Текст книги "Книга кладбищ"

Автор книги: Нил Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Я не хочу сбегать! Только не от Мо и Дика и школы. Я скорее уйду с кладбища.

– Ты поступишь, как тебе велят, – сказал Сайлас, сплошной бархатный ком гнева в темноте.

– Или что? – вспыхнул Ник. – Как ты заставишь меня остаться здесь? Убьёшь меня? – он развернулся и пошёл прочь по дороге к главным воротам.

Сайлас кричал ему вслед, чтобы он вернулся, затем замолчал и остался в ночи один.

Обычно его лицо было непроницаемым. А сейчас оно стало открытой книгой, написанной на древнем, давно забытом языке, невиданными буквами. Сайлас завернулся в тень как в одеяло и смотрел вдаль, куда ушёл мальчик. Он не пошёл за ним следом.

Дик Фартинг лежал в своей постели и смотрел сон про пиратов в безмятежном синем море. И вдруг всё пошло наперекосяк. Только что он был капитаном пиратского судна, и всё было хорошо: у него была команда из послушных мальчиков-первоклашек и девочек, которые все были на пару лет его старше и выглядели настоящими красавицами в пиратских нарядах. И вдруг оказалось, что он на палубе совсем один, а навстречу ему сквозь волны несётся огромный чёрный корабль размером с нефтяной танкер, с ветхими чёрными парусами и резным черепом на носу.

А в следующий миг, как это часто бывает в снах, он уже стоял на палубе чёрного корабля, и кто-то смотрел на него сверху вниз.

– Ты меня не боишься, – произнёс человек, стоявший над ним.

Дик поднял голову. В своём сне он ужасно боялся этого человека в пиратской одежде с застывшим лицом, державшего руку на эфесе сабли.

– Думаешь, ты пират, Дик? – спросил его незнакомец, и Дику вдруг показалось, что он его узнал.

– Ты тот парень, – сказал он. – Мик Иничей.

– Я – Никто, – последовал ответ. – А ты должен измениться. Перевернуть страницу. Начать сначала. Или всё для тебя может плохо кончиться.

– Чем плохо?

– Плохо для твоего рассудка, – ответил Король Пиратов, который теперь превратился в его одноклассника. Вместо пиратского корабля они теперь стояли в школьном вестибюле, но шторм продолжался, и пол, словно палуба, ходил под ними ходуном.

– Это всего лишь сон, – сказал Дик.

– Конечно сон, – ответил мальчик. – Я был бы каким-нибудь чудищем, если бы умел делать такое в жизни.

– А что ты можешь со мной сделать во сне? – улыбнулся Дик. – Я тебя не боюсь. У тебя на руке отметина от моего карандаша, забыл? – он кивнул на след от острого грифеля на его руке.

– Я надеялся, что до этого не дойдёт, – сказал мальчик и наклонил голову, будто прислушиваясь. – Они голодные.

– Кто? – спросил Дик.

– Твари в подвале. Или в трюме – смотря где мы находимся, в школе или на корабле.

Дик почувствовал, что его охватывает страх.

– А это не пауки?.. – спросил он.

– Может, и пауки, – ответил мальчик. – Скоро сам увидишь.

Дик затряс головой.

– Не надо, – сказал он, – пожалуйста.

– Что ж, – ответил мальчик. – Выбор за тобой, помнишь? Веди себя по-другому или отправишься в подвал.

Шум нарастал – полушорох-полутопот, и Дик Фартинг понятия не имел, что это, но был совершенно уверен, что, чем бы это ни оказалось, это будет самое жуткое, что он когда-нибудь видел или увидит.

Он проснулся от собственного крика.

Ник услышал этот крик ужаса и почувствовал удовлетворение от хорошо сделанной работы.

Он стоял на тротуаре возле дома Дика Фартинга. Лицо его было влажным от густого ночного тумана. Он был обессилен и едва управлял своим Снохождением – во сне не было ничего, кроме них с Диком, а то, что напугало Дика, было всего лишь шумом.

Но Ник был доволен тем, как всё получилось. Теперь задира станет задумываться прежде, чем пугать малолеток.

Что же делать дальше?

