Текст книги "Контора"
Автор книги: Нил Роуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 20
Ровно в девять часов утра в последний день всем в информационном центре стало ясно, что пора начать работать, как звери.
От этого было никуда не деться. Так бывало во всех информационных центрах, которые мне довелось видеть: неделю все валяют дурака, затем следует взрыв лихорадочной деятельности. Несмотря на наши наилучшие намерения – причем Элли сопротивлялась больше всех, – мы трое постоянно оказывались втянутыми в жаркие дискуссии на разные темы. Например: «Если бы вы выиграли в лотерею, кто из компаньонов был бы первым, кому вы посоветовали бы заткнуть компаньонство себе в задницу?» (для меня выбор был ясен: это был бы пожилой придурок, который однажды вызвал меня к себе в кабинет и предупредил, что если я хочу когда-нибудь стать компаньоном, то не должен впредь носить коричневые туфли); или: «Какое волшебное свойство вы бы выбрали, чтобы сделаться лучшим юристом?» (я бы пожелал становиться невидимкой, чтобы просачиваться в офисы противной стороны и выведывать их тактику; а если бы это не сработало, всегда можно было бы заняться ограблением банков).
Навалившись на работу все вместе, мы ухитрились выполнить за последние восемь часов столько же работы, сколько сделали в предыдущие четыре дня, и успели все закончить в последнюю минуту. У нас не было выбора. Нам нельзя было продолжить на следующей неделе, а если бы и можно было, нам бы не хотелось, чтобы наши хозяева усомнились в нашем профессионализме. Правда, могло пострадать качество работы, выполненной в последнем рывке, но тут уж мы уповали на везение. Кстати, если бы клиенты знали, как часто их адвокаты уповают на счастливый случай, им сделалось бы дурно.
Вернувшись в «Баббингтон», мы втроем собрались в кабинете Ханны. Перед нами лежала огромная кипа бланков, которые мы должны были превратить во всеобъемлющий отчет клиенту к следующему четвергу. Кроме того, предстояло составить основной договор о купле и продаже, на основании которого должны были заключить эту сделку века – мы уже начали работу над его проектом. Эту работу курировали компаньоны. И как будто всего этого было мало, нам с Элли нужно было еще готовиться к собеседованию с аттестационной комиссией в четверг. Правда, Ханна была не в курсе нашей последней проблемы.
Нам не оставалось ничего иного, как засучить рукава. Мы регулярно проводили совместные совещания, а когда работали над договором о купле и продаже, к нам присоединялись еще и Люси с Эшем. Да, такова жизнь юриста в Сити.
Мы закончили в субботу в полночь, а в десять утра в воскресенье уже снова были в офисе. В восемь вечера мы с Элли и Ханной сидели в моей комнате, в сотый раз обсуждая каверзную часть отчета для клиента, когда появились Люси и Эш с сотым вариантом договора. Одно из преимуществ такой фирмы, как «Баббингтон», заключается в том, что можно было рассчитывать на помощь секретарей двадцать четыре часа в сутки. Не раз мы испытывали искушение послать все к чертовой матери и стать секретаршей, которая работает в воскресенье вечером. За причиненные неудобства им платили почти столько же, сколько зарабатывает юрист, но им не приходилось мучиться, составляя и проверяя документы, которые они перепечатывали. И им не нужно было беззастенчиво подлизываться по несколько лет к компаньонам и всем остальным, от кого зависит их карьера.
Наше обсуждение было лишено блеска, и в конце концов Эш предложил прерваться. Боевой дух, который пробуждали такие уикенды, угасал.
– Давайте-ка пойдем домой. Проведем пару часов, уставившись в ящик, чтобы расслабиться, и вернемся сюда к восьми утра, – предложил он. – Между прочим, телевизор не обязательно входит в программу, – добавил он, взглянув на нас с Элли.
– Как будто меня хватит на что-нибудь еще, – сказала Элли, зевнув, и игривая мысль, посетившая было меня, тут же испарилась. – Если ты не имеешь ничего против, Чарли, я просто хотела бы пойти домой, принять ванну…
– Я уверен, что Чарли обеими руками «за», – встрял Эш.
– … одна, немного почитаю и лягу спать. Одна, если никто не имеет ничего против.
– Никаких проблем, – ответил я. – Не сомневаюсь, что за последние пару дней ты достаточно на меня насмотрелась.
