Текст книги "Убийственные болоньезе"
Автор книги: Нина Демина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Иван был обычным пареньком, несмотря на свою грозную фактуру, накачанные мышцы и сломанный нос. Когда-то Ваня был боксером, правда в юниорской группе, с тех пор у него осталась привычка посвящать занятию спортом несколько часов в день, и чуть что лезть в драку. Как только Тина осталась одна, Иван взял ее под свою опеку, трогательно называл ее малышкой, несмотря на то, что Тина была старше.
Как иногда полезно спуститься с небес, думала Тина, не было бы ее разрыва с Бернсом, никогда бы она не узнала широту души Нарьян-Марского дьявола. История киношной карьеры Ивана поражала своей банальностью. Травма. Куда деваться бедному юниору? Начал пьянствовать, вести беспорядочную половую жизнь. Однажды проснулся рядом с такой «синюшкой», что до венерического диспансера бежал бегом.
Слава богу, обошлось, видать, совсем был пьян, но зато доктор, который обследовал Ванечку, поразился его природным данным и тут же позвонил Бернсу.
Больше Ванечка не пил. Прошел полное обследование и явился на кастинг. Бернс был впечатлен. Так Ванечка стал Андреем Болконским.
Клюкин, без пригляда Давида, крепко надирался на съемках, что огорчало Михалыча, и заброшенные окрестности оглашались его жалобами. Актеры резались в записного дурака, иногда расписывали пульку, но в отличие от других сезонных кампаний – студенческих отрядов, трудовых бригад, спортивных сборов – никто не крутил романов и не занимался любовью в свободное от работы время.
Бернс вернулся с Французской Ривьеры и сразу нагрянул в Альметевку. Вместе с ним нагрянула и непогода. Демонстрируя шикарный загар Любочка Егорова, захлебываясь от восторга, делилась впечатлениями. Весь дамский коллектив дружно ей завидовал.
Удивительно, но когда Тина приезжала после отдыха с Бернсом, никто не лез к ней с расспросами, никто не восхищался великолепными Тинкиными ножками в виртуальных чулках из тропического загара. Неужели она была такая недоступная? Или дамы боялись сближаться с всесильной фавориткой продюсера, ведь женской дружбы век недолог, а ненависть чувство более постоянное? А в итоге, как лишена была Тина дамского признания тогда, так же одинока и теперь. Бернс устроил разбор материала, отснятого во время его отсутствия, и остался им доволен. Хоть это радует, не надо переснимать сцены в холодную ветреную погоду, вот если бы сия процедура была бесплатной, Бернс непременно развлекся бы, заставляя Тинку мерзнуть неглиже. Но поскольку каждый кадр и каждая минута пребывания в Альметевке стоила Бернсу денег, то, учитывая грядущие траты на отопления трейлеров, Бернс дал команду сняться с якоря. По прибытию в родной город пришлось Тине испытать еще одно унижение. Бернс отдал распоряжение провести тщательное медицинское обследование актрисы Тины Гранд. Объемная карта Тины легла на стол продюсера. Неужто и в правду хочет заменить ее Любочкой? Давид рассказал ей, что Бернс вызвал лучших специалистов и устроил Любочке фотосессию, которая закончилась полным ее провалом. Любочка неплоха во второстепенных ролях, но главную ей не потянуть, нет в ней того шарма и легкости, которые отличают Тину. Статистка и все тут. Во что свято верила Тина, так это в Бернсов здравый смысл – несмотря на всепоглощающее желание втоптать Тину в грязь, он ни за что не поставит свое детище «Венус» в ситуацию, близкую к неуспеху. Деньги, деньги!
А Тина приносила доход, как золотоносная жила, и ее надо разрабатывать, пока она в самом спелом возрасте, что называется в соку. Но эти попытки Бернса вывести ее из себя невероятно подтачивали нервную систему, Тина стала плохо спать, что немедленно отразилось на ее внешности. Бернс сбавил обороты, дал Тине выходной, оплатил самый лучший салон красоты.
Тина лежала на массажном столе, когда в салон приехал Бернс. Один. Без Любочки.
