Текст книги "Подожди до завтра"

Автор книги: Нина Баскакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Но ведь можно найти работу...

– У нас половина поселка дома сидит. Ни работы, ни перспектив. Некоторые продают свои квартиры и уезжают, но никто не возвращается назад с пачками денег на машинах и не делится своим успехом. Значит, не все так сладко, как в мечтах. Не все смелые и решительные. Не все удачливые. Поэтому не надо смотреть так.

– Все равно не понимаю. Допустим, люди пьют, потому что не могут на работу устроиться. Но ведь тогда лучше деньги экономить, – возразила я.

– Лучше. Но для кого? Если бы это была временная ситуация, а то не знаешь, что будет дальше. Предприятие закрыли и сказали, что открывать не будут. А Петьке, думаешь, приятно сидеть на моей шеи? Он себя мужиком не чувствует. Вот кулаки и распускает, чтоб доказать мне, что он чего-то стоит. Чтоб я его уважала. Но он не понимает, что так я его только ненавидеть начинаю. Надо бы уйти, а не могу. Я его люблю и ненавижу. Помню, каким он был раньше, и надеюсь, что он вернется ко мне когда-нибудь. Он ведь тоже меня любит. Иначе так не ревновал бы. Боится потерять. Только слабый он человек. Не может бороться с бутылкой.

– Почему тогда пьет дядя Витя? Он работает. И жена у него хорошая. Только грустная все время.

– Заливает горе. У него сын погиб на войне. Он так и не смог смириться, – ответила она. – Люди думают, что водка снимет боль, что поселилась в области сердца. Но это обман.

Ее не стало на следующий день. Дядя Петя взялся за нож, а она не успела убежать. Он плакал, когда проспавшись, понял что натворил. Я видела, как он убеждал милиционера, что не мог этого сделать, потому что ее любил. Не мог ее убить. Но все указывало на него. Да и слышала я, как она кричала и просила, чтоб он ее не убивал. Надо было помочь, но я испугалась, и целый день из шкафа не вылезала.

Потом приехал папа с бутылкой. Сема умер. Не перенес операцию. Они молчали. Просто пили. Серые, пасмурные. Мама плакала, как и я. Потом просто какой-то провал в памяти. Лето, начало учебного года. Я не помню их. Папа пил почти каждый свой выходной. Мама с ним за компанию. Потеря Семы сильно на них сказалась. А я опять осталась за бортом. Меня не замечали. Я старалась не обращать лишний раз на себя внимания.

Жизнь изменилась с Ольгой Васильевной, которая была у нас учительнице рисования. Она говорила, что у меня талант. Даже поделилась своими грифелями и бумагой. У нас не было телевизора. Поэтому мультики я сама рисовала. Брала героев из сказок, и они оживали на бумаге. Я старалась рисовать везде, где только можно. В тетрадках или на полях газеты. Знаю, что это смешно. Но если газету разрезать на несколько частей, то получится что-то подобие блокнота. И на полях можно рисовать мультик. Это здорово. Потом пыталась повторить с блокнотом, но у меня больше не получается оживлять картинки. Тогда они дышали жизнью. Или мне так казалось? Я верила, что они волшебные. Или что я волшебница и могу создавать оживлять нарисованных героев. Но больше не получается творить чудеса. Да ты и видел. Только одна картина с птичкой получилась стоящая.

Ольга Васильевна на следующий год вышла замуж за военного и уехала. Тот год был плохим. Я не только потеряла друга и наставника, но и в тот год не стало отца. В шестом классе я начала понимать, что семья катится по наклонной. Мне было жаль брата, но жизнь продолжалась. Я просила отца и маму больше не пить. Но в ответ папа лишь улыбался пьяной улыбкой. Такая улыбка у маленьких детей или дураков. Он находился в своем забвении, и ему там было хорошо. Мама просто просила, чтоб я к ней не лезла. Если папа был добрым, когда выпивал, то мама злилась. Ее все раздражало, особенно я. Тогда я не могла этого понять. Только потом, она призналась, что хотела, чтоб на месте Семы была я, а не он. Я не понимаю этого и никогда не пойму. Почему? Но это и неважно.

