Текст книги "все сердца разбиваются"

Автор книги: Nikto Neko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Присаживайся; должно быть, нога болит.

– С ногой все в порядке.

– В самом деле? Могу я взглянуть на руку?

Шерлок позволил Майкрофту осторожно примериться, коснуться ладонью его пальцев.

– Больше не дрожит.

– Поразительно! Чудеса дедукции, – ухмыльнулся Шерлок.

– Не паясничай. Ты снова посещаешь психотерапевта. И начал есть, как я погляжу. Мне стоит поблагодарить твоего воображаемого друга? Знаешь, это несколько пугает – то, как ты разговариваешь сам с собой в пустой квартире, но если это помогает тебе вернуться к жизни…

– Майкрофт, пожалуйста, – поморщился Шерлок. – Не трать мое время. Если ты притащил меня сюда, просто чтобы взглянуть на руку… в следующий раз я пришлю тебе фотографию.

– Лучше пришли ее мамуле. Она так давно тебя не видела, что ей бы пригодилась парочка, – осторожно сказал Майкрофт.

– Не все сразу, – Шерлок развернулся и поспешил прочь. Даже в лучшие времена разговоры о мамуле заставляли его обращаться в бегство.

– Вообще-то, – раздалось негромкое у него за спиной, и хорошо поставленный голос Майкрофта прокатился эхом по пустому залу. «Вот почему именно здесь», – догадался Шерлок. – У меня есть кое-что для тебя. Дело.

Шерлок бросил через плечо:

– Я ведь уже сказал – не нуждаюсь в твоей помощи.

– Но я нуждаюсь, – Майкрофт звучал убедительно, но не для того, кто знал его с рождения. Шерлок уже видел выход за пыльной колонной. – Это очень деликатное дело, Шерлок, и я не найду такого специалиста, как ты.

– Не нуждаюсь.

– Судороги, рвота, пациент не может удержать равновесие. Ни секунды. При этом все анализы в норме.

Шерлок замедлил шаги.

– Болезнь Меньера.

– Томография и отоскопия ничего не выявили.

Шерлок остановился. Тихий стук – Майкрофт в нетерпении бил кончиком зонта, как лошадь копытом. Шерлок хотел взглянуть на результаты томографии, очень хотел.

– Это важная правительственная особа, причем в самое ближайшее время ей предстоит публичное выступление. Оно окажется под угрозой срыва, если особа не сможет даже стоять прямо. И, разумеется, никакие слухи о болезни не должны просочиться в прессу. Проблема должна быть решена в кратчайшие сроки.

– Ты так говоришь, будто я согласился, – заметил Шерлок. Он замер, не в силах повернуться, пока Майкрофт неспешно шел к нему. Бумажная папка легко и будто сама собой скользнула в его руку.

– Потому что ты согласился, – ласково сказал Майкрофт за его спиной. Шерлок сжал зубы.

Он не заслуживал этого дела.

Он решил, что займется им, если Джон его простит. Только тогда. Это будет справедливо.

– Мне нужно идти, – выдохнул Шерлок, срываясь с места. Он знал, что брат смотрит ему вслед, опираясь на свой зонт. Шерлок бежал, как мальчишка, и нога его больше не беспокоила.

Он очень спешил домой.

*

Дома было темно. Джон сидел за столом, сгорбив спину. Груши лежали на тарелке, нетронутые.

Шерлок взял нож и аккуратно разрезал одну из них. Нож двигался плавно и легко, будто скальпель в его снах. Зажав в пальцах сладкий ломтик, Шерлок протянул его Джону.

– Попробуй.

Тот плотнее сжал губы.

– Ты ведь хотел.

Джон упрямо смотрел на него, в темноте лицо его казалось совсем чужим – и в то же время очень знакомым.

– Как хочешь, – Шерлок отправил ломтик в рот. Джон все смотрел, и Шерлок сделал еще одну попытку. – Джон, ты замечательный.

– Я существо, отказывающееся себя называть, – холодно поправил он.

И это звучало неприятно. Шерлок судорожно вздохнул, стукнул костяшками по столу. Он никогда еще не чувствовал себя так глупо. Ему прежде не приходилось… извиняться.

– Мне не стоило… это не так.

– Я так глуп, что не могу решить кроссворд.

– Может, не самая светлая голова, зато превосходный проводник света.