Бесцеремонно зашел в массажный кабинет, уселся на оттоманку, высоко закинув ногу на ногу, задравшаяся брючина открыла миру черные хлопчатобумажные носки. Тина снова закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на ощущениях, но ничего не получалось, от Бернса исходили сильные волны. Крепкого сложения массажистка в финальном аккорде пробежалась пальцами по обнаженной спине, и накрыла Тину простынею.
– Минут десять полежите, – посоветовала она и деликатно удалилась из кабинета.
Тина молча ждала, когда Бернс объявит, чем она обязана такому внезапному визиту.
Бернс встал с оттоманки и приблизился к массажному столу.
– Тина… – начал он. – Может я в чем-то и виноват, я не святой, но у нас есть шанс вернуть… ну, в общем, все как было… ты как?
Тина молчала. Бернс засопел, стал отмерять шагами метраж кабинетика, от стены до стены.
– Ну, что ты молчишь? Презираешь… А как я переживаю! Ты бы знала! Вот тебе все, как с гуся вода, кукла бессердечная… – тут Бернс споткнулся, вспомнив, что пришел не за тем, чтобы ругаться с Тиной.
Тина лежала без движения, не реагируя на страстный монолог и топот вокруг массажного стола.
– Соскучился я Тиночка, золотко… – тут Бернс, не сдержав чувств, откинул простынь и припал губами к загорелой и пахнущей кремом спине опальной звезды.
Вот тут Тина и взбрыкнула. Вскочила, натянув до подбородка простынь, и гневно бросила в лицо Романа Израилевича:
– Да идите вы! К Любочке, – внесла уточнение и, перекинув простынь через плечо на манер римской тоги, гордо вскинула голову.
– Лапушка, ну ее лягушку эту! Скукотища, чесслово! – весьма эмоционально прореагировал Роман Израилевич на напутствие Тины.
– Найдете в вашем лягушатнике другую, – хмыкнула Тина.
– Тинушка… – заныл Бернс, подбираясь ближе.
– Держите себя в руках, Роман Израилевич, – дистанцировалась Тина, – забыли уже, как обвиняли меня в связях со всем мужским населением Ангельска?
– Все ревность проклятая! А от чего? От того, что люблю тебя больше жизни! Давай помиримся? А?
– У вас всегда другие виноваты. Не хочу мириться! Мне и без ваших «любовей» – намекнула на увлечение Бернса Любочкой, – прекрасно!
– Тинушка… Прости меня старика, не знал, как заставить тебя пожалеть о сказанных словах, помнишь ведь? Что сказала-то, помнишь?
– Под каждым подпишусь.
– Старым чертом меня назвала…
– Что вас обидело сильнее – «черт» или «старый»?
– Насмехаешься надо мной. Смейся, только мириться давай? А?
– Черт с вами…
– Со мной, со мной, иди ко мне моя лапушка, – Бернс ухватил пухлой ладошкой за край простыни. Тина хмуро смотрела из-под рыжей челки, но понимала, что шанс надо использовать.
– Еще раз полезете ко мне драться, Роман Израилевич, только вы меня и увидите, клянусь, уеду в Питер! – пригрозила Тина.
– Не буду, не буду, – радостно притоптывая, обещал Бернс, – иди, обними своего Романа.
Началось, обреченно подумала Тина, но, распахнув простыню и объятья, повернулась к Роману Израилевичу. Он восхищенно присвистнул.
– Богиня!
Глава двадцать первая
На радостях Бернс закатил шикарный ужин и даже позволил себе выпить лишку.
