Текст книги "Мой огненный ангел"

Автор книги: Нина Фортунатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Фотографии на стене

А что касается фотографий на стене в кабинете отца Александра в Новой Деревне, то это всё люди из моей жизни. С Дмитрием Евгениевичем Мелеховым мы дружили домами, он тоже «кружковец» из папиной юности. Дома мои родители называли его по-старому: «Сероглазый король». В Новой Деревне он бывал не очень часто, но всегда подолгу беседовал с отцом Александром.

Мария Вениаминовна Юдина была крёстной Оли Трубачёвой и другом моего деда Михаила Алексеевича Фортунатова. Иногда она меня очень смущала: увидев «в Кузнецах», что я пробираюсь сквозь толпу, Мария Вениаминовна вдруг громко говорила: «А это Фортунатова идёт. Пропустите». Мне было 18–19 лет, и я краснела как рак – понимала, что надо было стоять сзади. Про М. В. Юдину батюшка говорил, что она проповедует и своей жизнью, и своим исполнительством. Все её пластинки входили в план «катехизирования музыкой».

Елена Александровна Огнёва – сама любовь. При встрече всегда спрашивала: «Ниночка, какие новые стихи у тебя есть о любви? Я всё собираю о любви». Я смущённо косилась, думая: ну зачем ей о любви? Теперь, став годами, как она тогда, я сама пишу О ЛЮБВИ. Надеюсь, что особенно Елена Александровна сейчас довольна моими строками.

…После смерти бабушки Надежды Александровны до перевода батюшки в Новую Деревню оставался ровно год. По прежним понятиям, ни о каких встречах, свадьбах и т. д. в траурный год не могло быть и речи. И потому «дело о любви» отцу Александру придётся слушать и направлять уже после 12 февраля 1970 г., то есть после его перевода в Новую Деревню.

о. Александр Мень. Новодевичий монастырь. 1962 г.

Елена Александровна Огнева, отец Александр Мень, Владимир Илюшенко

Глава III

– Мадам, вы потеряли что-то…

– Пустяки, это сердце моё.

Свадьба

В начале 1969 года, после смерти бабушки Надежды Александровны, мне сделал предложение Николай Васильевич Дубянский. Ни о какой свадьбе не могло быть разговора, так как этот год после трёх похорон был для всей семьи траурный. Но была скромная помолвка у нас на Трёхпрудном, где были близкие друзья и родные. Николай Васильевич делал предложение по-старинному: встал на колени перед моими родителями и просил моей руки. Свадьба была отложена на год.

Николай Васильевич в то время оканчивал Литературный институт (он уже получил высшее образование в Московском университете на мехмате и в Институте иностранных языков). Он был намного старше меня и казался мне недосягаемой интеллектуальной величиной. Книги зарубежных классиков читал в оригинале, а русскую поэзию знал наизусть.

Я мечтала познакомить его с отцом Александром, но Николай наотрез отказался, ссылаясь на занятость: работа, учёба. Уговоры не помогли. Мне не удалось свозить Николая в Тарасовку. Приезжаю к батюшке со своими огорчениями, а он так просто, без всяких обид говорит: «А вы с Николаем идите к отцу Всеволоду Шпиллеру. Это же в центре, я думаю, Николай не откажется пойти. А меня всё равно скоро переведут, может ещё дальше. Так что вы держитесь отца Всеволода. Я ему позвоню. А мне пишите. Вот адрес почтовый». И скорым своим почерком написал почтовый адрес в Семхозе, который стал потом «кодом» моей жизни. Так сложилось, что отцу Александру я писала на протяжении двадцати лет раз в неделю обязательно, а в некоторые годы – два раза в день.

И вот я после литургии в Кузнецах попросила отца Всеволода принять меня на колоколенке. Он назначил мне день и час. Я пришла. Одна. И что? Тут же звонит по телефону отец Александр. Я не сразу догадалась. Отец Всеволод говорит кому-то в ответ: «Да, Алик, да. Уже здесь. Пришла. Сейчас будем говорить». «Кто это?» – думаю. А отец Всеволод поясняет: «Вам поклон от отца Александра. Он очень рад, что вы пришли. Мы с вами попробуем решить ваши проблемы».

