Текст книги "Убийственные болоньезе"
Автор книги: Нина Демина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава семнадцатая
Последнее время неприятности преследовали Маурицио Камилиери. Его наиприятнейшее пребывание в Москве было прервано исчезновением Виолетты (пробовал итальянец завести новую интрижку, но в сравнении с ней любая девушка проигрывала), смертью Браско, а теперь еще и известием о его скором возвращении в Милан. Конечно не завтра, а через три месяца. И вот вчера получил вызов в полицию. Неприятно, да и сослуживцы косятся, что натворил добропорядочный с виду Камилиери? Все это связано с убийством Ризио. Знал, конечно, знал Маурицио, что Джованни балует с наркотиками, но как можно было ожидать от Браско, что труп Джованни найдется в его холодильнике? Теперь объясняйся с русскими!
Так думал Маурицио Камилиери сидя за рулем своего автомобиля по дороге на улицу Малую Лубянку. Припарковаться рядом со зданием не получилось – стоянки только для служебного транспорта. Пришлось сделать круг по Лубянской площади, вокруг клумбы разбитой на месте памятника Дзержинскому. Наконец-то припарковавшись, Маурицио вошел в парадное одного из зданий Федеральной службы безопасности. На входе предъявил повестку, сердитому неизвестно на кого, молодому человеку в погонах. Офицер посмотрел на бланк и вписанный от руки текст, потребовал удостоверение личности. Маурицио протянул ему свой паспорт. Повертев его немного в руках, офицер вернул документ, козырнул и указал Маурицио на лифт.
– Четвертый этаж.
Маурицио вошел в лифт. Он бывал по делам в различных московских учреждениях, и всегда удивлялся, зачем в советской России делали такие похожие на гробы, лифты.
Искомый кабинет нашелся быстро, возле него находилась площадка для курения, где было многолюдно, и дым, на манер утреннего тумана, окутывал головы курящих, оставляя видными только разных фасонов брюки.
– Входите, – откликнулись на деликатный стук в дверь.
Высокий мужчина встал из-за стола навстречу входящему.
– А, господин Камилиери! Добро пожаловать! Меня зовут Николай Амбросимов.
Маурицио, на секунду засомневался, будет ли удобно рукопожатие, но рука по привычке протянулась на встречу. Амбросимов пожал руку итальянца.
– Прошу садиться, вот сюда, пожалуйста, – гостеприимно начал он, предлагая Камилиери удобное кресло, и объявил. – Беседа наша будет происходить в присутствии вашего адвоката и переводчика, во избежание недоразумений и расхождения толкований. Или вы считаете, что справитесь сами?
– Нет, – ответил Маурицио. – Я плехо говорю по-рюсски. Адвокат будет.
– Ну, и ладненько. Хотите кофе, чаю?
– Нет, спасибо.
– Ну и ладненько.
– Ляд-не-ко. Это что?
– Это значит хорошо.
– Корошо. Я знаю корошо.
– Ну и хорошо, – открылась дверь, и в комнату вошли трое мужчин, Амбросимов представил и их. – Алексей Наумов, и наш переводчик Михаил Громов, прошу любить и жаловать.
– Флавио Клементи – адвокат.
Мужчины обменялись рукопожатиями и заняли свои места. Амбросимов за столом, Наумов у окна, опершись на подоконник, переводчик и адвокат рядом с креслом Маурицио.
– Итак, начнем, – Амбросимов кивнул переводчику и тот приглушенным голосом стал переводить фразы итальянцу. – Вы, я думаю, догадываетесь, с какой целью мы пригласили вас сюда?
– В повестке указано, что по делу об убийстве Джованни Ризио, – через переводчика ответил Маурицио.
– Вот и расскажите следствию, в каких отношениях вы состояли с убитым, – вступил Наумов. Адвокат сделал знак Маурицио, что он может неотвечать, но Камилиери выбрал другую тактику.
– Мы мало знакомы, но здесь в Москве нас связывали дружеские отношения.
– Вы бывали у него дома, то есть в квартире, которую он занимал? – снова Амбросимов.
