Текст книги "Место под солнцем"
Автор книги: Нина Ламберт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Джек официально представил Хелен сослуживцам в день ее приезда, но с тех пор две женщины едва ли встречались. Хелен, однако, знала о Карле все, что положено. Иллюзий она себе не строила – слишком давно и хорошо она изучила Джека, чтобы предполагать, что такую девочку он оставит без внимания. Миссис Фитцджеральд радушно улыбнулась и начала:
– Так любезно с вашей стороны, что вы согласились подбросить меня. Этих местных таксистов я боюсь до умопомрачения.
– Ну что вы, – машинально пробормотала Карла, выруливая на шоссе и максимально выжимая педаль газа.
– Джек так много рассказывал о вас, – продолжала с невинным видом ворковать Хелен. Карла с каменным лицом следила за движением. – Я ведь была с ним, когда он заметил вас в лондонском магазине. Верите ли, но я тогда купила шесть «воскресных блузонов», да-да, тех самых. Дома, однако, как я ни старалась, никак не могла их на себя приладить. То висят, то топорщатся. Видно, Джек был прав. Вы мастерица морочить покупателям голову.
Карла неожиданно для себя немного оттаяла. Непосредственное щебетание Хелен, ее гнусавый американский говорок обезоруживали и не предвещали никаких неприятных сюрпризов.
– Думаю, все дело в том, что вы от природы актриса, – пела свое Хелен. Карла внутренне сжалась. Ее все же задело, что Джек вообще разговаривал о ней с Хелен. Представляю, что он ей наболтал, про себя прошипела Карла.
– Это верно, я актриса. Только, боюсь, без сцены, без ролей. Обычное дело.
– У нас в Америке то же самое. Теперь, похоже, переизбыток людей любой профессии. А вообще Джек завзятый театрал. Вы, наверное, говорили об этом?
– Мы... э-э... да, но наши вкусы во многом расходятся, – уклончиво ответила Карла.
– Что вы говорите? Тогда я на вашей стороне. Меня не трогают все эти утонченные, эстетские постановки с их не от мира сего персонажами. А Джеку интересно все, что неинтересно другим. Для него чем дальше от бродвейской славы, тем лучше. А мне в театре важно, чтобы места были удобные, а спектакль – веселый.
Хелен все говорила и говорила, а Карла задумалась над этими неожиданными сведениями. Значит, вездесущая шоу-дешевка не привлекает Джека, наоборот, он поклонник экспериментального театра и нетрадиционной драматургии. Но почему он так цинично отказывается вкладывать средства в это направление искусства? Смотреть смотрит, интересоваться интересуется, но своим бездействием губит на корню новую волну театра, финансируя только безусловные в коммерческом отношении постановки, которые быстро окупаются и быстро дают прибыль... Точно так же он ведет себя и с женщинами – волочится за Карлой, а деньги тратит на Хелен. Впрочем, он сам признался, что предпочитает в игре крапленые карты.
Наступило молчание – задумавшись, Карла перестала поддерживать разговор.
– Скажите, у вас что-то случилось? – поинтересовалась Хелен, заметив отсутствующий взгляд Карлы.
– У меня? Нет, что вы, все в порядке. Просто я отвлеклась. Извините, пожалуйста. Так что вы говорили?
– Ничего. Ну что – Джек?
– Простите?
– Вас что-то тяготит – это из-за Джека?
– А почему из-за Джека что-то должно... э-э... тяготить меня?
– Ну, милая, я же не школьница. Все как на ладони. Вы среди его подчиненных единственная женщина, а я Джека знаю вдоль и поперек. Я нарушила вам всю игру?
Карла отчаянно пыталась сконцентрироваться на управлении машиной.
– Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – спокойным тоном отозвалась она.
– О, дорогая, я вас умоляю! Все это я видела уже десятки раз. Я считаю, что рано или поздно годы возьмут свое, Джек присмиреет и сдастся. Начнется в его жизни период оседлости. А пока... Я не гордячка, да и недотрогой меня не назовешь. В газетах целые полосы заняты скандальными историями обо мне. Я даже кое-что записываю в дневник – развлечение на старость. Так что развлекайтесь и вы, Карла, только не забывайте, что в результате Джек всегда возвращается ко мне как бумеранг. И не вздумайте тратить на него свои чувства, поберегите сердечко. Вы мне показались такой ранимой... Надо быть проще, Карла. Не дуйтесь на меня. Мы, женщины, всегда сможем договориться.