Ник засунул руки в карманы и пошёл прочь, не зная толком, куда идёт. Он решил, что покинет школу, как покинул кладбище. Придётся найти место, где никто его не знает, и где можно будет сидеть целыми днями в библиотеке и читать, и слушать как другие люди дышат. Он задумался, бывают ли ещё на земле необитаемые острова вроде того, куда попал Робинзон Крузо. Можно было бы на таком поселиться.

Ник шёл, не поднимая взгляда. Если бы он посмотрел наверх, то мог бы заметить, что за ним из окна некоей спальни пристально наблюдает пара водянисто-голубых глаз.

Он вышел на тёмную аллею, где почувствовал себя спокойнее.

– Убегаешь, значит? – произнёс девичий голос.

Ник промолчал.

– В этом разница между живыми и мёртвыми, да? – продолжил голос, который принадлежал Лизе Хемпсток. Ник узнал её, хотя ведьмы нигде не было видно. Она продолжала: – Мёртвые никого не разочаровывают. Они уже прожили жизнь, сделали то, что сделали. Мы не меняемся. А живые – с ними сплошные разочарования. Например, встречаешь смелого и благородного мальчика – а он вырастает, чтобы сбежать.

– Ты несправедлива, – сказал Ник.

– Никто Иничей, которого я знала, не убежал бы с кладбища, не попрощавшись с теми, кто его любил. Ты разобьёшь сердце миссис Иничей.

Ник об этом не подумал. Он сказал:

– Я поругался с Сайласом.

– Ну и что?

– Он хочет, чтобы я вернулся на кладбище и бросил школу. Он считает, что туда стало опасно ходить.

– Почему? С твоими-то талантами и с моим колдовством – тебя и замечать-то не будут.

– Я полез, куда не следовало. В школе двое ребят мучили других детей. Я хотел, чтобы они перестали. И привлёк к себе внимание.

Теперь Лизу было видно – рядом с Ником по аллее плыл её призрачный силуэт.

– Где-то поблизости ходит тот, кто хочет тебя убить, – сказала она. – Который убил твою семью. А мы всем кладбищем хотим, чтобы ты остался живой. Можешь разочаровывать и удивлять, и впечатлять, и поражать нас, сколько тебе влезет. Только идём домой, Ник.

– Понимаешь, я наговорил всякого Сайласу. Он будет злиться на меня.

– Если бы он о тебе не пёкся, он бы не мог на тебя злиться, – ответила она.

Осенние листья блестели под его ногами. Туман размывал очертания мира. Всё в жизни Ника вдруг стало не таким простым и ясным, каким было ещё пару минут назад.

– Я сегодня сноходил, – сообщил он.

– И как получилось?

– Хорошо, – сказал он. – То есть, неплохо.

– Расскажи мистеру Пенниворту, он порадуется.

– Ты права, – сказал он. – Расскажу.

Он дошёл до конца переулка, и там, вместо того, чтобы повернуть направо, как собирался, и пойти куда-то в неизвестность, он свернул налево, на центральную улицу – дорогу, которая вела к Дунстан-роуд и дальше, к старому кладбищу на холме.

– Ты чего это? – удивилась Лиза Хемпсток. – Что ты задумал?

– Пойду домой, – сказал Ник. – Как ты советуешь.

Дорогу теперь освещали вывески магазинов. Ник чувствовал запах фритюрного масла из лавки фиш-н-чипсов. Под ногами блестели булыжники.

– Вот и хорошо, – сказала Лиза Хемпсток, снова превратившись в один только голос. Который вдруг сказал: – Беги! Или растворись! Что-то не так!

Ник собирался ответить, что всё в порядке, и что хватит дурачиться, но тут большая машина с мигалкой на крыше резко свернула с дороги и затормозила прямо перед ним.

Из машины вышли двое.

– Извините, молодой человек, – произнёс один из них. – Мы из полиции. Могу я поинтересоваться, почему вы здесь находитесь в такое время?

– Разве это противозаконно? – спросил Ник.

Тот из полицейских, что был покрупнее, открыл заднюю дверцу машины.

– Это тот мальчик, которого вы видели? – спросил он.

Мо Киллинг вышла из машины и посмотрела на Ника с улыбкой.