Сейчас он храпел в Тинкиной постели, не хотел ехать домой, позвонил Розе Исааковне, что бы не волновалась, и остался. Тина, как на грех не могла уснуть, посмотрела реалити-шоу, заполнившие ночной эфир, выпила травяного чаю, сон не шел. Наверное, думала она, из-за наполненного событиями дня, косметических процедур, массажа и, конечно же, последовавшего примирения с продюсером. Голова ее была занята разными мыслями, о наступающей осени, о выздоравливающей Веточке, о никак не кончающихся съемках, о расследовании, о Далакяне… Кстати, дурно было бы не воспользоваться случаем, идущим прямо в руки, Бернс спит, как убитый, можно покопаться у него в бумагах, просмотреть телефонные номера на мобильном, да и по карманам пошарить никто не запретит, а вдруг повезет…Тинка вскочила, заглянула в спальню, откуда доносились трели Бернса, и на цыпочках прокралась внутрь. Пиджак и брюки продюсера Тинка повесила в шкаф, отличной кожи портфель Бернс бросил в будуарное кресло у туалетного столика. Тина оперлась коленом на упругий матрас и прислушалась к дыханию Романа Израилевича. Спит, как сурок. Она осторожно, стараясь не производить шума, раздвинула зеркальные дверцы шкафа. От одежды пахло ее любимыми духами, рука потянулась к кашемировым кофточкам и кардиганам, коснулась мягкой шерсти, любовно прошлась по шелковым блузам, задержалась на тончайших, кружевных оборках нижнего белья. Эх, а вот и монстрообразный, по сравнению с Тинкиными тряпочками, костюм Бернса. Рука скользнула в нагрудный карман пиджака, вытащила узкий серебряный футляр-визитницу, несколько стодолларовых купюр, и положила их обратно, не меняя порядка. В боковых карманах Бернс не держал ничего, брюки осматривать не стала, если бы там что-нибудь было, то выпало бы, когда она вешала их на плечики. Итог – ничего представляющего интереса Тина не нашла. Тихонько закрыла шкаф, выхватила из кресла Бернсов портфель, и бесшумно вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.
Тина снова заварила чай, затем, открыв портфель, стала разглядывать его содержимое, стараясь сохранить его в том порядке, в котором уложил Бернс.
Сценарий от Сары Абрамовны в пластиковой папке-скоросшивателе, счета, различные бумаги, которые не заинтересовали Тину, приглашение на банкет по случаю юбилея частного предприятия «Ковчег»… Ковчег! Ной! Арташез как-его-там Бернсова крыша.
Надо навязаться на банкет. А как? Бернс на такие мероприятия всегда берет жену.
И как отнесется Арташез к тому, если Бернс придет с любовницей? Надо подумать, да Давиду рассказать, у него голова светлая, может, предложит какой-нибудь выход.
Тина зевнула. Пора спать, вернуть портфель на место, и к Роману Израилевичу под бочок… Телефон! Забыла про сотовый! Тина сунула руку в портфель и вытащила массивный цвета металла корпус. Так, так, входящие, Тина быстро нажимала клавишу и прочитывала имена Бернсовых абонентов. Давид, опять Давид, Михалыч, какой-то Васильев, Роза Исааковна, Аркадий Пестов, герр Миллер… Так, а теперь кому звонил продюсер, опять вездесущий Давид, Аркадий Пестов, снова Аркадий…
Аркадий? Уж не тот ли Аркадий, который охранял багаж у Павловского «Лэнд Ровера»?
Тинка зубами стянула с ручки колпачок, и неровным почерком, стараясь удержать небольшой клочок бумаги на полировке стола, написала несколько цифр. Уф! Ну, теперь точно спать. Приоткрыла дверь спальни. Бернс повернулся на бок, откинул свою часть одеяла и сейчас, при свете ночника, тело, покрытое седеющими волосками и загаром с Лазурного берега, темнело на белоснежном белье. Пристроила портфельчик на кресло, скинула пеньюар, и легла в нагретую Бернсом постель, прижалась грудью к его спине, проскользнула рукою по его внушительному брюшку, пробежалась пальцами вниз по дорожке. Бернс завозился, промычал что-то.
– Спи, спи, – щекотнула его пах Тина.
– Золотко… – он прихватил Тинкины пальцы и прижал их сильнее. Глаза Бернса были закрыты, губы изогнулись не то в мученической, не то в сладострастной улыбке. Глаз он не открыл, пробурчал, отворачиваясь в подушку.
– Тиночка, спать давай, а?
– Давай, – вздохнула Тина.
В детективном агентстве Дурбина не было никого. Совсем никого, не считая Танечки.
Она, как обычно, отстукивала ровными розовыми ноготками какую-то компьютерную морзянку. Ноготки порхали, невольно привлекая внимание ничем не занятого Давида.
– Еще кофе? – спросила его Танечка, отвлекшись от клавишного ряда.
– Да, пожалуй, – ответил Давид, ждать придется все равно.
