Текст книги "Негодяи (сборник)"

Автор книги: Нил Гейман

Соавторы: Патрик Ротфусс,Джо Аберкромби,Гиллиан Флинн,Гарт Никс,Майкл Суэнвик,Конни Уиллис,Джо Лансдейл,Чери Прист,Скотт Линч,Дэниел Абрахам
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 53 страниц)

Он вздохнул. Конечно, сейчас ему бы помощь не помешала. Смирившись с этим, Килгор достал из кармана маленькую записную книжку и записал все, что узнал сегодня. Пролистал до последней страницы. Два адреса. Местное питейное заведение, точка, которую держит некий Эд, и местная женщина, которую то ли зовут, то ли прозвали Эммау Пит, волонтера, работающего в музее и придерживающегося не слишком хорошего мнения о бедной мисс Хьюсман.

Судя по тому, что часы показывают, насчет бара думать рановато. Там не будет тех, с кем поговорить стоит. А миссис Пит? Время ужина еще не настало, а она говорила, что он может заехать ближе к вечеру. Она знала, что он приедет, но ему хотелось бы сначала позвонить, из вежливости… но, как она сама призналась, у нее телефона нет. Всегда говорила по телефону в музее, и это ее вполне устраивало.

У Килгора Джонса телефон был, но дрянной, без GPS. Оставалось утешиться тем, что милостью Божией Дактаун все-таки был на картах Гугл, и пачка листов, заранее распечатанных дома, дала ему представление о здешних местах.

Эммау Пит жила на расстоянии плевка от шахты – в пешей доступности для человека, который любил ходить пешком больше, чем Килгор. Однако поиск подъездной дороги на «Эльдорадо» занял у него минут двадцать. Дорога не была никак отмечена, не была посыпана гравием, и он вычислил ее лишь методом исключения, проехав по четырем соседним, совершенно таким же. Загадка, как в таких городках почту разносят. У всех, наверное, свои хитрости. Все друг друга знают, редко, что теряется или пропадает. Однако тогда ситуация со студентами из университета выглядит еще загадочнее.

А может, и вовсе нет. Эти ребята – пришлые, местные не обязаны за ними приглядывать. Так что пропасть они могут куда проще, чем письмо какое-нибудь.

Он включил стояночный тормоз, машина резко дернулась и остановилась, привычно поскрипывая.

Дом Эммау Пит оказался хорошо отремонтированным крафтсмановским домиком, с садиком спереди, но не таким ухоженным, как висячие горшки с цветами на его крыльце. Сейчас там были исключительно лиловые и розовые петуньи, поскольку все остальное уже завяло. И эти завянут, где-нибудь перед Днем Благодарения. Но пока что они оттеняли белый домик с серой крышей, словно сигнализируя, что дом жилой. Что о нем кто-то заботится.

Килгор осторожно наступил на ступеньки, убедился, что они достаточно прочные, поднялся и постучал в выкрашенную в красный цвет дверь.

Из-за двери доносилось бормотание телевизора, вроде бы местные новости. Скрипнул стул, потом доска, послышались шаги, и в крошечном окошке, заменяющем дверной глазок, появился глаз.

Но дверь не открыли.

– Кто там?

Килгор постарался придать себе максимально вежливый вид, сложил руки на груди и слегка ссутулился, чтобы скрыть свой немаленький рост.

– Прошу прощения, мэм, мне нужно увидеться с Эммау Пит. Это не вы, случайно?

– А тебе-то зачем?

– Я Килгор Джонс. Мы сегодня утром по телефону разговаривали.

– Точно, припоминаю. Большой ты сукин сын, а?

– Мне так часто говорят.

– И что тебе тогда надо? Ты же не из патрульных, это я помню.

– Я автомеханик из Чаттануги.

Глаз в окошке прищурился.

– Расследующий случай случайно утонувшего…

– Не утонувшего, мэм. Того, что это вызвало.

Он услышал щелчок. Повернулась дверная ручка, и дверь со скрипом приоткрылась на дюйм.

– Ты меня заинтересовал, здоровяк. Не обмани мои ожидания.

Она открыла дверь, и Килгор ее увидел. Невысокая, пожилая, но не старая. С седыми волосами и яркими глазами, в опрятном синем платье и серых тапочках.