Элли самым бессовестным образом согласилась с этим.
– У меня такое чувство, словно мы уже женаты. Я провожу с тобой день и ночь, мы с тобой делим заботы и труды пополам, мы тратим много времени на споры – причем я всегда права, – и после всего этого у меня уже не остается сил на секс.
Остальные захихикали.
– Что ты хочешь этим сказать – споры, в которых ты всегда права? – осведомился я.
– Как насчет пункта сорок пять?
– Это исключительный случай, – проворчал я.
– О, они устраивают семейную сцену, – заметил Эш.
– Ставлю десять долларов на Элли, – сказала Люси.
– Мы не будем вспоминать пункты с шестьдесят девятого по семьдесят пятый, не так ли? – Элли не хотела, чтобы я так легко отделался.
– Это просто еще семь исключительных случаев, – ответила за меня Ханна. – Оставь его в покое.
Эш задумчиво взглянул на меня.
– Но он незаменим, когда дело доходит до ксерокса. Вы же знаете, что женщины не умеют обращаться с электроприборами – если только это не фен для укладки волос.
Улыбнувшись, Элли тяжело поднялась.
– Я пошла. Проблема заключается в том, Чарли, что я стремлюсь во всем к совершенству, а ты – нет.
Я ухмыльнулся.
– Вот почему ты встречаешься со мной, а я – с тобой. Так мне думается.
Она остановилась в дверях, не в силах сдержать смех.
– Есть еще один признак, по которому нас можно принять за супружескую чету. За мной всегда будет последнее слово. – И она вышла за дверь, прежде чем я успел крикнуть: «Нет, не будет».
Понедельник, вторник и четверг промелькнули за составлением и переделыванием проектов, и только на третий вечер мы сделали короткую передышку. Один пожилой компаньон в нашем отделе уходил в отставку, и нам пришлось пойти на его отвальную. Все мы туда рвались: если благодаря его уходу откроется вакансия, и мы желали убедиться собственными глазами, что он действительно уходит.
Мы решили оторваться от работы на час, чтобы сходить на вечеринку – этого было достаточно, чтобы нас видели там те, кто должен. Мы прошли в банкетный зал на верхнем этаже сразу же после восьми часов, когда веселье было в полном разгаре – в «Баббингтоне» это означало, что пара сотрудников ослабила узел на галстуке. Уходящий в отставку был достаточно популярен, но всех притягивало к отвальным печальное чувство, которое можно выразить фразой: «Хотел бы я быть на его месте». К тому же обслуживающий персонал в «Баббингтон Боттс» так же энергично открывает бутылки шампанского, как юристы этой фирмы действуют красным карандашом, когда перед ними контракт.
Каждый из нас пятерых ограничился одним стаканом каждый, и когда я рыскал в поисках жареного арахиса (день был такой напряженный, что для меня это был бы ланч), то сделал ошибку и подошел слишком близко к одному грузному, краснорожему компаньону из нашего отдела. Он был непременным участником любого застолья в нашей фирме, причем пользовался дурной славой. Если бы это была семейная вечеринка, его можно было представить себе в роли подвыпившего дядюшки, который присматривал за столом с напитками и в конце концов свалился под этот же стол. Надо отдать ему справедливость – он был юристом Сити старой школы, а их становится все меньше даже в «Баббингтон Боттс».
– Такая вот вечеринка – чертовски хорошая штука для объединения команды, – выговорил он заплетающимся языком, вытирая лысую голову носовым платком. – Вы Везунчик[38]38
Игра слов построена на том, что фамилию героя «Фортьюн» (Fortune), означающую «счастье, удача», путают со словом «luck», которое тоже переводится как «удача, везение».
[Закрыть] или что-то в этом роде, не правда ли?
Да, пожалуй, несколько странное заявление.
– Полагаю, что порой мне действительно везло.
– Нет-нет, я говорю о фамилии – Везунчик или что-то такое.
– Фортьюн, Чарлз Фортьюн. – Ну, конечно, мы же проработали на одном этаже всего шесть лет!
– Везунчик. Фортьюн, – захлебывался он от восторга. – Вы поняли? Господи, это же так смешно! – Он подтолкнул меня локтем, пролив напиток из своего бокала себе на рукав. – Черт побери! Мне бы нужно белого вина, чтобы вывести это пятно, да? – Он попытался сосредоточиться, и его лицо сморщилось. – Но это же и есть белое вино. И какого же дьявола мне теперь делать? – Он взглянул на меня с вызовом.