о. Всеволод Шпиллер

Так на весь 1969 год я попала под защиту отца Всеволода Шпиллера, на его колоколенку, и имела с ним долгие личные беседы. Мой жених согласился пойти со мной и познакомиться со священником. Николай поразил отца Всеволода знанием Писания: он цитировал наизусть Евангелие, Псалтирь. Но сердце его не горело верой, и отец Всеволод очень огорчался по этому поводу.

Всё ближе был 1970 год, на который была отложена свадьба. За весь год только два раза я уговорила Николая пойти со мной к отцу Всеволоду.

В Кузнецах была своя община, в которую я влилась органично, так как встретила там много старых друзей и знакомых. Там я встретила брата Серёжи Голубцова, тоже Серёжу Голубцова (протодиакон Сергий Голубцов, историк, скончался в 2007 г. во время всенощной под праздник преп. Серафима Саровского, в момент каждения на «Честнейшую Херувим…») и его жену Нину. Но особенно радостно было, что туда же ходит Оля Трубачёва. Она познакомила меня с Сашей Рябиковым и Леной Певзнер-Васильевой, которые тоже собирались венчаться. Тогда это было нечто необыкновенное. И отец Всеволод беседовал с нами, молодыми парами, готовя нас к таинству.

Венчание Оли Трубачевой и Валентина Никитина. 1973 г. Венчает о. Владимир Смирнов.

Я всё подробно описывала отцу Александру, и никогда при встрече ни одной нотки обиды не прозвучало у него, а только радость. Он всегда говорил: «Я спокоен. Вы в надёжных руках». Но я-то хотела у него венчаться! А сдвинуть с места упорство Николая никак не удавалось.

Со временем Лена Васильева познакомила Олю Трубачёву с Валентином Никитиным. Но Оля с Валентином венчались значительно позже нас.

Справа от Оли ее брат Саша Трубачев, теперь игумен Андроник

Отец Всеволод назначил наши два венчания, моё с Николаем и Саши с Леной, на начало февраля 1970 года. Это была как раз «пересменка» для отца Александра. Он служил последние дни в Тарасовке, а с 12 февраля 1970-го – уже в Новой Деревне близ Пушкина.

Венчание Саши и Лены Рябиковых было 7 февраля, в день престольного праздника храма – чудотворной иконы «Утоли моя печали». Два венчания подряд отцу Всеволоду выдержать было тяжело, а «вместе» мы почему-то не хотели. И наше он назначил на 8 февраля, день памяти святых супругов Ксенофонта и Марии. Я не знала, сколько народа было у Саши с Леной, так как мы готовились к своей свадьбе. Но на нашем венчании с Николаем Васильевичем была «вся Москва». Храм был набит битком, как на Пасху.

Свадьба Лены Васильевой и Саши Рябикова

Поскольку тогда венчания были редкостью, и всё больше «тайные», я решила осуществить «проповедь венчанием»: позвала всех неверующих друзей, подруг, знакомых, сотрудников, соседей. Кроме этого, были все верующие друзья, вся родня, все папины и мамины друзья со своими знакомыми. Шаферами были Сима Соколов и Алик (Альвиан) Ларин (оба нынче покойные), а также Коля Соколов, Сергей Драгунов, Сергей Богданов, Сергей Малкин. И такая сила, уверенность и радость исходила от этих шестерых богатырей! Сама же я плакала всё венчание, будто с жизнью расставалась.

Нина и Николай Дубянские

Отец Всеволод, видя такое стечение народа, сказал длинную и очень проникновенную проповедь. Как сейчас помню: о венцах царственных и о венцах мученических, о мистическом смысле обручального кольца как символе вечности.

Сима Соколов уронил моё обручальное кольцо с блюда при передаче батюшке и долго искал его на полу. Из-за этой паузы хору пришлось петь дополнительный концерт. Надо сказать, что тогда в Кузнецах был один из лучших правых хоров в Москве, может и самый лучший. Управлял им Валерий Ушаков. А соло сопрано – ангельский голос его жены Лили.

Все, ранее бывшие неверующими, присутствовавшие на венчании, были потрясены и храмом, и отцом Всеволодом, и его проповедью, и самим таинством, и хором, и голосом Лили. Так что «катехизация» через венчание состоялась. Многие остались в этом храме и у отца Всеволода навсегда.