– Ты же не ясновидец, а?

– Нет, мэм. Я не вижу и не ощущаю ничего, кроме того, что видно обычным зрением.

– Значит, боец. Раз не ясновидец.

Она вздохнула и распахнула дверь одним движением руки в запястье.

– Тогда проходи, наверное.

Отойдя в сторону, чтобы пропустить его, она развернулась и неспешно пошла по заставленному вещами дому. Не захламленному и грязному, просто до отказа набитому необходимыми пожилой барахольщице вещами. Стопки книг о Гражданской войне и Диком Западе из «Тайм Лайф», серии книг о паранормальных явлениях восьмидесятых годов, статуэтки, местные и заморские, колокольчики, привезенные из туристических поездок, коллекционные ложки с эмблемами, фотографии родных и близких в рамках, занимающие все свободное пространство на стене, несколько аккуратно расставленных чайников, прихватки, ряды кофейных кружек на крючках у полок, домотканые шерстяные платки с яркими незатейливыми узорами, занавески из старых простыней, рождественские картинки деревень с людьми, катающимися на коньках, почтовыми отделениями и станциями железной дороги, домашними животными, машинами. И гирлянды на каждой двери.

– Я чайник поставлю, а ты присядь.

Конечно, чайник поставит. Килгор знал, что от пожилой южанки без чая из дома не уйдешь, точно так же, как с молодой южанкой разговор не заведешь, пока она кофе не сварит. Будто тут никто поговорить не может, что-нибудь не прихлебывая, чтобы отвлекаться иногда.

Но ведь и в Первой Баптистской все то же самое было, так? Если не совместный обед, то хлеб вкусить вместе, поэтому они и называли церковь Дом Братства.

Эммау, чье имя он сначала принял за обращение «грэндма», бабушка, показала рукой на обеденный стол, красиво отделаный и крепко сбитый, видимо, сделаный на заказ. Небольшие стулья с ним совершенно не сочетались, а еще они выглядели так, что ни один из них не выдержит вес Килгора без необратимых повреждений.

Он уже готов был предложить выйти на крыльцо, но тут заметил прочную кедровую скамейку, явно принесенную из сада. На кухне Эммау она служила столиком для стопки полотенец и литых чугунных кастрюль, стоявших одна на другой.

– Может, я, возможно… разберу на этой скамье? – сказал он. – Нам обоим лучше будет, если я ничего не сломаю.

Она поперхнулась смехом, как курильщик лет восьмидесяти, но возраст у нее еще не тот, да и сигарет Килгор не заметил.

– Как пожелаешь.

Дело не в смехе, понял он. Сказанные ею слова прозвучали так же хрипло, как и смех. В них сквозил не возраст, а нечто иное. Аккуратно приспособив мебель под себя, он уселся.

– Надеюсь, я не сильно потревожил, особенно если вы чувствуете себя нехорошо?

– Нехорошо? – переспросила она, бросив на него резкий взгляд, от плиты. – Ты кашель имел в виду? Это еще мелочи, ты просто в городе не освоился, иначе услышал бы и похуже. Все мы, кто постарше, кто здесь вырос… у всех один голос.

– Очень жаль это слышать.

– Почему? Ничего не болит, и я внимания не обращаю. Дает ощущение одного племени, – сообщила она, вытаскивая из шкафа коробку пакетиков с чаем. Сдернула со стены пару кружек. Себе оставила светло-розовую, с изящной ручкой, а ему дала большую, в виде Твити, сидящей на краю ванной.

– Когда-то давно между Дактауном и Копперхиллом жило большое племя. Компания хорошо о рабочих заботилась, – сказала она, хотя ее кашель говорил об обратном. – Теперь все это ушло, как и большая часть нас. Таков порядок вещей.

– Но земли здесь чудесно восстановились, – сказал он, показав, сколько налить кипятку, и окунул в воду пакетик. – Как-то так.

– Как-то так, да уж. Как-то змеи, как-то крысы, как-то жуки. Давно от них отвыкли, а тут, нате, снова они ползают. Не говоря уже об этих проклятых деревьях. Нравилась нам наша красная земля, я тебе скажу…

Она поглядела на Килгора поверх кружки.

– Но ты тут не за чаем и не за трепом. Хочешь поговорить насчет кратера и того, что в нем спит.