Карла была настолько ошеломлена, что почти лишилась дара речи.
– Миссис Фитцджеральд, уверяю вас...
– Вы уж простите меня, милая, за прямоту. Не обижайтесь. Джек правду говорит, что у меня язык без костей. Не будьте букой, берите от жизни ее радости, развлекайтесь, но не увлекайтесь слишком серьезно. Вы такая милая девочка, а Джек... он, скажем так, даже не подозревает, какой силой обладает в отношении женщин. Так что будьте осторожны. В любви он ничего не смыслит. Только если в любви плотской. Здесь ему нет равных.
Бедная Карла к большой радости Хелен зарделась алым цветом. Довольная собой, миссис Фитцджеральд закурила длинную тонкую сигарету, с дружеской фамильярностью похлопала Карлу по руке и милостиво оставила щекотливую тему.
Карла даже не потрудилась сообщать Фитцджеральду о том, благополучно ли улетела Хелен. На бешеной скорости примчавшись из аэропорта, она припарковала машину, оставила у портье ключи, быстро переоделась и отправилась на охоту за клиентами. Приметив пожилую супружескую пару из Швеции, она в рекордно короткое время продала им четыре декабрьских недели в апартаментах с видом на море. Скандинавы умеют ценить тепло и солнце посреди зимы.
Отметив на графике свой очередной триумф ярко-красным цветом, Карла подошла к автомату с кока-колой.
– О, ты уже здесь, – вдруг услышала она за спиной голос Фитцджеральда. – Самолет вылетел вовремя?
– Да, все нормально, – не оборачиваясь подтвердила девушка и сделала вожделенный глоток.
– Я не видел тебя на ланче, – мягко заметил Джек.
– Я не ела сегодня. Не хочется.
– Давай поужинаем вместе. Наверстаешь упущенное.
– Нет, спасибо.
– Почему?
– Я занята.
– Чем же? Будешь прятаться в своей комнате, пока не подойдет время ночного заплыва?
Карла вспыхнула.
– Может, ты все-таки оставишь меня в покое? – выпалила она, резко оборачиваясь. – Кстати, как насчет Хелен?
– А что насчет Хелен?
– О силы небесные, да то, что стоит ей скрыться из виду, ты...
– Радость моя, ты неверно толкуешь данную ситуацию.
– Нет, напротив, все предельно ясно. Хелен отправилась восвояси, и ты уже топчешься около меня.
– Ревнуешь, а?
– Так и думала, что услышу это. Конечно, нет.
– Ревность – бессмысленное, глупое занятие. Хелен не страдает от него, так же как и я. Неужели ты думаешь, что миссис Фитцджеральд все свободное время проводит в монастыре?
– Ты... ты мне отвратителен!
– Что же, неплохой признак. Во всяком случае, лучше чем полное равнодушие. Около восьми я зайду.
Зазвонил телефон, и Фитцджеральд с головой погрузился в служебные переговоры.
Скрыться в этом распроклятом комплексе некуда, мучилась Карла, здесь все на виду, как золотые рыбки в аквариуме. Она твердо решила не допустить поражения. После работы девушка как ни в чем не бывало вымыла голову, переоделась в старые джинсы и тонкую Майку без бретелек и собралась заняться лицом. В это время в комнату без стука вошел Фитцджеральд, одетый в потрясающий костюм-сафари. Выглядел он сногсшибательным красавцем, а Карла с замотанными полотенцем волосами – настоящей замухрышкой что, собственно говоря, и входило в ее планы.
– У меня болит голова, – слабым голосом сообщила она. – Я не могу никуда идти.
– Да уж, конечно – в таком-то виде, – согласился Фитцджеральд, повернулся и, не говоря ни слова, вышел.