Танечка прошлась до кофейного аппарата, ножки в тонких чулочках, короткая юбочка.
Давид проводил ее взглядом. Привычка провожать взглядом красивую женщину не была утрачена, но делал он это автоматически, тут же теряя интерес. Лада, даже мертвая, не отпускала Давида, он был влюблен, до сих пор влюблен.
Танечка подала ему чашку, весьма похожую на кукольную, и придвинула стопку журналов. На ее столе зазвонил телефон, и Танечка, процокав каблучками, сняла трубку.
– Артурчик! – радостным голоском возвестила она. – А вас ожидают, да господин Белкин. Хорошо, передам. Чао!
И повернувшись к Давиду, объявила:
– Далакян будет с минуты на минуту.
– Отлично, – буркнул, уставший ждать Давид.
Детектив вошел в агентство, стряхивая с зонта капли дождя. Танечка поспешила навстречу, приняла зонт, раскрыла его и поставила в угол, как большую нахохлившуюся птицу.
– Спасибо, милая, – с легким кавказским акцентом поблагодарил Далакян. Танечка кокетливо повела глазками и снова включила кофейный аппарат. Давида от кофе уже тошнило.
– Прошу вас, – позвал его детектив, открывая дверь кабинета. Давид вошел, сел в гостевое кресло.
– Ну и погодка, – начал разговор Далакян бросая плащ на вешалку. – Извините, что пришлось ждать, всюду пробки, осень и зима наступают у нас неожиданно, будто мы живем в Южной Калифорнии.
Давид выложил на стол детектива папку и ждал, когда Далакян займет свое место.
– Что это? – спросил детектив, усаживаясь в кресло.
– Словесный портрет «студента», получили по электронной почте от Архиповой Виолетты. А вот здесь, – Давид ткнул пальцем в бежевый листок, вырванный из блокнота, – телефон некоего Аркадия Пестова, с которым у господина Бернса поддерживается связь.
– Отлично, – сказал Далакян.
– Вам не кажется, что мы делаем за вас вашу работу? – раздраженно спросил Давид.
– Ну, словесный портрет «студента» я сам бы не смог набросать, как бы ни старался, ведь я его не видел. А отчет о проделанной работе я вам предоставлю.
– Извините, в последнее время я очень раздражен. Поймите, погибли дорогие мне люди…
– Я понимаю, Давид. Не беспокойтесь. Да, расследование идет медленно, но идет, – Далакян резко развернулся в офисном кресле и сунул ключ в личинку сейфового замка. Матовый металлический сейф привлек внимание Давида уже в первый день их посещения агентства Дурбина. Он был громоздок и занимал большую часть стены за спиной Далакяна. За сейфовой дверцей скрывались секреты большого города. На полках аккуратненькими стопками лежали папки – от простых советских с надписью «Дело», до новейших, с накрученными металлическими конструкциями креплений. Отдельными кучками размещались пакеты с разнообразным содержимым. «Улики!» подумал Давид, и отвел глаза, сдержав любопытство. Далакян вынул тонкую папочку с наклеенным стикером и открыл ее.
– Фотографии были сделаны нашими сотрудниками в течение недели. Все, кто посещал ресторан «Ковчег», все кто там работают, зафиксированы с помощью цифрового фотографирования. Личности, наиболее подходящие под описания пострадавшей, могут быть ей направлены также электронной почтой. Более того, мы применили метод дистанционного прослушивания, и имеем некоторые записи разговоров Арташеза Айвазяна и Романа Бернса. Копии их получите у меня под расписку. Наша задача упростится, если мы вычислим «студента», у меня нет сомнений, что он имеет прямое отношение к взрыву на федеральной трассе.
От этих слов Давид вздрогнул, снова и снова переживая свою потерю. Да, детективы не подкачали, теперь нужно отослать снимки Виолетте и прослушать записи.