Папа иногда мне говорил, что это все временно. Завтра, он начнет все сначала. Надо только подождать. А я верила, пока не поняла, этого завтра не будет. Сколько бы он мне ни обещал. Он не мог изменить ситуацию, поэтому и пил. Он был таким же, как все вокруг. А мама, она сломалась. Она просто сломалась. Не выдержала. Озлобилась.

Он умер по дороге на работу. Врезался в столб. Помял автобус. Вроде не такая уж страшная авария, только осколок стекла прямо в шею вошел. Он быстро умер. Хорошо, что автобус был пустой. Мы его похоронили на старом кладбище. Около церкви, которая меня пугала. По весне туда прилетали черные вороны с большими-большими крыльями и выводили потомство в больших гнездах. У них были здоровые клювы и громкие голоса. Они не любили, когда кто-то нарушал их покой. Или сами по себе были крикливые?

Мама быстро забыла папу. Уже на следующей недели в доме стали появляться какие-то мужики, женщины. Чтоб выжить, она стала варить самогонку и продавать. Мы ставили бражку, потом перегоняли ее по самодельному аппарату. Все, что она продавала, тут же и выпивалось. Мы вроде жили в одной квартире, но при этом стали чужими людьми. Самое тяжелое время началось, когда у меня начался переходный возраст. Я не могла находиться дома. Видеть всю эту грязь. Тогда я стала сбегать. А куда было идти? В нашем поселке было мало мест, где можно было спрятаться. Тогда я и стала ходить в эту церковь. Холодные стены из красного кирпича, вороны, что жили на вершине. Было страшно, но потом я привыкла. Они привыкли ко мне. На кладбище почти никто не приходил. Казалось, что люди хоронили родственников и благополучно о них забывали. А я ходила на могилу отца. Цветочки сажала. Только никогда не разговаривала. Я долго думала, что он меня предал, как и Сема. Странное времяпровождение для подростка. Потом пошло модное течение, когда молодежь стала на кладбищах гулять. Я их отчасти понимала. Там тихо и спокойно. Никто не ругается. Никто не пьет или не спит. Жаль, что приходилось домой возвращаться каждую ночь. Оставаться на кладбище я боялась. Там был даже не суеверный страх, а страх перед людьми. По ночам собиралась молодежь. Сталкиваться с ними совсем не хотелось. Я не уверена была, что они меня не тронут. Зимой я пряталась или в библиотеки или по заброшенным домам. Был у нас дом, в котором провалилась крыша, а в другом – живой осталась лишь комната. Я не говорю о заброшенных домах частного сектора, куда лазили все кому не лень.

Такой дом был совсем рядом от моего. Он мне напоминал усадьбу. Двухэтажный, с пузатой терраской и массивный. Почему-то мне он казался величественным. Всегда казалось, что там бояре должны были жить. Но это детское. Я несколько лет назад приезжала туда. Дом как дом. Рядом с ним росли кусты сирени и жасмина, а еще все заросло вишней и сливой. Но туда никто не лазил. Ходила легенда о жутких призраках и таинственном свете, что появлялся там по ночам. Я долго верила им, как и другая детвора. Этот дом пугал. Туда никто не приезжал. Я ни разу не видела за все время, что жила в поселке.

Не знаю, как я тогда выжила. Во что одевалась, как училась. Там какие-то обрывки воспоминаний. Я помню, что только много мечтала. Одежду нам приносили в обмен на бутылку. А ела уже что придется. Я хотела уехать после девятого класса учиться. Поступить в техникум. Но мама не разрешила. У нее взыграл материнский инстинкт. Она почему-то решила, что если я уеду, то пополню ряды проституток. Как раз набрали учеников для десятого класса, поэтому пришлось учиться дальше, хотя к тому времени я давно перестала учиться. Мне стало неинтересно. Я влюбилась. В одноклассника. И естественно – безответно. Я была старше на полтора года его. Он даже не смотрел в мою сторону. Я же не могла от него глаз отвести. Такой мальчишка смазливый. Блондинчик с голубыми глазами и аристократическими чертами лица. В нем было что-то благородное, когда он молчал. Но стоило ему открыть рот, как оттуда вырывались лягушки, которые квакали матом через раз. Он мог напиться пива. Нюхал клей. Веселый молодой человек, от которого я просто млела. За один его взгляд в мою сторону готова была все недостатки простить. Но он глядел весьма редко. Что меня расстраивало. И тут кто-то из местных предпринимателей договорился с домом культуры, который давно был закрыт, и устроили там дискотеку. Вход платный. Туда собрался весь наш класс пойти, вместе с моим красавчиком.

