355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Томан » На прифронтовой станции » Текст книги (страница 6)
На прифронтовой станции
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:34

Текст книги "На прифронтовой станции"


Автор книги: Николай Томан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

22. В ожидании

Майору Булавину предстояло решить сложную задачу. Надо было выяснить, насколько осведомлен Гаевой о стахановском лектории. Булавину казалось, что расценщик не придает ему большого значения.

О чем именно мог он догадываться? Новый, уплотненный график был строго засекречен. Никто, кроме узкого круга должностных лиц, не должен был знать о весе составов и об интенсивности движения поездов через станцию Воеводино. Мог ли Гаевой в таких условиях разведать истинное положение вещей? Мог ли допустить, что стахановский лекторий даст такие значительные результаты и поможет машинистам-тяжеловесникам перевозить удвоенное количество военных грузов?

Вот о чем напряженно размышлял майор Булавин, когда к нему вошел с докладом Варгин.

– Как обстоит дело с письмом Добряковой? – нетерпеливо спросил майор. – Доставили вы его Марии Марковне?

– Так точно, товарищ майор. Письмо уже на квартире тети Маши.

– Значит, Гаевой прочтет его, как только вернется со службы?

– Надо полагать.

Помолчали. Майор медленно заводил ручные часы, капитан рассеянно крутил в руках пресспапье. За окном, сотрясая здание, тяжело прогромыхал паровоз. Замелькали вагоны длинного состава, ритмично постукивая на стыках рельсов. Сильно вздрагивали стекла на окнах в такт этому стуку.

– Скажите, а вы не спрашивали у Алехина, – прервал затянувшееся молчание Булавин, – какого мнения Гаевой о Сергее Доронине?

– Был у меня с Алехиным по этому поводу разговор, – встрепенувшись, ответил Варгин, ставя на стол пресспапье. – Гаевой не очень-то лестного мнения о Сергее Ивановиче. Он, правда, не высказывает этого открыто, но по недомолвкам его Алехин сделал вывод, что считает он Сергея Ивановича чуть ли не карьеристом. К тому же… – Варгин улыбнулся и добавил:

– Этот субъект полагает, что Сергей Доронин все свои рекорды ставит из-за Анны Рощиной.

– Вот, значит, каков у него образ мыслей… – задумчиво произнес майор Булавин. – Удивительного, впрочем, тут ничего нет.

Пройдясь несколько раз по комнате, Булавин приказал капитану:

– Ни на минуту не выпускайте Гаевого из поля зрения.

– Я уже продумал этот вопрос, товарищ майор, и принял все необходимые меры.

Помолчав, Варгин добавил:

– Хуже нет этой неопределенности, этого томительного ожидания…

– Будем надеяться, что ответ Гаевого разрядит обстановку, – заметил Булавин. – А с ответом он не заставит нас долго ждать.

23. Четыре тысячи тонн

На станции было уже совсем темно, когда Сергей Доронин вышел с Алексеем Брежневым от дежурного по депо станции Низовье. Сквозь затемненные стекла депо не проникало ни одного луча света, только цветные точки на семафорах да в фонарях у стрелок виднелись в темноте. Едва Доронин отыскал свой паровоз на запасном пути, как к нему, запыхавшись, подбежал дежурный по станции, прикрывая фонарь полой шинели.

– Товарищ Доронин, выручайте! – проговорил он, едва переводя дыхание.

– А что такое? – насторожился Сергей.

– Соседнюю станцию бомбят, а мы уж по опыту знаем, что на обратном пути фашистские стервятники сбросят остаток бомб на нас. Выручайте. Сами, наверно, видели, как станция забита. Помогите разгрузить.

– Все, что только будет в силах, сделаем, Антон Евсеевич, – ответил Сергей Доронин, всматриваясь в морщинистое, взволнованное лицо дежурного, освещенное неверным светом вздрагивающего в его руках фонаря.

– Сколько бы вы могли взять?

– Тысячи три с половиной.