«Скорее бы уж закончить эту картину!» устало думала Тина, снимая узкие туфельки, сидя на шелке антикварной банкетки в широком холле своей квартиры. В мексиканской напольной вазе, распространяя дурманящий аромат, увядал шикарный букет роз, преподнесенный Тине Бернсом в знак примирения. Рассматривая сине-белый узор вазы, Тина вспомнила путешествие в Акапулько, белоснежные виллы кинозвезд на знаменитом побережье, песни марьячос, опасные прыжки ныряльщиков со скалы, ради которых туристы съезжались со всех близлежащих отелей, местные мальчишки с сетками и острыми ножами для вскрытия жемчужных раковин. Их проводник Антонио Круссеро, сумасшедший мексиканец отлично говорящий по-русски, борец самбо, обучавшийся в свое время в Воронеже и разбивший множество девичьих сердец, до сих пор бредящий Россией, ее снегами и белокожими красавицами. И Бернс, любовь и ревность, кнут и пряник. Боже, во что превратилась ее жизнь? Тина обхватила голени руками, и стала раскачиваться, напоминая сумасшедших в голливудских картинах. Бернс, Бернс, человек-оркестр, человек-паук, человек-самая-жуткая-гадина-в-ее-жизни!
Так ли?
Ненависть, захлестывающая Тину, иногда сменялась непониманием, ведь она сама легла на тот незапамятный диванчик, отдав свою девственность продюсеру? Чем она думала в тот момент? Зачем? Для того, чтобы досадить матери и Игорю? Для этого она сломала свою жизнь? Для этого подверглась осуждению и всяческим гонениям?
Ради того, что бы ее мать поняла, как нелегко ей, Тинке, принять Игоря в качестве ее мужа? И только? Боже, какая глупость! Сейчас мотивы, толкнувшие Тинку в цепкие объятия порнобизнеса, казались детским лепетом, юношеским эгоизмом и невероятной женской глупостью. Павлов… Павлов, только он разнился с этой ее треклятою жизнью, был последовательным и цельным, и любил ее… она чувствовала, что любил! Ах, Павлов, Павлов… Давид сказал, что Павлова и Ладку убило сразу, пожар, начавшийся в машине, сжег их тела, практически кремировал, захоронение было только соблюденной традицией православного христианства.
Похоронили его хорошо, Давид рассказывал, стреляли из винтовок, накрыли гроб российским флагом, присутствовала бывшая жена. Детишек Бог Павлову не дал… А с Тинкой могло бы получиться, она постоянно проходит медицинский контроль, ее показатели превосходны, возраст подходящий и организм готов к деторождению.
Только кому это надо? Может в самой Тинке что-то не так? Иногда ей кажется, что она и Роман Израилевич, это пара, что они друг друга стоят, то есть, достойны, а как же быть с Розой Исааковной? Розочка, как называет ее Роман Израилевич, часть его жизни, прошла с ним огонь, воду и медные трубы перестройки и передела собственности, что немаловажно. Тинка уважала старость, ей не хотелось обижать Розу Исааковну, да и понимала она, что отлучить Бернса от семьи, ох как не просто, но, в случае если понадобиться, то можно! Тинка, Тинка, дурочка, сладенькая булочка, Красная шапочка, Белоснежка, Спящая красавица, а в основном, как сказано в первых строках, дурочка. Дурочка! Кусок мяса, которое все е. т, как в сердцах сказал ее первый кавалер, одноклассник Алешка, когда Тинка призналась ему в том, что поступила в актрисы продюсерского центра «Венус».
Алешка развел руками, скривил губы, презрительно фыркнул и с отвращением произнес: тогда снимай трусы! Алешка отделался пощечиной, но, сколько в ее жизни было мужчин, которых пощечины в ее благопристойности не убеждали. Даже Павлов!
Павлов признался ей, что покупал ее фильмы, проводя одинокие вечера в отеле. А что она хотела? Для того эти фильмы и снимаются, чтобы развлекать одиноких мужчин. Сейчас, сидя в холле своей квартиры, которую купил Бернс, она заработала, все время одергивала себя Тина, она была ужасно несчастна.
Глава двадцать вторая
Тина с Давидом ехали за «Мерседесом» Бернса, через заднее стекло им было видно, как продюсер крутит головой оглядываясь на них и что-то втолковывает своей супруге, жестикулируя на итальянский манер.