– Нет. И Джованни не был у меня в гостинице, – просто отвечал Маурицио. – Я приехал недавно, а Джованни работал в Москве почти год, он хорошо говорил по-русски, знал город, иногда мы вместе ужинали.
– Это вы познакомили Джованни с Ладой Кренниковой? – спросил Наумов, с равнодушным видом рассматривал шикарные туфли итальянца.
Камилиери явно игнорировал советы своего адвоката.
– Моя подруга. Они из одного города, дружили с детства, так мне рассказывала Виолетта.
– А с Виолеттой Архиповой вы, где познакомились? В Италии?
– Нет. Мы летели в Москву одним рейсом, и познакомились случайно, уже в Шереметьево. Обменялись визитками.
– И, как я понимаю, продолжили знакомство? – двусмысленно улыбаясь, то ли спросил, то ли констатировал факт Наумов.
Адвокат рассерженно отчитывал Маурицио по-итальянски.
– Да, я позвонил ей и пригласил на ужин, – подтвердил Маурицио, как само собой разумеющееся.
– У вас были близкие отношения? – взял допрос в свои руки Амбросимов.
– Да. Были.
Адвокат закатил глаза и закрыл свой портфель.
– Когда вы познакомились с Ладой Кренниковой?
– Даты я не помню, но приблизительно около месяца после моего приезда в Москву.
Виолетта сказала, что ее подруга нуждается в отдыхе, и спросила, не смогу ли я устроить свидание на четверых.
– Вам не показалось, что она это сделала специально, что бы познакомить Кренникову с Джованни Ризио?
Наумов было дернулся спросить, но Амбросимов осадил его взглядом.
– Нет, Виолетта не знала, кого я приведу на свидание.
– Считаете, это была случайность?
– Считаю.
– Хорошо. Вы еще устраивали свидания на четверых?
Адвокат многозначительно кашлянул.
– Нет, Джованни считал, что Виолетта девушка строгих правил, и приглашал Ладу на свидания сам. Они любили посещать клубы, ну и конечно, «Джоконду».
– А вы часто бывали в «Джоконде»?
– Да. Мне и Виолетте нравилось ужинать там. Прекрасная атмосфера, замечательная кухня, да и Браско относился ко мне очень дружелюбно.
– Какого рода отношения связывали вас с Браско?
– Я очень уважал Джеронимо. Он всегда помогал мне дельным советом, у него были хорошие связи, он предлагал мне свою помощь. Кстати, он не одобрял моей дружбы с Джованни.
– У него были натянутые отношения с Ризио?
Адвокат вытаращил глаза, умоляя Маурицио помалкивать и быть осторожным.
– Браско предупредил меня, что Джованни приторговывает наркотиками.
– Вы сами были свидетелем, как Ризио приобретал, продавал или употреблял наркотики?
– Нет, никогда.
– Вы поверили Браско? – снова бросил реплику Наумов.
– Как можно не поверить Браско? – удивился Маурицио. – Джеронимо знал все про всех, кто чего стоит.
– И вы ограничили свой контакт с Ризио? – Амбросимов посчитал, что лучше вести допрос одному и знаком попросил Наумова не вмешиваться.
– Мы и так встречались не часто, с тех пор, как он познакомился с Ладой.
– Чем закончились ваши взаимоотношения с Архиповой?
– С кем? – переспросил Маурицио.
– С Виолеттой Архиповой?
– Извините, я не привык к ее фамилии. Это неприятно для меня,…как мужчины, – сбился Маурицио, но продолжил, – но я скажу, она бросила меня.
– Бросила? – уточнил Амбросимов.
– Ну, если женщина не отзывается на звонки, не открывает дверь, значит, она бросила меня.
– Вы звонили ей? Приезжали на ее квартиру?
– Да. Я даже ходил к Браско, спросить, не знает ли он причин ее отсутствия.
– Поясните, – попросил Амбросимов.