Он улыбнулся, показывая: «видишь, я стараюсь». Похоже, что Джону этого было достаточно. Он кивнул, опустив глаза – отпустив Шерлока взглядом – и тот испытал большое облегчение. Теперь Джон гипнотизировал груши.

– Я не могу вспомнить их вкус, – сказал он. – Сидел и пытался, но не смог.

– Ну, решение проблемы напрашивается само собой, – Шерлок отрезал еще один ломтик.

– Расскажи мне. Какие они?

– Это все слишком субъективно.

– Может, я хочу субъективности, – Джон стиснул пальцы, обхватив колени. – Какие они для тебя?

Походило на какую-то игру, но в это Шерлок мог сыграть. Анализировать сигналы рецепторов – проще простого.

– Сладкие. Сочные, – Шерлок помедлил, закрыл глаза. – Прохладные.

– Ты сказал, что хочешь испортить меня.

– Зернистые. Что?

– Ты сказал, у нас разные цели. Я хочу тебя исправить, а ты меня – испортить.

– Ах, это. Терпкие. И что тебя смутило?

– Что ты имел в виду?

– Мягкие. Не беспокойся об этом, Джон. С долгим послевкусием. Просто вырвалось.

– Что ты имел в виду? – жестко повторил Джон, и Шерлок открыл глаза. Было так тихо, что пульсация крови отдавалась в ушах, словно далекие взрывы, монотонные и убийственные. Они были все ближе. Все громче. Как обратный отсчет.

Шерлок облизал губы.

– Я имел в виду, что лучше один раз попробовать, чем сотню – услышать.

И прежде, чем смог бы передумать… Он наклонился и поцеловал Джона. Прижался губами к его губам, мягким и сухим.

Приоткрытым, будто застывшим посреди слова.

Теплым и шероховатым.

С долгим послевкусием.

Джон ударил его в грудь, отталкивая. Его глаза были широко распахнуты и блестели; полные ужаса, полные небесной печали. Шерлок смотрел в них, и задыхался, и понимал, что ни о чем не пожалеет – ни сейчас, ни потом, никогда.

А Джон исчез, растворился, сгинул. Кухня опустела, Шерлок ощутил это отчетливо. Он поднял опрокинутый стул, зажег свет и поставил чайник. Поймал краем глаза свое отражение в оконном стекле – неприятный человек в уличном пальто, застывший посреди тесной комнаты.

Задернул шторы и налил две кружки чая, оставив обе остывать на кухонном столе.

*

Время тянулось медленно, так медленно. Шерлок много читал, много думал, смотрел на папку, лежащую на столе. Квадрат желтого картона, листы бумаги, крохотные цифры и буквы. Иногда эта доза информации была так желаема, что сопротивляться едва удавалось. Иногда Шерлоку становилось абсолютно все равно, и он равнодушно смотрел, как тени скользят по комнате, пока солнце исчезает за крышами домов. Почти не ел, не покидал диван и не снимал халата – от него дурно пахло, должно быть. Когда вдруг наступил четверг, принял душ и побрился, упаковал себя в костюм и отправился к психотерапевту.

– Как ваши успехи? – спросила она.

– Все замечательно, – ответил Шерлок и улыбнулся, очень искренне. В университете он выступал в театральном кружке, две недели, пока ему не надоело.

Майкрофт донимал звонками, так что пришлось разбить телефон о стену.

Шерлок много курил и много кашлял, временами смотрел на свою руку, ожидая, что тремор вот-вот вернется. Иногда он почти желал этого; снова сломаться, стать убожеством, дойти до края – тогда у Джона не будет выхода, кроме как прийти и спасти его.

Но Шерлок не хотел выглядеть жалким.

Он пил кофе, пытаясь удержаться в реальности, но всегда проигрывал проклятой физиологии – его тело, его транспорт был недостаточно совершенным, чтобы обойтись без сна. Тогда ему снился Джон – снова и снова. Джон лежал на нем сверху, обхватив его лицо и заставляя смотреть на себя. Джон кричал, когда изнутри начинали пробиваться крылья – они росли прямо из сердца и стремились к поверхности. Пробивали малую и большую круглую мышцы, подкостную, надкостную, дельтовидную и трапециевидную, поднимающую лопатку и подлопаточную, а затем крушили лопаточные кости, рвали кожу с сухим треском, будто Джон был обернут бумагой.