Ну вот, этого ты добивалась, спросила себя Карла. Неожиданно она пришла в раздражение, да еще желудок сводило от голода. У нее ведь целый день во рту и маковой росинки не было. Злясь на себя и на весь белый свет, она высушила феном волосы, жадно сгрызла яблоко и, включив телевизор, завалилась на диван смотреть какой-то доисторический американский вестерн. В досаде Карла так громко включила звук, что за треском пальбы и воинственными криками индейцев не услышала стук в дверь. Но на пороге уже стоял Франко с тяжелым подносом.
– Жаль, что у вас разболелась голова, Карла, – искренне посочувствовал он, накрывая стол. Напитки, приборы и хлеб через минуту принес младший официант. – Приятного аппетита, – пожелал Франко, и они с товарищем тактично удалились, увидев на пороге Джека Фитцджеральда. Он прошел в комнату, молча выключил телевизор и начал разливать вино.
– Меню исключительно на твой вкус, – сухо сообщил он. – Тарталетки. Ризотто по-милански с грибами. Фисташковое мороженое. Оно предусмотрительно помещено в контейнер-ледник. Все блюда свежие и диетические, идеальные для инвалида, – притворно чопорно закончил Джек, отодвигая стулья.
Растерянная, растрепанная, с блестящим после ванны носом Карла в беспомощном отчаянии взирала на стол. Губы ее приоткрылись от неожиданности, и Джек с мрачной торжественностью вложил в округлившийся ротик пряную оливку. В его глазах мелькнули озорные искры, и она улыбнулась сначала застенчиво и робко, потом шире и, наконец, негромко засмеялась.
– Ты, наверное, никогда не сдаешься? – спросила она.
– Что вы, миледи, я еще ничего не начинал. Садись. Не знаю, как ты, а я голоден.
Придерживаться дальше сухого, официального тона было невозможно. Они дружно набросились на еду, пробовали подряд все закуски, отламывали душистый, с хрустящей корочкой хлеб и по настоянию Джека вели разговор на итальянском. Запас слов Фитцджеральда был еще скуп, но говорил он бойко, на лету схватывал новые обороты и выражения. Карла поняла, что сопротивляться его мужскому и человеческому обаянию крайне сложно; он умудрялся из ничего создать доверительную обстановку, непринужденно поддерживал дружеский, почти интимный тон беседы.
Джек упражнялся в дословном переводе английских идиом, чем довел Карлу до смеха.
– Не смейся надо мной, это невежливо, – укорил он ее. – Тебе хорошо, это твой родной язык. Вообще, работая здесь, я оказался в невыгодном положении. Приходится рассчитывать на переводчиков или вынуждать людей говорить со мной на английском. Я бы запросто освоил язык, но мне не хватает практики. Может, ты возьмешься за мое обучение?
– То есть тебе нужен повод?
– Для чего?
– Для того чтобы проводить со мной время, – уточнила Карла и тут же пожалела о сказанном.
– Ты думаешь, мне обязательно нужен повод? Ты, как всегда, перемудрила. Не будь здесь тебя, я бы обратился к другим. Учебники, пленки – все это прекрасно, но они дают только базовые знания. К счастью, языки я усваиваю быстро. Например, испанский у меня неплохой, правда, мексиканский его вариант, но все равно, сейчас он хорошо помогает.
– Если ты настаиваешь – пожалуйста, – пожала плечами Карла. – Но я не сильна в грамматике и правописании. Дома мы просто говорили на итальянском, я никогда не учила его академически. И в дополнение ко всему у меня ярко выраженный неаполитанский акцент, хотя в Неаполе я даже не бывала.
И не появлюсь там, подумала она, впрочем, уже все равно...
– Да Бог с ней, с грамматикой. Я обучаюсь, как попугай, вопреки всем методическим указаниям. Знаешь, моя мать свободно говорила по-польски и по-немецки, но не передала этого нам с братом. Отец не понимал ее родных языков, наверное, поэтому в нашей семье говорили на английском. А жаль. Дети восприимчивы к языкам, учатся легко и быстро.
– Да, но все не так просто. После папиной смерти – а он дома всегда требовал от нас английского – выяснилось, что Франческа не знает ни слова по-английски. Мама не смогла ее научить, поэтому в школе у девочки были сложности.
– Франческа?
– Наша младшая, – пояснила Карла, указывая на фотографию, стоявшую в рамочке на журнальном столике. Джек взял ее и принялся внимательно изучать.
