Текст книги "На прифронтовой станции"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

8. Квартирант тети Маши

Рано утром, когда Варгин еще спал, кто-то негромко, но решительно постучался в дверь его комнаты. Нащупав ногами ночные туфли под кроватью и набросив на плечи шинель, капитан подошел к двери.

– Кто там? – спросил он хрипловатым со сна голосом.

– Простите, Виктор Ильич, что беспокою вас в такую рань, – проговорил кто-то взволнованно за дверью. – Вас ведь вечером никогда не застанешь, вот и решил пораньше зайти.

Варгин открыл дверь и увидел на пороге Семена Алехина.

– Здравствуйте, Виктор Ильич, – улыбаясь, сказал Алехин, протягивая руку. – Дело у меня важное, а на службу к вам я не решился зайти. Не хотелось, чтобы меня видел кто-нибудь у вас: делу это может повредить.

Капитан усадил Алехина на диван и, попросив подождать несколько минут, ушел одеваться. Семен внимательно осмотрел обстановку комнаты и решил, что капитан редко здесь бывает.

Варгин оделся очень быстро и вышел к Алехину с папиросой в зубах.

– Закуривайте, Сеня, – протянул он коробку Алехину, но тут же спохватился: – Ах да, вы же не курите, совсем забыл. Ну, выкладывайте, что за дело у вас.

Варгин уселся напротив Алехина и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Я по поводу Гаевого, – негромко, будто опасаясь, что кто-нибудь может услышать его, произнес Алехин.

– А, это любопытно! – оживился Варгин, придвигаясь к Алехину поближе.

– Мне, кажется, удалось обнаружить одно весьма подозрительное действие его, – слегка волнуясь и тщательно подбирая выражения, продолжал Алехин. – Оно, конечно, не позволяет еще инкриминировать…

– Давайте, Сеня, без этого… без инкриминирования, – улыбнулся Варгин. – Так ведь только в плохих детективных романах разговаривают, а в жизни объясняются куда проще.

– Да, верно, – согласился Алехин. – Мне и самому нелегко такие слова выговаривать. – И он смущенно умолк.

– Ну, так что же такое подметили вы в поведении Гаевого?

– На службе у него все попрежнему. Только перестал он меня в депо посылать для уточнения паровозных, номеров. Сам теперь их проверяет. Но не в этом дело. По другой линии стал я его прощупывать. Он ведь живет на квартире у моей тетки, Марии Марковны. К ней-то я и направился на разведку, так как понял из разговора с вами, что Гаевой может оказаться опасным врагом.

«Любопытно, почему это он решил, что я считаю Гаевого опасным врагом? – подумал Варгин. – Сообразительный, видно, парнишка этот Семен».

– К тете я явился, конечно, под предлогом беспокойства о ее здоровье, а сам осторожно завел разговор о Гаевом. Очень одобрительно о нем отозвалась тетя Маша. Любезный, говорит, человек. Всякие мелкие услуги он ей оказывает и, между прочим, письма за нее пишет сестре ее, Глафире Марковне Добряковой, то-есть другой моей тете, проживающей в нашем областном центре. Тетя Маша рада, конечно, так как она уже старуха и плохо стала видеть, а переписываться большая любительница.

– Так, так… – настороженно проговорил Варгин. – Значит, он письма за вашу тетю пишет? А вы не поинтересовались, диктует она ему или он сам их сочиняет?

– Интересовался, – ответил Алехин. – Тетя говорит, что она диктует только основные мысли, а Аркадий Илларионович, будучи своим человеком у нее в доме, вносит детали в письма уже по своему усмотрению, и это будто бы получается у него куда лучше, чем у самой тети Маши. Не кажется ли вам подозрительным все это, Виктор Ильич, учитывая, что такой человек, как Гаевой, никому не станет одолжение делать без выгоды для себя?

Варгин задумался и, не отвечая на вопрос Алехина, спросил:

– А сам-то он переписывается с кем-нибудь?

– Тетя уверяет, что ни с кем не переписывается, так как вся его семья погибла. Тетя, старушка очень чувствительная, говорит мне: «Бедный Аркадий Илларионович рад хоть на чужих письмах душу отвести».

– Ну, а кто эта Глафира Марковна, которой письма адресуются? – снова спросил Варгин.