А он все кричал, кричал…

И над ними распахивались большие серые крылья. Они загораживали свет, загораживали небо, они были небом – серым лондонским небом, и в них горели созвездия. Расплавленные звезды текли и срывались с перьев, шлепались на кожу, прожигая ее… нет, это было молоко… нет, это был дождь, дождевые капли, и волосы Джона мокли, темнели, липли ко лбу смешной короткой челкой, и Шерлок протягивал руку, чтобы коснуться…

Но просыпался.

Он лежал на диване в гостиной, и сердце его колотилось от кошмара и красоты, от красоты этого кошмара, от кошмарности его красоты. Шерлок закрывал глаза, во рту было сухо, а в животе – горячо, и Шерлок сжимал свое горло, будто хотел придушить себя. Он вел пальцами вниз, осторожно, по груди и ниже, царапал себе живот, а потом, сдавшись, накрывал рукой пах.

Он гладил себя, глядя в потолок и размышляя, здесь ли сейчас Джон, видит ли это? Испытывал отвращение и стыд при этой мысли, но не мог остановиться. Не хотел останавливаться.

Никогда его тело не было так голодно. Никогда еще прежде он не хотел так отчаянно прикосновений – своих, чужих. Как всякий человек, которому отказано в доступном, он убедил себя, что не нуждается в этом. Решил, что асексуален – так было проще сохранить достоинство и рассудок. Шерлок знал, что его внешность многие сочтут привлекательной. Но понимал также, что любой, кто знает его дольше пяти минут, мечтает ударить его чем-то тяжелым.

Какая ирония! С легкостью исправляя неполадки в организмах других людей, он оказался бессилен перед собственной поломкой. Сам у себя диагностировал порок сердца, но не в обычном понимании этого слова: его сердце было порочно, испорчено. Желало неправильного, а значит, ошибалось – и его глупость была позором, тайной, которую Шерлок хранил всю свою жизнь.

Теперь это считается нормальным? Как же!

Шерлок мог контролировать себя, он превосходно справлялся. Легко быть незаинтересованным, когда тебя окружают тупицы и обыватели. Скучные, глупые люди. Но вот пришел Джон и погубил его.

Джон оставил свой шарф, и Шерлок начал носить его. Дожди закончились, с каждым днем становилось все холодней, и спасения не было – ни тяжелое пальто, ни горячий кофе, ни обогреватель, который притащила с первого этажа миссис Хадсон, не помогали. Шерлок сидел в кресле, замотавшись в шарф, изо рта у него вырывались облака белого пара.

Миссис Хадсон заглядывала к нему по разным надуманным поводам, гремела грязной посудой на кухне («Я вам не домработница!»), пыталась завязать разговор, перебирая сплетни, косилась с жалостью и уговаривала поесть хоть что-нибудь.

– Вы его видели? – решился однажды спросить Шерлок. Миссис Хадсон взвизгнула и уронила что-то на кухне. Возможно, его вопрос прозвучал излишне резко и неожиданно после трех суток молчания, но он не придумал способ предупредить: «сейчас я заговорю», так что просто спросил.

Миссис Хадсон торопливо вышла в гостиную, вытирая руки полотенцем.

– Кого, милый?

– Моего соседа.

Шерлок угрюмо глядел перед собой, не собираясь поворачиваться к домовладелице. Но боковым зрением заметил, что она наморщила лоб, нервно комкая в руках полотенце.

– Так он все же сюда переедет? Мне приготовить вторую спальню?

Шерлок молчал так долго, что она собралась уже было уходить, но вежливость (а может, жалость) вынуждала ее остаться.

– Не нужно, – наконец, сказал Шерлок и закрыл глаза.

*

Он сдался спустя неделю; Майкрофт пришел лично, и выглядел ужасно, практически не стоял на ногах – здесь пригодился зонт-трость, который был словно шест канатоходца и помогал сохранить равновесие. Рухнув в кресло, Майкрофт брезгливо оглядел захламленную квартиру и сообщил, что его карьера под угрозой. Шерлок ответил, что из алкоголиков вообще плохие карьеристы, и Майкрофт засмеялся, закрыв лицо ладонями.

– Проблема, Шерлок. Проблема не решена, а я гарантировал, что ты справишься. Мероприятие запланировано на полдень завтрашнего дня, так что у тебя меньше суток, чтобы разрушить мои надежды.

