Текст книги "Дневник сломанной куклы"
Автор книги: Нина Катерли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Я пыталась выйти из квартиры, но не смогла. И решила припугнуть гада раз и навсегда, до заикания. Открыла окно на лоджии в маминой комнате и ждала. Когда услышала, что в прихожей заскрипела дверь, а потом – шаги, крикнула, чтоб сволочь не смела входить в мой дом. Иначе я выброшусь из окна.
Вместо того чтобы уйти, он кинулся ко мне, как ошалелый. Тут, еще раз крикнув, что выброшусь, я влезла на узенький подоконник – хотела, чтобы меня увидели с улицы. Я держалась за край окна, сразу стало холодно – сильно дуло. А он ворвался в комнату и завопил, чтобы я сейчас же... Больше я ничего не помню – видимо, сделала неловкое движение, потеряла равновесие и полетела вниз... Когда через много недель смогла говорить и вообще соображать, увидела мамино лицо – и не узнала. Вот тогда я и сказала ей, что во всем виноват Гришка. Сказала правду. И он знал, что виноват, мерзавец! Потому и сбежал, ни с кем не повидавшись. И в конце концов неважно, что конкретно он со мной сделал. Факты таковы: он толкнул меня к тому, что произошло. И нет ему прощенья ни здесь, на Земле, ни – там.
Как я мечтала убить его! Чуть с ума не сошла, представляя, как это будет, или видя жуткие сцены во сне. А вот теперь, мне кажется, надо бы все-таки выдрать то вранье. Про изнасилование. Кстати, еще в Калифорнии я думала – не уничтожить ли весь дневник. Но пожалела – полезно перечитывать его время от времени, когда одолеет безумная любовь или жалость. К себе. Но вообще нечего придавать слишком большое значение собственным дурацким каракулям. Ну написала и написала, и какая, в сущности, разница, как написала да что. Хватит выдумывать и копаться в прошлом, пора думать о реальной жизни. Как говорил мой любимый Зощенко: "Жизнь диктует свои суровые законы". В середине лета я вернусь в Калифорнию, мы с Мышей слетаем в Дюрам к моему доктору. С визой все будет ОК, это отец мне еще перед отъездом сказал. А осенью мы, возможно, переедем на Восток. Если, действительно, поселимся в том большом доме с садом, в Нью-Джерси, я могла бы забрать Фильку. Но сейчас говорить с нашими об отъезде жестоко.
Я поступлю в университет, буду учиться, а когда получу диплом – работать и помогать им. А если повезет, и я вдруг разбогатею... Ну, это ты, матушка, брось!.. Главное то, что я никогда не оставлю отца, никогда! Он спас меня от ужасной судьбы. Он и Вова. Кем бы я стала? Нищей калекой, больше никем. А теперь передо мной жизнь.
Отец пишет, что уже соскучился. А еще вчера вдруг позвонил Роналд, выразил соболезнование, сказал, что без меня на берегу океана пусто... Нет, мой пруд не станет болотом! Я вообще больше не страдалица и не имею права на то, чтобы, захлебываясь от жалости, все вокруг меня клубились.
Да, впереди – жизнь. Это я особенно остро почувствовала, когда смотрела на брата, лежавшего в гробу, такого еще молодого, сильного, доброго... У него была семья, мы все, любящая жена, сын. И будущее, много лет, которые могли еще сложиться счастливо. А теперь уже ничего не будет. Ничего и никогда. Как страшно.
Сердце болит и за маму, и за деда. И за несчастную Аську.
Я сижу перед окном, за которым – белые крыши. Март. У нас в Калифорнии все цветет, а сюда вдруг сварливо вернулась зима. Днем шел снег и таял на грязных тротуарах, а сейчас всем назло подмораживает. Над крышами – черное небо со звездами. Как в моем вещем сне, где в темноте светились огоньки – души тех, кого на Земле позабыли. Я не забуду Вовку. Никогда. Я ничего не забуду.
Вот, давно не писала стихов, и вдруг они сами начали складываться. Пусть это будет последняя запись в этой тетради.
Дома, в Штатах, начну новую, если уж так приспичит.
День посвящаю вечеру и вере
В высокий звон готической зимы,
В свободу от чумы и от сумы
И в светлые терцины Алигьери.
О, этот свет – не отрицанье тьмы,
Но чудное предчувствие потери...
Как тяжелы распахнутые двери,
И стынет дом. Чего боимся мы?
Оставь надежду, всяк сюда входящий!
Ничьи глаза пути не озарят,
Но с нами Свет. Он выведет из чащи.
Свершается магический обряд,
Зима звенит, и сердце бьется чаще,
И над Землей созвездия горят".**
__________________________________
(*) Здесь и далее одной звездочкой помечены стихотворения Марии Беркович, двумя– Елены Эфрос.