– А четыре? Вы бы вывели тогда из-под удара два очень важных воинских состава. Один с боеприпасами в две тысячи двести тонн, а второй с продуктами и обмундированием в тысячу семьсот пятьдесят. Итого – три тысячи девятьсот пятьдесят тонн.

Сергей задумался. Удастся ли ему втащить четыре тысячи тонн на Грибовский подъем?..

Дежурный настороженно смотрел Доронину в глаза. Брежнев, стоявший рядом, нервно покашливал. Сергей решительно повернулся к помощнику и спросил кратко:

– Как с водой?

– Полный бак.

– Уголь?

– Экипированы полностью.

– По рукам, значит? – улыбнулся дежурный.

Но Сергей Доронин все еще не давал ответа. Он молча поднялся на паровоз, посмотрел на манометр, заглянул в топку.

Дежурный, полагая, что машинист все еще сомневается в чем-то, крикнул ему снизу:

– С диспетчером все уже согласовано, так что на этот счет можете быть спокойны.

– На этот счет мы всегда спокойны, – ответил за Доронина Алексей.

– Какие же у вас еще сомнения? – с тревогой спросил дежурный.

Сергей вытер руки промасленной ветошью и, бросив ее в топку, твердо заявил:

– Нет у нас больше никаких сомнений, Антон Евсеевич. Доложите диспетчеру, что мы готовы взять четыре тысячи тонн.

– Оба состава, значит? – радостно оживился дежурный.

– Оба, Антон Евсеевич.

– Может быть, с дежурным по депо сначала посоветоваться? – предложил Брежнев, взволнованно глянув в глаза Доронину. – Он человек опытный, подскажет, как лучше поступить. Ведь никто еще на нашей дороге не водил таких поездов. Не сорваться бы…

– Некогда теперь терять время на консультацию, Алексей. Займись-ка лучше делом. Подкинь угля в топку, подкачай воды в котел, включи сифон да поднимай пар до предела.

– Ну, кажется, обо всем договорились? – облегченно вздохнув, спросил дежурный.

– Обо всем, Антон Евсеевич.

– Подавайте в таком случае машину на восьмой путь под первый состав.

Сергей еще раз осмотрел топку, проверил песочницу, велел кочегару продуть котел и только после этого, приоткрыв слегка регулятор, тронул паровоз с места.

Сигналя духовым рожком, стрелочники вывели локомотив Доронина к первому составу. Несколько минут длилось маневрирование, прежде чем составителю поездов с помощью стрелочников и сцепщика удалось, наконец, соединить оба состава в один.

То и дело поглядывая на часы, нетерпеливо ожидал Сергей главного кондуктора. Наконец Сотников вынырнул из-под вагонов соседнего состава. Он тяжело дышал. Сумка его, набитая поездными документами, топорщилась сегодня сильнее, чем обычно.

«Нелегкая работа у Никандра Филимоновича», – подумал невольно Сергей.

– Ну как? – спросил он Сотникова, высовываясь из будки. – Все в порядке?

– Все в порядке, Сергей Иванович. Поехали! – весело крикнул Сотников.

Сергея удивила бодрость, прозвучавшая в голосе Никандра Филимоновича, – ведь было видно, что старик сильно устал.

– По местам! – скомандовал Доронин.

Прикинув расчет необходимой мощности локомотива, Сергей быстро переставил переводной механизм на задний ход и твердо сжал рукоятку регуляторного вала.

Послышалось тягучее, хрипловатое шипение пара… Брежнев, затаив дыхание, не отрывал глаз от рук Сергея, который, стиснув зубы и хмурясь, как всегда в ответственную минуту, до предела осадил поезд и стал переключать переводной механизм паровоза на передний ход.

Сжатые сцепные приборы поезда теперь разжимались, как крутая мощная пружина, помогая паровозу взять состав с места. Как из пушки, вырвался вдруг выхлоп пара и газов из дымовой трубы. Ярко вспыхнуло и качнулось пламя в котле.

– Взяли! – радостно воскликнул Брежнев.