– Очаровательное создание, – сказал он. – Ты в ее возрасте была такой же красоткой?
– Нет, я всегда была гадким утенком. Скобки на зубах, толстые щеки, пухлые ножки – в общем, можешь представить. А Франческа в нашей семье королева красоты.
– И вы хором ее балуете.
– Увы. А что делать? Но она, к счастью, очень славный человечек, у нее чудесный характер. Вот, например...
Джек в искреннем изумлении уставился на Карлу, которая оживилась, расцвела и сыпала забавными семейными анекдотами. Значит, чувство привязанности ей не чуждо, значит, под внешней независимостью и сдержанностью может скрываться еще кое-что, размышлял он.
– Хорошо, наверное, родиться в большой дружной семье, – задумчиво молвил Джек. – С тех пор как погиб Стив – несколько лет назад он разбился на своем самолете – из Фитцджеральдов я остался один. Хотя, возможно, это и неплохо. Значит, как я понял, ты любишь детей.
– Угу, – с полным ртом промычала Карла. – И так жалко, что они вырастают. Взять мою сестру Анджелу – ну что за возраст! Во что она превратилась!
– А ты сама хотела бы иметь ребенка?
Карла быстро сглотнула и в своей привычной манере неопределенно пожала плечами.
– Пожалуй, – уклончиво пробормотала она.
– Ты собираешься прибегнуть к искусственному оплодотворению?
– Что за вздор. Можно мне еще стакан воды?
– Я серьезно, – гнул свое Джек, наполняя ее бокал. – В Штатах это распространено повсеместно. Одинокие женщины обращаются в клиники, где им вводят донорскую сперму. Берут ее, вероятно, у самых умных и красивых. Я, правда, не знаком с такими смельчаками. В Англии разве не предоставляется такая медицинская услуга?
– Почему тебе нравится смеяться надо мной?
– Отнюдь. Я просто глядя на тебя сейчас подумал, что ты будешь прекрасной матерью. У тебя глаза так и засветились... Нет, определенно, ты не должна препятствовать природе. Попробуй разобраться в себе.
– Ну что, опять за старое? Ты сейчас предложишь мне обратиться за помощью к твоему психоаналитику.
– Таких не держим за неимением времени. Ты созрела для мороженого?
– О нет, благодарю. Я уже не в состоянии что-нибудь проглотить. Тарталетки, как водится, подвели меня. Может, попозже?
– Прекрасно!
Джек налил кофе себе и Карле, поставил чашки на столик возле дивана и удобно устроился в подушках. Карла нерешительно села рядом, но на безопасном, по ее мнению, расстоянии.
– Ох, Карла, Карла, я же не бациллоноситель, – сокрушенно вздохнул Джек. – По-моему, ты переборщила.
Поразмыслив секунду, Карла подвинулась к нему поближе.
– Теперь внимание, – сказал он. – Сожми зубы, сосредоточься: я собираюсь обнять тебя за плечи вот этой рукой. Она совершенно чистая, как чисты и невинны мои помыслы, не бойся. Хорошо?
Это действительно было хорошо. Девушке было удобно, спокойно и приятно после вкусного ужина и терпкого вина прислониться к его широкому плечу, почувствовать на себе его сильную, теплую руку. Невыспавшаяся прошлой ночью, уставшая от поездки в аэропорт и обратно, Карла ощутила тяжесть в веках, приятную истому в теле и прекратила борьбу с дремотой. Кофе ее так и остался нетронутым, потому что она, уютно устроившись на теплом плече-подушке, быстро и крепко заснула.
Утонувший на мягком диване Джек не мог шевельнуться, без того чтобы не потревожить девушку. Кофе безнадежно остыл, а Джек так и сидел, сопротивляясь искушению воспользоваться моментом, поцеловать ее, сонную и податливую, перенести в спальню и... Мягкое и теплое женское тело, прижавшееся к нему, запах свежевымытых волос, ровное, тихое дыхание возбуждали и соблазняли его. А Джеку никогда не приходилось подавлять свои чувственные порывы – он не нуждался в этом, не хотел этого, не говоря уж о том, что не пытался сдерживать себя. Как ни странно, но в эти минуты он приобрел новый опыт. Он знал, что схвати ее сейчас, и все полетит ко всем чертям.