Деньги я украла у матери. Не такая уж и большая сумма была. Батон хлеба да пакет молока можно было купить. Утащила у нее юбку и ту парадную кофту цвета сирени. И вот, я такая нарядная, в старых стоптанных сапогах пришла на танцы. Мне тогда казалось, что все красиво. Зайдя в дом культуры, я поняла, что выгляжу как бабушка. Все девчонки были нарядные с косметикой. А я в старой кофте, юбке по колено без колготок и стоптанных ботинках. Девчонки же были в блестящем, обтягивающем и ярком. Надо мной смеялись. И самое противное, что смеялся он. Тот, о ком я мечтала. Казалось, что громче всех. Было обидно. Очень сильно. Весь мир рухнул в один миг. Я побежала домой. Даже куртку забыла. А дома была мама, которая начала требовать, чтоб я вернула деньги. И как поняла, что это я была? Мне казалось, что она их никогда не считает. Но я ошиблась. Оскорбления под смех компании, что сидела за столом. А потом она меня ударила. Еще раз и еще. Я вырвалась. И выскочила на улицу. Зима. Метель метет. Холодно. Я не знала, куда идти. Друзей у меня не было. Одноклассники меня сторонились, я их. Пришлая, приезжая, которой здесь не место. Я как раз проходила мимо старого заброшенного дома с привидениями. В тот вечер мне ничего не было страшно. Я жить не хотела. Поэтому пошла туда. Через дыру в заборе пробралась на участок. Снега по колено. Он забирался в ботинки. Но холодно не было. Я тогда ничего не чувствовала.

Забраться внутрь не составило труда. Я окно разбила. Никаких приведений не было. Пустой, холодный дом. Он казался склепом. Могильным склепом. Пыль кругом лежала тонким слоем. Я села прямо на пол у кухонного шкафа. Напало безразличие. Казалось, что жизнь закончилась. Больше ничего не хотелось. Не было смысла жить. Тело болело, но больше всего болела душа. В школу вернуться я не могла. А куда податься без образования я не понимала. Не знала. И пришло понимание, что никто из ребят точно не обратит на меня внимания, так как я зануда, плохо одеваюсь и внешность подкачала. Тогда я посчитала, что самое лучшее решение – это замерзнуть. Говорят, что если уснуть на морозе, то смерть не такая и болезненная. Я долго плакала, а потом пришла апатия. Такая апатия и безразличие, что это должно было напугать, но мне было все равно. Потом пришло ощущение полусна. Вроде уже спишь и в то же время бодрствуешь.

Трудно было сказать, откуда появился этот мужчина. Я посчитала, что он пришел за моей душой. Но душа ему была не нужна. Он ругался. Зачем-то тряс меня. Снял с себя куртку и завернул меня в нее. В нос ударил тяжелый аромат одеколона. Я закашлялась. Он же стал растапливать печку. Пересадил на диван, что стоял на кухне. А я ничего не могла понять. Создавалось ощущение нереальности происходящего. Наверное, это бы шок, после всего случившегося. От натертых ног какой-то мазью и шерстяных носков по телу шло тепло. Руки согревала кружка крепкого сладкого чая. Я смотрела на нее и не могла поверить, что была еще жива. Слезы, сопли. Какая была вероятность, что в тот день вернется хозяин дома и найдет меня? Одна из тысячи? Но я подумала, что это какой-то знак. Что нельзя умирать и опускать руки. Дядя Паша долго и нудно читал мне лекцию о ценности человеческой жизни после того, как я ему рассказала о такой неудачной попытки замерзнуть. Я его слушала, слушала, а потом уснула.

Так в моей жизни появился дядя Паша. Когда-то он был очень талантливым врачом. На его счету было много спасенных жизней. Но в пятьдесят он завершил карьеру, сдал квартиру и вернулся в дом родителей. Взял паузу, после того, как его жена покончила с собой. У него был сын. Военный офицер. Почему-то он обвинял в смерти матери отца,  что он ее довел. Хотя это было не так. Дядя Паша все время с теплом вспоминал о ней. Он ее любил. Очень сильно любил и понимал.