Не раз уже он наблюдал, как Сергей брал с места тяжеловесные составы, и все никак не мог привыкнуть к этим волнующим минутам. Лоб и руки его покрывались легкой испариной, и он, несмотря на недовольство Сергея, всякий раз торжественно выкрикивал это победоносное слово: «Взяли!»

24. Нерасшифрованное донесение Гаевого

Письмо Марии Марковны, адресованное Глафире Добряковой, доставили капитану Варгину на следующее утро. Он тотчас же доложил об этом майору.

– Выходит, что Гаевой ответил на запрос «тринадцатого» не задумываясь, – слегка приподняв брови, заметил Булавин. – Принимайтесь же за анатомирование этого послания, Виктор Ильич. Вы уже обнаружили шифровку?

– Нет, товарищ майор. Я лишь вскрыл письмо и прочел пока только открытый текст.

– Ну, так не теряйте времени и приступайте к делу.

До полудня майор терпеливо ждал результатов исследования письма, но как только стрелка часов перевалила за двенадцать, нетерпение его стало возрастать. В час дня он не выдержал и сам пошел к Варгину. Капитан сидел за столом и, склонившись над письмом, внимательно рассматривал его в сильную лупу. Волосы его были всклокочены, цвет лица неестественно бледен. На столе перед ним в беспорядке лежали ланцеты, ножницы, кисточки различных размеров, стояли ванночки с какими-то жидкостями, флаконы с клеем, миниатюрные фотоаппараты, электроприборы. Тут же сидел лаборант, промывая что-то в стеклянном сосуде.

– Как успехи, Виктор Ильич? – спросил Булавин, остановившись у дверей.

Капитан мельком взглянул на Булавина.

– Туго дело, товарищ майор. Удалось пока только обнаружить шифрованную запись. Ключ к шифру еще не найден.

– Ну, не буду вам мешать в таком случае, – стараясь казаться спокойным, заметил Булавин и тихо вышел.

Капитан Варгин не покидал своей комнаты весь день. Булавин больше не беспокоил его, хотя шифровка Гаевого очень волновала майора и не давала сосредоточиться на другой работе.

В четыре часа дня Булавин позвонил на почту.

– Здравствуйте, Анатолий Михайлович! – приветствовал майор ответившего ему директора почты. – Булавин вас беспокоит. Скажите, пожалуйста, когда отправляется из Воеводино иногородняя корреспонденция? Время ее отправки, кажется, изменили?..

– В шесть часов вечера, Евгений Андреевич, – ответил директор.

Поблагодарив его, Булавин повесил трубку.

В распоряжении капитана Варгина осталось всего два часа. Успеет ли он за это время расшифровать донесение Гаевого или не успеет?

В том, что письмо нужно будет отправить по адресу, у Булавина не было никаких сомнений. Задержка письма сразу насторожила бы агента номер тринадцать.

В пять часов майор послал шифрованную телеграмму-молнию полковнику Муратову. С нетерпением ожидая ответа, непрерывно ходил он по кабинету, обдумывая решение, которое нужно будет принять, если ответ от полковника не придет к шести часам.

Без двадцати шесть майор в последний раз взглянул на часы и решительно направился в кабинет Варгина.

– Ну как? – коротко спросил он.

Капитан только сокрушенно покачал головой.

– Вы переписали шифр с письма Марии Марковны? – снова спросил Булавин.

– А его незачем переписывать. Он нанесен по тому же методу, что и в первом шифрованном письме Гаевого.

– Как же именно?

– Фотографическим методом. То-есть обнаруживается только после фотографирования, так что на наших снимках есть все знаки этого шифра.

– Запечатайте тогда письмо и срочно отправьте его на почту.

– Как?.. – капитан даже поднялся из-за стола и удивленно посмотрел на майора. Ему показалось, что он ослышался. – Отправить письмо до того, как мы прочтем шифровку?

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил Булавин. – До отправки почты из Воеводино осталось всего семнадцать минут. Приведите письмо Марии Марковны в должный вид и немедленно отошлите на почту.

– Но как же можно пойти на такой риск, товарищ майор? Нельзя разве задержать письмо до отправки следующей почты?