Килгору не понравилась фраза. Слишком много предположений и скрытого смысла. Интересно, что она на самом деле знает.

– Да, мэм, – откровенно сказал он. – Вы работали в музее дольше, чем кто-либо, и до мозга костей местная. Думаю, что лучше всего с вами об этом говорить.

– А что ты уже узнал?

– Только то, что Бетани Хьюсман видела, как она считает.

Эммау Пит презрительно фыркнула, и по чаю пошла рябь.

– Эта девочка. Думает, что очень много знает. Она мне не сказала, что что-то видела. И шерифу тоже не сказала.

– Мне сказала, что вы ее недолюбливаете. Считает, что потому, что она пришлая.

– Потому, что она попыталась заказать в буфете на заправке на краю города жиденькую хрень наполовину с кофеином, наполовину без, и что-то-там-еще, и вела себя раздражительно, когда ей дали простой кофе из капельной кофеварки, – выпалила она.

Килгор понял, что они говорят об одном и том же.

– Так что она ни фига мне не сказала… но с тобой поговорит. Ладно, значит, она там что-то видела, так?

– Что-то, похожее на шахтера прежних времен, поднявшееся из воды. Оно утащило в кратер ее друга и утопило его.

– Похожее на шахтера? – задумчиво переспросила Эммау, будто поставив вопросительный знак самой интонацией. – Что ж, иногда эти существа принимают ту форму, за которую их и прозвали. Показывают нам то, что мы ожидаем увидеть.

Она закрыла глаза и принялась глубоко дышать над кружкой, вдыхая пар и улыбаясь, но улыбка была мрачной.

– Это существа, бывшие здесь прежде нас… прежде шахты. Прежде индейцев. И пребудут здесь, когда уйдет последний из нас.

– Думаете, их это обрадует? Когда уйдут последние из нас?

– Не знаю. Они принадлежат этой земле.

Килгор нахмурился.

– Но студенты-экологи из университета тоже заботятся о земле – приводят ее в порядок. Можно было бы подумать, что местные привидения или элементали должны бы этому радоваться.

– Дактауну они не нужны. И тому, что на дне озера, – тоже не нужны. Мир не состоит из хиппи и солнечного света, парень. В нем должно быть равновесие, сам понимаешь. Здесь, в Бассейне, все всегда было завязано на металл. Земля, в которой скрыта медь, штуки, которые вытаскивают медь, штуки, которые работают с медью. Равновесие.

– Ага, точно, но 150 лет здесь равновесия не было, а эти ребята не должны были рисковать жизнями, чтобы восстановить его.

– Почему нет? – спросила она, подмигнув, но за этим светилось нечто жесткое. Килгор изобразил изумление, но она отмахнулась. – Нет, ладно. Ты же знаешь, я шучу. Что бы это ни был за старый черт, не следует оставлять его здесь и дальше. Нельзя позволить ему пировать. Так что выясни и разберись с ним.

– Как?

– Без понятия. Но если эта тварь такая мерзкая, что людей убивает, вряд ли ты чего-то разговорами добьешься. По крайней мере, ты.

Он задумался.

– Благодарю вас, – наконец сказал Килгор, отрывая губы от головы Твити. – Вы дали мне хорошую пищу для размышлений.

Допив чай, он снова поблагодарил женщину, а затем вернулся в отель, чтобы подготовиться к ночной работе. Снял номер в том же «Холидэй Инн Экспресс», что и студентка-дипломница, не особенно удобный, но на многие мили вокруг ничего другого не было.

Идя по коридору в номер, он столкнулся с Бетани. Та стояла босиком, с ведерком со льдом.

– Привет! – чирикнула она.

– Привет, – ответил Килгор, поправляя рюкзак на плече, чтобы не задеть ее.

– Даже не знаю, почему удивилась, увидев вас здесь, – сказала Бетани. – Хотя больше тут упасть некуда.

– Близко, и здесь чисто. Переночевать хватит.

– Так вы ненадолго? Один раз переночевать?

– Как пойдет. Посмотрим, что дальше будет.

Она задрожала, крепче ухватив ведерко со льдом.

– Уверены, что с вами все нормально будет?

– Как всегда.

Она нервно засмеялась. Интересно, она когда-нибудь по-другому смеется?