Успешная семья. Такие надо в пример ставить. Он врач, она медсестра. Сын военный. В доме все благополучно. А потом все резко развалилось. Сын уехал в командировку. Тогда у Валентины Петровны, жены дяди Паши, нашли болезнь Альцгеймера. Она прогрессировала. А у дяди Паши был рак. Он давно лечился, потом наступила ремиссия. Теперь болезнь вернулась. Она понимала, что станет тяжелым бременем для сына. Поэтому и свела счеты с жизнью. Дядя Паша уехал сюда. Умирать. Понимаешь, он хотел умереть в одиночестве. В старом доме. Они ничего не сказали сыну, чтоб его не беспокоить, чтоб не мешать его жизни и не вешать на него чувство вины.

Я все это не сразу узнала. Постепенно, слово за словом. Дядя Паша был не из тех людей, кто любит жаловаться, но он был добрым человеком. Уставшим и добрым. После того дня как-то само получилось, что я стала часто у него бывать в гостях. Мы разговаривали. Почти обо всем. О жизни, о книгах. С ним было интересно. Даже первая любовь забылась.

С матерью же отношения только ухудшались. Она медленно, но верно начала спиваться. Так еще и меня воспитывать начала. Говорила, что я по наклонной пошла. Запрещала общаться с дядей Пашей, а когда я возражала, она драться начинала. Это было жуткое время, но при этом и довольно светлое. Я как-то двойственно его вспоминаю. И никак не могу определиться, захотела бы я прожить такую жизнь дважды или нет. Ведь иначе тогда я не познакомилась бы с дядей Пашей. Не узнала бы, какими могут быть люди. Одно время мне казалось, что вокруг нет людей, лишь звери. Люди же исчезли. Даже я была зверем. Зверенком, который пытался выжить. А в мире зверей нет места людям. Разве может человек отворачиваться от тех, кто в беде? Я видела, как люди отворачивались. Проходили мимо. Да, мы все были в той лодки безнадежности, но они были взрослыми, а мы детьми. Это ведь не только моя была проблема. У нас в классе у многих пили. Дети от этого становились озлобленными. А как по-другому, если к тебе лезет с нравоучениями пьяный родитель, который через пять минут будет лежать в луже рвоты и мочи? Или как по-другому, когда приходилось уворачиваться от кулаков? Можно сказать, что тут и вина детей. Несдержанные на язык, наглые. Но это ведь переходный возраст. Тогда не понимаешь, что говоришь и что делаешь. А пьяному человеку кажется, что ты специально. Можешь удивиться, что я после всего этого пью. Еще тогда разговаривала с дядей Пашей на эту тему. Пить можно, но в меру. Не больше, чем нужно, чтоб снять напряжение. Только у многих нет тормозов. Стоит попасть на язык алкоголю, так могут пить без меры. Я знаю свой предел. И не перехожу границу...

Зазвенел телефон. Андрей достал его из кармана халата. Маша, как испуганная птица, вспорхнула с его колен.

– Извини, мама, – сказал он. – Да, мам.

– Ты когда вернешься? Тебя к ужину ждать? – с тревогой спросила она.

– Завтра утром. У вас все хорошо?

– Как завтра утром? Что ты там делаешь?

– Тебе подробности рассказать? – усмехнулся он. – Вроде должна знать.

– Андрей!

– Что Аня делает?

– Мультики смотрит, – ответила мама.

– Дай ей трубку, – попросил Андрей. Спустя несколько секунд в трубке раздался довольный голос Ани.

– А мы пирог испекли.

– Это здорово. Вкусный?

– Очень.

– Как мама?

– За тебя переживает.

– Пусть не переживает. Все хорошо. Будут проблемы – звони, – сказал он.

– Хорошо. Ты тоже. Я всегда на связи, – серьезно сказала Аня.

– Я понял. – Андрей выключил телефон и задумчиво посмотрел на экран. – Быстро она растет.

– Аня?

– Да. Чувствую, скоро начнет меня жизни учить, – он убрал телефон и перевел взгляд на Машу. – Иди сюда.

– Это была минута слабости. Не знаю, зачем я тебе все это рассказала. Я...

