толкование, использующее, с одной стороны, методы чисто религиозных рассуждений, а с другой, все возможные данные по хронологии и истории священных текстов. Тафсир стимулировал историко-текстологическое изучение источников мусульманского права. Именно здесь, при изучении хронологии Корана, сложился особый жанр ученых трактатов о «причинах ниспослания», посвященных обстоятельствам и времени появления разных частей Корана (Пиотровский, 1991, 23). Здесь были выработаны методы проверки достоверности хадисов, собраны биографические сведения об их передатчиках.
Фикх (арабск. факиха – понимать, знать) носит более практический характер. Это мусульманское каноническое право, включая теорию мусульманского права. Фикх занимается непосредственным юридическим толкованием Корана и хадисов, их интерпретацией применительно к практической жизни мусульманского общества. Поскольку Закон понимается как главное содержание Корана и сунны, то термин фикх иногда расширительно употребляют для обозначения всей совокупности религиозных дисциплин, иногда – для обозначения мусульманской теологии вообще. «Фикх является также теоретическим обоснованием и осмыслением шариата[164]164
Шариат (от арабск. шариа – правильный путь, дорога) – комплекс юридических норм, принципов и правил поведения, религиозной жизни и поступков мусульманина: реально шариат воплощается в трудах по фикху и в практике мусульманских (шариатских) судов (Ислам. 1983, 122–123).
[Закрыть] – правильного пути жизни мусульманина; поэтому термины шариат и фикх часто заменяют друг друга» (Ислам, 1983, 110). Основной задачей шариата была оценка различных обстоятельств жизни с точки зрения религии. Фикх дополнял шариат в чисто юридических аспектах.
По данным М.Б. Пиотровского, сочинения по фикху составляют наиболее многочисленную группу средневековых арабских рукописей. «Фикх всегда был обязательным предметом обучения в семье и школе, предметом ученых и полуученых бесед и споров, столь характерных для быта жителей мусульманских городских кварталов» (Ислам, 1983, 18). Фикх известен рядовым мусульманам гораздо больше, чем Коран и догматика.
В современном мире ислама только сборники фикха имеют силу закона, а Коран и хадисы – это книги прежде всего для назидательного чтения, труднопонимаемые первоисточники закона и морали.
Итак, волею судеб главные книги двух религий Писания – «Тора» и «Талмуд» в иудаизме и Коран и хадисы в исламе – оказались теми книгами, в которых были записаны основополагающие правовые принципы соответственно иудейской и мусульманской цивилизаций. При этом и в иудаизме и в исламе «законосуммирующий» характер священных книг осознавался как их главное жизненное содержание. Вместе с тем сопряжение священных книг с жизненной практикой стало возможным благодаря тому, что в обеих теократических цивилизациях сложились и в течение веков упрочивались комментаторские традиции, при этом основным объектом комментирования было именно юридическое содержание священных книг. Всестороннее толкование – богословское, нравственное, историко-текстологическое, логико-семантическое – позволило полностью раскрыть, дополнить и развить те базовые юридические принципы, которые были заложены в священных книгах.