– Похоже, вас никто не беспокоит, по крайней мере, не слишком часто.

– Нет, мэм, не беспокоят.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и он дошел до своего номера. Включил свет. Ничего выдающегося, но и ничего ужасающего. Кровать с убогим одеялом, небольшая стопка туалетных принадлежностей размером с пробники, раковина с поцарапанным смесителем.

Интересно, почему Бетани решила, что если он спокойно вывалил самое сокровенное, сказал, что его обычно не беспокоят, но уж если беспокоят, то по-крупному. Все смотрели в кино про тюрьмы. Если что-то затеваешь, сперва надо свалить самого большого. Чудовища тоже это знают. Пока что ему удавалось избегать тесного с ними знакомства, только пару шрамов заработал, но таких хороших шрамов, что каждый день вспоминаешь тех, кому повезло меньше.

Не-существа… они куда хуже, чем бестелесные.

Не-существа иногда дерутся и кусаются, вопят, плюются ядом или огнем. Не-существа могут менять форму, сдвигать кости. Иногда их не унять ничем, кроме Библии и грубой силы.

У Килгора была Библия, маленькая, в красном кожаном переплете, со страницами из тонкой вощеной бумаги, потрепанными и постоянно слипающимися. Он уже не читал ее так часто, как прежде. Нужды не было. Знал ее с начала до конца и из конца в начало не хуже самого дьявола. Но всегда держал при себе, поскольку однажды она отвела удар когтей, которые вспороли бы ему грудь, а так у него просто был вид, будто он потерял сознание и упал на решетку барбекю.

Повезло тогда.

Не имея помощи от смертных, он мог надеяться лишь на удачу. Хорошо бы, пастор Мартин рядом был, но поезд уже ушел, так ведь?

Поэтому, когда настала ночь, он положил Добрую Книгу в карман, рядом с потрепанным блокнотом. Старой штукой, заполненной его мыслями, наблюдениями, записями и маленькими подробными изображениями того, что может ему потом пригодиться. Час или два возни в Интернете дали ему название или, по крайней мере, направление. Для начала – лучше, чем ничего.

Снова он забрался в свою машину. Кинул рюкзак на пассажирское сиденье, случайно задев серебряный крест на зеркале заднего вида. Тот закачался вперед-назад, громко стуча о стекло. Килгор схватил священную побрякушку. Подержал в руке секунду-другую.

– На хрен, – сказал он, сняв крест и повесив себе на шею. Церкви у него нет, а вот вера есть. А еще верный «Веселый Роджер», который завелся с первого раза.

Фары машины прорезали черный мрак, освещаемый лишь парой фонарей и парой магазинчиков на углу, гордости Дактауна. Кромешный мрак в деревенской глухомани.

До шахты было километра три, но знаков, как и нормального освещения, было очень немного. Звезды над головой слишком яркие, деревья, нависающие над дорогой, слишком высокие. Он ехал по рабочей дороге, ведущей к берегу озера в кратере.

Глядел на деревья, пытаясь увидеть что-нибудь живое, в них скрывающееся. Хоть намек на прежнее равновесие. Хоть какой-то знак воскрешения.

Доехал до шлагбаума, перекрывающего дорогу. Фары высветили огроменный знак «Вход запрещен». Потом он увидел остальную часть надписи, говорящей, что того, кто поедет дальше, застрелят без предупреждения и скормят медведям забавы ради. Может, потому и написали, что медведей здесь нет.

Он вышел из машины, чтобы осмотреть все получше. Знак на шлагбауме поперек дороги, низком, на уровне бедра, висел гордо, будто значок полицейского, но Килгору даже плюнуть на него лень было. Закрыт шлагбаум был на ржавый замок и цепь. Пара резких ударов обитыми железом носами рабочих ботинок устранила его, и следующим ударом ноги он откинул шлагбаум в сторону. Железка остановила свой полет, ударившись в потертый ствол какого-то хвойного дерева.

Даже и возиться не стоило. Грунтовая дорога продолжалась еще сотню метров, заканчиваясь широкой полосой, едва достаточной, чтобы машину развернуть.