А сама свадьба у нас была домашней и совсем скромной. Ну сколько может вместить наша квартирка в 28 кв. метров. Все стояли, сесть могли только пожилые люди. Меня попросили сыграть на фортепьяно, и я играла почему-то «Херувимскую песнь» и опять плакала. Так много, как на собственной свадьбе, я не плакала уже никогда. Только на его похоронах.

А через много-много лет в этой же маленькой комнате, всего с двумя свидетелями (Андреем Ерёминым и братом моего второго мужа отцом Михаилом Депутатовым, тоже чадами батюшки), меня венчал второй раз, по чину о второбрачных, отец Александр Мень.

Материнство

Сына я носила очень тяжело, большую часть срока лежала на сохранении. Но когда бывали «домашние месяцы», то всегда шла на литургию и к причастию Святых Тайн. Я очень боялась родов, и меня мучили плохие предчувствия. Ездила я по очереди то в Кузнецы, то к Илии Обыденному, то в Новую Деревню. У Илии Обыденного я встречала Елену Семёновну, маму отца Александра. И она всегда утешала меня. А когда я не могла ездить, я писала письма отцу Александру.

Ванечка, 1976 г.

Последний раз перед родами я была в Новой Деревне на Крещение 1972 года. Я уже по рассказам знала, что в роддоме всё снимают, не разрешают даже крестик оставить, и это обстоятельство меня очень тревожило. Я не могла расстаться с крестиком! В то время у меня ещё были косы. И отец Александр, узнав, что я волнуюсь и не хочу идти без крестика, хитро улыбнулся и сказал: «А есть же выход! Вы зашейте крестик в узкую ленточку и вплетите её в косу, а косу уложите в пучок. Никто не догадается!»

Так никто и не догадался, и крестик, и образок Божией Матери были со мной в лентах в роддоме. Роды были тяжёлыми, но мы остались живы, слава Богу! Только очень долго находились в роддоме – с февраля до середины апреля. Письма отцу Александру и отцу Всеволоду я передавала через маму, в окошко, и так же получала ответы и утешения от них.

Нина с сыном Ванечкой

Храм в детстве Вани

Сына мы назвали Иоанном, так как он впервые зашевелился 17 сентября 1971 года, в день праведных Захарии и Елизаветы, родителей Иоанна Крестителя. Сначала я хотела только Митеньку или Надюшу (в честь дедушки или бабушки), но потом решилась на имя Иоанн, хотя у нас в близкой родне не было такого имени, только двоюродный прадед Иван Фёдорович Фортунатов; в его честь названа улица в районе метро «Семёновская».

Муж хотел только Ваню, так как у него уже была Маша, а он мечтал о детях Иване да Марье. Тем более что его друг по университету Иван Латышев назвал своего сына Николаем, а Коля обещал ему назвать своего сына Иваном. Крестили Ванечку в храме Илии Обыденного. Крестил отец Александр Егоров, к которому ходили тогда мои родители и который всегда приходил к моей бабушке Наде. Крёстными должны были стать мой папа и подруга по музыкальному училищу Таня Ильинская. Но Таня внезапно заболела, и на самих крестинах её заменила Наташа Ведерникова, дочь отца Николая Ведерникова.

Всё детство я водила Ваню в храм: и к Илье Обыденному, и в Кузнецы к Николаю Чудотворцу, и в Брюсовский переулок к «Взысканию погибших», и в Новую Деревню. Когда кончился колясочный период, я возила его в Новую Деревню в картофельной сумке-каталке, что доставляло ему большое удовольствие.

Храм Воскресения Словущего в Брюсовском переулке

В московских храмах всё проходило гладко, так как я глаз с Вани не спускала, а в Новой Деревне были два случая, которые запомнили все окружающие, а не только я. Пока я исповедовалась, Ваня тихонько вышел во двор, где играл, играл да и залез в бочку с водой (хотел спрятаться от меня, думал, что бочка пустая). А когда перевалился через край, то оказался в бочке, полной воды, и стал кричать. В храм вбежали люди с криками: «Чей-то ребёнок тонет в бочке!» Кто-то бросился спасать. Мне доставили Ваню, мокрого до нитки, очень испуганного, но живого и здорового.