– Тот самый, – сказала она. – Он всё крушил в нашем дворе. А потом убежал, – она взглянула на Ника в упор. – Я тебя из окна спальни видела, – сказала она. – По-моему, это он бьёт окна в округе.

– Назови своё имя, – потребовал полицейский с рыжими усами, который был пониже ростом.

– Никто, – ответил Ник, а потом воскликнул: – Уйя! – потому что рыжий полицейский больно схватил его за ухо.

– Не морочь мне голову, – сказал он. – Отвечай на вопросы вежливо. Понял?

Ник молчал.

– Где ты живёшь? – спросил полицейский.

Ник продолжал молчать. Он хотел раствориться, но Растворение – даже с ведьминой помощью – получается, только когда люди не смотрят на тебя, а сейчас всеобщее внимание было приковано к Нику, и к тому же пара мясистых рук держала его, чтобы он не убежал.

Ник сказал:

– Меня нельзя арестовать за то, что я не говорю вам свои имя и адрес.

– Нельзя, – согласился полицейский. – Но я могу держать тебя в участке, пока ты не назовёшь нам имя кого-нибудь из родителей, либо опекуна, либо какого-то другого ответственного взрослого лица, кто мог бы прийти и забрать тебя.

Он посадил Ника на заднее сидение, рядом с Мо Киллинг, которая улыбалась, как кошка, сожравшая канарейку.

– Я тебя из окна увидела, – прошептала она. – И сразу же позвонила в полицию.

– Я ничего не делал, – сказал Ник. – Я даже не заходил в твой двор. Почему они вообще взяли тебя с собой?

– Тихо там! – прикрикнул высокий полицейский. Все замолчали, и машина в тишине доехала до дома, где, судя по всему, жила Мо. Высокий полицейский открыл ей дверь, и она вышла.

– Мы перезвоним завтра, – сказал ей полицейский, – и сообщим твоим маме и папе, что удалось узнать.

– Спасибо, дядя Тэм, – сказала Мо и снова улыбнулась. – Я выполняю свой долг.

Они поехали дальше в полной тишине. Ник изо всех сил старался раствориться, но тщетно. Его стало подташнивать. Он почувствовал себя несчастным. За один вечер он умудрился в первый раз серьёзно поругаться с Сайласом, сбежать из дома, провалить побег, а затем провалить и возвращение. Вероятно, ему придётся остаток жизни провести в камере в полицейском участке или в детской тюрьме. Бывают ли детские тюрьмы? Этого он не знал.

– Скажите, пожалуйста, а бывают детские тюрьмы? – обратился он к сидевшим впереди мужчинам.

– Что, заволновался? – спросил дядя Мо, которого звали Тэм. – Я б на твоём месте тоже волновался. Ох уж эти детишки. Совсем от рук отбились. Некоторых из вас определённо не мешало бы посадить.

Ник не понял, означало ли это «да» или «нет». Он выглянул в окно машины. По воздуху летело что-то огромное, немного над машиной и сбоку, что-то чернее и больше самой большой из птиц. Оно было размером с человека и летело рывками, слегка мечась из стороны в сторону, словно летучая мышь.

Рыжий полицейский сказал:

– Как доберёмся в участок, тебе придётся по-хорошему рассказать нам, как тебя зовут и кому позвонить, чтобы сказать, что мы тебя проучили, и тебя можно забрать домой. Ясно тебе? Будь паинькой, не усложняй нам работу, чем меньше бумажек – тем для лучше для всех. Мы твои друзья.

– Ты с ним слишком добр. Пережить ночь в участке – не такая уж пытка, – сказал высокий полицейский и, оглянувшись на Ника, добавил: – Если, конечно, ночка не выдастся горячей, тогда тебя придётся запереть с алкашами. А они могут тебе и навалять.

Ник подумал, что он лжёт. Затем подумал, что они нарочно это разыгрывают перед ним – добрый полицейский и злой полицейский.

Машина повернула куда-то за угол, и вдруг раздался удар. Что-то большое приземлилось на капот и исчезло в темноте. Послышался скрип тормозов. Машина остановилась, и рыжий полицейский выругался себе под нос.

– Под колёса бросился! – воскликнул он. – Ты видел?

– Я ничего не разглядел, – ответил крупный полицейский. – Но ты явно кого-то сбил.