Печально известная пепельница стояла рядом и будто нахально подмигивала ему. А девушка продолжала спать безмятежным сном ребенка. Вдруг она вздохнула, зашевелилась, устраиваясь поуютнее в гнездышке, которое создал для нее Джек. Фитцджеральд ощутил прилив какого-то нового, незнакомого чувства, которое тревожило и умиротворяло одновременно. Назвать его он затруднялся, потому что никогда прежде оно не посещало его. Но что бы то ни было, мужской пыл утих, улеглись эмоции. Стрелки часов подходили к полуночи, когда Джек сам не заметил, как погрузился в глубокий, спокойный сон.
Проснулись они одновременно, разбуженные внезапным оглушительным громовым раскатом, последовавшим сразу за пронзительно-яркой вспышкой молнии. Карла от испуга подскочила и зажала ладошками уши.
– Ну что ты, – успокоил ее Джек. – Это гроза, ничего страшного. Давненько мы ее ждали.
Его слова потонули в небесной канонаде. Следующий удар был намного сильнее первого. Молнии блистали без перерыва. Хлынул ливень. В комнату с порывами ветра влетели крупные дождевые капли. Джек встал, плотно закрыл окна, балконные двери в обеих комнатах и в ванной.
– Задраить люки! Есть задраить люки! – по-флотски пропел он и сказал: – Внезапное пробуждение влечет за собой утрату иллюзий[4]. Еще кофе?
Джек с восторгом наблюдал за бушующей стихией.
– Обожаю грозу. А ты? – спросил он Карлу, следя за иссеченным молниями черным небом. Девушка не отзывалась. Джек обернулся и увидел, что она сидит сжавшись, с бледным лицом и расширенными глазами.
– Н-нет, – наконец выдавила она. – Хорошо, что ты здесь. Я дико боюсь грозы.
– Ты не шутишь?
Карла отрицательно покачала головой. Она была смущена тем, что неожиданно вскрылся факт ее детского страха, и напугана при этом так, что с трудом подавляла в себе желание забиться под стол, под кровать, под диван – куда угодно.
– Голубушка, да ты вся дрожишь! – воскликнул Джек, искренне удивленный и озабоченный ее состоянием. – Тебе нужно выпить глоточек бренди для бодрости. У тебя есть?
Девушка снова покачала головой, сжав зубы, чтобы не разреветься от гулкого грохота.
– Ничего, зато у меня есть. Сейчас принесу, – сказал Джек, на ходу натягивая пиджак.
– Нет! – вскрикнула Карла. – Не уходи, пожалуйста, не бросай меня здесь!
– Ты хочешь, чтобы я остался с тобой на всю ночь? – начал было дразнить ее Джек, но осекся. Ужас, который охватил Карлу, был неподдельным. Это тронуло Фитцджеральда. Он ласково потрепал ее по волосам и сказал: – По-моему, тебе лучше лечь в постель и поспать. Обещаю, что не уйду, пока гроза не кончится.
– Нет. Я никуда не пойду. Буду сидеть здесь, с тобой, – отрывисто выговорила Карла. Тело ее будто одеревенело.
– Я вижу, ты хорошо устроилась. Ладно, будь паинькой и для разнообразия сделай то, что тебе говорят старшие. – Он легко поднял ее на руки и на какой-то момент замер, вглядываясь в бездонные черные озера-глаза. – Без шуток, я буду сидеть рядом и держать тебя за руку. Клянусь честью.
Девушка благодарно кивнула. Джек отнес ее в спальню, усадил на кровать, потом нашел ее шлепанцы.
– Теперь раздевайся. Я отвернусь.
Карла быстро стащила джинсы, маечку и натянула коротенькую ночную сорочку. Обычно по такой жаре она спала нагишом, но сейчас этот предмет дамского белья придавал ей уверенности. Когда она забралась в постель, Джек со всех сторон подоткнул одеяло, поправил подушки.
– Вот и умница. Вот мы и легли.