Порядком повозившись, Килгор развернул машину так, чтобы можно было быстро уехать, если вдруг потребуется. Сдал назад, поставил машину на стояночный тормоз и открыл дверь, чтобы потолочная лампа светила в салоне, пока он снаряжение подбирает.

Пластиковая бутылка из-под кетчупа со святой водой. Потертый амулет григри, который он сделал в Новом Орлеане, за год до Урагана. Фонарик с запасными батарейками, налобный фонарик, который он позаимствовал у приятеля-автомеханика. Старый серебряный нож для пирогов. Иногда серебро роль играет, но слишком уж дорого оно стоит. Так что взял первое, что под руку попалось.

Заряженный пистолет калибра девять миллиметров, на всякий случай.

Похлопав себя по груди, он убедился, что блокнот и Библия на месте. Заткнул пистолет за пояс, спереди, чтобы вытащить проще было, пусть и слегка вздрогнул от прикосновения холодного металла к животу. Надел на голову ремешок со светодиодным фонариком. Глупо, но руки свободны, а в темноте это важнее, чем важный вид.

Остальное распихал по карманам полупальто военного стиля.

Килгор закрыл дверь машины, и свет погас. Включил налобный фонарик, и тот осветил деревья, конечно, не так роскошно, как фары «Эльдорадо», но за пределами этого так называемого городка и такое освещение добивало достаточно далеко.

Мгновение Килгор стоял, прислушиваясь. Не услышал ничего особенного. Это его несколько обеспокоило, но потом он вспомнил, что Эммау Пит что-то бормотала на тот счет, что твари ползучие только возвращаются, так что, наверное, в тишине нет ничего подозрительного. Не шуршали в траве и не стрекотали сверчки, не шуршали листьями мыши, не копошились в ветвях белки, сооружая гнезда. Никого и ничего, кроме того, что затаилось в кратере.

У Килгора было отличное чувство направления, практически безошибочное, по крайней мере, так его мать всегда говорила. Он ощущал направление на кратер будто внутри головы. Запах воды, струящийся меж деревьев, неприятный запах залежавшихся в заднем кармане медных монет.

Дорога позволила ему подобраться близко.

Он принюхался, вытер нос рукавом и решительно двинулся вперед.

Склон становился все круче, с каждым шагом. Килгор поскальзывался, хватаясь за кусты, но раз особенно неудачно оступился и упал, выставив руки.

И вот он вышел на открытое место у воды. Кольцо красной почвы, которое преграждало деревьям путь. А может, деревья просто сами не хотели погружать корни в этот подозрительный пруд. Маленький и мерзкий пляжик, угловатый и голый, как край ванной.

Не шевеля ничем, кроме шеи, здоровяк оглядывался по сторонам. Все равно ничего не слышно. Но ощутил нечто, что ему не нравилось. Покалывающее ощущение в коже, говорящее о том, что на него смотрят.

Он достал блокнот. Яркий свет фонарика слишком сильно освещал страницы, но Килгор прищурился и разглядел то, что сам написал.

– Ты забрал двоих ребят, – тихо сказал он. Как и свет в темноте, тихий звук его слов разнесся далеко. – Они пришли сюда, чтобы помочь Бассейну, и ты их убил.

По гладкой черной поверхности пруда пробежала рябь. Килгор услышал тихий плеск воды и звон, будто от ветряного колокольчика на одной ноте.

– Эммау Пит сказала мне нечто, и я задумался. Сказала, что разговорами тебя не остановить, если я говорить буду. Интересно, есть ли тут кто-то, кому ты повинуешься. Всякий чего-нибудь боится, но тебе тут клево живется, так ведь?

Вода снова всколыхнулась. Краем глаза Килгор уловил движение в воде существа, которое плыло под водой, но не всплывало.

– Она назвала тебя мелким старым Ником, и это не просто слова. Имела в виду, что ты мелкий дьявол, но я сомневаюсь, что ты достоин звания дьявола. Дьявол способен вылезти из воды и натворить побольше… безобразий, где-нибудь еще. А ты ведь не можешь, так?

Килгор поднял взгляд, не поднимая головы. В свете фонаря увидел очертания округлой и лысой головы, похожей на его собственную. Он делал это специально, поддразнивая тварь.

Килгор сдержал дрожь отвращения и снова поглядел в блокнот.

– Даже не знаю, как прочесть правильно, – сознался он. – Может, имя и не правильное, но совпадение изрядное, так что буду называть тебя Купферникелем.

Глаза головы в воде были чернее, чем ночное небо над водой. Такие черные, как будто древняя тьма зла струилась из них.

Килгор встретился взглядом с тварью.

– Это слово… оно для тебя что-то значит?

Раздалось низкое булькающее фырканье. Тварь ответила так тихо, что Килгор едва разобрал слова.

Глупые духи.

– Глупые духи, – повторил Килгор, очень удивленный, чтобы сказать что-то еще, прежде чем глянуть в блокнот. Очень часто такие твари вообще говорить не умеют или умеют, но так, что их очень трудно понять. А тут голос был достаточно отчетлив, пусть и такой, будто доносился с огромного расстояния, из-под земли.

– Но ведь они опасны, так? И привязаны к металлу… такому металлу, как здесь, на руднике Бурра Бурра, типа того.

В старину немецкие горняки жаловались на проклятую медную руду, из которой нельзя выплавить медь. Они не знали, что в основе этой руды не медь, а другой металл, и руда представляет собой арсенид никеля. Не могли добыть медь, поскольку ее в той руде не было.

– Ты от них не особенно отличаешься, Купферникель. Видимо, пытаешься прикинуться кем-то другим. Ты не элементал, не живое создание, в этом я уверен.

Твои слова ничего не значат. Ты ничего не значишь. Здесь нет жизни.

– Ты должен был быть мелкой тварью, незначительной. На небольшой полоске, где трава не растет. Но загрязнение от рудника позволило тебе вырасти из коротких штанишек.

Я сильнее, чем ты думаешь, зашипела тварь и начала подниматься из воды, выходя к берегу, к Килгору, намеренно медленно, на ногах с вывернутыми коленями, с острым, как бритва, силуэтом.

– Нет, – возразил Килгор, не сходя с места и игнорируя блеф твари. – Если бы у тебя была своя сила, ты бы не надел кожу мертвого человека. У тебя просто плотности не хватает. Не хватает жизни.

Килгор быстро оглядел деревья в ярком свете налобного фонарика. Деревья стояли, казалось, сплошной непроницаемой линией, ряд стволов, разделенных полосками тьмы. Будто клетка.

Тварь снова что-то прошипела, но остановилась по колени в блестящей воде. Тоже поглядела на деревья, пытаясь понять, что ищет Килгор. Ничего не увидев, снова оскалилась.

Ты знаешь мало, а понимаешь еще меньше.

– Тогда выйди из воды. Выйди сюда и преподай мне урок, а, Ник?

Тварь задумалась и ринулась вперед. Но тут же отступила, будто передумала.

Килгору эти трюки были хорошо знакомы.

– Значит, не можешь, а?

Могу, сказала тварь.

– Покажи.

Но тварь снова поглядела на деревья, ища некий ответ, тот, которого Килгор не видел. Присела в воде, угрожающе, но готовая отступить. На ней болталась одежда, комбинезон шахтера столетней давности, из грубой ткани, ботинки и перчатки, вокруг пустых глаз виднелась копоть от свечи. Промокшая и жесткая одежда висела поверх костлявого силуэта, проступающего через нее изгибами и дугами. Нечто попрочнее мифов и преданий.

– Давай, выходи и ударь меня, если ты такой крутой. Я вышибал дерьмо из тварей покрупнее тебя и из тебя вышибу.

Угольно-черные глаза прищурились, и из глазниц заструился дым цвета сажи.

Ты боишься воды.

– А ты боишься земли.

Я ничего не боюсь.

– Тогда почему смотришь на деревья?

Скривившись, тварь слегка погрузилась под воду, скрипя суставами. Дым заструился изо рта, такой же, как из черных глаз.

Я не боюсь деревьев.

– А я темноты не боюсь, но знаю, что в ней.

Килгор прикинул расстояние от края воды. Метров десять, не меньше. Далеко, даже прыгнув, тварь вряд ли его схватит. Но лучше не рисковать. И он тихонько отошел на метр назад, не сводя взгляда с дымящихся кратеров глаз твари на лице, похожем на засохшее яблоко. Едва не выронил блокнот, но подхватил. Навел на него фонарик и начал читать.