– Нет, этого не следует делать. На письме Гаевого стоит дата; очевидно, есть дата и в шифре. «Тринадцатому» легко будет прикинуть, когда письмо Марии Марковны должно было бы прийти к Глафире Добряковой. Они ведь не первый день переписываются.

– Но ведь война, товарищ майор, – заметил Варгин, который все еще не мог прийти в себя от неожиданного для него решения Булавина. – Мало ли почему может задержаться письмо! Можно ли требовать в такое время особенной четкости от почты?

– Все это так, – согласился Булавин, – но люди, подобные Гаевому и «тринадцатому:», все время находятся настороже. Всякая задержка их корреспонденции не может не показаться им подозрительной. До сих пор у них все шло довольно гладко, а тут вдруг, когда «тринадцатый» ждет такое важное донесение от Гаевого, письмо почему-то задерживается. Нет, мы не должны вызывать у них подозрений.

Майор посмотрел на часы.

– Осталось всего пятнадцать минут, поторапливайтесь, товарищ капитан!

Пока Варгин запечатывал письмо, в комнату зашел дежурный офицер.

– Товарищ майор, – обратился он к Булавину, – срочная телеграмма из Управления генерала Привалова.

– Давайте ее скорее! – оживленно воскликнул Булавин, почти выхватывая телеграмму из рук дежурного.

Варгин, отложив письмо, поспешно подошел к майору.

– Все в порядке, Виктор Ильич, – спокойно произнес Булавин, протягивая капитану телеграмму. – Вот познакомьтесь с ответом генерала Привалова и немедленно отсылайте письмо на почту.

Варгин взглянул на телеграфный бланк и торопливо прочитал:

«На ваш запрос за номером 00121 отвечаю: действуйте по собственному усмотрению в связи с обстановкой. Жду вас с докладом о принятых мерах. Привалов».

25. С двойным составом

Едва Сергей Доронин выехал за пределы станции, как над Низовьем вспыхнула осветительная ракета. Почти неподвижно повиснув в воздухе, она залила станцию тусклым мерцающим светом.

– Фонарь повесили, сволочи, – выругался кочегар Телегин, вглядываясь в небо: – теперь, как днем, бомбить будут.

Сергей медленно добавил пар в цилиндр машины, крепко стиснув рукоятку регуляторного вала. Поезд шел пока по небольшому уклону, за которым следовала десятикилометровая ровная площадка, а за ней начинался крутой подъем пути – самый тяжелый на всем участке дороги от Низовья до Воеводино. Чтобы преодолеть его, нужно было набрать возможно большую скорость и припасти побольше пара.

Сергей посмотрел на манометр. Рабочая стрелка его была у контрольной черты. Давление пара в котле приближалось к пределу. Доронин обернулся к бригаде. Помощник его, Алексей Брежнев, с обнаженной головой, мокрый от пота, регулировал стокером подачу топлива. Кочегар Телегин разгребал уголь в тендере.

Напряженно вглядываясь через окно в насыпь дорожного полотна, Сергей видел убегавшие вперед и растворявшиеся в темноте светлые полоски рельсов, отражавшие своей полированной поверхностью свет луны. Поезд теперь довольно далеко отошел от станции. Когда Доронин обернулся назад, он не различил уже ее строений, заметил только яркие вспышки разрывов зенитных снарядов и пестрые строчки трассирующих пуль. Грохот поезда заглушал звуки выстрелов.

Но вдруг в разных местах к небу поднялись мощные снопы пламени. На фоне их резко выступили контуры станционных зданий, а звуковая волна лишь спустя несколько минут глухо ударила в уши Сергея.

– Бомбят, гады! – воскликнул Брежнев.

Сергей ничего не ответил ему и только отжал до-отказа рукоятку регулятора… Поезд шел теперь на предельной скорости, и дробный стук множества колес его сливался в сплошной грохот.

«Только бы взять подъем, – тревожно думал Сергей, щуря глаза от резкого встречного ветра, – только бы взять подъем!..» Он знал, что его рейсом начались вторые сутки работы по уплотненному графику. Ему очень хотелось ознаменовать их большой трудовой победой.