Тинка все прокручивала в голове позорную вчерашнюю сцену, когда нытьем, шантажом и прочими дамскими приемчиками она вынудила Бернса взять ее на «банкет по случаю юбилея частного предприятия „Ковчег“, так сие мероприятие значилось в приглашении. Тинка специально узнавала, что Ной вызвал модного дизайнера, чтобы к юбилею обновить интерьер своего особняка, ведь будут приглашены самые именитые люди города. Ноевыми подручными зафрахтован весь штат модельного агентства, где когда-то подвизались девушки, гостей развлекать надо, а кто как не модели могут заинтересовать мужчин, находящихся в кризисе среднего возраста? Не секрет, что сорокалетние мужчины являются основным контингентом бизнес-элиты нашего города, за редким исключением, конечно, вроде Давида и Романа Израилевича – один чересчур молод, другой уже стар. Бернс держался до последнего.
– И как ты себе это представляешь?! – рычал он.
– Моим кавалером будет Давид, – после получасового нытья выложила Тина.
– Что я скажу его матери? Розочке? Одолжил у меня актрису? Ему что, не с кем пойти на банкет?
– Вы бы не придуривались, Роман Израилевич, а то в городе не знают о наших взаимоотношениях.
– Не принято любовниц выставлять! Тем более на таких мероприятиях, это тебе не баня.
– Ах, вот как, как в мою постель так золотце, а как в свет меня вывести, так Бернсова подстилка! Работать, как проклятая, так я, а как на Лазурный берег, так другие!
– Я этого не говорил.
– Именно это и имели в виду. Смотрите Роман Израилевич, как бы вам снова не обратить свой пылающий взор на Любочку Егорову!
– Тьфу ты! И полслова ей не скажи!
– Ну, так как?
– Хорошо, пойдешь с Давидом. Розочка будет в обмороке…
Роза Исааковна была сильно озадачена, когда увидела в автомобиле Давида Тину Гранд. Мадам Бернс, конечно, знала о любовных похождениях своего муженька, но благоразумно предпочитала помалкивать. Бернс обеспечивал семью, всегда заботился о Розочке, несмотря на ее бесплодные попытки родить ребенка не оставил ее, брал на все городские светские мероприятия и почти всегда возвращался на ночь в родное гнездо. Почему сегодня пошатнулись устои семейства Бернс? Из-за этой девочки? Зачем Роман везет ее к Айвазяну? Как это обстоятельство может сказаться на отношении Бернса к жене? Вопросы не давали покоя мадам Бернс и она, несмотря на опасность быть грубо оборванной, начала их задавать мужу.
Роман Израилевич и так чувствовал себя не в своей тарелке. Ну, зачем Тине непременно понадобилось быть на банкете у Айвазяна? Покрасоваться захотелось…
Скучно ей, вот и бесится, то ей в клуб с Давидом, то в школу. Не понять Роману Израилевичу нынешнюю молодежь! Да, только и в правду он сильно привязан к этой рыжей, настолько сильно, что пошел на преступление, защищая свою собственность.
Ведь Тинка его собственность, он своими руками огранил этот алмаз, пока он не засиял невиданным драгоценным светом. А сколько денег вложено! Квартира, машина, шубки, брильянты… Эх, чего жалеть, такие деньги приносит Тинкин талант, что приведись еще раз обнаружить „московского гостя“, то не задумываясь порешил бы и половину города, не только двух каких-то девиц.
– Дорогая, успокойся. Это политический ход, – он, наконец, прервал стенания мадам Бернс. – Видишь ли, у Арташеза будут весьма влиятельные гости, вот он и просил меня познакомить их с Тиной.
Мадам Бернс покачала головой.
– Это похоже на сводничество, Роман.
– Ничуть, Давид присмотрит, что бы ни один волосок…
– Чему научиться у тебя мальчишка? Ты же обещал сестре быть Давиду родным отцом.
– Розочка, я своих обещаний не забываю. А Тина – наш золотой телец. Кто же решится зарезать его? Не беспокойся, все будет в порядке.
В машине Давида тоже говорилось о предстоящем вечере. Давид в костюме и галстуке-бабочке выглядел очень элегантно рядом с эффектно-раздетой Тиной. Она специально выбрала открытое платье, дабы привлечь внимание не только гостей вечеринки, но и ее хозяина.
– Тебе холодно? – спросил Давид, видя, как кутается Тина в норковую накидку. – Включить обогреватель?