Фитцджеральд сел на краешек кровати. Как во всех номерах, она была двухспальной. Излишки рабочей площади налицо, мелькнуло у него, эта малышка может потеряться здесь... Но сказал он совсем другое:
– А теперь спать. Я никуда не уйду.
Я, похоже, совсем не в себе, тем временем продолжал размышлять Джек, надо же, сидеть всю ночь и держать за руку такую женщину, вместо того, чтобы... Но женщины не было. Вместо нее под одеялом лежала испуганная девчушка, дрожавшая, едва не плачущая. Джек похлопал ее по руке и попытался найти положительные или хотя бы забавные стороны в этой ситуации – например, он славно вздремнул на диванчике. Да и гроза рано или поздно кончится, тогда он потихоньку уйдет к себе и там даст хорошего храпака.
Подавленная своими дурацкими страхами, Карла лежала без движения, вцепившись, как в талисман, в мужскую руку. Она смутно припоминала, что вечером заснула рядом с Джеком, умиротворенная его теплом, надежностью, силой и чувством бесконечного покоя и безмятежности. Сейчас она смотрела на темный силуэт Джека, на его волосы, отливающие серебристыми бликами при вспышках молний, на его широкую спину, которая, как щит, защищала ее от безжалостной стихии.
– Джек, – будто со стороны услышала она свой слабый голос. – Тебе не холодно?
– Ну что ты, дружочек. Спи.
– Ты так всю ночь просидишь?
– Вот увидишь.
– Джек, честное слово, все будет в порядке. Я уже не боюсь, – бодрилась девушка, закутываясь при этом все плотнее. Зловещее мерцание то и дело заливало комнату мертвенно-белым светом.
– Конечно, не боишься! – засмеялся Джек. – Так я пошел?
Карла робко выглядывала из-под одеяла. Приглушенным голосом она выговорила:
– Если хочешь, ложись рядом.
– Извини, что? Я не расслышал.
– Я говорю, ты тоже ложись, – выдохнула Карла. – Все-таки удобнее, а потом ты сможешь поспать.
Удобнее... поспать... изумлялся Джек. Что она говорит? Спокойно, парень, спокойно, приказал он себе.
– А что? Это мысль, – нарочито хладнокровно молвил он и, пока девушка не передумала, начал раздеваться. Карла спрятала в подушках лицо и сжалась, когда кровать скрипнула под его весом.
– Спокойной ночи, – вполголоса пожелал Джек и, не поворачиваясь, нашел и сжал ее маленькую ручку. Он намеренно лежал спиной к девушке, не доверяя себе и не желая нечаянно напугать ее еще больше.
– Спокойной ночи, – шепотом откликнулась она, держась за его руку, как за единственную ниточку спасения. Потекли минуты, постепенно пальцы ее расслабились, и страх отступил перед сонливой усталостью.
Та ночь подарила Джеку самые яркие эротические переживания, которые ему доводилось испытывать в своей бурной, полной мужских побед жизни. Искушаемый близостью ее хрупкого, теплого тела, ее ароматов, Джек вообще сомневался, что сможет забыться, заснуть, однако это все-таки таинственным образом произошло, ибо спустя несколько часов его разбудили веселые солнечные лучи и застенчивый голосок Карлы, которая принесла чашечку душистого, крепкого кофе. Джек сел на постели, протер глаза.
– Который час? – спросонья спросил он и сразу все вспомнил.
– Семь тридцать, – ответила Карла, отводя глаза. Ее смутило то, как по-тигриному мощно и грациозно потянулся Джек, поигрывая мускулами, как пробежал пятерней по волосам, от чего вид у него сразу стал мальчишеский и задорный.
– Спасибо, что остался со мной. Без тебя я бы не выдержала этого кошмара, – сказала она, чувствуя себя неловко.
– Не за что, – сдержанно отозвался Фитцджеральд, передавая ей пустую чашку. – Ничего, если я у тебя приму душ?
– Ради Бога. – Карла указала на дверь в углу спальни. Она так и стояла перед Джеком со странным, отрешенным выражением в глазах.
– Карла... видишь ли, – тактично начал он, – пойми меня правильно, я-то не стыдлив, чего не решусь сказать о тебе. Учитывая, что вчера я не захватил своей любимой шелковой пижамы, я...