Такой вызов Шерлок не смог не принять. Он вытряхнул себя из халата, схватил папку со стола и в следующие десять часов побывал в вертолете, Букингемском дворце и Бартсе, потому что поставил условие – он будет работать в своей привычной лаборатории. Он оскорбил личного королевского доктора, пациентку и Майкрофта, провел несколько рискованных тестов и дважды использовал дефибриллятор.

Его вернули домой шатающимся от усталости. Задача была решена, и это было восхитительно – примерно пару минут, прежде чем апатия вновь не навалилась на него, погребая.

Шерлок сделал себе кофе и встал возле окна. Он увидел скрипку на подоконнике – и знал совершенно точно, что не клал ее сюда. Возможно, миссис Хадсон, когда убиралась? Нет, она бы не стала. Джон?

– Джон?

Шерлок обернулся, скользнул взглядам по темным очертаниям мебели в пустой комнате. Нет. Нет.

Примостив чашку на краю подоконника, он осторожно взял скрипку. Она казалась легкой и высохшей, немного беспомощной, как мертвый ребенок. Привычным движением Шерлок перехватил гриф, скользнул пальцами по прохладному дереву, проводя осмотр. Колки, колковая коробка, верхний порожек, струны (вздрогнули под пальцами, отозвались тихим стоном), верхняя дека, резонаторные отверстия, струнодержатель, пуговица и нижний порожек.

Все правильно. Все верно.

– На что жалуетесь? – негромко спросил Шерлок, прижавшись щекой к корпусу. «Я не могу говорить. Я больше не могу говорить». – Боюсь, это неизлечимо. Вы скоро умрете, – Шерлок изводил Майкрофта, когда они были детьми, диагностируя у него жуткие и смертельные заболевания из справочника редких болезней. Светлые времена.

Он опустил взгляд и вздрогнул, заметив на подоконнике и смычок. Однажды он был сломан, Шерлок помнил точно, если только разум окончательно не предал его; и вот, целый, смычок скромно примостился между рамой и чашкой кофе.

Шерлок взял его, закрыл глаза. Рука не дрожала. Но могла задрожать в любой момент. Дрогнуть, испортить звучание; испортить все. Шерлоку было страшно. Он уложил скрипку на плече, взмахнул смычком, набрав воздуха, словно собрался петь.

Потом опустил руку.

– Если ты хочешь, чтобы я сыграл тебе – прекрати прятаться, – сказал Шерлок негромко. – Покажись мне, и я это сделаю.

Он некоторое время ждал в тишине, а затем швырнул скрипку на подоконник.

– Если ты трус, то почему я должен быть смелым?

Кружка опрокинулась и обожгла ему ноги кипятком.

*

Иногда Шерлок ощущал присутствие Джона – отчетливо, словно видел его. Чувствовал его взгляд, его дыхание, его запах. Совсем близко, невидимый, безмолвный… Шерлок поднимал глаза и смотрел, надеясь, что выбрал правильное направление. И почти всегда ощущение присутствия пропадало.

Иногда Шерлок не был уверен, здесь ли Джон, или он совсем один. В такие моменты Шерлок не мог собраться с мыслями, снова и снова гадая – вернется ли Джон когда-нибудь, или все испорчено окончательно?

Иногда Шерлок знал, что кроме него в квартире никого нет. В такие моменты он испытывал ярость или облегчение. Он даже подумывал о том, чтобы съехать, затеряться в большом городе, но знал, что этого не произойдет.

Иногда Шерлок начинал думать, что Джона не было никогда.

В один из таких дней Джон вернулся. Шерлок только что принял душ, и теперь протер запотевшее зеркало, чтобы побриться. Он почувствовал, что кто-то стоит за его спиной – как уже чувствовал однажды. Ничего не сказав и не выдав волнения, Шерлок взял бритву и размазал пену по лицу.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Шерлок, глядя в зеркало. – Все сердца разбиваются, верно? Но тебе не нужно об этом беспокоиться. Только не о моем сердце.

Он поднял руку и провел лезвием по щеке.

– Из достоверных источников известно, что у меня его нет.

Кто-то перехватил его руку. Шерлок закрыл глаза, не доверяя зрению – только ощущениям. Крепкое тело прижималось к нему сзади, пальцы сжимали запястье, осторожно и крепко.