– Лучше продолжайте его пить, – посоветовал я. Это было все равно, что сказать свинье, чтобы она продолжала валяться в грязи. Мой собеседник радостно последовал этому совету. После длительных препирательств с Элли и Ханной, которые вымотали меня за день, я засчитал это себе как небольшую победу.
Краснорожий компаньон, чтобы сохранить равновесие, оперся на мою руку, отрезав мне пути к бегству, и начал длиннейший монолог о какой-то переписке, которую вел с одним страховым обществом. Он так занудил меня, что когда в конце концов перевел дух, я стал молиться, чтобы мочевой пузырь заставил его удалиться. Но ничуть не бывало – он придвинулся ко мне еще ближе и задышал в самое ухо:
– Хотите узнать что-то интересное?
Я храбро улыбнулся, когда он в приступе кашля выплюнул часть выпитого вина в свой стакан.
– Конечно.
– Видите вон ту девчушку? – Его палец водило из стороны в сторону.
– Гм-м, которую?
– Ту, на которой белая блузка и юбка в полоску – кто же еще? Новенькая, но у нее уже имеется определенная репутация. – Он имел в виду Элли.
– И что же насчет нее?
– Славная девчонка.
– Очень.
– Хорошие ноги. Главное в этом деле – хорошая форма ног.
– Вы так думаете?
– А на такой девчонке определенно захочется проехаться верхом. – Он захохотал, и последовал сильный приступ кашля, который не вызвал у меня ни малейшего сочувствия.
Я безмолвствовал. Потом любопытство одержало надо мной верх.
– Что за репутация?
Компаньон с отвращением снял руку с моего рукава.
– Что это вы предположили? Репутация очень хорошего юриста – вот что я имел в виду. – Он сделал паузу. – А вы ничего больше не слышали? Нет? – Лицо его выразило надежду, и меня затошнило фонтаном.
– Нет, ничего. Простите. Он быстро утешился.
– Вы никому не рассказывайте, Везунчик, но она может стать одной из избранных в этом году.
Теперь мой желудок вращался с огромной скоростью.
– Избранных?
– Ну, как вы не понимаете? Станет компаньоном.
– В самом деле? – А что, если я сейчас начну блевать прямо ему в лицо? Неожиданно это показалось мне вполне реальной и заманчивой перспективой.
– Нам нужно принимать в компаньоны по крайней мере двух женщин каждый год – вот что говорит правление. Ну и что с того, что они тут же нарожают детей? Мы все это знаем. Просто нам больше не разрешают об этом говорить.
– Кому-то же нужно рожать, – заметил я. Вообще я старался говорить как можно меньше, чтобы не нарушить ход его мыслей.
– Ну конечно. Но потом они хотят вернуться на своих условиях. Три дня в неделю, два дня в неделю, работать дома, работать в постели. Это дискриминация мужчин, вот что я считаю. Если бы я пошел к Эдварду Грину и заявил: «Послушай-ка, старина, мне бы хотелось работать в постели три дня в неделю», он бы отправил меня в психушку. И был бы совершенно прав.
– Значит, ее сделают компаньоном не потому, что она хороший юрист, а просто потому, что она женщина? – По крайней мере, это бы меня немного утешило.
Он сделал большой глоток, и я поспешно схватил бутылку и вновь наполнил его бокал.
– Очень хороший поступок, Везунчик. Конечно, пока это еще не решено. И, несомненно, имеет значение, что она хороший юрист. – Он повернулся ко мне, вдруг сделавшись агрессивным. – Имеет значение – ничего себе? И это – в юридической фирме? Хороший юрист? А иначе можно было бы сделать компаньоном и мою жену. По крайней мере, можно было бы рассчитывать на хорошую чашку чаю. – Он так же внезапно утихомирился. – И приятно, что она хорошенькая. Не жена – нет, я имею в виду эту девчушку Грей. Я знаю, это старомодно, но таков уж я. – Он осушил бокал. – Если бы вы только видели тех крокодилов, которых нам приходилось выдвигать за последние годы, вы бы покончили с этой проклятой профессией. В разговоре возникла пауза.
– Если так дальше пойдет, мы начнем брать определенный процент голубых. И тогда надо будет отсюда уходить к чертовой матери.
Я хмыкнул.
Затем компаньон взглянул на часы и со стуком поставил бокал.
– Черт побери! Нужно бежать на поезд. Должен еще зайти за женой – у нее какие-то новые курсы рукоделия. Не знаете, что такое макраме? – Он посмотрел на меня с надеждой.
– Какой-то вид рукоделия с узлами, мне кажется. – Это была своего рода жизненно важная информация.
Он с безразличным видом пожал плечами.
– Наверно, может пригодиться на яхте. – Он снова прислонился ко мне. – И помните, я вам ничего не говорил. – И мой собеседник шаткой походкой направился к двери.
– Лучше бы и не говорил, – проворчал я при виде Элли, которая приближалась ко мне, глядя на меня с нежностью.
– О чем была речь? – осведомилась она. – Вы с ним беседовали, как закадычные друзья. Надеюсь, вы еще не начали распределять вакансии компаньонов? – Смех ее прозвучал не слишком искренне.
– В общем-то да. Ты явно пройдешь, потому что им нужно взять определенный процент компаньонов-женщин, – ответил я бодро.
Элли нахмурилась.
– Это не смешно, Чарли. Если тебе угодно ребячиться, уж лучше ничего не говори на эту тему.
– Ты права, – ответил я. – Это совсем не смешно.
ГЛАВА 21
Главное, чем должен овладеть студент юрфака, – это научиться справляться с ситуацией, когда вы окончательно выбились из сил и пребываете в полном отчаянии. Это случается довольно часто, и стрессов в нашей профессии хватает. Однако когда проходишь через мясорубку юрфака, об этом как-то забывают упомянуть. А было бы неплохо, скажем, во вторник после лекции по разделу гражданского права, занимающегося вопросами передачи недвижимости, поставить семинар по язве желудка в тридцать пять лет.
Правда, в «Баббингтон Боттс» негласно признается существование этой проблемы: у нас роскошные туалеты с мягким, успокаивающим освещением, прохладным мрамором повсюду и множеством кабинок. У всех нас есть свои любимые. Моя – в дальнем конце, и там можно прижаться лбом к стене или размозжить об нее голову. А еще на двери изнутри есть граффити, которое не удается уничтожить, несмотря на все попытки: «Если ты здесь служишь, ты еще не сумасшедший. Но нужно быть законченным психом, чтобы стать трудоголиком, страдающим бессонницей, который хочет пожертвовать своим здоровьем, детьми, досугом и способностью общаться с кем-либо, кроме диктофона».
В пятницу во время ланча я укрылся в туалете, задыхаясь от волнения. Хотя порой мне приходилось туго, когда клиенты требовали немедленно ответить на вопросы, которые я даже не понимал, или когда на заседании мне внезапно приходилось демонстрировать отличное знание закона, о существовании которого я и не подозревал за секунду до этого, – предстоящая встреча с аттестационной комиссией лицом к лицу была самым жутким моментом в моей профессиональной карьере. На этот раз за последствия ошибок придется расплачиваться мне самому, а не клиенту. Ставки были слишком высоки. Конец. Капут. Попытайтесь в следующем году, скажут они, – как будто через двенадцать месяцев у них изменится обо мне мнение.
Я попытался подбодрить себя, думая о заседании, которое состоялось накануне в «Бритиш Навигейторз». Я был там. Том Галливер, Грэхем и Йан представляли там результаты работы, проведенной нами в информационном центре. Они опирались на обстоятельный отчет, составленный Элли, Ханной и мною, а мы трое должны были осветить детали, если потребуется. Так получилось, что все три заданных вопроса касались той части работы, которой руководил я. Как мне кажется, я хорошо себя проявил – Том даже потрепал меня по плечу, когда мы вышли. Элли поздравила меня с улыбкой, и я так и не смог решить, завидует она мне или нет. «Скорее пройдешь ты, а не я», – сказала мне Ханна.
Элли уже «отстрелялась»: она предстала перед комиссией еще перед ланчем. Она со вздохом облегчения плюхнулась в кресло, стоявшее возле моего стола, в то время, как я мучился проблемой: должен ли я выйти и купить себе новый галстук. Предчувствуя, что эта проблема может встать передо мной, я еще когда одевался утром, выбрал темный костюм и белую крахмальную рубашку, к которым подошел бы любой галстук. Не говорил ли мой галстук сливового цвета без какого-либо рисунка о том, что я скучный и нудный? Я не суеверен, но это был мой счастливый галстук я выигрывал в «Уголке свидетеля» три недели подряд, когда носил его.
– Могло быть и хуже, – сказала Элли. На ней был костюм очаровательного зеленого цвета. Да, такой оттенок мог сработать. – Гораздо хуже. Они были весьма любезны со мной. – Интересно, подумал я, а не оттого ли это, что у нее уже все схвачено? – За исключением Айвора Таунсенда. Он все время сердито на меня смотрел. Наверно, они используют тот же прием, что и в детективах: добрый полицейский и злой полицейский.
Таунсенд был тот самый компаньон, который на днях проболтался об Элли.
– А какие вопросы они задавали? – В голосе моем звучала такая тревога, что даже я сам это заметил.
Элли взглянула на меня нежно и насмешливо.
– Много спрашивали о том, чем я занималась в своей старой фирме, какие цели преследовала. Ну, и все в таком роде. Никаких гипотетических задач, никаких исследований судебных дел. В общем, все было намного проще, чем я ожидала.
– А я все думаю, какой галстук надеть. – Элли улыбнулась.
– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Весь мой гардероб выложен у меня на постели. В общем, обычное дело, как у всех девушек: сначала надела один костюм, потом перемерила все остальные и закончила тем, что вернулась к первому – только в это время я уже опаздывала на свой поезд. Я почти ни в чем не завидую мужчинам, но выбор наряда – это как раз тот случай. – Она сделала вид, будто распахивает дверцы платяного шкафа: – «Надеть ли мне синий костюм в полоску – или синий костюм в полоску? Нет, пожалуй, сегодня я буду безумствовать и надену свой синий костюм в полоску!».
Я приподнял ногу, чтобы продемонстрировать, что смело выбрал черный в полоску.
– Но это не означает, что у меня не было времени подумать о моем Чарли. – Элли открыла свой дипломат и вытащила плоскую коробку, перевязанную ленточкой с маленьким бантиком. Потом передала мне ее. – Я знала, что ты будешь дергаться из-за галстука. Это так на тебя похоже. Знаешь ли, у тебя детали часто заслоняют главное.
Может быть, ты захочешь этим заняться перед собеседованием.
Я взял коробку, испытывая чувство вины за то, что не был так внимателен к Элли, и вытащил темно-зеленый галстук с приятным рисунком. Он был очень элегантным.
– Он подходит к цвету твоих глаз, – сказала Элли.
Впервые за весь день меня покинули мысли о том, как я вхожу в комнату и, споткнувшись о ножку стула, опрокидываю поднос с кофе на колени начальника корпоративного отдела.
– Ты – чудо, – заявил я. – У меня нет никаких шансов.
– Возможно, и нет, – ответила она, – но, по крайней мере, у тебя теперь есть симпатичный галстук, в котором ты сможешь приходить на собеседования, когда будешь искать новую работу.
Мы поболтали еще немного о вопросах, которые ей задавали, и я чуть-чуть успокоился. Похоже, это не так уж страшно. Но как только Элли ушла, чтобы ознакомиться с последним вариантом договора о купле и продаже, меня снова одолели сомнения. Гожусь ли я в компаньоны? Нет, правда, положа руку на сердце, – гожусь ли? Или я просто мальчишка, притворяющийся взрослым юристом, и сейчас меня выведут на чистую воду?
Полчаса спустя я удалился в туалет и, потратив десять минут на завязывание и развязывание нового галстука (узел не должен быть слишком большим или слишком маленьким), скрылся в своей любимой кабинке. Я уселся в брюках на сиденье и стал себя успокаивать. В конце концов, неужели я, в свои тридцать с лишним лет, боюсь собеседования с какими-то компаньонами? Да ведь все они могли бы признать себя виновными в том или ином мелком преступлении, поэтому они не более меня достойны занимать положение компаньона!
Скажем, возьмем самого Тома Галливера, который несколько лет тому назад так по-детски ссорился с другим компаньоном из-за благосклонности одной дамы-юриста, кабинет которой находился между их кабинетами. Том устроил так, что летом у его соперника отключали кондиционер, а зимой – отопление. Не удовольствовавшись этим, он даже вызвал специалистов из службы дезинфекции, борющейся с вредными насекомыми, и у бедняги опрыскали какой-то гадостью кабинет, так что в нем нельзя было работать целых две недели. Именно в этот период Том ринулся в заключительную атаку на даму сердца – и победил. Этот эпизод также демонстрирует поразительное хитроумие Тома, благодаря которому он и занял столь высокое положение.
Затем я перешел к следующей фазе: «Ничего страшного, если я даже не стану компаньоном?» Она включала грандиозный самообман, выражавшийся в следующих мыслях: зачем мне надо было ишачить последние восемь лет? Моя жизнь была бы такой же полной, если бы я вечно оставался старшим сотрудником или покинул бы «Баббингтон», чтобы сделаться компаньоном в менее значительной фирме. Но эта фаза быстро закончилась, как только я представил себе такую картину: управляющий моего банка звонит мне, дабы пригласить к себе домой на эксклюзивное суаре с сыром и вином – после того, как мне впервые выплатят жалованье компаньона «Баббингтона». И окончательно добило меня следующее промелькнувшее видение: Элли, весело вращающаяся на своем кресле для компаньонов, вызывает перетрусившего Чарли к себе в кабинет.
Еще несколько минут я внушал себе мысль, что я действительно идеальный кандидат в компаньоны. Разве я не обладаю всеми качествами, необходимыми для представителя легендарного юридического племени – того, кто добывает выгодных клиентов для фирмы, обеспечивая работой захребетников? У меня приятная внешность, опыт, умение найти правильный подход к клиентам и внушительная осанка.
Я почувствовал облегчение, когда наконец настал мой час. Громко постучав в дверь конференц-зала, я подождал, пока меня пригласят, и сделал глубокий вдох.
Это был самый обычный прямоугольный конференц-зал. По одну сторону стола сидело шесть компаньонов, напротив них был поставлен одинокий стул. Тут были Том Галливер, Таунсенд и еще четверо очень важных шишек из разных отделов.
Том встретил меня ободряющим взглядом.
– Садитесь, Чарлз. Не бойтесь, больно не будет.
– Значит, тиски для больших пальцев – всего лишь миф, не так ли? – спросил я весело, но реакции не последовало: у всех были непроницаемые лица. О'кей, вот вам и правило номер один: не остри.
Правило номер два, как я узнал несколько позже – это: не пялься с отвисшей челюстью, если тебе задали трудный вопрос.
– Что бы вы почувствовали, Чарлз, если бы не прошли?
Правило номер три: не ной. «Вы не задавали Элли никаких сложных вопросов, так что же вы прицепились ко мне?»
К счастью, прежде, чем ответить, я выработал правило номер четыре: подумай очень хорошо, а уж потом говори. Моя первая реакция – что я уйду и буду рыдать в уголке три дня, если не пройду, – вряд ли произвела бы благоприятное впечатление. Я потрогал свой галстук.
– Я бы подумал, что вы все совершили очень большую ошибку, – сказал я наконец, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.
По крайней мере один из них слабо улыбнулся. Айвор с агрессивным видом наклонился вперед.
– Мне постоянно твердят, что в корпоративном отделе слишком много компаньонов. Зачем же нам нужен еще один?
Меня пробрала дрожь. Значит ли это, что есть всего одна вакансия?
Но тут вдруг я осмелел. Было что-то в этом типе, от чего я завелся. То ли его мерзкий характер, то ли остатки ланча на лацкане, то ли его отношение к женщинам, то ли то, что по какой-то неведомой мне причине он считал, что моя фамилия Везунчик – уж не знаю, что меня достало больше всего.
Я тоже слегка подался вперед.
– Не в обиду будь сказано, но средний возраст компаньонов в корпоративном отделе – около пятидесяти, – сказал я. – Этот отдел – двигатель «Баббингтон Боттс», и нужна более молодая кровь, чтобы поддерживать огонь в топке. Я хороший юрист, напористый, амбициозный, умеющий ладить с клиентами и способный раздобыть новых. – Я откинулся на спинку стула, сам себе удивляясь. Слова мои прозвучали так, словно я знал, что делаю. Это доказывало, что я юрист «Баббингтона» до мозга костей – то есть обладаю невероятной агрессией и прямотой, которые делали наши советы столь ценными.
– Значит, я уже двигаюсь под гору, не правда ли, Чарлз? – мягко спросил Том.
– Нет, я этого не говорил. Я просто думаю, что вам нужно достаточное количество юристов, которые еще бегут в гору, а не обозревают пейзаж с вершины. – Я не собирался вести себя столь развязно, но теперь уж нужно было продолжать в том же духе.
* * *
Впрочем, вполне могло быть, что это – самая верная линия поведения.
Однако в ответ посылались все более агрессивные вопросы. Солгала ли мне Элли или я просто раздразнил гусей? Мне подкинули премерзкую гипотетическую задачу с невероятными предельными сроками, невероятными клиентами и невероятными правовыми препонами, и я еще раз нарушил правило номер один.
– Это будет тот случай, когда я передам полномочия на вершину, – ответил я.
– И что же это означает, черт побери? – взорвался Айвор.
– Что он спросит одного из нас, – с улыбкой пояснил Том.
– Я усвоил на этой работе одну вещь, – подтвердил я, – и это: «Никогда не бойся спрашивать».
Это был деликатный способ сказать, что если я чему и научился на этой работе – так это быстро и надежно прикрывать свою задницу. Так что всегда лучше задействовать кого-нибудь из старших, чтобы в конечном счете он за все отвечал.
– А теперь, – не унимался Айвор, – эта ваша благотворительная работа. – Он произнес «благотворительная» так, словно речь шла о том, что я хватаю детей на улице и поставляю их торговцам белыми рабами.
– Я дежурю пару часов раз в месяц в Фаррингдонском центре юридической поддержки населения. Самые обычные юридические проблемы. Я получаю удовольствие от этой работы – это приятное разнообразие после того, чем мы здесь занимаемся.
– Я когда-то делал нечто в этом роде, – вспомнил Том. – Мою клиентуру в основном составляли дамы легкого поведения.
Я подхватил с излишним жаром:
– Ничего не изменилось. Моя самая постоянная клиентка – проститутка. Она все время приходит.
Обозначилось правило номер пять. Если ты собираешься все время нарушать правило номер один, хотя бы не делай это столь неподобающим образом – если не хочешь, чтобы несколько людей, которых тебе меньше всего хотелось бы провоцировать, синхронно приподняли брови.
Том взглянул на своих коллег.
– Вообще-то там приобретаешь неплохой опыт – в некотором роде. Я кое-что узнал о взаимоотношениях с клиентами, скажем так. – Послышалось подхалимское хихиканье, и именно тогда я осознал, до чего же мне хочется стать членом этого клуба.
Собеседование продолжалось – слава богу, без детальных вопросов о законе о проституции. Таунсенд бросал взгляд на свои часы примерно каждые десять секунд, и вскоре меня отпустили, пообещав, что вскоре меня известят, прошел ли я на следующий тур.
Вернувшись к себе, я обнаружил на столе договор о купле и продаже со списком вопросов, по которым Эш хотел узнать мое мнение. В тот момент я был совершенно не в состоянии сосредоточиться на договоре. Глядя в окно, я проигрывал в уме собеседование. Меня беспокоило, что я вел себя слишком агрессивно, чем явно разозлил Таунсенда. По лицам остальных ничего не удалось прочесть. Что касается Тома Галливера, то у него был ровный нрав. К тому же он знал, что для того, чтобы воткнуть кому-нибудь нож в спину, нужно сначала оказаться у него за спиной.
Зазвонил телефон, и я снял трубку, полагая, что это Элли. Но это оказалась Искорка. Я удивился: она никогда не звонила мне прежде на работу.
– Привет, – сказал я. – Легка на помине: я только что о тебе говорил.
У нее был взволнованный голос.
– Чарли, я могу попросить тебя об одолжении?
– Надеюсь, оно не имеет отношения к сексу?
У Искорки не было настроения сейчас шутить.
– Билли Хлюст в больнице. Кто-то его избил.
Я присел к столу.
– Это серьезно?
– Избили не очень сильно, но он же старик.
– Чем я могу помочь?
– Двое других говорят, что это как-то связано с домом, и они насмерть перепуганы. Мне не хочется тебя об этом просить, но ты не мог бы сегодня вечером подъехать в больницу и перекинуться с ними парой слов?
Мы с Элли собирались сегодня уйти пораньше: нам нужно было передохнуть, и мы хотели классно провести время вместе. Но я сдержал вздох. Я могу заскочить туда по-быстрому, и у нас с Элли еще будет вся ночь впереди.
– О'кей, – ответил я. – Скажи, куда мне приехать.