Он не договорил, а Карла уже стремительно вышла из комнаты.
Она проснулась намного раньше Джека, когда первые утренние лучи скользнули в комнату. Освободившись от пелены ночного сна, Карла вдруг ощутила необыкновенную теплую сладость во всем теле. Ничего общего с изматывающей, липкой жарой прошедших дней не было и в помине. Девушка испытывала всепоглощающую истому, какая бывает после купания в душистой, мягкой воде. Не сразу она поняла, что породило в ней это чувство блаженства. Но объяснение было рядом, на расстоянии вытянутой руки. Карла вздрогнула. Ей не верилось, что мужчина, безмятежно спящий рядом, оказался здесь по ее воле и желанию.
Осторожно, тихо, чтобы не потревожить его, она приподнялась на локте и всмотрелась в умиротворенное лицо. Джек лежал на спине, раскинув по подушкам руки. Сбившееся одеяло открывало его обнаженную грудь. Даже во сне он выглядел раскованным и уверенным. Матово-серая, еще малозаметная щетина покрывала щеки и подбородок, на лбу перепутались пряди густых светлых волос. Несравненной роскошью показалось Карле лежать вот так и не торопясь, незаметно изучать его лицо. Она всегда держалась с ним настороженно, избегала смотреть на него, боясь выдать себя, и в сущности даже не видела его, не знала его внешности, не могла бы воспроизвести по памяти его лицо. И вот такая возможность представилась.
У него открытое, честное лицо, замечала про себя Карла, складки и тонкие морщинки говорят не о возрасте – ему всего лишь тридцать четыре – а о смешливости, упорстве, настойчивости, мужестве. Голубые глаза скрывались сейчас за опущенными веками с густыми ресницами, и Карла могла не бояться их пронзительного, вызывающе-насмешливого взгляда. Она преисполнилась новых, неведомых чувств, ей захотелось коснуться его, ощутить вкус и сладость этого тела... Если бы Джек обладал большей чуткостью, он бы почувствовал жар разгорающегося подле него костра и проснулся. Но весь рассвет он спал невинный и не ведающий, что теперь настала очередь Карлы переживать муки вожделения.
Вспоминая и сопротивляясь воспоминаниям, сожалея о былом и купаясь в предвкушениях, Карла боролась с нарастающей волной так долго дремавшей чувственности, которая теперь дразнила ее, звала, соблазняла, дурманила. Ее одинокое, целомудренное ложе, так долго скользившее по бескрайнему океану тоски и тревог, наконец нашло тихую, спасительную бухту, и якорем, способным удержать Карлу под натиском любых ветров и волн, оказался не кто иной, как Джек Фитцджеральд.
И вдруг ее будто ножом полоснуло: она поняла, что смотрит сейчас на мужчину, который мог бы спасти ее жизнь. Мог бы, но не сделает этого.
Фитцджеральд сознательно избегал встреч с Карлой в течение нескольких дней. Он дошел до предела, после которого едва ли мог доверять себе, чувствовал, что дальнейшее самоистязание ему не по силам, да и не по нраву. Он решительно погрузился в работу, с утра до ночи сидя над документами, дозваниваясь до самых дальних городов, принимая кучу посетителей. Перемена в его поведении была настолько очевидной, что ее заметили все. Никого не удивили бы раздражение, придирчивость, усталость любого руководителя, но только не Джека Фитцджеральда, который, по общему мнению, не был подвержен стрессам.
Кульминацией стал эмоциональный срыв Фитцджеральда, когда он потерял самообладание и всыпал по первое число одному из агентов, правда, за дело. Фил Таунсенд, прирожденный коммерсант, но небрежный служащий, допустил серьезную промашку. Он вовремя не отметил на общем графике проданные им недели и апартаменты, и в результате Карла продала их повторно. Она ничего не подозревала, но дубль-сделка – это всегда скандал.
Фил на беду начал препираться, настаивать, чтобы пресловутые недели остались на его счету, мол, он первый нашел покупателя. По отношению к Карле это было несправедливо, но на ее месте мог оказаться любой другой сотрудник. Карла, испуганная и подавленная яростью Фитцджеральда, готова была согласиться с Филом. Она неуверенно предложила связаться с ее клиентами, которые еще оставались на «Каталине». Учитывая, что они милые, приятные люди, она могла бы договориться с ними, чтобы поменять апартаменты или сроки купленного отдыха.