– Тоже старушка, вроде тети Маши, даже постарше немного. В доме ее полно всяких внучек, племянниц и иных родичей. Я даже не знаю всех толком. Вот и все, что я хотел сообщить вам, Виктор Ильич… Неспроста, видно, Гаевой тете письма пишет. Я пытался в комнату к нему зайти, посмотреть, как он там обосновался, но Гаевой, оказывается, на замок ее всякий раз закрывает.

– А вы не узнали случайно, когда последнее письмо было послано? – поинтересовался Варгин.

– По словам тети Маши, – ответил Семен, – вчера только весь вечер они какое-то чувствительное послание сочиняли, и Гаевой сам обещал бросить его сегодня утром в почтовый ящик.

Узнав у Алехина адрес Глафиры Добряковой и поблагодарив Семена, Варгин попрощался с ним и поспешил на квартиру к майору Булавину.

Евгений Андреевич встал уже и писал письмо жене на Второй Украинский фронт.

– Что так рано, Виктор Ильич? – удивился он, впуская Варгина в комнату.

– Важные сведения о Гаевом пришел вам сообщить, товарищ майор, – ответил Варгин, торопливо снимая шинель и вешая ее на крючок в нише возле дверей.

Булавин заложил недописанное письмо в книгу и спрятал в письменный стол.

– Присаживайтесь, Виктор Ильич, – сказал он, подавая капитану стул.

Варгин присел к столу и, облокотясь о край его, возбужденно стал рассказывать Булавину все, что услышал от Алехина.

– Нет сомнений, товарищ майор, – убежденно заключил он, – что Гаевой ухитряется каким-то образом пользоваться перепиской теток Алехина для своих шпионских донесений. Тут, конечно, многое еще неясно, но с письмами дело явно нечисто.

Булавин задумался. Фигура Гаевого становилась ему все яснее.

– Что же вы предлагаете? – спросил он капитана, еле удерживаясь от желания закурить. Булавин давно уже дал себе слово не притрагиваться к папиросам, убедившись в том, что курение ослабляет память. Но застарелая привычка все еще давала о себе знать. Нелегко было с ней бороться.

– Я предлагаю, – не задумываясь, ответил Варгин на вопрос майора, – ознакомиться с письмом Марии Марковны. Это поможет нам во многом разобраться.

«Да, пожалуй, это на многое откроет нам глаза, – думал и Булавин, нервно постукивая пальцами по столу. – Гаевой, видимо, чрезвычайно осторожен и не решается заводить собственную легальную переписку».

Евгений Андреевич встал из-за стола и медленно подошел к окну. Размышляя о Гаевом, он внимательно наблюдал, как по улице шли ремонтные рабочие, и вдруг так же остро, как вчера у карты, почувствовал, что судьба этих людей будет в какой-то степени зависеть от решительности его действий. Он подошел к телефону и набрал номер местного почтового отделения.

– Каширина, пожалуйста, – попросил он ответившего ему работника почты. – Приветствую вас, Михаил Васильевич, – сказал он, когда трубку взял цензор почтового отделения Каширин. – Булавин говорит. Скажите, не ушла еще от Вас иногородняя почта? Завтра утром уходит?.. Тогда у меня к вам просьба: проверьте, пожалуйста, нет ли среди полученной вами корреспонденции письма на имя Глафиры Марковны Добряковой. Когда я смогу получить от вас ответ?.. Через пятнадцать минут? Хорошо, меня это устраивает. Позвоните мне на квартиру.

Вскоре раздался звонок. Булавин нетерпеливо снял трубку.

– Слушаю вас, – произнес он громко. – А, Михаил Васильевич! Что?.. Есть письмо на имя Глафиры Добряковой? Очень хорошо. Срочно пришлите его ко мне.

9. Диспетчер Анна Рощина

У диспетчера станции Воеводино Анны Рощиной был сегодня тяжелый день. Почти ни один поезд не удавалось ей провести точно по графику. Налеты фашистских самолетов, неисправность вагонов, требующая отцепки, задерживали поезда в пути. А ведь на линии был тяжеловесный состав Сергея Доронина, которому нужно было обеспечить «зеленую улицу» – свободный путь.

Анна всегда радовалась успехам Доронина, лучшего машиниста дороги, и все-таки каждый раз, когда она обеспечивала ему «зеленую улицу», что-то тревожило ее. Ведь это не так-то просто – пропустить один поезд вне всяких графиков. Это почти всегда отражается на других поездах.