– Маша, тихо. Просто иди сюда. Пора закрывать страницу прошлого. А как ты с ним простишься, если отпускать не хочешь?

– Зачем его отпускать, когда будущего нет?

– Есть. Я тебе его покажу. Иди сюда, – он протянул ей руку. Как есть, птичка. Пугливая, осторожная. Но все же доверяет. Положила руку ему в ладонь. Села рядом. Он тут же ее обнял.

– Не хочу все это вспоминать.

– Понимаю. Но и молчать не можем.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Такие вещи трудно держать в себе. Но и рассказать первому встречному не получится, потому что боишься – тебя не поймут. Поэтому и держишь все в себе. Но я тебя пойму. Всегда пойму. Тут ты не бойся. И не обижу.

– Все равно я не знаю, как начать.

– А ты начни, что больше всего тебя волнует.

…Мы ведь не сразу начали общаться с дядей Пашей. Он меня тогда отогрел и домой отправил. Дома находиться не хотелось. Тогда я взяла какую-то старую куртку и пошла на развалины церкви. Там меня и нашел дядя Паша. Его тоже потянуло в эту церковь. Мы ничего с ним тогда не говорили. Только смотрели друг на друга. Холодная, развалившаяся и пустая, как душа. Поэтому там было и спокойно. Потом он позвал меня с собой, чаем напоил.

Дом же начал оживать. Было тепло и уютно. Всегда было натоплено. Мне нравилось в его доме бывать. У нас же часто было холодно. Топили редко. Дров не покупали, только если кто принесет или я каких-нибудь досок найду. А у дяди Паши и помыться можно было и отогреться, а еще наесться. С каждым днем уходить домой все больше и больше не хотелось. Но и оставаться было нельзя. Не могла же я к нему переехать.

Это случилось ночью. Я спала в кладовке, чтоб никто не беспокоил. Туда топчан притащила. Завернешься в кучу одеял и не холодно. У матери какие-то новые друзья были. Их я раньше не видела. А знакомиться как-то не хотелось. Я уже спала, когда один мужик ко мне завалился. Это страшно было. Я спросонок и не поняла ничего вначале. Как медведь какой-то рычал, про вкус ягод говорил. До меня не сразу дошло, чего он хотел. Отбиться не получилось. Он здоровый мужик, а я мелкая. Дохлая. Пыталась кричать, так он ударил меня. В ушах все зазвенело. На миг забыла, кто я и где. А может сознание потеряла. Одно было хорошо, все это недолго продолжалось. Потом он тут же захрапел. Прямо на мне. Я еле выбралась. Страшно, обидно, больно и грязно. Еще стыдно. До сих пор стыдно, что я не смогла дать отпор. Понимаешь? Я ведь не так хотела, чтоб все было. Мечтала по любви. С каким-нибудь красивым мальчиком, а не с пьяным боровом. Стыдно за свою слабость, жизнь.

Я босиком прибежала к дяде Паше. Он был другом. Он должен был пустить. Пустил. Ничего не сказал. Воды нагрел. А у меня руки тряслись. Как будто я сама пила. Все валилось. Накапал мне успокоительного. Тогда и признался, что он болеет. Что может умереть в любую минуту. Поэтому не хотел, чтоб я это видела. Он сказал, что мог бы пойти и убить этого урода, который меня обидел. Ему терять нечего, но предпочел мне помочь. Разрешил у себя остаться.

Так я окончательно переехала к дяде Паше. Он заставил меня подтянуть учебу. Пытался сделать так, чтоб я забыла о случившемся. Только не получалось. Я боялась темноты. Раньше все казалось, что из нее выйдет этот мужик, а потом просто кошмары стали сниться. Поэтому не могу без света.

Самое смешное, я столкнулась с осуждением, что живу у него. Нас посчитали любовниками. Чего только я не слышала за своей спиной. Дядя Паша в глазах общественности стал бедным человеком, которого я окрутила. Дядя Паша злился на эти слова, потом плюнул. Правда никому не нужна была. Ему было все равно, что думают о нем. А я в поселке не думала оставаться.