о. Владимир Бороздинов, о. Александр Мень, Виктор Андреев. Семхоз

И ещё раз Ваня остался жив просто чудом: после службы, во время колокольного звона, значит, после Причастия, Ваня выбежал из храма и полез на колокольню. Звонил Володя Ерохин. Я не знаю, за что дёрнул Ваня, но вдруг большой колокол упал с колокольни. И упал точно между Володей и Ваней (иначе сейчас не было бы ни того ни другого). Но с улицы не было видно, что колокол упал рядом.

В храм неслись люди с криками: «Ребёнка убил колокол!» Теперь Ваня вспоминает, что колокол упал уже после того, как он и Володя спустились вниз. Отец Александр не разрешал Ване лазить на колокольню, и Ваня очень обижался. Увидев, что меня нет рядом, он полез туда без разрешения.

Когда стало ясно, что Ваня жив и здоров, отец Александр сразу же отслужил благодарственный молебен и просил, чтобы мы приложились ко всем храмовым иконам. Мы приложились. Ко всем. А на следующий день в поликлинике Ваня «прикладывался» со стульев и столов ко всем членам правительства, начиная с Брежнева.

Отец Александр умел совершенно по-особому устраивать детские праздники на Рождество и Пасху: сам рассказывал, что лучше сделать, кого кем нарядить, давал сценарии простых детских спектаклей, приносил пожелтевшие сборники старинных стихов, откуда можно было выписать всё, что угодно. Он делал с ребятами ясли для Младенца Христа, волхвов, пастухов. Во всей подготовке и в самих спектаклях активное участие принимали мои папа и мама. Папа был незаменимым Дедом Морозом, а мама всегда почему-то украинским парубком в кубанке и с усами.

Очень интересно проходили праздники, когда мы, взрослые, у которых были дети младшего школьного возраста, объединялись в «малые группы». Каждый ребёнок был занят согласно его способностям и возможностям. До сего дня у нас в доме на Рождество достаётся из шкафа вертеп (повёрнутая на бок большая коробка от печенья). В вертепе все фигурки вырезал и покрасил Алёша Ерёмин, а овечек, ослика и вола слепил из пластилина мой Ваня. А ещё Алёша со своим папой Андреем Ерёминым сделали большую рождественскую звезду из листа ватманской бумаги. Потом полтора десятка лет эта звезда и этот вертеп украшали мой класс в музыкальной школе в Сокольниках по два месяца в году: ставился вертеп 1 декабря, а убирался 1 февраля. Многие мои школьники делали к вертепу свои дополнения: лепили зверей, приносили маленькие ёлочки, вырезали цветные звёзды. Когда я ушла на пенсию, взяла вертеп с собой.

Андрей Ерёмин с сыном Алёшей

Я думаю, что детские праздники хорошо помнят и Олег Степурко, и Володя Ерохин, и Володя Шишкарёв, писавшие для них музыку. И Карина Черняк, которая устраивала их для своих и приходских детей. Песню Володи Шишкарёва «В ночном саду» пело десять поколений моих школьников. И называли её все «Гимн Рождества». Только было это уже позже.

«В ночном саду». Нина Фортунатова, Коленька Ясинский и Володя Шишкарёв. Рождество 1990 г.

Переписка

Особенно интенсивная переписка с отцом Александром началась, когда я из-за занятости на работе стала редко ездить в Новую Деревню. Дело в том, что отец Александр сам благословил меня начать работу на клиросе постоянно (а не когда могу) и отправил через Марию Витальевну Тепнину «на выучку» к её подруге Елене Сергеевне Ильиной, которая трудилась на клиросе в храме св. апостола Филиппа на Арбате. Настоятелем храма был друг моих родителей отец Василий Серебренников, раньше известный врач. Сначала он принял меня как дочку друзей, а потом, узнав, что я от отца Александра Меня, очень обрадовался, сказав, что любит и уважает его, ценит его книги и проповеди.

Так я попала на Арбат, под крыло отца Василия и Елены Сергеевны. На Арбат, который на 17 лет стал моим постоянным местом молитвы и служения. Нагрузка для меня была большая, так как я работала в музыкальной школе в Сокольниках и это было моей основной специальностью. А осваивать церковное пение мне пришлось «со слуха»: всё, что напоёт мне Елена Сергеевна, я писала, как музыкальный диктант. Учебников и нот в 70-е годы не было, а те, у кого они были, не торопились делиться с другими. Но если что-то нотное вдруг попадало в руки – надо было за ночь успеть переписать. Репертуар правого хора вообще никто в руки не давал, а репертуар левого был представлен жёлтыми рукописными нотами начала века, вдоль и поперёк подклеенными самой Еленой Сергеевной. И я взялась переписывать всю библиотеку от руки, так как на старых нотах плохо было видно, а хор пел по слуху.