Анна не раз уже задумывалась о том, что на транспорте, где все находится в такой сложной взаимозависимости, рекорды одиночек вступают в какое-то противоречие с ритмом работы многих участков железной дороги.

Но разобраться в этих противоречиях, найти какой-нибудь выход она пока не могла.

Сегодня Анну беспокоил не один только Сергей Доронин. Сегодня отец ее, Петр Петрович Рощин, впервые вел тяжеловесный состав.

Если почему-либо застрянет вдруг отец, застрянет и Сергей. Но теперь, кажется, уже миновало самое страшное – и отец и Сергей благополучно проследовали через станцию Грибово, перед которой был очень тяжелый подъем. Теперь нужно было только обеспечить им свободный путь до Воеводино.

Повернув селекторный ключ, Анна вызвала Песочную.

– Как двенадцать сорок два? – спросила она в микрофон.

– Прибыл по расписанию, – отозвался из репродуктора голос дежурного по станции Песочной.

– У него набор воды в Городище, а за ним следом Доронин идет с тремя с половиной тысячами. Не задержит он Доронина? – спросила Анна.

– Рощин – хороший машинист, не задержит, товарищ диспетчер.

«Что же делать? – напряженно думала Анна. – Отец в самом деле хороший машинист. Зачем же ломать его график и задерживать на промежуточной станции дольше положенного времени? У него ведь тоже около трех тысяч тонн, и он не мешает пока Сергею, идущему следом. Да, но он впервые ведет такой тяжелый состав… Что будет, если он все-таки не выдержит скорости и Сергей нагонит его в пути?..»

Анна нажала ногой педаль под столом и снова включила в сеть свой микрофон.

– Вызовите Рощина, – приказала она дежурному по станции Песочной, на которой у Петра Петровича была стоянка.

– Понял вас, – ответил дежурный.

Спустя несколько минут из репродуктора послышался голос:

– Машинист Рощин у селектора.

Как хотелось бы Анне сказать ему просто: «Папа, постарайся не подвести Сергея». И еще что-нибудь теплое, ободряющее… Но вместо этого пришлось спросить официально:

– Вы знаете, Петр Петрович, что следом за вами идет Доронин с тяжеловесным?

– Знаю, товарищ диспетчер. Не подведу Доронина.

– Но у вас набор воды в Городище.

– Воды хватит. Обойдусь без набора.

«Молодец папа!» – радостно подумала Анна и сказала в микрофон:

– Пропущу вас через Городище с ходу. Помните только, Петр Петрович, что следом за вами идет Доронин с тремя с половиной тысячами.

Снова щелкнула Анна селекторным ключом:

– Городище!

– Городище слушает.

– Тринадцать тридцать четыре ставьте на обгон. Двенадцать сорок два пропустите с ходу.

– Понял вас.

– Доложите, когда проследует.

– Понятно.

Медленно текли минуты. Поезд Рощина по графику только в пятнадцать часов сорок минут должен был проследовать через Городище. За окном гремели зенитки, сотрясая стены здания, но Анна, казалось, не слышала ничего. Ее беспокоили только мысли о Доронине и отце, впервые взявшем тяжеловесный состав.

Трижды тяжело грохнуло что-то неподалеку от станции. С потолка на голову Анны посыпалась штукатурка.

«Бомбят, наверно…» – подумала Анна, но в это время раздался голос из репродуктора, и она уже ничего не слышала, кроме него.

– Диспетчер!

– Я диспетчер.

– У селектора Городище. Двенадцать сорок два прошел в пятнадцать тридцать пять.

«Наконец-то!» – облегченно вздохнула Анна, взглянув на часы.

Выходило, что отец прошел Городище на пять минут раньше срока, предусмотренного графиком, и это обрадовало Анну.

«Молодцом оказался папа, – проносились торопливые мысли. – Он, конечно, всегда был хорошим машинистом, но слишком уж осторожным. А теперь помолодел словно. Непременно нужно написать Алеше и Лёне на фронт о нашем чудесном старике!»

И тут мысли ее снова вернулись к Сергею, и она подумала невольно, что это его пример вдохновил отца на трудовой подвиг, и у нее радостно забилось сердце.

«А ведь это идея, – довольно подумала Анна: – пускать более слабого машиниста впереди сильного. Отец выжал все из своего паровоза, чтобы не подвести Сергея. Тут и чувство собственного достоинства заговорило, конечно. Да, это определенно удачная идея!»