Мне не хотелось идти на выпускной. К тому же дядя Паша чувствовал себя плохо. Но он настоял. У каждой Золушки должен был быть бал. Даже мне платье подарил вместе с туфлями. Аккуратными лаковыми лодочками. И золотые сережки. Да, я была принцессой. В последний день были забыты все недоразумения в классе. Мы оканчивали школу и должны были разлететься кто куда. Смеялись, строили планы. Кто-то напился, кто-то танцевал. Было интересно. Вернулась я поздно. Дядя Паша лежал на пороге. То ли он на помощь хотел позвать, то ли ему воздуха не хватило, и он вышел на улицу. Не знаю. Но его не стало. В тот день, когда я веселилась, он умирал. Меня не было рядом. До сих пор не могу себе этого простить...

… – Он не хотел выглядеть в твоих глазах жалким, – ответил Андрей. – Думаю, он был рад, что смог дойти до своей цели. Помог тебе окончить школу. Поддержал тебя, как мог.

– Все равно...

– Маш, лучше быть рыцарем на коне, чем раненым солдатом на койке в глазах принцессы. Для некоторых это принципиально.

– А для тебя?

– Я более гибок в этом плане...

… Я похоронила его в соответствии с его желанием рядом с женой. Его сын смотрел на меня волком, но я не замечала этого. А потом, разбирая бумаги, мы нашли его завещание. У него было две квартиры. И одну он отписал мне. Вот эту квартиру. И оставил письмо сыну. Я не знаю, о чем там было написано, но тот не стал оспаривать завещание, хотя и не верил, что между мной и дядей Пашей что-то было.

Если судить по его диагнозу, то дядя Паша прожил последние два года с помощью чуда. А я не стала отказываться от подарка и переехала сюда. Мне исполнилось восемнадцать лет. Я поступила в институт. Одну комнату стала сдавать другой девушке студентке. На это и жила. А потом познакомилась с Кириллом. Не думала, что я смогу с кем-то отношения построить. Одно время от всех мужчин просто воротило. Потом стало проще. Но все равно представить себя с кем-то не могла. А в Кирилла влюбилась. Он хороший парень был. Правда, наркоман. Лечился, срывался, потом опять по новой. Я его пыталась тянуть. Не отворачивалась. Все это продолжалось довольно долго. А потом он покончил с собой. Спрыгнул с крыши. Потом мне сказали, что если я не рожу сейчас, то не смогу потом. Дальше ты знаешь...

– Это у тебя вторые отношения что ли?

– Нет, – Маша усмехнулась. – Мы с Кириллом то сходились, то расходились. Я пыталась с кем-то еще встречаться. Но вся проблема, что мне все какие-то бесхарактерные ребята нравятся. Я боюсь, что потеряю контроль над ситуацией, что не смогу дать отпор. Когда начинаешь отношения с ребятами моложе себя, то они побаиваются, а потом, стоит им привыкнуть и начать наглеть, я их бросала. С одной стороны, все держать под контролем спокойнее, а с другой – тянуть на своей шее кого-то не хочется. Проще одной.

– Проще, но не так интересно, как вдвоем. – Андрей переплел ее пальцы со своими. – А зачем ты хочешь квартиру продать?

– Недавно приехал сын дяди Паши. У него ребенок болен. Нужна операция. Деньги. Я знаю, что это такое, поэтому не могу остаться в стороне. Я решила продать квартиру, купить что-то в ближнем Подмосковье. Нам с малышом и однокомнатной хватит, а оставшуюся часть денег отдать на лечение. Я не могу по-другому поступить, – ответила Маша.

– Делай, как считаешь нужным. Единственное, что я тебя не отпущу. Жить вместе будем. Это будет тяжело. Ты не умеешь жить в семье, я не привык к таким близким отношениям. Ребенок, учеба. Но, чтобы ни случилось, мы справимся. Не хочу, чтоб ребенок рос в неполной семье и видел папу по выходным. Не хочу, чтоб его мама боялась каждого шороха и думала, как добыть еще денег. Или была на грани нервного срыва. Счастливой тебя хочу видеть, а не пугливой.

– Андрей, ты говоришь красивые слова, но это не поступки.