Отвели руку в сторону.

Прикосновение к шее.

Шерлок открыл глаза и увидел, как появляются тонкие дорожки в белой пене. Тянутся вверх, от шеи к подбородку, затем к щеке – проступают, как следы в снегу, как улики. Тяжелое дыхание коснулось влажной кожи виска, заставило покрыться мурашками. Шерлок смотрел, не отрываясь, как кожу его бороздят прикосновения, как невидимые пальцы стирают остатки пены, охватывая его шею, заставляя высоко поднять подбородок.

Шерлок выпустил бритву. Острое лезвие прижалось к натянутой коже, сбоку от адамова яблока. Скользнуло вверх, легко, но медленно. Дразня? Показывая? Угрожая?..

– Джон, – прошептал Шерлок, снова закрыв глаза. Он не шевелился и почти не дышал, пока его бережно брили, не оставляя порезов, но задерживаясь лезвием на мгновение там, где под тонкой кожей пульсировала кровь.

С легким, пластмассовым звуком бритва упала на пол. Невидимые руки все еще изучали его кожу, скользили по лицу, поднимаясь к вискам. Невидимое тело прижалось сзади так тесно, что Шерлок не удержал жалобный стон.

– Ах…

Он прикусил губу, сморщился, когда его обхватили поперек груди, накрыли сердце руками. Нечестно, нечестно… Никак не справиться с тем, что рвется с губ низким, напряженным:

– Прошу…

Ниже, крепче, сильнее. Распластался, прижался к спине, сжал ребра руками, поцеловал в плечо – Шерлок вздрогнул от поцелуя, как от жестокого удара. Посмотрел в зеркало, пытаясь понять, поверить – и встретился со взглядом голубых глаз.

– Почему так долго? – спросил у Джона.

– Решался.

– Решился?

– Да.

Больше разговоров не было. Джон схватил его за плечи, развернул к себе, они попятились из ванной, не расставаясь ни руками, ни взглядами; спотыкаясь, ударяясь о стены и дверные косяки, держась друг за друга, чтобы не потерять равновесие…

Лестница была непреодолима.

Легли на ковер в гостиной, сплелись руками-ногами, грудь к груди, их сердца перестукивались друг с другом, заключенные в одиночные камеры, одиночные грудные клетки. Остановились каминные часы. Тишина была оглушительной и прекрасной.

Шерлок удивился, когда Джон поцеловал его в губы – хотя это было логичным развитием событий; все равно удивился и на мгновение замер, прежде чем шевельнуть губами, коснуться языком, нетерпеливо, неумело. Джон накрыл его собой, лежал на нем, как во сне, вот только во сне не было этой приятной тяжести, этого жара, этого сумасшедшего запаха – любви и пота.

Не было во сне и этой скручивающей внутренности паники. Долгое время Шерлок был неприкасаемым, и вот теперь все стало по-другому, и всего этого было слишком много. Слишком сильно. Слишком хотелось…

Джон замычал, когда поцелуи Шерлока превратились в укусы. Отстранился, глядя тревожно из-под светлых, нахмуренных бровей. Шерлок улыбнулся ему, прикрыв глаза. Он был словно под действием наркотика; все плыло, исчезало, он падал куда-то, с огромной высоты, падал, раскинув руки, и это было так не похоже на полет… выдохнув, Шерлок потянулся к Джону, схватился за его плечи, притягивая к себе, обратно. Джон принялся целовать его шею, скользнул языком в ложбинку на груди, потом вдруг – совершенно невозможно! – прихватил губами сосок, сжал чуть крепче. И Шерлок закричал, дернулся, это было слишком, слишком! Все его тело сотрясала дрожь, будто вдруг началась лихорадка, будто он оказался заражен неизвестной болезнью. Симптомы: учащенное сердцебиение, затрудненное дыхание, дрожь, спазмы, повышенная тактильная чувствительность. Джон оставлял следы каждым поцелуем, каждым прикосновением, даже если он едва касался, это было слишком, слишком!

Шерлок обхватил его ногами, скрестил на ягодицах, прижимая к себе. Возбужденный, горячий, напряженный – Джон закатил глаза, когда Шерлок двинул бедрами, усилив трение. По шее Джона стекала капля пота, Шерлок заворожено следил за ней взглядом, двигаясь под Джоном все быстрее. Капля сорвалась и упала.