– Вечер четырнадцатого августа я и Виолетта провели вместе, – начал рассказывать Маурицио. – Из моего отеля мы вышли около одиннадцати часов вечера. Я проводил Виолетту до квартиры, и даже зашел на чашку кофе. Насколько мне известно от сеньора Браско, Джованни и Лада в тот вечер ужинали в «Джоконде». Поздно ночью, нет, простите, уже ранним утром ко мне в номер позвонил незнакомец и от лица Браско просил у меня номер телефона квартиры, где проживали Лада и Виолетта.
Поскольку незнакомец не раз упомянул имя сеньора Браско, номер я дал. С тех пор никаких вестей от моей девушки я не получал. Если она меня не бросила, то хоть позвонила бы.
– И вы ходили к Браско узнать, кто звонил вам ранним утром?
– И это тоже, – сказал Маурицио. – Но меня интересовала Виолетта. Я сразу подумал, что исчезновение Джованни, Лады и Виолетты, как-то связано между собой.
– Мне интересно, что вы подумали, когда узнали, что труп Джованни Ризио хранился в морозильной установке господина Браско? – спросил Амбросимов с интересом наблюдая за реакцией итальянца.
Адвокат больше не пытался остановить Маурицио, и делал вид, что ему все равно то, что он скажет.
– Я был в шоке, – честно ответил Камилиери.
– Что ж, спасибо вам, синьор Камилиери, – Амбросимов встал из-за стола и попрощался с итальянцем, остальные мужчины последовали его примеру, – наше сотрудничество было плодотворным, но разрешите нам еще раз побеспокоить вас, если в этом деле возникнут какие-нибудь вопросы.
– Да, пожалуйста, – не возразил Маурицио, открывая дверь кабинета.
– Камилиери! – окликнул его Наумов.
– Да? – откликнулся тот.
– Вас еще интересует Виолетта Архипова?
– В каком смысле? – удивленно вскинул глаза итальянец.
– Вы хотели бы знать, где она находится сейчас? – спросил Наумов.
– Где она? – Маурицио рванул навстречу Наумову, и чуть ли не схватил того за грудки. Адвокат вцепился в рукав итальянца пытаясь оградить от решительных действий.
– Да, тише ты, – осадил его Алексей. – Город Ельск, ангельской области, городская больница.
– Что с ней?! – в глазах итальянца застыла тревога и боязнь услышать плохую весть.
– Взрывное устройство в автомобиле, – ответил Николай, дружески похлопывая по плечу помертвевшего итальянца. – Ее выбросило взрывной волной. Через лобовое стекло.
Маурицио покивал, давая понять Амбросимову, что с ним все в порядке, и вышел из кабинета, даже не закрыв за собой дверь. Наумов выглянул вслед, посмотреть, как Маурицио идет по коридору к лифтам и, закрывая дверь, сказал:
– Взрывчик-то не Камилиери устроил, вишь, как побежал, на подогнутых. Или он большой артист. Замажем, что он рванул в Ельск?
– Нет, Леха, мазать не будем, потому как у тебя нет времени, ты бежишь в семерку и выписываешь задание на наружное наблюдение за нашим Ромео.
В продюсерском центре «Венус» творилось что-то невообразимое. Из кабинета Бернса доносились крики, весьма напоминающие крики о помощи. Роман Израилевич был вне себя, все доводы Федерико, Михалыча – директора картины несчастливой порно версии «Войны и мира», отмел как непрофессионализм, и кричал и охал и стенал.
Лишь Тина, виновная в срыве съемок, тихо сидела на утлом диванчике, на котором она когда-то потеряла девственность, уступив горячему, но слишком короткому взрыву похоти продюсера.
– Ну, что ты молчишь, Тина! – умаявшись пороть своих подданных, обратил на нее внимание Бернс.
– Отпустите их, Роман Израилевич, ведь знаете, что не виноваты!
– Так уж и не виноваты?
– Вам уже не раз сказали, что это я остановила съемку.
– Хорошо, но подстраховаться они должны были! Михалыч, – Бернс обратил свой огненный взор на директора, – резервный состав актеров всегда должен быть на месте.
– Помилуйте, Роман Израилевич, – в который раз взмолился директор картины, – кто им простой платить будет? Вы же меня сами и прибьете, если на съемках два состава будет!
– Хороший директор наперед знает, какие трудности могут возникнуть. Сидели бы актеры на телефоне, прислали бы наш микроавтобус.
– Роман Израилевич, так актеры, они ж кто где работает! Время съемок обговариваем заранее. Со спектакля разве выдернешь? И на телефоне сидеть не заставишь! И семьи у них…
– Дождешься у меня, Михалыч, сам сниматься будешь!
– К-как… – подавился словом Михалыч.
– На роль капитана Тушина вполне подойдешь, – оценивающим взглядом осмотрел директора Бернс.
– Помилуйте! – вскричал директор и бухнулся Бернсу в ноги.
– Поди, поди, – носком туфли отпихнул директора Бернс, директор правильно понял приказ и тотчас же удалился.
Федерико поднялся с места.
– Роман Израилевич, я тоже пойду.
– Иди, Федор, к тебе у меня по большому счету претензий нет. А с Тиной Андреевной мы сейчас по-семейному разберемся.
Федерико заговорщицки взглянул на Тину и тихонько прикрыл дверь.
– По-семейному? – спросила Тина. – Это как? Бить будете?
– Любить буду, голубушка.
– Лучше побейте.
– Зачем так, Тиночка? Я скучаю без тебя, страсть как!
– Что мне с вашей любви, Роман Израилевич! Одна докука!
– Молодого захотелось! Иль отведала уже? Вот нос и воротишь…
– Не секрет, Роман Израилевич, что молодого да горячего я знаю в избытке. Мне этого на работе хватает. Я имею в виду, что после работы нет у меня сил на любовь.
– Так ли? Значит, соврали мне, что около тебя какой-то столичный хлюст отирался?
– Не по той части отирался. Были у меня проблемы с подругами, да и теперь есть.
Ладу похоронить надо, а Виолетта, переломанная вся, лежит в Ельской больнице.
Так, что со съемками повременим.
– Скажи Тиночка, я тебе враг какой, что ли?
– Нет, Роман Израилевич.
– Зачем же ты от меня свои проблемы прячешь, сказала бы прямо, я бы тебе помог, ты же знаешь, какие у меня связи.
– Эх, Роман Израилевич, когда проблемы начались, нужна была полная конфиденциальность.
– Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты от меня что-то скрываешь?
– Знаю, но то был не мой секрет.
– И видишь, чем все закончилось!
– Откуда вы-то знаете, чем все закончилось!
– А у меня, золотко, и мушка не пролетит, чтобы Роман Бернс о том не знал.
– Ой, ли? – вскинула брови вверх Тина, и призадумалась. Коли так, то Бернс с самого начала знал о пребывании в городе Лады и Виолетты. И Павлова. И об ее визите в гостиницу Павлова. И то, что было между ней и Павловым. А не приложил ли к гибели ее любимых людей свою старческую, покрытую пигментными пятнами, но твердую руку Роман Израилевич Бернс?
– Обижаешь меня старика, – затянул свою извечную песню Бернс.
– И пошутить нельзя с вами, Роман Израилевич, – повела плечами Тина, мягкий шелк соскользнул с загорелой кожи. Она забросила точеные ноги на подлокотник дивана, в глазах порок, юбочка задрана до самой впадинки, где сходятся на упругих ягодицах кружевные стринги.
– Тиночка… – заплясали пальцы продюсера, по обнаженным Тинкиным ногам. – Радость моя, золотко…
– Аккуратней, Роман Израилевич, а то получится как в прошлый раз, только юбку мне запачкали, – излишне грубо подтолкнула его Тина, но Бернс уже не слышал, он возился с упрямой молнией своих брюк.
Глава восемнадцатая
Еще недавно Тина не представляла как может измениться ее жизнь, плыла по течению, терпела Бернса, мечтала закончить среднее образование, а сейчас… Стоя на кладбище, около могилы, вырытой для ее Ладки, красавицы, неисправимой авантюристки, ее подружки с самого детства, Тина не держала слез, она была рада, что еще может плакать. Родители Лады, Антон Иванович и худенькая, похожая на ненецкую девочку Айра Самировна, стояли, поддерживая друг друга, к ним подходили люди, родственники, знакомые или просто зеваки, которых на кладбищах так же много, как и на светских мероприятиях. Некоторые любят чужое горе.