Храм Филиппа Апостола за Арбатскими воротами

Протоиерей Василий Серебренников Начало 1960-х гг.

Елена Сергеевна Ильина

Выходных у меня не было: либо школьный день, либо храмовый. А в храме служить нужно было 42 службы (утро, вечер, ранние литургии и праздники). Конечно, на многие службы я брала с собой Ваню, и он очень уставал от них. Он мне потом говорил, что в детстве видел только юбки бабушек в храме.

К отцу Александру я попадала только в каникулы, когда самой не нужно было на работу в школу. В это время я старалась приехать к нему с Ванечкой домой в Семхоз. Суббота и воскресенье всегда были служебными днями на Арбате, значит, и в каникулы в Новую Деревню я попадала только в среду, и то не всегда. Поэтому появление в 70-е годы в Новой Деревне очень многих людей, теперь знаменитых, прошло для меня «по касательной».

О Александр стоит точно на том месте, где теперь его могила. 1970-е гг.

Новая Деревня. Церковный домик при Сретенском храме. Кабинет о. Александра, 1975 г.

Например, в письме отец Александр просит найти работу (переводы) для женщины с дочкой. Женщина одинокая и очень нуждается. Знает языки. Переводы нашли через папу. И только спустя долгое время я узнаю, что это Зоя Афанасьевна Масленникова, уже давно не последний человек в приходе. Потом батюшка просит оказать внимание и помочь женщине-математику, которая хочет петь. Я очень смущена и пробую провести первое и единственное занятие в домике, напевая гласы «по Елене Сергеевне», и даже черчу ей и тёте Клаве (Клавдии Антоновне) нотный стан. Так как бумаги не хватает, черчу его на земле у лавочки под берёзой. Потом иду к отцу Александру и в отчаянии говорю: «Как же учить, если они нот не знают, а я в следующий раз приеду только в осенние каникулы?» – а было лето. «Ничего, ничего, кто ищет, тот всегда найдёт», – ответил отец Александр. И правда, через некоторое время не я Соню, а Соня Рукова приехала на Арбат учить меня уставу.

Зоя Афанасьевна, её дочь Даша, внуки Ника, Кирилл и Юра Пастернак

А однажды я приехала в весенние каникулы с Ваней, был Великий пост. И слышу ещё от калитки чтение Апостола, да так громко! Ну, думаю, пока меня нет – тут сибирский медведь появился, а я не знаю. Входим, и правда: огромный, шевелюра богатейшая, голос – три Шаляпина. «Кто это?» – спрашиваю. «А это наш новый алтарник, ты что, не знаешь?» Так я первый раз увидела Володю (теперь отца Владимира) Архипова.

Отец Владимир Архипов

Зоя Афанасьевна и отец Александр Мень

Глава IV

Крестины. Болезнь Мити

Самая яркая примета того времени, середины и конца 70-х годов, это то, что все хотели креститься, непременно «тайно» и непременно у отца Александра. Так я обросла крестниками, которых крестили либо в домике, либо в храме в неслужебные дни, либо у меня дома, либо дома у тех, кто крестился. Теперь крестников уже 96, а раньше отец Александр смеялся, мол, у вас их, как апостолов, «от 70-ти». А ещё шутил: «Как они у вас все в сердце помещаются? Что у вас там – общежитие?»

Разумеется, большую часть крестин не фотографировали. Либо фотографировали одного отца Александра. И мелко подписывали: «Крестины Володи Б. на Центральной». Теперь ясно, что это был Володя Борзенко в доме у Зои Афанасьевны Масленниковой.

Но одни крестины (хотя и не самый их момент, а минутой позже) остались у меня «на память». Если быть совсем точной, то это было не в конце 70-х, а в самом начале 80-х. Это крестины Данечки Борисова, сына Лиды Мурановой. Счастливые крёстные, Владимир Файнберг и я, смотрим на о. Александра и Лиду Муранову. А фотографировал муж Лиды Саша Борисов.