Джон дышал, открыв рот, и запрокидывал голову, чтобы тут же снова уткнуться носом Шерлоку в шею, кажется, для него это тоже было слишком. Слишком восхитительно. Шерлок поймал его взгляд и просунул руку между их телами, направляя, указывая. Джон изумленно охнул, и Шерлок охнул тоже, почувствовав прикосновение горячего и твердого, там, где он сам себя не касался.

Джон застыл над ним, удерживаясь на вытянутых руках, напряженно дрожащих. Шерлок ждал крылья, но они не появились. Вместо этого Джон начал двигаться, и Шерлок тоже – ему навстречу, и глубоко внутри пульсировало, тянуло, вздрагивало и разливалось сладостью, тягучей и плотной.

Джон закричал, зажмурившись и содрогаясь, Шерлок положил руку ему на затылок, и в следующем поцелуе наконец-то долетел до земли, разлетевшись на тысячу сверкающих осколков, взорвавшись, как сверхновая, и забрызгав молочными каплями плоский живот Джона.

Потом, спустя пару секунд, Джон скатился с него, устроившись рядом. Шерлок повернулся на живот, подложив диванную подушку под пах – там все еще было слишком чувствительным. Спина горела – Шерлок натер кожу до красноты ворсом ковра, но это было совершенно незначительной деталью. Шерлок уткнулся лицом в сгиб локтя, спрятался, мучаясь стыдом и истомой – ему было хорошо, непозволительно хорошо, и он собирался продлить это ощущение, любым путем.

Джон гладил ему спину кончиками пальцев. Становилось все спокойней и легче. Шерлок уже погрузился в сон, когда Джон пробормотал тихонько:

– Я твой проводник. Проводник твоего света.

*

Шерлок закричал и сел рывком, дернулся от прикосновений, начал отбиваться, отползать в сторону, но его обняли и держали крепко. Шерлок выровнял дыхание, отстранился, пытаясь сохранить лицо.

– Это… это ничего, – пробормотал он, не глядя на Джона. – Так бывает.

– Страшно? – спросил Джон шепотом. Шерлок вскинулся, собирался огрызнуться, но в полумраке лицо Джона казалось спокойным и сонным, не выражало ни жалости, ни насмешки.

– Самое плохое – засыпать, зная, что это снова произойдет. Просыпаться уже не страшно. Кричу по инерции. Надеюсь, тебя это не смущает.

– Я ведь не сплю, так что ты меня не разбудишь.

– Повезло нам, – с кривой усмешкой сказал Шерлок, снова закрывая глаза.

Джон взял его за руку.

Он не сказал ничего, не стал обещать или утешать, просто держал его руку, пока Шерлок не заснул.

А проснулся уже утром, в залитой солнцем гостиной. Джон оставил его на ковре, только укрыл пледом. Видимо, миссис Хадсон решила проблему с отоплением, потому что Шерлок больше не чувствовал холода. Он долго потягивался, то закрывая глаза, то щурясь на солнце. Слушал, как Джон гремит посудой на кухне (обжора), как что-то напевает себе под нос, жутко фальшиво.

Жизнь вернулась на Бейкер-стрит.

Глава 6.

– Дело вот в чем…

Женщина уткнулась взглядом в его резюме, и Шерлок сжал зубы, ожидая, когда она соизволит договорить. Невероятно! Он будет долго смеяться, если она скажет: «мы вам позвоним». Долго, долго смеяться.

Укол неуверенности оказался неожиданно острым. Шерлок не чувствовал ничего подобного прежде. Он был хорош, и знал, что хорош. Даже когда его рука тряслась слишком сильно, чтобы он мог наложить элементарный шов, в глубине души он понимал: это не его вина, он-то идеален.

Но теперь ему приходилось сидеть на низком стуле, зажав ладони между коленей, смотреть на эту женщину и ждать приговора. В маленьком, залитом солнцем кабинете. Он чувствовал себя так, словно его выставили на всеобщее обозрение, хотя кроме них двоих (и еще любопытного макета черепа) здесь никого не было.