Тина стояла одна, Давид взял в свои руки устройство ритуала и сейчас о чем-то говорил с кладбищенскими рабочими. К ней никто не подходил, вот когда она прочувствовала свою славу! В обычной жизни, ей было все равно, о чем думают люди, глядя на нее, но сейчас она многое бы отдала, что бы запросто подойти к родителям Лады, обнять Айру Самировну и плакать вместе с ней над закрытым гробом ее дочери. Слезы лились на кружевную косынку, укрывшую медно-золотые волосы, на строгое черное платье. Ничего, подумала она, придет время, и мы отомстим тому, кто отнял жизнь у красивой, молодой женщины и любимого мною мужчины,…любимого?
Тина уже не раз думала о гибели Павлова, их отношения были кратки и совсем не просты, но она чувствовала, что это была первая любовь в ее жизни. Первая, до сих пор Тина ни к кому не испытывала таких противоречивых чувств, сексуального влечения, никому не говорила «люби меня». В физическом смысле она познала множество мужчин, но это было нечто иное, что она воспринимала как ткачиха веретено, кондитер – мешок из которого выдавливает крем, украшая свои торты, медсестра – шприц. То было ее работой. Труд – тяжелый, грязный труд. А Павлов был мужчиной, тем самым, который не вписывался в ее трудовой график. Он был ЕЁ мужчиной. Только её. Панихида заканчивалась. Давид подошел к Тине.
– Надо проститься. Пойдем.
– Я не могу.
– Я с тобой, пойдем.
Они подошли к гробу последними. Айра Самировна отвернулась, Антон Иванович обнял ее за плечи. Тина, сопровождаемая Давидом, под взглядами толпы, подошла и дотронулась рукой лакированной поверхности гроба.
– Прости меня, Ладушка… – не выдержав, упала на колени, прислонившись лбом к «Ладушкиной ладье». Подоспевший Антон Иванович и Давид подхватили Тину под руки.
– Не надо Тина, не вернуть… – произнесла Айра Самировна и приняла Тину в объятия, простив, как родную непутевую дочь.
Ельская городская больница ничем не отличалась от областных больниц. Те же обшарпанные стены, рваный линолеум полов, хорошенькие медсестры отделения урологии и тучные грозные стражи гнойной хирургии. Виолетта поступила сюда по линии скорой помощи – сначала в реанимационное отделение, потом палата в хирургическом отделении. Веточкина мама, Анна Евгеньевна, дежурила около дочери и день и ночь. Сколько стоило ей труда умолить персонал не гнать ее, но, в конце концов, у людей есть сердце и Анне Евгеньевне предоставили раскладную кровать в коридоре хирургического отделения, в которое, спустя двое суток была переведена Веточка. Но все сказочным образом переменилось, когда в городскую больницу прибыл загадочный иностранец, знакомый Веточки. Так узнал Маурицио домашнее имя своей пропажи. Веточка. Где вы, уважаемый иностранец, познакомились с нашей Веточкой? Говорит, были дружны, и вдруг Веточка исчезает внезапно. Он переживал, беспокоился. Обходительный такой, но по-русски говорит плохо. Доброе сердце у Анны Евгеньевны, так Маурицио стал ее верным помощником. У денег язык интернациональный. Перевели Веточку в отдельную палату, с телевизором, правда Веточке он был не нужен, все время спала, сказывалась травма головы и открытые переломы ног, кололи Веточке болеутоляющие да снотворные. Теперь стало легче Анне Евгеньевне, дежурили с Маурицио по очереди. Приезжал и Веточкин отец, Алексей Дмитриевич, сначала отнесся к иностранцу настороженно, но Анна Евгеньевна убедила его, что Веточка познакомилась и сдружилась с Мариком (так, для простоты, его звал весь персонал и сама Анна Евгеньевна) в Милане. А какой он обходительный, а как за Веточкой ухаживает, и вовсе не о чем беспокоиться!
Алексей Дмитриевич побыл немного и уехал в Ангельск, работать надо. На утро четвертого дня пребывания Веточки в больнице приехала Тина и еще какой-то незнакомый Анне Евгеньевне молодой человек. Если бы могла Анна Евгеньевна, то запретила бы Веточке общаться с Тиной, но дочка уже взрослая и советов родителей слушать не хочет. Переломила себя Анна Евгеньевна ради дочери, подошла к падшей женщине. Тина поздоровалась и сказала, что раньше приехать они не могли, Ладу хоронили. Заплакала Анна Евгеньевна, уткнулась в Тинино плечо, постояли, роняя слезы. Потом она стала рассказывать Тине о состоянии Веточки, и что приехал ее друг. Друг? Тина вздернула брови. Ма-у-ри-ци-о Ка-ми-ли-е-ри. Ах, да, слышала Тина от Веточки, что был у нее такой приятель. Слово «приятель» резануло слух Анны Евгеньевны, но она решила, что Тина причесывает всех одной гребенкой.
Веточка сейчас спит, с ней Марик. Посмотреть? Посмотреть можно. Только не шуметь.
Анна Евгеньевна проводила Тину и молодого человека по имени Давид в Веточкины «апартаменты».
Молодой мужчина, лет тридцати пяти, названный Анной Евгеньевной «Мариком», сидел около постели спящей Веточки. Увидев входящих, он привстал, но на знак Анны Евгеньевны, снова сел на убогий стульчик, когда-то с гордостью носивший имя «венский».
Тина и Давид подошли к больничной кровати. Спящая Веточка была бледной, голова в бинтах, ноги в гипсе на растяжках. Что же сделали с красотой?! Марик ревниво оглядывал непрошенных гостей, кто такие?
– Знакомьтесь, Марик – Тина, подруга Веточки и Лады, царствие ей небесное, и Давид, – сказала тихо Анна Евгеньевна. От упоминания имени Лады Давид вздрогнул и побледнел.
– Che sucesso? – спросил Маурицио, уже видевший реакцию людей на несчастье, случившееся с Веточкой и несчастливой Ладой.
– Все нормально… – произнес Давид, сразу проникшись к итальянцу симпатией.
– Тина, я много слишаль о вас от Ветьочка, – сказал Маурицио, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Я тоже, сеньор Маурицио, – ответила Тина – Спасибо, что вы помогаете Анне Евгеньевне.
– Мине трудьно говорит Анна Еугениевьнья, – с трудом произнес Маурицио, обращаясь к Анне Евгеньевне – Мождно говорит мамма?
– Можно, сынок, – сказала Анна Евгеньевна, и заплакала, чем очень смутила Маурицио. Он подумал, что был бестактен.
– Все хорошо, сеньор Маурицио, – успокоила его Тина – можно говорить мама. А сынок, это по-итальянски il figlio.
Маурицио взял руку Анны Евгеньевны, утиравшую проступившие слезы, и поцеловал.
Давид потянул Тину за рукав, она поняла, и сказала Анне Евгеньевне и Маурицио, что они приедут навестить Веточку завтра, а сегодня им еще надо успеть к Айре Самировне и Антону Ивановичу. Анна Евгеньевна передала свои соболезнования Ладиным родителям и пожелала всем всего хорошего, и еще разрешила бывать у Веточки в любое время.
В Москву Давид отправился самолетом. Приземлившись в аэропорту Шереметьево-1, он взял такси и к полудню уже входил в здание на Лубянской площади. Выписанный на его имя пропуск хранился на посту у прапорщика, который, доставая его из ячейки сейфа, невольно продемонстрировал висевшую на поясе кобуру.
В кабинете следователей находился один Николай Амбросимов, Наумов был командирован на похороны Павлова, вернее его останков. Давид предоставил следователю подготовленные документы, запротоколированные беседы со свидетелем Кренниковой Ладой Антоновной. Без подписи оной, но это личные бумаги адвоката, которые он не обязан предъявлять следствию, в интересах своей клиентки, но в связи с происшедшими событиями, понимая, что своими материалами он поможет снять подозрения со своей клиентки и закрыть дело, все свидетели и подозреваемые которого, уже мертвы.