Лида Муранова

То ли в шутку, то ли всерьёз о. Александр, бывало, спрашивал восприемников: «А не собрались ли вы, дорогие, часом сами пожениться? Крёстным это возбраняется».

Счастливые крестные с крестником

Когда батюшка не мог сам крестить по каким-либо причинам, он говорил, куда и к кому надо ехать, назначал день и час.

о. Владимир Бороздинов с матушкой Надеждой. 2007 г.

Таким образом, многих моих крестников крестил отец Николай Ведерников, отец Николай Педашенко и отец Владимир Бороздинов. Другие дети были крещены в храме на Арбате, в храме в Николо-Трубецком, где я тоже некоторое время служила. И крестников получилось очень много. Недаром Валентин Серебряков в своём поздравлении на мой 60-летний юбилей написал:

 
Такая представляется картина:
Сто с лишним крестников —
И рядом с ними Нина —
Прекрасно-крёстная заботливая мать,
Сумевшая людей к Кресту призвать,
Всех помнить, всем звонить,
Всем слать подарки…
И быть во всём величественно яркой!
 

Крестник Митя

о. Николай Педашенко

Крестники вошли в мою жизнь, в моё сердце. Это не формальные отношения. Это просто очень много родственников, кого любишь, за кого молишься, кому помогаешь, кого навещаешь, в общем, носишь в душе и в сердце. Много чудес происходит по нашим взаимным молитвам, много радости встречаем вместе, а горе делим пополам. Получается, что крестники – это тоже мои любимые дети. Они занимают самое разное положение и самого разного возраста, от младенцев до глубоких стариков, прошедших войну. И нас объединяет одно: любовь ко Христу и любовь друг к другу.

Крестница Елизавета

Крестники Мариам и Сюзанна Сирикян

Вся семья Пановых и крестники Саша и Андрей

Крестник Илюша

Катя Семененко – одна из первых крестниц Нины

Слева крестник Георгий

Крестница Стелла Ермолаева

Крестник Саша Туев (танцует со своей мамой Людмилой)

Крестница Ольга с мужем и детьми

Крестник герой Великой Отечественной войны Моисей Акимович Пивник, Нина Фортунатова, Виктор Беляев, владыка Сергий

Слева крестник Алёша, справа – Аня

Крестники Катя и Алёша

Я дорогим крестникам посвятила свои простые стихи:

 
Мои родные!
Вот для каждого из вас
Пробил свой час,
Вы обратились к Богу.
Не потеряйте чувства веры —
Впереди
Звезда всегда
Укажет вам дорогу.
 

Крестник Женя Гландин, погиб в 19 лет 30.11.2001 г.

В 1976 году у моей сестры Верочки родился сын Дмитрий. Митя! Наконец-то в честь деда Мити, на радость нашей маме. И надо же такому случиться, что ещё в роддоме он смертельно заболел. Сепсис. Боже мой! Что только не передумали мы, стоя у дверей больницы, где каждый день вывешивали на стекло списки умерших детей… Отец Александр молился день и ночь и нам с Верой тоже велел молиться день и ночь. Потом прислал Вере и мне письмо, где объяснял, что эта болезнь не к смерти, а к укреплению нашей веры, для того, чтобы мы очень полюбили этого мальчика.

Митюша поправился, один из немногих. Батюшка служил благодарственный молебен. Митю привезли домой. Была зима, и мы боялись везти его в храм крестить, боялись застудить. Пригласили срочно друга нашей семьи и друга отца Александра – отца Владимира Бороздинова. Он крестил Митю у нас дома в конце февраля 1976 года. Я была крёстной, а крёстным отцом был врач Анатолий Иванович Берестов (теперь известный врач-священник, иеромонах о. Анатолий).

А отец Александр с тех пор Митю иначе, чем «мой Митя», уже не называл.

Дорогая Нина!

Вместе с Вами молюсь: пусть совершится воля Божия. Всё предадим Ему. Мы не знаем, что – добро и что – зло. Пусть наша молитва всегда сопровождается словами «да будет воля Твоя». Это лучший ориентир в жизни. Будем стоять на этом, неотступно молясь. А как Вера? Как она всё это переживает? М. б., всё это дано для того, чтобы в ней родилась любовь к мальчику. Храни Вас Бог.

Ваш прот. А. Мень (1976).