– Нет. Не хочу появиться распаренной. Холодные пальцы дамы заинтересуют быстрей, чем жаркая ладошка.
– Не заиграйся, помни, я весь вечер около тебя. Никаких приключений! Дядюшка мне голову оторвет, если заметит, что ты кокетничаешь с мужчинами, и не приведи господи, где-то в укромном уголке!
– Давид, я не дурочка, но мне нужно поближе познакомиться с „нашей крышей“.
– Одного только не пойму, зачем мы платим бешеные деньги Дурбину, если ты сама хочешь сунуть голову в пасть тигру?! Пусть этим занимаются профессионалы!
– Спокойно. Я не собираюсь, как ты выразился совать голову в пасть, я хочу схватить тигра за яйца.
– Я все более убеждаюсь, что ехать на банкет было дурацкой идеей. Ты не контролируешь себя.
– Ошибаешься, Давид, еще как контролирую.
Давид взглянул на нее внимательней. Ни один мускул не дрогнул на Тинином лице, лишь уголок рта подернулся в жесткой полуулыбке. Давид вздохнул, не завалить бы всю проделанную с таким трудом работу, ведь если Ной звериным чутьем уловит, что им интересуются, то добраться до него будет куда как сложней!
Автомобиль Бернса свернул к подъездной аллее особняка Арташеза Айвазяна. Давид двинулся следом, сквозь стекло окна Тина разглядывала увитые светящимися гирляндами деревья аллеи, форпосты милиции и личной охраны Ноя и, наконец, парадный вход с белой колоннадой, поддерживающей балюстраду балкона второго этажа. У входа автомобили гостей принимали одетые в униформу беллбои.
– Денег не пожалел, – произнес Давид, подавая руку Тине. Та, изящно вытянув ступню, продемонстрировала красивый подъем, тонкую щиколотку и атласную туфельку цвета золотого песка. Подхватив Давида под руку, она одернула оригинального кроя низ платья, поправила на плечах накидку, и они подошли к чете Бернсов. В смокинге, купленном пару лет назад, Бернс выглядел франтом, атласный пояс охватывал его внушительное брюшко, а галстук сдавливал толстую шею, делая лицо Бернса еще более пунцовым. Рядом с ним Роза Исааковна смотрелась царицей, осанка и удачно подобранное платье делало ее выше супруга, да и выглядела она куда значительней.
– Давид, держитесь рядом с нами, – приказал Бернс, давая понять, кто здесь хозяин и кому они обязаны счастьем быть на таком великолепном празднике.
Их пригласили войти. В вестибюле швейцары, вытянувшись в ряд, принимали от нарядных гостей меховые накидки, манто, разноцветные шелковые и атласные пальто.
В бальной зале – иначе не назвать, сам хозяин встречал дорогих гостей. Ной был высоким, худым, седовласым мужчиной, с немного сутулой фигурой, с яркой кавказской внешностью, особой чертой которой был внушительных размеров, орлиный нос. Рядом с Ноем, стоял молодой мужчина, на родственные связи с хозяином четко указывала форма носа юноши, но на Тинкин взгляд, он скорее приходился Айвазяну внуком, слишком велика была разница в возрасте. Веселый взгляд из-под слегка удлиненной волны черных волос, красив, даже слишком для мужчины, одет с европейской простотой, но стильно и дорого.
– Кто это? – шепнула Тина Давиду.
– Сейчас узнаем… – пообещал Давид, двигаясь в кильватере Бернса и его супруги.
Хозяин сделал шаг навстречу гостям. Юноша, с любопытством разглядывая вошедших, искренне улыбнулся Бернсу и Розе Исааковне, притушил взгляд, вспыхнувший от Тинкиного декольте, заинтересовался ее спутником.
– Мой друг, – Айвазян приложил тонкие губы к пухленькой ручке супруги Бернса и крепко пожал руку Романа Израилевича. – Очень рад, праздник у меня сегодня двойной, сын из Лондона приехал. Георгий. Помнишь его? Жаль, мать не дожила, вот один и старикую.
Бернс подавил улыбку, он прекрасно знал о стариковских шалостях Айвазяна, да и в молодости тот был еще тем Казановой, сыночка родил уж в сорок с копейками.
– Как не помнить, Арташез, Гоги шустрым был мальчиком, сейчас мужчина уже, тебе есть, чем гордиться, – пожимая руку юноши, произнес Бернс – А я вот племянника с собой взял. Давид, знакомьтесь.
Тина стояла рядом с молодыми людьми в ожидании, что Бернс представит и ее.
Возникла неловкая пауза. Давид выпростал руку вперед, кончиками пальцев придерживая Тинкин локоть.
– Моя девушка, Тина.
– Дружите, – порекомендовал Роман Израилевич, стараясь не акцентировать свое внимание на заинтересованном взгляде Ноева сыночка. Георгий сжал Тинкину ладошку, прикрыл маслинные глаза, пушистыми, по-девичьи длинными ресницами.
Вот она мишень! Тинка даже задрожала от удовольствия. Георгий уловил вибрации и самодовольно улыбнулся. Не старик Ной, а красавчик Гоги! Ну и дурацкое имечко, буду называть его только Георгий. Главное присмотреть за малышом, здесь полно соблазнов в виде моделей, свободных и красивых девушек, а она представлена, как собственность племянника Бернса. Это еще как сказать, обычно мужчин распаляет преграда в виде соперника. Георгий поднес Тинкины пальцы к своим губам, и обычный жест вдруг превратился для нее в интимный – прохладные пальцы согрелись мягкими губами и горячим дыханием юноши.
Айвазян не стал задерживать старого приятеля, тем более что в зал входила новая пара гостей. Давид перехватил у Георгия Тинкину руку, и, сопровождаемые сожалеющим взглядом последнего, они прошли за четой Бернсов к столам с закусками и шампанским. Гости все прибывали и прибывали, Георгий не отходил от отца, знакомясь с нарядной публикой, ведь после лондонских клубов и пабов надо адаптироваться к российской манере проведения празднеств. „Отец считает, что все на королевском уровне, как он наивен!“ – думал про себя молодой наследник, разглядывая „влиятельных особ“, держателей акций банков, владельцев заводов, фабрик, ресторанного и игорного бизнеса. Взять того же Бернса и его продюсерский центр! Что с того, если там снимаются порнофильмы для всего региона? Своя ниша…
Георгий снова вернулся мыслями к девушке, с которой познакомился несколько минут назад. Хороша. Яркая внешность, точеная фигурка, обаятельная улыбка и хороший вкус. Успел заметить. Грациозна и сексуальна, но без пошлой навязчивости, несмотря на большое декольте. Дочки нуворишей, калифов на час, собравшиеся здесь, манерны, одеты броско, выпячивая папочкино скороспелое богатство. Деревенские дурехи. Скорее бы началось и закончилось это празднество!
Тина стояла рядом с Давидом, держа в руке бокал шампанского, на ее бриллиантовом колье вспыхивал свет многочисленных хрустальных люстр, глаза сияли угадываемым светом девичьей надежды на встречу со сказочным принцем. Классический оркестр наигрывал мелодии из французских фильмов, и, вдохновенная лирической музыкой, Тина отстукивала такт атласной туфелькой. Ах, как хочется танцевать, закружиться в вальсе с самым красивым кавалером, как ее героиня Наташа Ростова, и чтобы не было софит, камер, окриков режиссера и голых статистов. От мыслей о съемках на чело Тины набежало облачко, Бернс, внимательно разглядывающий свою подопечную, встревожился:
– Случилось что-нибудь?
– Нет, – Тина улыбнулась ему очаровательной и неожиданно скромной улыбкой, отчего у продюсера засосало под ложечкой от дурных предчувствий.
– Долго мы тут еще будем отсвечивать? – недовольно спросил он у Розы Исааковны, в общем-то, не надеясь на ответ.
Роза Исааковна успокаивающе погладила его ладонь, задержав пальцы на обручальном кольце.
– Роман, ничего не начнется, пока не прибудет мэр.
– Мэ-эр, – проблеял Роман Израилевич, но тут же оглянулся, не услышал ли кто-нибудь, но рядом никого не оказалось, и он продолжил, – с ума посходили! Васька недавно из исполкомовских, а уже мэр! Куда мы катимся, добро бы градоначальник, все как-то по-русски.