– Так ты дай сделать их поступками. Страшно? Страшно. Но вдвоем ведь уже не так боязно. Сама смотри. Кто-то упал, всегда рядом человек, который руку протянет. Одна же ты можешь рассчитывать лишь на себя. Но ты же не всесильна и не из железа сделана. Ты маленькая, хрупкая. Тебя защищать надо, помогать. А ты из себя грузчика строишь. Взвалила все и тащишь, тащишь. Но ведь можно и надорваться. Давай часть проблем я на себя возьму? М? – Андрей ласково гладил ее по руке. Маша тяжело вздохнула. – Только я не один живу. У меня Аня, мама. И бросить я их не могу. И тебя не могу бросить. Поэтому мы будем жить вместе.

– Нет. Давай ты так и будешь приезжать...

– Не-а. Мне жена нужна, а не любовница. Любовниками мы уже побыли. Теперь пора переходить на новый уровень. Согласна? Не будем же мы на месте стоять? Надо двигаться вперед в будущее. И оно есть. Хорошие моменты в прошлом помнить стоит. Но не надо забывать о том, что есть и будущее. Я тебе его покажу. Просто поверь.

– А если обманешь?

– Не обману. Не бойся.

Она молчала. Вначале задумалась, потом уснула. Так и спала, держа его за руку. Он продолжал ее обнимать. Не сможет он ее отпустить. Даже если захочет, то не сможет. И пусть, как хочет, упрямится дальше. Он все-таки ее переубедит. Прошлое же пусть останется в прошлом. Может судьба им встретиться? Может быть. И мама в себя сразу пришла. Андрей коснулся живота Маши. Ребенок. Странно ощущать себя отцом. Еще недавно о детях не задумывался, а теперь скоро станет отцом. И Маша теперь рядом. Об этом он уже и не мечтал. Так что все к лучшему.

Глава 11.

Андрей проснулся и не смог понять, где находится. Маша. Ее квартира. Все это молнией пронеслось в его сознание. Ее рядом не было. Он умылся. Потом заглянул в спальню. Она рисовала. Вся перепачканная красками. Рисовала с какой-то яростью. Беспокоить ее Андрей не стал. Зашел на кухню. Поставил чай. Хотелось есть. Нашел кусок хлеба. Десяток яиц. Спрашивать разрешения он не стал. Маша появилась минут через двадцать, когда он сделал кофе и яичницу. Умытая и хмурая.

 – Уж извини, но по магазинам в час ночи я бегать не буду, чтоб купить продуктов. Если так принципиально, то я у тебя их куплю, – ответил он. – Ты будешь есть?

 – Да. И мне чай. Кофе нельзя, – она устало прикрыла глаза.

 – Так деньги сразу доставать или подождем утра?

 – Издеваешься? – не открывая глаз, спросила она.

 – Нет. Интересуюсь. Ты в некоторых вопросах очень принципиальна.

 – Во всех, – она зевнула, прикрывая рот рукой.

 – Давай ужинать, моя принципиальная, – он поставил перед ней тарелку и чай.

 – Твоя? – она приподняла брови и выразительно посмотрела на него.

 – А чья еще? – ответил он, не отводя взгляда.

 Маша не стала продолжать спор. Она принялась за еду. Андрей тоже не стал развивать эту тему. У них и так будет много поводов для споров.

 – Нам надо будет обсудить некоторые вопросы совместной жизни, – сказала Маша.

 – Ты предлагаешь это обсуждать во втором часу ночи?

 – Так все равно не спим, – ответила она.

 – Хорошо. Давай поговорим.

 – Ты хочешь, чтоб мы жили у тебя? – начала она.

 – Да.

 – Я в конце месяца покупаю квартиру в Подмосковье.

 – Этот вопрос не обсуждается. Оставлять маму и сестру я не буду. У меня тоже есть свои принципы.

 – Такие непоколебимые? – она опять подняла брови.

 – Маша, давай договоримся с порога, что выбирать между ними и тобой я не буду. Потому что тебе результат этого выбора не понравится.

 – Не в мою пользу?

 – Нет. Я просто не буду выбирать. Тебя я не оставлю и их не брошу. Так что с этим придется мириться, – ответил Андрей.

 – Хорошо. Пусть будет так. Я за раздельный бюджет. К моим деньгам ты не имеешь никакого отношения.

 – Положение дел такое, что сейчас я получаю от восьми до двенадцати тысяч. В основном все это уходит на еду. Даже на дорогу порой денег не хватает, поэтому пешком хожу.

 – Это ты на жалость бьешь?

 – Объясняю положение вещей. Я не смогу купить ребенку новые вещи. Если только б/у покупать.

 – Ребенка я смогу обеспечить. Но деньги я давать тебе не буду. И содержать я тебя тоже не собираюсь, как и твою семью.

 – Хорошо, но тогда встречное условие. Вещи на ребенка покупаешь ты. Но питание с моей стороны. Не надо делить продукты на лично твои и на лично наши. Если хочешь чем-то дополнить стол, то покупаешь на всех.

 – Если ты не можешь обеспечить должный уровень жизни, почему я должна ущемлять себя? Ради твоей прихоти? – Маша недовольно посмотрела на него.

 – Уровень жизни у тебя и так скоро понизится. Насколько я слышал, в декрете особо не нагуляешься, – ответил Андрей. – Но почему я должен терпеливо смотреть, как ты будешь лакомиться виноградом, а Аня на это будет смотреть и слюну глотать? Я понятно изъясняюсь? Или добавить?

 – Понятно, – ответила Маша. – У тебя сейчас трудности, но это не значит, что я должна их переживать вместе с тобой.

 – Да ну! Люди вместе сходятся, чтоб не только в радости быть, но и опорой и поддержкой быть в трудностях. Проблемы есть, но они будут всегда. Всегда будет что-то случаться. У тебя, у меня, но теперь мы вместе. Значит проблемы совместные.

 – И ты мне предлагаешь решать твои проблемы?

 – Я предлагаю мне на голову не капать, как в старой китайской пытке, что я не могу тебе обеспечить достойный уровень жизни. Маша, я пока еще учусь. И когда закончу, то не смогу тебе покупать виллы и замки. Ты была бы прекрасной королевой, красивой и чопорной, но так получилось, что вместо принца тебе я достался. И уже ничего не поменять. У меня нет пухлого кошелька, но я тебя не брошу. Кошмары твои отгонять буду. Да и не получилось бы у тебя с богатым сойтись. – Андрей улыбнулся.

 – Почему?

 – Ты испугалась бы. Со мной тебе не страшно.

 – Иногда страшно, – после молчания, ответила Маша.

 – Знаю и вижу. Еще вижу, что ты сейчас просто капризничаешь и вредничаешь.

 – Это теперь так называется?

 – Не обижайся. Но это так.

 – Мы не будем сдавать квартиру и за счет этого латать дыры в семейном бюджете. У меня должно быть место, куда я уеду в случае ссоры с тобой.

 – Ты планируешь так ссориться, что вопрос будет стоять до разъезда?

 – В жизни все бывает.

 – Хочешь сразу искать повод разойтись? Выставить меня в неприглядном свете? Чтоб со спокойной совестью сбежать и говорить ребенку, что мы не сошлись характерами? Не получиться. Я этого не допущу.

 – Какие громкие слова. – Маша попыталась перевести все в шутку, но Андрей видел, что ей не по себе.

 – Маш, я могу быть очень упрямым и добиваться того, что хочу. Не веришь, у моей мамы спроси. Она подтвердит. Поэтому давай мы с тобой враждовать не будем, – сказал он. – Попытаемся жить миром.

 – Попытаемся – хорошее слово. А если не получится? То будет война?

 – Не будет, потому что у нас все получится, – он взял пустые тарелки и положил их в раковину.

 – Мне бы твою уверенность.

 – Могу поделиться, – он допил кофе. – Пойдем отдыхать? Или ты еще рисовать будешь?

 – Пойдем отдыхать, – согласилась она. – Только у меня бессонница.

 – Так и я пока отдыхать не хочу. – Андрей дал ей руку, помогая подняться.

 – Чувствую себя развалиной. Никакой легкости, – пожаловалась Маша.

 – Тебе когда рожать?

 – В начале июля. Но может раньше будут роды. Боюсь, что не дохожу.

 – Все нормально будет. Главное, о плохом не думать.

 – Думай не думай,  все равно. Токсикоз замучил. Я думала, что буду легко ходить. Воздухом дышать и мечтать. А так, только и делаю, что мучаюсь. Токсикоза не было всего несколько недель. Теперь опять вернулся. Изжога, позвоночник отваливается. Настроение плохое. Вот, тебе жалуюсь. Хотя не люблю жаловаться, – она вздохнула.