Весь день у Анны было хорошее настроение. Она увереннее командовала своим диспетчерским участком, смелее принимала оперативные решения и к концу смены многие опаздывавшие поезда ввела в график.

10. Разгадка крапленого письма

Капитан Варгин был специалистом по расшифровке секретных донесений. Ему и поручил майор Булавин ознакомиться с письмом Марии Марковны, написанным рукою Гаевого. Капитан тотчас же занялся тщательным исследованием письма, но долго не мог обнаружить никаких следов шифровки. Лишь когда письмо сфотографировали, на снимке оказалось множество мелких крапинок, разбросанных по всему полю фотографии. Решив, что крапинки получились на снимке случайно, вследствие недоброкачественности фотопленки или бумаги, Варгин повторил опыт, но результат был тот же самый.

«Выходит, что крапинки тут не случайны», – решил Варгин и принялся размышлять, что бы они могли означать. Было несомненно, что Гаевой нанес их на текст каким-то составом, воспринимаемым только фотопленкой. Крапинки, видимо, скрывали второй, тайный смысл письма, продиктованного Марией Марковной Гаевому.

Варгин попытался обнаружить в расположении подозрительных пятнышек какую-нибудь систему. Он просидел над решением задачи несколько часов, но так и не справился с нею. Расположение крапинок на письме попрежнему казалось капитану совершенно хаотическим.

Поздно вечером майор вызвал Варгина к себе.

– Ну как, Виктор Ильич, поддается разгадке криптограмма Гаевого или не поддается?

– Не поддается, товарищ майор, – ответил Варгин, нервно теребя в руках фотографии. – Никак не могу нащупать системы в этом сумбуре таинственных крапинок.

– Дайте-ка и мне посмотреть на них, – попросил майор, протягивая руку за снимками. – Быть не может, что все здесь так уж неприступно.

Майор знал, как любил капитан хитроумные головоломки, как мог сутками, без сна и отдыха, сидеть над группами цифр или замысловатыми орнаментами, в графических линиях которых были запрятаны схемы дорог и станций, зарисованных шпионами. Можно было не сомневаться, что он перепробовал все возможные комбинации крапленых букв на снимке письма. Видимо, и в самом деле задача была не из легких.

Майор достал из стола сильную лупу и, внимательно просмотрев через нее снимки, повернулся к капитану со словами:

– Нам нужно, товарищ Варгин, чтобы ни Гаевой, ни его адресат не подозревали о том, что мы напали на их след. Малейшая задержка письма может их насторожить. Нельзя, однако, отправить его, не прочитав шифровки… А что касается замысловатости шифра, – продолжал Булавин, будто карты перетасовав фотографии письма и веером разложив их перед Варгиным, – то, мне думается, не намного он хитроумнее других, разгаданных нами.

Капитан, задумавшись, низко склонил голову над снимками. Не поднимая глаз на майора, спросил:

– Профессиональное чутье вам это подсказывает или есть более убедительные доводы?

Булавин встал и не спеша прошелся по комнате, с удовольствием разминая затекшие от долгого сидения ноги.

Капитан терпеливо ждал объяснений майора, рассеянно перебирая фотографии и изредка поглядывая на Булавина.

Прошло уже несколько минут, а Булавин все еще ходил вдоль письменного стола, сосредоточенно размышляя над трудной задачей.

Щуря глаза, будто всматриваясь во что-то, он изредка решительно проводил ладонью ото лба к затылку, приглаживая тонкие русые волосы. Остановившись, наконец, перед Варгиным, он снова взял из рук капитана фотоснимки. Долго и внимательно рассматривал их, затем убежденно заявил:

– Попробуйте-ка читать крапленые буквы не по всей развернутой странице, а по площадям, образованным складками письма. Да учтите к тому же, что тайный текст может быть написан по-немецки, хотя и русскими буквами.

– Это единственный способ, который я еще не испробовал, – признался Варгин и торопливо стал собирать со стола фотографии.

…Майор Булавин дремал в кресле за своим письменным столом, когда на рассвете Варгин осторожно дотронулся до его плеча.

Открыв глаза и увидев улыбающееся лицо капитана, Булавин быстро поднялся и спросил оживленно:

– Разгадали?

– Разгадал, товарищ майор!

Варгин так и не смог справиться со счастливой улыбкой, выдававшей его чувства. Он расшифровал за время своей службы в контрразведке не одну головоломку, но всякий раз при этом торжествовал, как школьник.