– Это обстоятельство не кажется вам странным? – задал вопрос Амбросимов.
– Мое мнение таково – взрыв связан с деятельностью Браско, и цель его не гражданки Кренникова и Архипова, а помощник Браско Павлов Виктор Федорович.
– Вы имели личные беседы с Павловым?
– Имел, Павлов приехал к моей клиентке и гражданке Архиповой с предложениями явиться в качестве свидетелей, как я понимаю, предложение поступило от вас. Он упоминал фамилию Амбросимов.
– Вы верно понимаете. Как вы считаете, имеет ли дело Ризио какие-либо перспективы?
– Абсолютно никаких. Персоны, имевшие прямое отношение к убийству Ризио мертвы, и Браско, как потенциальный убийца, о чем поведала мне моя клиентка, и Павлов, который спрятал труп в морозильник, и моя клиентка являющаяся свидетельницей преступления совершенного Браско в отношении своего соотечественника Джованни Ризио. Орудие убийства уничтожено. Все, что мне известно об убийстве, изложено документально.
– Ну что ж, спасибо. Мы не заинтересованы в раздувании дела Ризио-Браско – До свидания. Надеюсь, дело будет закрыто.
– Мы известим вас. Кстати, сегодня на Николо-Архангельском кладбище состоится гражданская панихида и похороны Павлова.
– В каком часу?
– Я думаю, вы успеете.
– Постараюсь, я слышал, он герой войны.
– Война сейчас на улицах, – вздохнул Амбросимов и проводил Давида до лифта.
На звонок в дверь квартиры, где проживала Галина Осиповна Град, открыл отчим Тины, Игорь Львович Нолин. Тина вошла в тесный коридор.
– Валентина! Здравствуй, я очень рад…
– Где мама?
– Галя на работе.
– А ты что, альфонствуешь?
– Ну, зачем ты так, работаю во вторую смену.
– Я собственно к тебе.
– Прошу, проходи.
Тина прошла в комнату, стену которой украшал Тинкин портрет в школьной форме.
Фотографию сделали к выпускному вечеру восьмого класса. Валентина Андреевна Град, хорошенькая рыжеволосая девчушка, с бантами в пышных хвостиках и белым фартуком на строгом коричневом платье. Тина огляделась, она в первый раз была на новой квартире матери. Галина не вынесла косых взглядов соседей, знавших еще Валентининого отца и то, что сотворила с собой Валя-Валентина, там, где они проживали раньше. Вот и переехала с новым мужем на новую квартиру. Игорь выглядел хорошо, повзрослел и немного робел в присутствии Валентины.
– Не бойся, приставать к тебе не буду, – успокоила его Тина.
– Я и не думал, – встрепенулся Игорь, – хочешь чаю, кофе?
– Нет, я на минуту. Знаешь, что случилось с Ладой?
– Знаю. Это ужасно, такая красавица и такая молодая…
– Ветка в Ельской больнице. Ноги переломаны, головой ушиблась сильно. Наверное, останется инвалидом.
– Валентина я очень сочувствую…
– Ладно. Я тут общалась и с Веткиными и с Ладкиными родителями, вот решилась придти к вам. Только матери в глаза смотреть боюсь, реветь начнет.
– Ну, что ты, Валя, приходи вечером, Галина будет дома одна, поговорите.
– Нет. Может быть позже. Я тебя попросить хотела… береги ее, вижу, ты ее любишь, и возраст здесь не причем. Дура я была, только сейчас понимаю.
– Спасибо, Валя. Я буду беречь.
– Вот и хорошо. Пойду я. Прощай, Игорь.
– До свидания, Валя.
