Текст книги "Закон военного счастья (сборник)"
Автор книги: Николай Басов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 98 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]
Следующий день прошел быстро. Слишком уж необычным оказался мир по эту сторону холмов, слишком много в нем приковывало взгляды, хотя Ростик и затруднился бы объяснить, что именно притягивало их внимание.
По сути, этот новый для них мир оказался еще более монотонным, серым и однообразным, чем даже те лесостепи, среди которых стоял Боловск. Потому что он целиком, полностью и совершенно состоял только из одного ландшафта – болот.
Но болота эти были так многообразны по цвету только-только зацветших трав и невысоких кустов, так много речушек и озерец разрывало серую их ткань, так невероятно велико было количество всякой живности, которая отыскивала тут пропитание и пристанище, – что смотреть хотелось, не отрываясь. А может, все дело было в том, что никто из них никогда не видел по-настоящему болотистой равнины, никто не видел даже летней тундры, и потому она заворожила их новизной. Так или иначе, не сговариваясь, все трое направились именно вперед, в Водяной мир, как его почему-то сразу стал называть Пестель, и вполне удачно.
Разбив лагерь на одном из последних каменных островков – все, что осталось от холмистой гряды, которую они только что перешли, – путешественники вдруг осознали, что действовали, даже не обдумав других вариантов, и Пестель попытался наладить дискуссию.
– Вопрос вот в чем – нужно ли идти дальше в болота? – спросил он, когда ужин был приготовлен и съеден, когда в кружках плескался чай, обещая десяток-другой минут приятной расслабухи.
– Я полагаю, нам следует посмотреть, что там творится, – отозвался старшина.
– Да, посмотреть было бы неплохо, – начал Пестель. – Но что мы хотим выяснить?
– Все, что там происходит, – сформулировал Ростик.
– Думаю, в глубине происходит то же, что и тут, на краю. Если мы не будем углубляться, а пойдем вдоль, все и так выяснится, а нам останется только систематизировать наблюдения.
– Чего ты боишься? – спросил его в упор старшина.
Пестель опустил голову, потряс темными вихрами. Почему-то Ростик только сейчас заметил, что он не стриг волосы несколько недель и они у биолога непривычно длинные, не то что у него с Квадратным.
– Того, что в болотах. Новых видов живности, их хищников, с которыми мы не знаем, как сладить…
– Тебе кажется, мы с ними не справимся? – спросил Ростик.
– Может, и справимся, но… – Пестель печально посмотрел на огонь, на товарищей и стал объяснять: – Мы не готовы к этому походу. Мы довольно неплохо экипированы для степи, у нас есть все, даже умение маскироваться там в необходимой мере, а тут… Нет непромокаемых спичек, нет масла, чтобы не ржавели доспехи, мы едем на лошадях, а может, тут нужны байдарки… Поэтому я предлагаю не заходить глубоко в эти болота, а посмотреть, что и как, не сходя с твердой почвы.
– Может, всех этих болот наберется всего на десяток километров, – сказал старшина. Чувствовалось, что аргументов Пестеля он не принял.
– С горы мы видели не менее двух сотен километров этой прелести, – сокрушенно отозвался Пестель. Он понял, что его предложение не пройдет. – И она тянулась дальше, гораздо дальше.
– Все-таки поясни, пожалуйста, свои опасения, – попросил Ростик.
– Не знаю, не смогу, наверное, это сделать, но… Но знаю одно – мы к походу по болотам не готовы.
– Боишься, – высказал старшина с ощутимой даже в темноте долей презрения.
– Боюсь, – признался Пестель.
– А ты что скажешь? – Квадратный повернулся к Ростику.
– Может, он прав? Может, болота окажутся слишком иной средой, чтобы соваться в нее чересчур решительно такими малыми силами.
Квадратный вздохнул, покрутил кружку в руке, взбалтывая остатки чая, посмотрел в тихую тьму, обступившую их со всех сторон, но как-то особенно ощутимо – с юга, со стороны Водяного мира.