– Ну, читайте же! – потребовал майор, решительным движением отставляя коробку с папиросами, придвинутую к нему Варгиным.

Капитан прочел то, что ему удалось расшифровать:

«В депо появился новый локомотив „ФД-327-13“».

– Чутье, значит, не обмануло нас… – задумчиво произнес Булавин.

– Прикажете арестовать Гаевого? – спросил капитан Варгин, невольно подтягиваясь, будто готовясь к немедленным решительным действиям.

– Нет, зачем же? Это мы всегда успеем сделать, – спокойно заметил Булавин и кивнул Варгину на стул, приглашая сесть. – Арестом Гаевого мы лишь спугнем его сообщников, а нам нужно постараться с его помощью раскрыть всю эту компанию. Мы возьмем мерзавца под наблюдение, а его корреспонденцию будем строжайше контролировать. Прежде всего необходимо выяснить, каким образом он получает задания от своего шпионского начальства.

– А как же с письмом? Задержать его или отправить?

– Отправьте. Видно, Гаевой уже раньше успел сообщить своим хозяевам численность нашего паровозного парка. Мало что изменится, если узнают они и об этом новом паровозе.

11. Решение Военного Совета

Длинный стол Военного Совета фронта был завален оперативными картами, испещренными ломаными линиями переднего края фронта, дугами и овалами расположения войск, стрелками намечаемых ударов.

Начальник штаба фронта, высокий худощавый генерал с коротко остриженной седой головой, положил на стол указку, которой только что водил по карте, разостланной на столе.

– Ну-с, значит, все ясно? – испытующе спросил он и обвел строгими глазами присутствующих.

– Товарищ Быстров, – обратился он к начальнику военных сообщений фронта, – что нужно вам для обеспечения военных перевозок в связи с подготовкой к наступлению на левом фланге фронта?

Быстров встал, оправляя китель. В блокноте у него были сделаны все необходимые расчеты. Он быстро перелистал несколько страниц и ответил:

– Паровозный парк ближайшего к фронту паровозного депо необходимо значительно увеличить. В противном случае депо не справится с перевозкой срочных грузов, поток которых сильно возрастет.

Начальник фронтовой контрразведки, сидевший рядом с полковником Муратовым, шепнул ему на ухо:

– Сегодня же свяжитесь с майором Булавиным. Поставьте его в известность, что снабжение наших армий, готовящихся к наступлению, будет итти через станцию Воеводино.

В тот же день состоялся разговор полковника Муратова с майором Булавиным. Разговор шел по телетайпу, условным кодом.

«На днях начнется переброска военных грузов через вашу станцию в направлении главного удара предстоящей наступательной операции, – медленно читал майор Булавин на узкой ленте телетайпа. – В связи с этим значительно увеличат ваш паровозный парк».

«Получили ли вы мое донесение о Гаевом?» – запросил Булавин полковника Муратова, как только прекратилось судорожное движение ленты у него между пальцев и умолк дробный стук клавиатуры аппарата.

«Да, получил, – ответил полковник Муратов. – Вы полагаете, значит, что его можно без особого риска оставить пока на свободе?»

«Пока Гаевой на свободе, нам легче будет изучить систему связи, установленную шпионами, и определить местонахождение основного гитлеровского резидента у нас в тылу. Арест же Гаевого только насторожит вражескую агентуру».

«Но ведь, оставаясь на свободе, Гаевой тотчас же донесет об увеличении паровозного парка Воеводино, и гитлеровцам все станет ясно», – высказал свое опасение полковник Муратов.

«Мы контролируем теперь каждый шаг Гаевого и всю его переписку. В случае нужды можем взять его в любую минуту».

Несколько секунд клавиатура телетайпа была неподвижна. Видимо, полковник Муратов обдумывал предложение майора. Затем вновь глухо защелкали клавиши, лента пришла в движение, и майор Булавин, с нетерпением ожидавший ответа, наконец, прочел:

«Хорошо. Оставьте Гаевого на свободе до особого распоряжения. Я доложу начальству о вашем предложении».

12. Доклад капитана Варгина

Вернувшись к себе, Булавин приказал вызвать капитана Варгина. В ожидании его прихода нервно прошелся по кабинету, обдумывая события последних дней. Обстановка становилась с каждым днем все сложнее. Теперь, когда было принято решение снабжать готовящиеся к наступлению армии через Воеводино, Гаевой мог, конечно, причинить много неприятностей. Имея доступ к документам конторы паровозного депо, он легко узнает об увеличении паровозного парка, даже не выходя из помещения конторы, и, конечно, сообразит, с чем это связано.