Они вышли из машины и посветили вокруг фонариками. Рыжий полицейский продолжал оправдываться:

– Он был весь в чёрном! Такого фиг разглядишь ночью.

– Вот он! – крикнул крупный полицейский. Оба поспешили с фонариками к лежавшему на земле телу.

Ник подёргал обе дверцы на заднем сидении. Они не открывались. Между задней и передней частями машины была железная решётка. Даже если бы он сумел раствориться, он бы так и остался пленником на заднем сидении полицейской машины.

Он вытянулся как можно дальше, стараясь разглядеть, что произошло на дороге.

Рыжий полицейский сидел на корточках возле тела, рассматривая его. Второй стоял над ними и светил лежавшему в лицо фонариком.

Ник посмотрел на это лицо и принялся отчаянно лупить по стеклу.

Высокий полицейский подошёл к машине.

– В чём дело? – раздражённо спросил он.

– Вы сбили моего… моего папу!

– Брось.

– Он ужасно похож, – сказал Ник. – Можно я посмотрю поближе?

Высокий полицейский тяжело вздохнул.

– Слышь, Саймон? Мальчишка говорит, что это его отец.

– Да иди ты!

– По-моему, он это всерьёз, – сказал высокий полицейский и открыл дверь. Ник выскочил из машины.

Сайлас лежал на спине – там, где машина его сбила. Он был мертвецки неподвижен.

Глаза Ника заслезились.

Он позвал:

– Пап? – затем повернулся к полицейским: – Вы убили его.

Он сказал себе, что это, в сущности, не являлось ложью.

– Я уже вызвал скорую, – сказал Саймон, полицейский с рыжими усами.

– Это был несчастный случай, – сказал второй.

Ник сел на корточки рядом с Сайласом и сжал его ледяную руку в своих ладонях. Если они уже вызвали скорую, значит, времени оставалось мало. Он сказал:

– Вот и конец вашей работе в полиции.

– Это несчастный случай! Ты же сам видел!

– Он выскочил из ниоткуда…

– Хотите знать, что я видел? – произнёс Ник. – Я видел, что вы согласились сделать одолжение своей племяннице и припугнуть её одноклассника, с которым она поцапалась в школе. Вы задержали меня без ордера, за то, что я поздно гулял по улице. И когда мой отец выбежал на дорогу, чтобы вас остановить или узнать, что происходит, вы взяли и нарочно сбили его.

– Это несчастный случай! – повторял Саймон.

– Ты поцапался с Мо? – удивлённо спросил дядя Тэм, но вышло не слишком убедительно.

– Мы вместе учимся в восьмом «Б» в школе Старого города, – сообщил Ник. – И вы только что убили моего отца.

Издалека приближался звук сирен.

– Саймон, – сказал большой полицейский, – пойдём-ка поговорим.

Они отошли за машину, оставив Ника наедине с лежащим Сайласом. Ник слышал, как они горячо спорили и разобрал слова «твоя чёртова племянница» и «смотреть надо, куда едешь». Затем Саймон ткнул пальцем в грудь Тэма…

Ник прошептал:

– Они не смотрят на нас. Давай.

И растворился.

Тьма сгустилась, и тело, только что лежавшее на земле, теперь стояло рядом с ним.

– Я отнесу тебя домой, – сказал Сайлас. – Держись за мою шею.

Ник крепко обнял наставника за шею, и они помчались в ночи в сторону кладбища.

– Прости меня, – сказал Ник.

– И ты меня прости, – сказал Сайлас.

– Тебе было больно? – спросил Ник. – Когда тебя машиной ударило?

– Да, – ответил Сайлас. – Скажи спасибо своей подружке ведьме. Она нашла меня и сказала, что ты в беде. И в какой именно беде.

Они приземлились на кладбище. Ник взглянул на свой дом как будто в первый раз. Он сказал:

– Я сделал ужасную глупость сегодня, да? Рискуя всем на свете.

– Да. Ты рисковал сильнее, чем думаешь, Никто Иничей.

– Ты был прав, – вздохнул Ник. – Я не вернусь туда. Ни в ту школу, ни в другую такую же.