Джек смерил ее уничтожающим взглядом и напрочь отверг все компромиссные варианты. Аргументы его были логичны и неопровержимы. Фил Таунсенд совершил служебный проступок, следовательно, вина возлагается только на него, отчеканил Фитцджеральд и заявил, что Таунсенд лишается права на сделку, на комиссионные и на клиента. Напрасно Фил твердил, что его покупатели уже вернулись во Франкфурт, что любой сделкой надо дорожить, что прибыль компании всегда должна быть на первом месте, что один звонок Карлы своим клиентам позволит спасти оба договора. Фитцджеральд оставался тверд и неумолим. Таунсенд был разбит наголову.
– Ну дела! – протянул Фил, когда они с Карлой вышли из офиса. – Если он разойдется, с ним и не сладить. Надо же как взбеленился. Ничего не поделаешь, Карла, не расстраивайся. Куда же деваться, раз он так к тебе неравнодушен.
Карла оцепенела.
– Да что ты говоришь, Фил! – с укоризной воскликнула она. – Мне очень жаль, что все так вышло. Я как могла старалась помочь тебе, но в сущности Джек абсолютно прав. Если бы ситуация была обратной, взбучку получила бы я, а ты остался бы в выигрыше.
– Рассказывай! – подмигнул Фил, всем своим видом показывая, что благородство не позволит ему открыть белому свету маленькие секреты Карлы Де Лука.
Девушка пришла в такое негодование, что потащила Таунсенда назад, в офис, чтобы там публично объясниться с Фитцджеральдом.
Фил, однако, скорее согласился бы зайти в клетку с разъяренным львом, чем вернуться пред очи своего шефа.
– Мне кажется, дама должна быть более покладистой, – с фамильярной ухмылкой молвил он, но, заметив гневный взгляд Карлы, поспешил удалиться под первым попавшимся предлогом.
Карла же, забыв всякую застенчивость, как ураган ворвалась в офис.
– Так вот, насчет этой сделки, – сходу начала она, пренебрегая тем, что Фитцджеральд сосредоточенно разбирал корреспонденцию. Взгляд его был недовольным, сугубо официальным и даже начальническим.
– Так что же?
– Через пять минут вся округа будет знать, что ты подрезал Таунсенда в угоду своей фаворитке, то есть мне!
– Неужели? Однако я этого не делал, ты сама знаешь.
– Может, ты все-таки изменишь свое решение. Я прошу тебя.
– Нет. Таунсенд проявил непростительную небрежность. Такой недобросовестный работник обязательно попадет впросак, рано или поздно. Надеюсь, этот случай послужит ему уроком.
– Джек, я все понимаю, но пойми и ты, в каком положении оказываюсь я. Этот эпизод получит огласку и будет неправильно истолкован.
– Неправильно? Это как же?
– Но... что ты... что мы с тобой... э-э...
– Поздно. Все равно уже всякий так думает. Просто ты не прислушиваешься к окружающим, радость моя. Боюсь, от людских глаз не ускользнуло то, что я не так давно провел ночь у тебя в номере. Слух, что у нас с тобой роман, идет уже давно. Что бы мы ни делали, переубедить сплетников будет невозможно.
– Да ты смеешься!
– Не притворяйся наивной, Карла. Мы здесь живем как в деревне. Каждая мелочь становится событием. Не бери в голову. Пусть думают, что хотят. Ничего удивительного, что люди предполагают о нас самые естественные вещи. Не докладывать же всем, как на самом деле развивались события, например, той пресловутой ночью.
Карла, которую все эти дни мучило нарочитое безразличие Джека, которая терзалась тем, что испортила устоявшийся было покой, выпалила не раздумывая:
– Сожалею, что мои детские страхи стали причиной возникновения сплетен вокруг тебя.
– Да брось ты, – отмахнулся он, возвращаясь к служебной переписке. – Разве не все равно?
– Мне не все равно! И, подозреваю, тебе тоже, учитывая, что с той ночи ты намеренно сторонишься меня.