– Да, так вот, – она облизала губы, кинула на него быстрый взгляд (заигрывает; уже посмотрела на руку, отметила отсутствие обручального кольца, втянула живот) и прихлопнула его резюме ладонью сверху, будто насекомое убила. – Честно говоря, я под впечатлением. Серьезно. Если все, что здесь написано, правда…

Шерлок уставился на нее своим самым неприятным, пронзительным взглядом. Он просто молчал и смотрел, позволяя ей самой осознать степень своей глупости; какой толк ему лгать в резюме, если проверить подлинность фактов – дело трех телефонных звонков?

– Вы слишком хороший специалист для нас, – наконец, она озвучила свое «но», и Шерлок испытал облегчение. Конечно, слишком хороший. Он и сам это понимал. – Боюсь, вам будет скучно в нашей клинике. Простуды, вывихи и мелкие предметы, попавшие в носовой проход – девяносто процентов нашей работы.

– Это очевидно, – перебил ее Шерлок. – Я знаю все о подобных клиниках и способен сделать выводы.

Если его резкость обидела ее, она не подала виду.

– Тогда почему вы здесь? Уверена, вы можете найти что-то получше.

– Если бы мог, то нашел, – отрезал он. – Вы хотите спросить, в чем причина. Почему такой специалист, как я, собирается прозябать в крохотной, бесполезной больнице.

Она нахмурилась, сложила руки на груди.

– Не сказала бы, что моя клиника бесполезна.

Наконец-то; человеческое лицо, а не эта фальшивая улыбчивая гримаса.

– По сравнению с госпиталем Святого Варфоломея, это место – прибежище для ипохондриков и вечно сопливых детей.

– Но вот вы здесь, – она встретила его взгляд («Сара; ее зовут Сара», – вспомнил Шерлок). – А госпиталь Святого Варфоломея больше не нуждается в ваших услугах.

– И вам интересно, почему. Кража таблеток? Злоупотребление положением? Конфликт с начальством?..

– Грубое обращение с пациентами? – подхватила Сара. – Да. Да, я хочу знать. И надеюсь, вы будете честны со мной.

Шерлок кивнул. Он знал, что придется быть честным. Иначе ничего не выйдет.

– Я служил в Афганистане, – сказал он, вздернув подбородок и расправив плечи. Шерлок не хотел гордиться, произнося эти слова – ведь он был чудовищно бесполезен там, в мясорубке, где люди умирали сотнями. И всем было наплевать на совершенство его техники, если он не успевал штопать пушечное мясо. Нет, Шерлок не хотел гордиться своим военным прошлым, но не в состоянии был контролировать свое тело и душу.

– Вернувшись оттуда, я был слишком зол и напуган. Мое тело не подчинялось мне, разум стал подводить. Я сделал много ошибок, в некоторых даже раскаиваюсь, – он усмехнулся. – Сначала я лишился лицензии хирурга, затем получил направление к психотерапевту, и наконец, мне пригрозили иском, если я вернусь в госпиталь.

Он сказал все прямо и честно, просто перечислил факты. Этого она хотела, но теперь, похоже, была потрясена. Шерлок смотрел, как его потенциальная начальница осмысливает услышанное.

– И что теперь изменилось? – спросила она после паузы. – Вы вдруг стали прежним?

Шерлок улыбнулся.

– Я стал лучше прежнего.

Несмотря на то, что было сказано про судебный иск, Шерлок отправился в Бартс. Ему вдруг захотелось повидать Лестрейда, рассказать про собеседование. Оно прошло удачно (по крайней мере, лучше, чем Шерлок ожидал), и теперь у него была работа. Разумеется, слишком простая и скучная для него, но это было только первым шагом. В планах у Шерлока было восстановить лицензию хирурга, а затем вернуться в госпиталь, но до тех пор ему нужно было что-то делать. И получать деньги тоже было бы кстати, ведь он задолжал миссис Хадсон квартирную плату и не собирался занимать у Майкрофта.

Поболтав с бывшим начальником и выкурив с ним по сигарете, Шерлок клятвенно заверил, что не станет бродить по клинике. Настроение у Шерлока было приподнятое, он предвкушал, как вернется домой и расскажет Джону новости. Но, уже спустившись в холл, вдруг вспомнил кое-что и взбежал вверх по лестнице. Он не нарушал обещание – не бродил, а целенаправленно шел, это ведь разные вещи. К тому же, ему хватило ума не попадаться Диммоку и кому-нибудь из его людей – он не собирался создавать проблем, не теперь, не сегодня.

Шерлок хотел заглянуть к миссис Хабборд, но в ее палате уже был другой пациент. Тогда он спустился в подвальный этаж, собираясь наведаться в морг, к Молли Хупер – давно уже Шерлок не получал от нее подарков. Когда он работал здесь, Молли позволяла ему забирать кое-что для экспериментов. Шерлок надеялся, они будут продолжать это одностороннее сотрудничество.

Пройдя знакомой дорогой, Шерлок заглянул в стеклянную вставку двери, чтобы убедиться, что Молли одна; не хотелось бы натолкнуться на кого-нибудь из бывших коллег. Но увидев, кто беседует с его личным патологоанатомом, Шерлок застыл.

Ему пришлось изо всех сил напрячь слух, чтобы уловить их слова. К счастью, внизу не было никакой звукоизоляции, в отличие от палат на верхних этажах. Голос Молли, которая обычно заикалась и невразумительно мямлила, звучал неожиданно четко, почти по-военному.

– Раз так, придется тебе уйти.

– Еще неделю, – умолял Джон. – Еще месяц. Пожалуйста!

– Зачем? За месяц ничего не изменится. Ты ведь не выполнишь работу, Джон?

– Нет, – выдохнул он. – Хотя бы неделю.

– Какой в этом смысл?

– Я не могу объяснить. Но он есть.

– Пора, Джон, – грустно сказала Молли.

– Нет!

– Ладно, как скажешь. Но тогда придется решать. Ты собираешься вернуться?

Джон молчал, опустив голову.

Мисс Хупер шуршала какими-то бумагами, потом принялась протирать стол. Между делом она произнесла:

– Не хочешь туда возвращаться? Это понятно. Никто тебя не винит; ты долго ждал, чтобы попасть сюда. Но стать человеком ты еще не готов. Ничего, тоже можно понять. Это все не так-то просто. Останешься здесь, я подыщу тебе работу, а Шерлоку дадим другого. У меня есть хороший кандидат.

– Нет! – снова крикнул Джон, так резко и громко, что Шерлок вздрогнул. – Я вернусь. Я вернусь! Я отказываюсь.

– Ты боишься.

– Это ничего.

– Вернешься – и уже никогда не будет шанса восстановить равновесие.

– Знаю. Я больше не хочу, – сказал Джон. Потом вдруг сел на корточки и заплакал, громко, навзрыд. Шерлок смотрел на это с изумлением и ужасом. Он не знал, что должен сделать. Молли Хупер подошла к Джону и села перед ним, глядя, как он плачет.

– Извини, Джон. Можно спросить? Как это чувствуется? – она протянула руку и коснулась его щеки – Всегда было интересно, как это внутри, когда плачешь. Больно? Неприятно? Как если свет выключили?

– Как будто вот-вот умрешь, – ответил Джон.

– Умре-е-ешь, – протянула Молли разочарованно. – И стоит ли плакать?

– Как будто в первый раз умираешь, и еще не знаешь, что там будет.

– О.

– Я могу с ним попрощаться?

– Только не долго.

– Пару дней? Я хотел бы еще кое с чем попрощаться.

– Понимаю… ветер, вода, тепло, вкусно, смешно… да?

– Да.

– Только не долго, – повторила Молли, и Джон кивнул.

*

Джон смотрел сериал, когда Шерлок вернулся. Покосился в его сторону, а потом снова уставился на экран.

– Привет. Все в порядке?

Это стало привычным вопросом; Джон постоянно его задавал, а Шерлок никогда не знал, как ответить. Что именно считать порядком? И вообще, разве бывает такое, чтобы в порядке было все?

Шерлок остановился и попытался заметить в Джоне какие-то изменения. Припухшие от слез глаза? Рука, ненароком закрывающая лживый рот? Напряжение в широких плечах?

– Шерлок, ты снова?

– О чем ты?

– Этот Взгляд. Ты снова меня сверлишь Этим Взглядом.

Пожав плечами, Шерлок ушел на кухню. Зажег сигарету, заглянул в сахарницу, чтобы проверить, образовался ли осадок. Осадок был, и пена была, следовало заняться экспериментом – Шерлок не мог.

Бормотание телевизора стихло, Джон тоже пришел на кухню, с тяжелым вздохом отодвинул себе стул, приглашая к разговору. Друг напротив друга. Мигнула лампочка под абажуром.