Это была худшая неделя в жизни Морин Киллинг: Дик Фартинг отказывался с ней разговаривать, дядя Тэм наорал на неё за ту дурацкую историю с Иничеем и наказал никому ничего и никогда не рассказывать про тот вечер, а не то он потеряет работу, и тогда ей никто не позавидует. Её родители были ею недовольны. Ей казалось, что весь мир её предал. Даже первоклашки больше её не боялись. Всё было плохо. Ей страшно хотелось добраться до этого Иничея, который был виноват во всех её бедах, и сделать с ним что-нибудь ужасное. Если ему казалось, что страшно быть арестованным, то она бы придумала что-нибудь ещё страшнее. Она постоянно строила в уме планы изощрённой мести, и только от этого ей немного легчало, но в целом от этих планов тоже не было никакого толку.

Дежурство в кабинете естественных наук всегда было для Мо настоящим кошмаром. Нужно было расставлять по местам горелки, пробирки, чашки Петри, фильтры и всякое такое. Мо страшно боялась химического оборудования. Ей приходилось убираться здесь всего два раза в месяц, в соответствии с расписанием дежурств по классу, но в этот раз её очередь выпала именно на худшую неделю её жизни.

По крайней мере в классе сидела миссис Хокинс, которая преподавала другие предметы, а сейчас проверяла здесь тетради после учебного дня. Присутствие другого человека немного успокаивало Мо.

– Ты прекрасно справляешься, Морин, – похвалила миссис Хокинс.

Белая змея таращилась на них мёртвым взором из банки с формалином. Мо прошептала:

– Спасибо.

– А почему ты одна? – спросила миссис Хокингс. – Вы же всегда дежурите парами.

– Сегодня была очередь Иничея, – сказала Мо. – Но он уже несколько дней не появлялся в школе.

Учительница нахмурилась.

– Это кто? – спросила она, силясь вспомнить. – У меня такого в списках нет.

– Мик Иничей. У него темноватые волосы, которые не мешало бы подстричь. Молчаливый такой. Он единственный назвал все кости скелета на викторине, помните?

– Нет, – призналась, миссис Хокинс.

– Да как же так! Его никто не помнит! Даже мистер Кирби!

Миссис Хокинс убрала тетради к себе в сумку и сказала:

– Ладно, я рада, что ты справляешься сама, дорогуша. Не забудь перед уходом протереть все рабочие поверхности, – и учительница вышла, закрыв за собой дверь.

Кабинет естественных наук был очень старым. В нём были длинные столы со встроенными раковинами и кранами, с газовыми горелками и прочим оборудованием, а вдоль стен тянулись деревянные стеллажи с разнообразными тварями в больших бутылках. Эти твари давным-давно были мертвы. В одном из углов кабинета даже имелся желтоватый человеческий скелет. Мо не знала, был ли он настоящим, но сейчас один его вид бросал её в дрожь.

Любой шум, производимый ею, подхватывало эхо. Она включила весь свет, даже над доской, чтобы было не так страшно. В комнате стало холодать. Мо пожалела, что нельзя сделать батареи погорячее. Она подошла к одной из батарей и потрогала её. Та оказалась будь здоров какой горячей. Но почему-то Мо бил настоящий озноб.

В комнате было пусто, и это была какая-то неспокойная пустота, в ней чувствовалось чьё-то присутствие. Мо всё время казалось, что кто-то на неё смотрит.

«Естественно, на меня кто-то смотрит, – подумала она. – В этих банках куча дохлых тварей, и все они смотрят на меня, не говоря о скелете».

Она покосилась на полки.

В этот момент дохлые твари в банках вдруг зашевелились. Змея с молочно-белыми мёртвыми глазами вдруг расплела свои кольца. Безликое морское существо с выпяченными позвонками стало биться и извиваться в своём жидком жилище. Котёнок, сдохший десятилетия назад, оскалился и начал царапать стекло.

Мо закрыла глаза. «Мне всё это мерещится, – сказала она себе. – Я всё это придумала».

– Я не боюсь, – произнесла она вслух.

– Вот и хорошо, – сказал некто, стоявший в тени у дальней двери. – Бояться не круто.

Она сказала:

– Тебя никто из учителей не помнит.

– Зато ты помнишь, – сказал мальчик, злой гений всех её несчастий.