И все-таки это не очень пугало Булавина: ведь враг обнаружен и находится под неусыпным наблюдением.

Когда явился капитан Варгин, майор Булавин все еще озабоченно ходил по кабинету.

– Ну-с, докладывайте, что вам удалось разузнать о Гаевом, – обратился он к капитану.

По выражению лица Варгина майор почувствовал, что капитан доволен результатом своей разведки. Нарочитая неторопливость, с какой он усаживался в кресло, доставал папиросы и закуривал, тоже была хорошим признаком.

– Ну, ладно уж, не тяните, – добродушно усмехаясь, поторопил его Булавин.

– Могу доложить вам, товарищ майор, – не без удовольствия произнес Варгин, откладывая только что закуренную папиросу, – нам удалось основательно прощупать этого гуся. Повышенный интерес его к номерам паровозов установлен теперь абсолютно точно. Следует отметить также, что Гаевой собирает эти сведения совершенно легально. Ему для этого даже в депо не надо заглядывать. Наряды на ремонт дают ведь исчерпывающие сведения о наличии паровозного парка. Вся система шпионской работы Гаевого нам теперь ясна…

– Но позвольте, – перебил капитана Булавин. – А если паровоз не заходит в депо на ремонт, значит, Гаевой тогда не имеет сведений о таком паровозе?

– Ну, если паровоз и не заходит в депо, то ему кое-какой мелкий ремонт производят на путях, а на это тоже выписываются наряды. Не минуют и они расценщика Гаевого.

– Выходит, значит, что Гаевой располагает исчерпывающими сведениями о паровозном парке нашего депо? – спросил майор, делая какие-то пометки в записной книжке.

– В этом нет теперь никаких сомнений, – убежденно заявил Варгин. – Но каков гусь! Это ведь просто находка для вражеской разведки. Маленький, скромный человечишка на незаметной работе. Не пьет, живет уединенно, кроме своей конторы, нигде не бывает.

Вспомнив о папиросе, тускло тлевшей в пепельнице, Варгин несколько раз жадно затянулся.

Майор Булавин задумчиво постучал пальцами по настольному стеклу, переставил пепельницу поближе к капитану и спросил:

– А как вы думаете, Виктор Ильич: есть у Гаевого сообщники или он действует в одиночку?

– Нет у него никакой нужды в сообщниках, товарищ майор, – убежденно ответил Варгин.

– Вот еще что меня беспокоит, Виктор Ильич: как вы думаете, на нашу только станцию шпион заброшен или есть и на соседних?

– Едва ли, товарищ майор.

– Я тоже так думаю, – согласился Булавин. – Давайте, однако, прикинем, куда бы еще противник мог забросить своего агента. Держать двух шпионов вблизи друг от друга гитлеровцы не станут. Наша станция – самая крупная на всем участке от Низовья до фронта, и с точки зрения маскировки позиция шпиона тут наиболее безопасна. Ведь на маленьких промежуточных станциях обслуживающий персонал невелик и каждый человек все время на виду. Втереться шпиону в такой коллектив неизмеримо труднее.

– А не могли разве гитлеровцы заслать своего агента на узловую станцию? – спросил Варгин.

– В Низовье?

– Так точно. Там ведь разветвление дороги и одна линия ее идет к правому, другая к левому флангу фронта. Позиция для шпиона в Низовье, пожалуй, даже более выгодная, чем у нас.

– А по-моему, напротив, не очень-то выгодная, так как там нелегко ориентироваться, – заметил Булавин. – Расположение станции Низовье таково, что уследить за дальнейшим направлением поездов, прибывших из тыла, почти невозможно. Только начальник станции да ближайшие помощники его знают в точности, к левому или к правому флангу фронта пойдут оттуда поезда. Тот факт, что Гаевой заброшен на нашу станцию, как раз и свидетельствует, что Низовье непригодно для наблюдения за грузопотоком, идущим к фронту.

Помолчав, Булавин добавил убежденно:

– Нет, уж если и имеется еще один шпион на нашей дороге, то только на станции Озерной. Она такова же примерно, как и наша, по масштабу, но находится на разветвлении пути, ведущем к противоположному флангу фронта.