– Стоячим камнем и ведьминым древом заклинаем тебя, где сошлись твои…

Килгор прокашлялся, не обращая внимания на злобное шипение твари, стоящей в воде.

– Могучий Господь лесов и зверей, охотник и добыча, взываю к тебе.

Никто не ответит! Нет здесь жизни!

– Услышь меня, приди сюда снова, в свой священный дом. Хранитель врат зимы, страж живой земли, – выдохнул Килгор, и может, ему и показалось, но что-то мелькнуло среди деревьев, за пределами освещенного фонарем пространства.

Никого не осталось, чтобы услышать тебя!

– Тогда самая лучшая молитва для тебя, хрен такой! – рыкнул Килгор. – Во имя Иисуса, Отца, Сына и Святаго Духа…

Себя послушай, трус, прошипела тварь. Поешь песни царю распятому и старых богов призываешь, подряд.

Килгор покачал головой. Он уже такое слышал, и от существ посветлее этого, и от людей.

– Бог-Творец, пошли ангелов Твоих. Пошли их в такой форме, которую признает этот козел, и надели их силой Твоей.

У твоего бога нет ангелов для таких, как я. Нет мечей. Нет молитв.

И он увидел, недалеко от «Эльдорадо», на этот раз – точно. Движение между скрученными деревьями, будто пар, текущий над камнями, то медленно, то молниеносно, в странном месте меж двух миров.

– Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих, – сказал он любимую фразу из книги в красном переплете.

Нигде не уточнялось, какими будут эти ангелы или как они будут свершать обещанную охрану.

Ты не можешь получить и то, и другое. Старые пути и новые боги.

– Один Бог, – поправил Килгор. – Всего один – старый, новый, всегда бывший. Но рабочая сила у Него бывала самая разная.

Одно точно, иногда твари принимают то имя, которым их назвали. Форму, в которой их ожидают увидеть. Килгор не знал, как это действует и почему. Не особенно понимал механизм Закона, но подозревал, что и никто из живущих на грешной земле не понимает. Знал лишь, что Бог на его стороне. Верил в это сильнее, чем в собственное имя.

Твой Христос не имеет здесь силы!

– Ты ошибаешься в этом, как и во всем остальном, – сказал Килгор. Может, сказал бы и что-то еще, но у деревьев задрожал яркий белый свет. Заискрился и ринулся вперед. Килгор едва не ослеп, вовремя прикрыв глаза рукой и немного отойдя назад. Слезящимися глазами следил за тварью.

Свет озарил стволы деревьев, будто вспышка сверхновой. Тени упали на озеро, на дыру, где когда-то была шахта, над хребтом, за клетью, вдоль упорных ростков, цепляющихся за красную, как марсианская поверхность, почву.

– Здесь еще есть жизнь! – крикнул Килгор едва слышно. Ему перехватило дыхание от этой божественной и величественной иллюминации.

Сквозь пальцы, сквозь яростное сияние холоднее света ноябрьского солнца он увидел четвероногий силуэт с ногами, тонкими, как молодой побег дерева, широкой грудью и горделивой головой, увенчанной короной, огромной, как расставленные в стороны руки Килгора. Нет, вовсе не корона – оленьи рога, вот на что это похоже.

У существа были не только рога, но и имена, но Килгор не мог заставить себя произнести хоть одно из известных ему. Ни в молитве, ни в просьбе, поскольку это бы уже смахивало на святотатство. Хоть он и понимал, что это существо призвал его Бог, не его губам произносить его имя.

Он вдохнул и выдохнул. Заставил себя дышать, вопреки пронизывающему вся и все свету.

– Тубал-каин, – наконец произнес он, приветствуя рогатого стража. Имя из могущественной красной книги. Килгор едва усмехнулся, вспомнив забытую легенду. – Ты был кузнецом, хвала Иисусу! Узрел пути Твоя, Господи. Узрел поворот колеса Твоя…

Величественный олень шевельнулся. Его силуэт колебался, переходя от еле видной проекции во плоть и кровь и обратно, но он гневно глядел на тварь в озере, которая склонилась пред ярким светом.