Она схватила мензурку и запустила ею в него, но промахнулась, и мензурка разбилась о стену.

– Как поживает Дик? – спросил Ник, как ни в чём не бывало.

– Сам знаешь, как он поживает, – ответила она. – Он со мной не разговаривает. Сидит на уроках, потом идёт домой и делает домашнее задание. Наверное, ещё строит свою железную дорогу.

– Вот и хорошо, – сказал Ник.

– Между прочим, – сказала она, – ты целую неделю прогуливаешь школу. Так что ты попал, Мик Иничей. Вчера из полиции приходили, спрашивали про тебя.

– Кстати о полиции, – сказал Ник, – как поживает твой дядя Тэм?

Мо промолчала.

– Если подумать, – продолжил он, – ты, в некотором смысле, выиграла. Я больше не буду ходить в школу. А в другом смысле – проиграла. Ты знаешь, что такое непокой, Морин Киллинг? Ты когда-нибудь гляделась в зеркало, не понимая, чьи глаза смотрят на тебя с отражения? Ты когда-нибудь сидела в пустой комнате, твёрдо зная, что ты не одна? Неприятная штука.

– Ты хочешь сделать так, чтобы я спятила? – спросила она дрожащим голосом.

Ник молчал. Он просто смотрел на неё. В дальнем углу кабинета что-то упало. Мо оглянулась: её портфель соскользнул со стула на пол. Когда она снова оглянулась, она снова была одна. Или, во всяком случае, она больше никого не видела.

Её путь домой был бесконечно длинным и очень неспокойным.

Мальчик и его наставник стояли на вершине холма и смотрели на огни города.

– Как твой ушиб? – спросил мальчик.

– Болит немного, – ответил наставник. – Но на мне всё быстро заживает. Скоро буду как новенький.

– А ты мог умереть? Оттого, что бросился под колёса машины?

Наставник покачал головой.

– Есть разные способы убивать таких, как я, – сказал он. – Но ни один из них не связан с машинами. Я очень старый и очень прочный.

Ник сказал:

– Я был совсем неправ, да? Весь смысл был в том, чтобы оставаться незамеченным. Но я впутался в ту историю с другими школьниками, и тут же появились полицейские и всё остальное. И всё потому, что я эгоист.

Сайлас поднял одну бровь.

– Это не эгоизм. Тебе надо учиться быть среди себе подобных. Всё это объяснимо. Просто в мире живых всё устроено сложнее, чем здесь, и мы не можем тебя там защитить, как на кладбище. Я хотел, чтобы ты всегда был в абсолютной безопасности, – сказал Сайлас. – Но для таких, как ты, есть только одно абсолютно безопасное место. То, куда вы попадаете в самом конце череды своих приключений, когда эти приключения перестают быть значимыми.

Ник задумчиво погладил надгробие Томаса Р. Стаута (1817–1851, «К великой печали всех, кто его знал»). Его пальцы оставили следы во мху.

– Он всё ещё ищет меня, – сказал Ник. – Тот, кто убил мою первую семью. Но мне всё равно надо учиться тому, чему учатся люди. Ты будешь запрещать мне уходить с кладбища?

– Нет. Это было ошибкой, которая нас обоих многому научила.

– Тогда как же быть?

– Надо придумать, как удовлетворить твою потребность в чтении и знаниях о мире. Существуют библиотеки. Есть и другие способы. И другие места, где можно оказаться среди других живых – театры, например, и кинотеатры.

– А что это такое? Это похоже на футбол? Когда я был в школе, мне нравилось смотреть, как играют в футбол.

– Футбол. Хм-мм. В него обычно играют слишком рано, чтобы я мог с тобой туда сходить, – сказал Сайлас. – Но мисс Люпеску может тебя отвести на футбольный матч в следующий раз, как приедет.

– Было бы круто, – мечтательно произнёс Ник.

Они стали спускаться по холму, и Сайлас произнёс:

– Мы оба порядком наследили за последнюю пару недель. А ведь тебя всё ещё ищут.

– Ты это уже говорил, – сказал Ник. – Откуда ты знаешь? И кто ищет? Что им надо?

Но Сайлас только покачал головой и отказался продолжать разговор, так что Нику пришлось довольствоваться тем, что он уже знал.