– Хорошо, пойдем неглубоко, но все-таки пойдем. Просто чтобы было что докладывать в городе.
На следующее утро они пошли. И почти тотчас стало ясно, что Пестель прав, к серьезному походу по этой топкой поверхности, грязной, насыщенной влагой и сырой вонью, где все было обманчивым и ненадежным, они и вправду не готовы. Лошади выбились из сил, но смогли пройти до полудня лишь километров десять, то есть меньше, чем в самые скверные прежние дни. Оружие вдруг стало отказывать, тетива арбалетов разбухла, ножи не выходили из ножен, и даже передернуть затвор на автомате оказалось делом сложным. А надежда на огонь, где можно было бы просушить поддоспешные куртки, развеялась в дым… Вернее, в водяную пыль.
Зато всюду полно было всяческой птицы, главным образом водяной, но не только. Всюду то и дело на них вываливались угри, выдры, небольшие крокодильчики, какого-то вполне отвратительного вида жабы и лягушки. А рыбы стало столько, что их спины то и дело пугали лошадей, путаясь у них под копытами.
И комары – причем разных сортов, размеров и степени зверства. От крохотного гнуса, запросто превращавшего кожу и мясо под доспехами в кровавое месиво, до жужжалок величиной с палец и хоботом чуть не в десяток сантиметров. Таких было легко сгонять, они, кажется, и на доспехи-то садились со стуком, словно кавалерия прыгала по железной мостовой.
Впрочем, они продержались еще один день. Но к его исходу так устали, что даже не стали разговаривать за ужином. Просто повалились на траву, и, как наименее усталый или более выносливый, старшина стал на первое дежурство.
Ростик понял, что его будят, когда чья-то холодная и мокрая рука легла ему на лоб. Он поднял голову, попытался хоть что-нибудь разобрать в темноте.
– Это я, – прошептал невидимый старшина.
– Смена? – спросил Ростик тоже шепотом. – Я сейчас, только рожу ополосну…
– Не только… Слушай.
Ростик прислушался. Поверх безбрежного, как море, комариного звона, между непонятных вздохов, расходящихся по округе, как круги по воде, в перерывах между всплесками какого-то воя, словно бы где-то рядом стая собак Баскервилей ждала очередную жертву, раздавался вполне выделяющийся звук. То редкие, то очень частые щелканья, словно пустотелые палки стукались друг о друга, то понижая, то повышая тон и громкость. В этих щелчках, едва долетающих до людей, была такая осмысленность, что Ростик уже через минуту перестал сомневаться – это сообщение разумных существ.
– Они переговариваются.
– О нас – больше не о чем, – прошептал старшина. – Кто бы мог подумать, что и тут есть кто-то, отслеживающий свои владения?
Ростик умылся, посмотрел, не осталось ли еще немного кипяченой воды в котелке, потом сел на место старшины, устроил на коленях автомат. Квадратный тем временем возился в темноте, как барсук перед зимовкой.
– Да, еще вот что, Рост, – его голос звучал невнятно, видимо, он уже застегнулся в спальнике. – Мне показалось, что за мной кто-то следил из темноты. Проверь, не появится ли у тебя такое же чувство.
Ничего себе, подумал Ростик. Но ощущение появилось не из-за слов старшины, а само по себе. И довольно скоро – десяти минут не прошло. Было оно четким, как прием радиопередачи, и настолько явственным, что Ростик едва подавлял желание отправиться в темноту и выяснить – кто там балует?
Поутру они отправились восвояси. Снова лошади больше плескались в грязи, чем продвигались вперед, снова время пролетало с неумолимой быстротой, а черная гряда не приближалась ни на йоту, но теперь они знали, что направляются домой. И это понимали даже лошади.
Но к полудню что-то изменилось. Ростик принялся осматриваться как сумасшедший – на небо, на холмы, на бесконечные ручейки под копытами, на лошадок, на реденькие облачка, которые появились тут, в глубине болот. И лишь тогда заметил… Это было какое-то невероятно далекое, но вполне целеустремленное пятно позади них и чуть сбоку.
– Смотрите, – он указал на него.
– Ничего не вижу, – отозвался Квадратный.
– Да птицы же… Видишь? В одном месте они гораздо гуще летают, и выше, и долго не садятся…
– Птицы? Да они тут везде! – отозвался Пестель. – Настоящий птичий базар, только в миллионы раз больше, чем…
– Понимаю, – кивнул старшина. – И молодец же ты, Рост! Кажется, они и нас так же вычислили – по птицам.
Пестель взял у Ростика бинокль, долго всматривался в даль, потом передал его старшине.
– Что это значит? – спросил он.
– Это значит, – спокойно, почти лениво ответил Ростик, – что нас кто-то преследует. И сумеем ли мы отсюда убраться вовремя – зависит от выносливости наших лошадок.
– Пожалуй. – Старшина опустил бинокль. – Какая у нас фора?
Пестель достал свою карту, повозился с ней, потом еще раз смерил расстояние до пятнышка озабоченных птиц, двигающегося к ним с неуловимой для глаза скоростью, но определенно двигающегося.
– Километров сорок… Может, успеем выйти на холмы? – спросил Пестель.
– И их много. Если они не захотят нас преследовать за пределами болота, по камням, то… В любом случае нужно торопиться, – решил Квадратный.
И они стали торопиться, вернее, попробовали. Но это плохо получалось. Как бы они ни старались.
Глава 12Кто бы ни были те, кто догонял разведчиков, они двигались быстрее, ощутимо быстрее. То ли знали местные тропы, позволяющие меньше изматываться, то ли вообще были лучше приспособлены для таких путешествий, но уже к исходу этого дня расстояние, по оценке Пестеля, уменьшилось километров до тридцати.
Ночью идти было невозможно, но они попытались и разбили ночевку, только когда лошади дружно отказались идти, лишь мотая головой, но не делая вперед ни шага, несмотря ни на какие понукания. А случилось это около полуночи. Костра не разжигали, хотя старшина первый согласился, что это глупо, в этом туманном лилово-сером краю путника отслеживали каким-то иным образом, а не как на равнинах Боловска – по костру. И все-таки обошлись без огня, может быть, просто потому, что слишком устали.
Часа за два до рассвета поднялись и тронулись, стараясь не очень налегать на коней, которым предстояло работать весь день… У них еще оставалась надежда, что к концу этого дня они найдут тот каменистый островок, на котором они последний раз так рассудительно и убежденно в своей правоте приняли… ошибочный вариант.
И в общем, они бы его, наверное, нашли, если бы так не торопились. Или если бы получше ориентировались, почаще вытирали пот, а не озирались залитыми усталостью, ничего не видящими глазами.
Так или иначе, к вечеру ни на какой островок они не вышли. Когда это стало ясно, старшина поднял руку.
– Стой!
Рост с Пестелем охотно – не говоря уж о лошадях – замерли. Посмотрели на него, тяжело переводя дыхание. Это было удивительно, но дышать тут в самом деле было трудно, то ли потому что воздух был другой, то ли они вообще были мало приспособлены бегать по липкому клею, которым теперь казались им болота.
– Пестель, – хрипло, с натугой приказал Квадратный, – посмотри карту, где же этот чертов остров. Рост, сколько до них?
Ростик восстановил дыхание, вытащил бинокль, стер с него брызги грязи, отрегулировал окуляры.
– Менее двадцати, – нехотя, но уверенно сообщил он.
– Остров должен быть уже где-то тут, – отозвался Пестель. – Если его нет… Значит, мы его проскочили. Может, потому, что шли вчера в темноте, хотя…
– Что?
– Этот остров – начало целой гряды каменистых островков, по которым идти было бы не в пример легче. – Пестель говорил, как пьяный, едва формулируя смысл. – Но если можно промахнуться мимо одного острова, то мимо гряды…
– Понимаю, – кивнул старшина, – мимо гряды не промахнешься. Только если уж совсем заблудились.
– Что будем делать? – спросил Ростик.
Старшина оглянулся. Птичьи тучи над болотом висели близко.
– Пока светло, будем идти. А стемнеет – попробуем хорошенько отдохнуть. Именно так – отдыхать изо всех сил! Только лошадок вычистим, чтобы у них тоже поднялось настроение.
Они шли, потом устроили лагерь. Потом, задолго до рассвета, все вдруг поднялись. Даже лошади. Они вдруг перестали жевать сочнейшую траву на той крохотной – в три десятка метров – кочке, на которой пристроились на ночь.
Вскипятили чай, словно ничего уже не опасались. Пили его, прислушиваясь.
Все выглядело мирно, стихли даже обычные ночные звуки. Собственно, только это и подсказывало, что рассвет уже близок. Потому что темень стояла – глаз выколи. Внезапно, как всегда тут, пришел день. Просто он накатился пятном ярчайшего света с востока, высветил все до мельчайших деталей, до каждой росинки на траве, до волоска на холке лошадей. Квадратный вытряхнул последние капли из котелка, приторочил его к седлу, спросил:
– Ну, сориентировался по рассвету, где мы можем быть?
– Еще как сориентировался, – буркнул Пестель. – И все равно, по моему понятию именно тут все эти острова и должны начинаться.
– Значит, дело – табак.
И тут Ростик высказал такое предположение, что его самого прошиб пот:
– Только бы мимо перевала не проскочить, а не то…
Старшина птицей влетел в седло.
– Плакать будем на похоронах, как говорила моя бабка, – почти пропел он в искристом, еще прохладном воздухе. – А пока – вперед!
Они тронулись, поначалу почти рысью. К полудню тащились, едва переставляя ноги, к вечеру лошади снова забастовали, пришлось слезать с седел и вести их в поводу.
Раньше они слезали на пару-тройку шагов, лишь чтобы помочь на трудном участке. Но участок кончался, и можно было снова взбираться на терпеливых лошадок. Теперь идти пришлось все время, это было мукой.
Оказалось, что ноги, да еще закованные в сталь, вязнут в булькающей грязи, заросшей травой, более чем по колено. Иногда кто-то, неловко поставив ногу, проваливался до середины бедра, и тогда выбираться было тяжелее, чем просто умереть… Дважды они забредали в такую трясину, что приходилось возвращаться, чтобы найти поверхность, способную хоть как-то держать их.
И все-таки они продвигались вперед. Медленно, очень тяжело, очень трудно, уже отчаявшись увидеть землю под ногами, а не разводы качающейся, предательской трясины, которая ко всем прелестям еще и начинала их засасывать, стоило им только на миг остановиться…
Кажется, никогда за все предыдущие дни им не было так тяжко. Ростик, например, вполне всерьез стал думать, что можно как бы случайно опустить автомат, нажать на затвор, потом как бы ненароком найти спуск… Вот только тогда его товарищам придется вести еще и его лошадь, тащить его пожитки, может быть, даже везти его тело. Они его не бросят, они ни за что не захотят его бросить. А значит, это будет выход лишь для него одного.
Стой, почти закричал он про себя, о чем это я думаю?! Это же… Таких даже слов нет, о чем я думаю. И он перестал думать вообще. А очнулся, когда вдруг впереди заорал Пестель:
– Эгей, смотрите, мы пришли!.. – Он орал и, кажется, даже пытался подпрыгнуть, как сумасшедший.
Ростик поднял голову, вытер пот, ничего не увидел. Он уже собирался сказать, что у Пестеля галлюцинации, и вдруг…
Это были камни, нормальные, черные камни, которые, как скалы на берегу моря, прорывали сочную зелень болота и поднимались на полметра. Нет, на метр. Но поднимались не просто так, а поднимали всю землю, словно бы выстраивали ее заново, словно были той опорой, на которой держалась твердая почва Полдневья.
– Не останавливаться, – захрипел старшина. – Вперед!
До камней осталось метров пятьсот. Ох, и какими же тяжелыми они показались всем, даже лошадям. Но они их все-таки прошли… Прошли и повалились на сухую, шуршащую поверхность, словно никогда не видели ничего красивее этого старинного, может быть, миллионолетнего галечника.
Ростик полежал, приходя в себя, перевернулся на спину, посмотрел в низкое небо. Пестель проговорил:
– Тут когда-то море было. Только оно заболотилось, вот и получилось…
– Что бы ни получилось, а я рад, что это кончилось, – высказался старшина.
Потом эйфория прошла. Они поднялись, попытались счистить грязь. Вдруг старшина вздрогнул, поднял голову, провел воспаленными взглядом по дали, оставшейся позади.
– А эти… Километров десять, и то если очень захочется соврать, – признал он.
– Теперь они могут и отстать, – подсказал Пестель. – Просто потому, что тут не их среда, ноги они будут ранить или еще что-нибудь…
Ростик набрал воздух в легкие, попытался сосредоточиться, несмотря на усталость… Может, благодаря ей, это было нетрудно.
– Не отстанут, – твердо сказал он.
– Почем знаешь? – спросил старшина.
– Они не хуже нашего представляют, где кончается болото, если бы хотели нас просто шугануть, уже давно…
Это рациональное объяснение вполне подошло.
– Пожалуй, – согласился Квадратный. – Тогда по коням. Отойдем от болота, пока светло.
Они тащились и после того, когда светло уже не было. Они даже не особенно понукали лошадей, те просто переставляли ноги, очевидно радуясь, что не хлюпает под копытами и нет этой удерживающей ногу на каждом шаге трясины. Потом все-таки и они идти уже не могли.
Сели, разбили лагерь. Даже ухитрились помыться в соседнем ручейке. Но поспать не получилось. Стоило смежить веки, как в голове начинала биться мысль – остановятся неизвестные преследователи у кромки болота или Ростик прав – пойдут дальше?
Поутру, когда уже и солнце вовсю стало припекать сверху, все стало понятно. Пылевое облако, как ранее туча всякой пернатой живности, повисло в небе, и совсем рядышком.
– Они уже на твердой земле, – сказал Ростик, передавая бинокль старшине. – И продолжат преследование.
Квадратный измерил расстояние.
– Километров семь. – Он посмотрел на лошадей, те стояли понуро, слишком понуро для хорошей гонки. – Ну, ладно, как бы там ни было… А им нужно еще доказать, что они не уступают нам в резвости на камнях.
К полудню они доказали. Пылевое облако висело уже в пяти километрах. Пожалуй, если бы не эта пыль, можно было бы уже различить и некоторых из преследователей. Ростик все чаще останавливался и сидел, стараясь уменьшить дрожь в руках, чтобы не так бились перед глазами окуляры, и рассмотреть хоть одного из них. Наконец он не выдержал:
– Помимо скорости, они еще и маскируются, как черти.
– Значит, не тормози, – резонно заметил Пестель. – Придет время – узнаем, какие они да как им это удается.
Гряда холмов перед глазами висела, как марево, как по книжкам в пустыне висит оазис, обещая воду и безопасность. После относительно прохладных болотин каменистая пустыня заливала разведчиков волнами жара.
Они шли, шли, шли… Незадолго до вечера старшина предположил:
– Может, от части поклажи освободимся?
– Они сразу поймут, что мы на издыхании, – отозвался Пестель. – Да и нет у меня ничего, чтобы можно было…
– Вот догонят они нас, ничего нам уже не понадобится, – почти зло прошипел старшина.
Но Ростик знал, он злится на себя, и это, так сказать, святая злоба, она помогает ему двигаться и, если все кончится хорошо, будет уроком, который он усвоит навсегда.
А каков мой урок? – подумал он. Ответа он не знал. А выдумывание требовало слишком много усилий, теперь же ему следовало экономить каждое усилие тела, воли, сознания – чтобы уходить от преследователей, чтобы не отстать от друзей, чтобы не притормозить их.
Хуже всего, конечно, пришлось Пестелю. Он был самым малоопытным наездником из них. До сих пор его спасало только то, что у него из всех доспехов была только кираса да односторонние пластины до колен и чуть менее усталый конь…
– Перевал кто-нибудь из вас видит? – незадолго до ночи спросил Квадратный.
Они стояли на относительно высокой горке, даже непонятно было, зачем они на нее взобрались… Впрочем, понятно, если учесть, что спросил старшина.
Они повертели головами туда и сюда. Никакого намека на понижение уровня темных холмов перед ними не замечалось. Даже крохотный просвет между голыми, почти однообразными вершинами показался бы им знаком Судьбы, возможностью спасения. Но его не было.
– Хороши разведчики, – неожиданно хмыкнул Ростик. – Ну, и где этот Олимп? Я помню, долина должна быть от него в паре километров.
Пестель достал карту. Потом взглянул на свои записи на ее обороте. Он делал их, когда ленился доставать путевой дневник.
– Он правее, – неуверенно сказал он. – Скорее всего, мы прошли левее гряды, там, в болотах, значит, нужно забирать вправо.
– Но ты не уверен? – скорее подтвердил, чем спросил старшина. – Мне-то как раз кажется, что он левее. И нужно забирать…
Он указал гораздо левее, туда, где остроконечные скалы торчали, словно зубы в пасти старого медведя.
– Так что решим? – спросил Ростик.
Это была ошибка, он понял это прежде, чем договорил. Потому что старшина вздумал, что это призыв к его единоначалию, а эту проблему следовало решать иначе.
– Пойдем туда, – указал старшина налево.
Они пошли за ним. Теперь, когда он вдруг вздумал командовать, а не советоваться, никакими спорами уже дела было не исправить.
Они шли часа три и после наступления ночи. Шли по темноте, все больше убеждаясь, что если и выйдут к долине, то непременно проскочат ее. Но старшину невозможно было остановить. Он замкнулся и не отвечал даже на вполне дружеские подначки. Кажется, он уже и сам жалел, что так сгоряча выбрал этот путь, но исправить ошибку теперь было трудно. Повернув, они непременно попадали в объятия преследователей…
Незадолго до рассвета пошел дождь. Это было странно, в Боловске за все прошлое лето выпало всего-то три дождя, и каждый Ростик очень хорошо запомнил. Но тут был Водяной мир, тут дожди могли выпадать чаще.
Едва стало ясно, что капли будут долбить не десять минут, а гораздо дольше, старшина поднял обоих спутников.
– Выступаем, – приказал он. – Пройдем сколько удастся, пусть даже и по темноте, а завтра постоим на месте. Вообще не стронемся. Ни пыли от нас, ни следов… Мы для них попросту растворимся в этой пустыне.
И у Пестеля, и у Ростика были на это возражения, но они не стали их формулировать. Они слишком устали, слишком вымотались. Они просто вскарабкались на лошадей и поехали.
Только-только они дожили до рассвета, как сзади появился близкий, тревожный гул. Старшина спешился, лег на еще влажную после ночного дождя землю, положил на плоский камень ухо.
– Они идут, раствориться не удалось, – признал он. – Вперед!
Этот день Ростик помнил плохо. От переутомления и боли, сковавшей тело, как ему казалось, от макушки до пяток или даже еще дальше, от верхушки его шлема до копыт жеребца, он почти все время спал.
Потом, примерно часов в пять пополудни, они все-таки разбили лагерь. Просто уже не могли больше двигаться. И простояли, стараясь набраться сил, почти часа три. Сил они не набрались, тела – людей и животных – просто отказывались отдыхать. Они лишь более отчетливо осознали, как измотаны, истощены, как отупели от этой гонки.
Но за пару часов до ночи поднялись и снова пошли. Теперь было ясно, что перевал, ведущий домой, остался сзади. Теперь у них была лишь одна надежда, что их преследователи, которых они до сих пор так и не рассмотрели, вдруг да повернут назад.
Но никто в это не верил. Судя по близкому шуму, их противник был полон сил и азарта. С чего бы ему было поворачивать?