Когда он смотрел на спящую Веточку, на глаза у него навертывались слезы. Как же так? Я мужчина, потомок древнего рода, это сейчас семья занимается изготовлением обуви, но когда-то не чуралась и военных компаний. Маурицио всегда чувствовал себя сильным, уверенным, но лишь дело касалось Виолетты – все, давал слабину, плавился как воск. Знал, что не любила, позволяла любить себя, бывала с ним надменна, и он был уверен, появись на ее горизонте мужчина богаче, интереснее, только и видел ее Маурицио. Как он взбесился тогда, подумал, что она прячется от него, бросила и трусливо боится признаться в лицо своему любовнику. А вот ведь как оказывается! Втянула ее Лада, упокой господи душу ее, бросились в бега, как девчонки! Ни слова не сказала Маурицио, и вот чем все закончилось. Еще неизвестно, когда придет в себя, то, как отреагирует на его нахождение близ нее, на его сближение с ее семьей? Полдела, если помнить ничего не будет, а если прогонит, то что будет делать Маурицио? Надо заручиться поддержкой Тины, да и Давида тоже. Он мужчина, он поймет. Третьего дня Веточке сняли повязку с головы, волосы обстрижены, ежиком, такая она беспомощная, такая прозрачная, что видно как бьется венка на тоненькой шее. Руки Веточки исколоты иглами капельниц, иногда разрешают Маурицио протереть ее лицо и руки салфеткой. Но что касается туалета интимных частей, то гонят из палаты, как будто он посмеет коснуться ее с порочной целью. А он-то лучше знает ее тело, каждую ложбинку, каждую родинку, все им было зацеловано, и справился бы он лучше всякой санитарки. Неделю Веточка ни разу не открыла глазки, все колют ей какую-то дрянь, надо уговорить Анну Евгеньевну и Алексея Дмитриевича, чтобы они дали согласие на перевозку Веточки в Италию, в лучшую клинику. А чтобы дело быстрее пошло, Маурицио готов жениться.
Только как посмотрит на это Веточка, даст ли свое согласие?
Ура! Сегодня великий день! Она пришла в себя и даже узнала Маурицио! Глухо спросила «что ты здесь делаешь?», но, слава Мадонне, рядом была Анна Евгеньевна, которая так расхвалила Марика (чудное имя!), что Веточка не стала возражать или сил у нее не было. Она бодрствовала целый час, потом утомилась и уснула. Дрянь ей колоть будут меньше.
Травма головы сказалась на знании Веточкой итальянского языка, она его почти не помнит, отдельные фразы иногда всплывают. Ну да бог с ним, зато Веточка совсем перестала говорить по любому поводу «дьявол», что ему как католику приятно.
Откуда взялось у такой нежной девушки мушкетерское ругательство? Анна Евгеньевна и Алексей Дмитриевич не возражают против лечения Веточки в Милане. Про замужество говорят: решайте сами, главное, чтобы было по любви. А как же, я ее люблю! Как ответит сама Веточка?
Приезжала Тина, обещала поговорить с Веточкой. Тина славная, только задумчивая.
Я слышал, что она работает в порно-индустрии. На мой взгляд, это выбор самого человека. У нас в Италии порнозвезды баллотируются в парламент. Главное Веточка прислушивается к ней и, похоже, согласится ехать со мной в Италию. Надо заняться визами.
Веточка наотрез отказалась говорить о замужестве. Сказала: «зачем тебе инвалид?».
Я не напирал, но объяснил, что весь реабилитационный период, до полного выздоровления, Веточка будет жить в моем доме, и мои родственники будут довольны, если со мной будет жить моя жена. Веточка усмехнулась и совсем так же, как и раньше надменно спросила: «а в роли любовницы я перестала тебя устраивать?». Я рад, что она не отказывается от близких отношений со мной, в каком бы то ни было виде. Но я хочу жениться на ней. Поживем, увидим.
Мы улетаем через несколько дней, рейсом «Аэрофлот-Норд» до Москвы, а затем «Алиталией» в Милан. Я заказал полное обслуживание, носилки и медсестру, так что Анна Евгеньевна и Алексей Дмитриевич зря беспокоятся. Понятно, что им жаль расставаться с Веточкой, но я убедил их, что мы будем им рады в любое время, и Веточке будет лучше в Милане. А когда она встанет на ноги, мы непременно навестим их в Ангельске. Приезжали прощаться Тина и Давид. Мы обменялись адресами и телефонами, хорошо, что у Веточки такие друзья. Жаль бедную Ладу.