По возросшим воинским перевозкам, по характеру грузов Доронин давно уже чувствовал, что на фронте готовится что-то очень серьезное. Сергей вспомнил, как год назад пришел он в партийный комитет своего депо с заявлением об отправке его на фронт. Добрый час объяснял ему тогда секретарь парткома, что в такое трудное время Сергей Доронин, лучший машинист станции Воеводино, всего полезней именно здесь, в депо, на ответственном трудовом фронте.

После этого Сергей не заикался больше об отправлении его на фронт. Теперь же старые мысли все чаще стали волновать Сергея. В Воеводино есть ведь машинисты, стахановский труд которых позволил осуществить уплотненный график. В депо Низовье узнал Сергей, что сутки работы по этому графику прошли отлично. Секретарь партийного комитета теперь уже не сможет сказать, что Доронина некем заменить.

По щекам Сергея от резкого встречного ветра текли слезы, но он почти не отрывался от окна, всматриваясь в ночную тьму. Несколько раз путевые обходчики сигнализировали ему фонарями, извещая об исправности пути. Сергей приветливо кивал им головой, хотя вряд ли они видели его в будке паровоза, стремительно несущегося вперед.

26. На крутом подъеме

На подъеме поезд заметно снизил ход. Сергей, включив песочницу, то и дело подсыпал песок под колеса паровоза для большего сцепления их с рельсами. Он тревожно прислушивался к работе пара в цилиндрах паровой машины. Учащенный ритм ее напоминал теперь дыхание человека, тяжело идущего в гору. Взглянув на манометр, тускло освещенный синей лампочкой, Сергей заметил, как дрогнула стрелка и стала медленно сползать с красной контрольной черты.

– Ничего идем, Сергей Иванович, – с напускной бодростью заметил Брежнев, бросив беглый взгляд на манометр. – Почти не сбавляем скорости.

В тон ему Сергей весело произнес:

– Кормите получше нашего молодца, а уж он не подведет.

– Да уж куда больше! – ответил Брежнев. – Слышишь, как стокер расшумелся?

Хотя стокер работал действительно непрерывно, разбрасывая по топке все новые и новые порции угля, стрелка манометра все-таки продолжала падать. В этом, правда, пока не было ничего особенно страшного, так как подъем всегда съедал запасы пара, но Сергею казалось все же, что давление падает слишком уж быстро.

«А что, если мы застрянем здесь?.. – пронеслась тревожная мысль. – Ведь тогда придется вызывать резервный паровоз и по частям втаскивать застрявший состав на подъем. От этого на участке все движение застопорится…».

Распахнув дверцы, Сергей заглянул в топку. Раскаленная поверхность угля была в ней неровной. Во многих местах виднелись утолщения, а в провалах уже темнели пятна шлака.

– Что у вас с углем? – взволнованно крикнул Сергей, обернувшись к Брежневу и Телегину.

– Все в порядке, Сергей Иванович, – спокойно ответил помощник. – стокер захватывает уголь полным лотком, сам наблюдаю за этим делом.

– Как же все в порядке, если в топке угля не хватает, да и лежит он к тому же неровным слоем! – стараясь сдержать волнение, воскликнул Сергей и снова взглянул на манометр.

Давление пара упало уже на три атмосферы.

– Самолеты над нами! – дрогнувшим голосом крикнул Телегин, выглянув в отверстие контрбудки и спрыгивая с тендера в будку машиниста.

– Закрой топку, – коротко приказал Сергей Брежневу. – Дай сигнал воздушной тревоги поездной бригаде.

Затем Доронин быстро взобрался на тендер и стал внимательно осматривать ночное небо. В грохоте поезда он не слышал шума авиационных моторов. Но вот самолеты тускло блеснули в свете луны, разворачиваясь по курсу поезда. Их было три или четыре. Они спустились довольно низко и пролетели вдоль поезда, но не сбросили ни одной бомбы.