Тварь корчилась, не сдвигаясь с места, будто муха в патоке. Вопила и дергалась вперед-назад, но безуспешно… но нет, она начала медленно смещаться в сторону сияющего существа у деревьев. Невидимая сила вытащила ее из воды, брыкающуюся, злобную. С нее текла вода, тварь ругалась на языке, который не понял бы никто из ныне живущих. Одновременно засыхая и увядая, как когда-то сохли здесь на корню деревья и трава.

– Забери его! – еле слышно выдохнул Килгор, еле дыша, хрипло. Тварь, принявшая облик шахтера, поднималась вверх, корчась, умирая и продолжая двигаться к деревьям. Килгор почувствовал, как его грудь будто сжимает огромная рука, все сильнее. Он потер глаза, но не увидел ничего, кроме пронзительного света, угасающего у деревьев… а потом увидел звезды.

А потом не видел уже ничего, даже обычного света ночного неба.

Не видел ничего.

И вдруг свет начал возвращаться к нему, мигая, то тут, то там. По частичкам, будто черная мозаика в глазах пропадала, пиксель за пикселем.

Он снова увидел звезды, над ним. Моргнул. Настоящие звезды, а не те звездочки, что мелькали перед глазами перед тем, как погас свет.

Он лежал на спине и вдруг ощутил сильный толчок в бок. Кто-то тыкнул его палкой.

– Ай… – еле слышно сказал он. Отмахнулся рукой от палки.

Палка была в руке Эммау Пит, а в другой руке она держала огромный фонарь с большой девятивольтовой батареей снизу. Надо отдать ей должное, в лицо ему не светила. Светила на землю рядом, где валялся слетевший с его головы налобный фонарик. Погасший.

– Просыпайся, здоровяк. Ты все сделал.

– Все… сделал? Я не…

Килгор начал медленно подниматься, опираясь на локти.

– Ничего я не делал.

Судя по хмурому выражению лица, Эммау была готова поспорить.

– Без разницы. Возьми себя в руки. Я твою машину нашла, на холме, но аккумулятор явно заряжать придется. Жизнь бывает не разных видов, знаешь ли. А я еще хочу до дома доехать.

– Вы сюда пришли пешком?

На этот раз она посветила фонарем ему в лицо, и Килгор вздрогнул.

– Пришла, конечно. Как еще я могла добраться до этого источника света? Ехать между деревьев? Что у меня за машина, как ты думаешь? А на велосипеде я не езжу. Так и не научилась. Неестественно это, на двух колесах ездить.

– Совершенно уверен… что это совершенно естественно, – с ухмылкой возразил Килгор.

Она протянула ему руку ради приличия, но он встал на ноги без ее помощи.

– Значит, вы так меня нашли? Шли на свет?

– Не хуже, чем за звездой Вифлеемской.

– Попридержите язык, мэм, – сказал Килгор то ли в шутку, то ли всерьез.

– Ну конечно. Просишь языческих стражей о помощи, а мне и насчет астрологии пошутить нельзя. Чудесно. Большой толстый лицемер.

Килгор отряхнулся и ощупал себя на предмет переломов. Все в полном порядке. И вообще, он нормально себя чувствовал, хоть и устало.

– Я большой, толстый и много что еще, вот только не лицемер.

– Ну и ладно, может, еще в себя не пришел. Эй, держись-ка!

Она сделала шаг и придержала его. Сработало это, большей частью, потому, что Килгор не хотел на нее свалиться.

– Постой на месте, если надо.

– Даже не знаю, что со мной, – тихо сказал Килгор. – Я же ничего не сделал. Попросил о помощи, и она пришла. Вот и все.

Она похлопала его по руке.

– Нет, дорогуша. Это не все. Ты был прав.

Она повела его, взяв под руку, вверх по склону, к «Веселому Роджеру».

– Здесь была жизнь. Много жизни. Твоя жизнь. А мой Старик…

Она подмигнула.

– Он позаимствовал часть силы, чтобы сделать свое дело. Ты правильно сделал, что призвал его.

Килгор нахмурился, глядя на миниатюрную женщину, крепко вцепившуюся в его руку. Она уверенно вела его вперед.

– Я знала, что если прямо тебя об этом попрошу, ты никогда такого не сделаешь. Хоть в миллион лет. Хвала Ему, у Него время есть, а вот у тебя и меня – нет.

Они шли, и огонек в ее глазах все горел, не от света фонаря и не от лунного света.