«Может быть, это те, что бомбили Низовье, и у них не осталось уже бомб?..» – подумал Сергей.

В это время вспыхнула осветительная ракета, и все вокруг стало видно, как днем. Поезд все еще шел на подъем, но ход его теперь уменьшился почти вдвое.

Осмотревшись, Сергей снова поднял вверх голову, отыскивая самолеты. Вдруг один из бомбардировщиков с пронзительным визгом, слышным даже сквозь шум поезда, пошел в пике. Сергей даже пригнулся невольно, но бомбардировщик, перейдя в бреющий полет, лишь прострочил по поезду длинной очередью трассирующих пуль.

«Значит, это в самом деле те, что были в Низовье», – решил Сергей и крикнул кочегару:

– Ты куда это спрятался, Телегин? А ну, живо на тендер!


Телегин быстро взобрался к Сергею и, поглядывая на небо, стал подгребать уголь к лотку стокера.

– Нечего ворон считать, – сердито сказал ему Доронин, – поинтересуйся лучше, что за уголь у тебя под ногами.

– Паршивый уголь, Сергей Иванович, – поспешно отозвался Телегин. – Одна пыль…

– Разве Алексей не учил тебя, что делать в таком случае? – строго спросил Доронин. – Возьми сейчас же шланг и хорошенько смочи уголь водой. Чуть было не подвел ты нас…

Самолеты еще несколько раз пикировали на поезд, обстреливая его из пулеметов. Наконец они улетели. Только осветительная ракета все еще висела в воздухе.

Спустившись в будку машиниста, Сергей посмотрел на манометр. Стрелка его упала теперь с пятнадцати до десяти атмосфер.

– Никогда еще подъем не пожирал у нас столько пара, – с тревогой произнес Брежнев. – Да и скорость сильно упала. Ох, не засесть бы!..

– Хватит тебе охать, Алексей! – сердито оборвал его Доронин. – Сам же виноват во всем, да еще хнычешь.

Брежнев удивленно вытаращил глаза на машиниста и, казалось, застыл на месте с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.

– П-позволь… – пробормотал он наконец, заикаясь, но Доронин снова перебил его:

– Нет, не позволю!

Сергей даже побледнел от гнева. Он, правда, и себя винил в случившемся, но главным виновником был Брежнев, отвечающий за топку паровоза. Отвернувшись от него, Сергей высунулся в окно будки и подставил разгоряченную голову навстречу холодному ветру.

Машинист не желает с ними разговаривать. Ну что ж… Алексей полез на тендер и, увидев, что кочегар поливает уголь из шланга, понял, почему сердится на них Доронин. Давно бы уже следовало смочить уголь.

– Вот ведь в чем оказия-то! – сокрушенно воскликнул он. – Чорт знает, до чего ты иногда бываешь бестолков, Телегин! Объяснял ведь я тебе, что сухой мелкий уголь при сильной тяге выносит прямо в трубу, а смоченный аккуратно ложится на колосники и хорошо сгорает. Вода, сам знаешь, ему не страшна.

– Был у нас такой разговор, товарищ Брежнев, – виновато признался Телегин. – Так ведь разве упомнишь все в такой кутерьме? А тут еще фашистские стервятники над головой…

– Нашел, чего пугаться! – презрительно сплюнул Брежнев. – Мало ты еще под бомбежками бывал. Вот погоди, поездишь с нами месячишко, перестанешь на это обращать внимание, будешь только о работе думать.

В это время на тендер поднялся Сергей Доронин.

– Этакую прорву угля на ветер выбросили, а теперь дискуссии тут разводите, – сказал он строго, но в голосе его не было уже прежнего раздражения. – Скажите еще спасибо, что мы на подъем вскарабкались, а то представляете себе, что бы с нами было?

Взглянув на расстроенные лица своих помощников, Сергей смягчился.

– Ну, за работу! – скомандовал он. – Подсыпай, Никифор, в лоток уголь покрупней. А ты, Алексей, приготовься принять с ходу жезл у дежурного по станции. Через Грибово, хоть и в обрез, но все-таки по расписанию проследуем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю