Текст книги "Америка с чёрного хода"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

В горах Западной Вирджинии

Цинциннати явился последним большим городом на трассе нашего возвращения в Вашингтон. Лежавшие дальше Чилликот, Афины и Мариетта в штате Огайо, Паркерсбург и Кларксбург в Западной Вирджинии представляли собой небольшие провинциальные местечки. Заночевали мы в Кларксбурге, в преддверии горных районов Западной Вирджинии. Через город протекает река Мононгахела, крупная транспортная артерия для местной горной промышленности.

Утром заходим в первый попавшийся кафетерий и, сидя за стойкой на неудобных высоких табуретах, наспех завтракаем. Обслуживает нас молодая официантка. Она с любопытством прислушивается к разговору, который мы ведем, разумеется, по-русски.

– Скажите, пожалуйста: откуда вы? – неожиданно спрашивает она.

Я отвечаю, что мы из Вашингтона. Может быть, мне следовало бы сказать, что мы иностранцы, живущие в Вашингтоне. Но я считал, что официантка и сама поняла это по языку, на котором мы говорили. Однако я ошибся.

– Скажите, – снова спрашивает девушка, – а у вас в Вашингтоне все говорят так же, как и вы?

Мы едва верим своим ушам. Оказывается, простодушная девушка вполне допускает, что жители Вашингтона говорят на другом языке, нежели обитатели Кларксбурга. От Кларксбурга до Вашингтона всего несколько часов езды в автобусе или по железной дороге, но для нашей собеседницы это совсем другой, неведомый мир.

Забавный разговор с девушкой вызвал интерес к нашим особам со стороны некоторых посетителей кафетерия.

Как только мы вышли на улицу, вслед за нами поднялись с мест двое пожилых, очень скромно одетых людей. По виду они напоминали рабочих, а если учесть, что мы находились поблизости от главного каменноугольного бассейна США, в районе, изобилующем горняцкими поселками, то нетрудно было догадаться, что оба посетителя были горняками.

Когда мы садились в машину, рабочие подошли к нам. Один из них вежливо поздоровался, другой молча кивнул головой.

– Простите, господа, – нерешительно заговорил первый. – Мы нечаянно услышали, что вы направляетесь в Вашингтон, и решили обратиться с просьбой. Не найдется ли в вашей машине место хотя бы для одного из нас? Нам надо срочно попасть в Вашингтон.

Мы переглянулись между собой и согласились. Машина была просторная, и места в ней хватило для обоих неожиданных попутчиков. Они от души поблагодарили нас. Ни в каких сборах они не нуждались, так как путешествовали налегке. Поэтому мы сразу же тронулись в дальнейший путь.

По дороге завязался разговор. Один из наших спутников – Гарри Джонсон – оказался очень общительным человеком. Другой – Феликс Войцеховский, судя по фамилии, поляк – лишь изредка вставлял то или другое замечание. По-английски он говорил с заметным акцентом.

Выехав накануне из одного горняцкого поселка, они уже второй день на попутных машинах пробирались к Вашингтону.

– Сегодня нам повезло. С вами доедем прямо до Вашингтона. А вчера за весь день мы проехали всего с полсотни миль, да и то в два приема.

Цель их путешествия – встреча с руководителями профсоюза горняков, а если удастся, то и с самим председателем союза Джоном Льюисом. Они не являются профсоюзными работниками – у тех хватает денег на билет в автобус или на место в пульмановском вагоне. Они, так сказать, неофициальные ходоки от низовых рабочих и едут тайком от местного уполномоченного профсоюза горняков.

– Мы потеряли в него веру, – говорит Гарри Джонсон. – Что-то уж очень покладист он к компании. Рабочие требуют от него решительных действий, а он все уговаривает нас. Только и слышишь: «Подождите, пока все выяснится. Потерпите, пока придет указание от союза. Сейчас не время предъявлять требования к компании!» А когда же будет время, хотел бы я знать? – с возмущением восклицает Джонсон. – Когда мы все там с голоду подохнем?

– Хотим проверить в правлении, правильно ли он поступает, и узнать, как союз относится к нашим требованиям, – добавляет Войцеховский. – Нас послали товарищи. А если и правление заодно с нашим уполномоченным, то придется действовать нам самим.

Проблемы, которые стоят перед горняками не только в Западной Вирджинии, но и в других районах страны, остры и неотложны. В связи с окончанием срока действия коллективного договора шахтовладельцы заявили, что они возобновят договор с горняками лишь в том случае, если те согласятся на понижение заработной платы. Кроме того, они хотят отменить пункт коллективного договора о пенсионно-страховом фонде, из которого горняки получали пособия в случае болезни или увечия, а также пенсии по достижении предельного возраста. И Джонсон и Войцеховский единодушно заявляют, что для горняков и их семей этот пункт коллективного договора – единственная гарантия от голодной смерти при потере трудоспособности из-за болезни или несчастного случая. Они приводят мне множество фактов, показывающих, насколько безвыходно положение семьи, глава которой погиб или превратился в инвалида. Вчуже страшно было слушать их гневное и вместе с тем печальное повествование.

В Америке – при почти полном отсутствии техники безопасности – понятие несчастного случая имеет совсем не то значение, что у нас. Там это уже не «случай», не исключительное происшествие, а повседневное, почти нормальное явление. Достаточно сказать, что с 1930 по 1945 год в результате аварий и катастроф в шахтах было убито или искалечено свыше миллиона человек. Государственного страхования для пострадавших или их иждивенцев не существует. Вот почему горняки – один из самых боевых отрядов американского рабочего класса – всегда выставляли в качестве основного требования создание пенсионно-страхового фонда за счет предпринимателей. После упорных боев они добились его создания в 1946 году. А теперь компания подняла руку на это завоевание рабочих.

– Ребята никак не возьмут в толк – почему надо ждать хотя бы один день после того, как компания ясно заявила о своих намерениях? – с возмущением продолжает Джонсон. – Нам остается лишь одно – бастовать. Другого выхода у нас нет. Это наше твердое решение.

Наши спутники из Западной Вирджинии сошли на одной из улиц американской столицы. Они долго жали нам на прощанье руки и еще раз горячо благодарили. Мы искренне пожелали им успеха в их делах.

Подводя позднее итоги нашему путешествию, мы отмечали, что оно дало нам как бы серию наглядных иллюстраций к переживаемому страной моменту. Характерной чертой ситуации в стране был повсеместный рост активности трудящихся в борьбе за насущные интересы против наступающей реакции. Стачка электриков в Питтсбурге, всеобщая стачка рабочих автомобильных предприятий в Детройте, митинг и демонстрация рабочих в Чикаго, нарастающая стачка горняков в Западной Вирджинии – таковы были факты, свидетелями которых мы явились во время нашего путешествия.

Уже по одним этим фактам нетрудно представить себе, какова была ситуация в масштабе всей страны.

Не знаю, удалось ли Джонсону и Войцеховскому повидаться с Джоном Льюисом или другими руководителями профсоюза, с опаской и недовольством встречающими проявление боевых настроений у горняцких масс. Но несомненно одно: какой бы прием они ни нашли в столице, это не могло отбить у них и у сотен тысяч их товарищей решимости отстаивать свои права от покушений со стороны шахтовладельцев.

Об этом убедительно говорят факты последнего периода. По окончании войны не проходило ни одного года, чтобы горняки не вели стачечной борьбы в той или иной части страны. Шесть забастовок за этот период были всеобщими. Последняя по времени всеобщая забастовка происходила весной 1950 года и продолжалась в течение месяца. Горнякам пришлось вынести при этом немало лишений, но они стойко продолжали борьбу и в конце концов победили. Когда из-за нехватки угля экономика Соединенных Штатов стала испытывать сильнейшие затруднения, предприниматели вынуждены были пойти на уступки. Горняки добились заключения коллективных договоров, предусматривавших увеличение зарплаты и повышение отчислений предпринимателей в пенсионмо-страховой фонд. Решимость к борьбе, глубокая солидарность горняцких масс, организованность действий – таковы были главные факторы, обеспечившие горнякам победу.

3. ПО ФЛОРИДЕ

В Майами

Вашингтонский экспресс медленно приближается к небольшому, захудалого вида вокзалу. Впечатление от грязных подъездных путей, от убогого вокзального помещения никак не гармонирует с крикливой рекламой, которая превозносит до небес все, что относится к Флориде вообще и в частности к Майами – одному из самых модных американских курортов.

Нас встречает местный старожил, мистер Сэмюэль, с которым мне довелось познакомиться в Нью-Йорке на одном из торжественных заседаний Национального совета американо-советской дружбы. Он работает в местном филиале этого общества. По нашим нью-йоркским встречам мне известно, что мистер Сэмюэль высоко ценит богатство природных условий Майами, но весьма критически относится к стилю жизни этого города.

– Вокзал – это что! – говорит он. – Я вам покажу здесь и другие «красоты», о которых вы никогда не узнаете из рекламы. Майами – действительно земной рай, но не для всех…

Выходим на просторную вокзальную площадь. Недалеко от нее в деловой части города много высоких зданий. Над всеми остальными небоскребами возвышается здание в несколько ярусов, как бы поставленных один на другой. По словам нашего спутника, этот небоскреб, насчитывающий двадцать восемь этажей, является одной из достопримечательностей Майами. Прежде всего это самое высокое здание во всех штатах южнее американской столицы. Кроме того этот небоскреб – уникум. В его нижних и средних этажах размещаются муниципалитет и суд, а самые верхние этажи отведены… под тюрьму. Небоскреб-тюрьма – таково новейшее достижение американской строительной и административной техники.

– Строители этой тюрьмы, – замечает мистер Сэмюэль, – приняли все меры предосторожности для того чтобы бежать из нее было невозможно. Однако некоторые заключенные все-таки убегают. Особенно те, которые владеют особым видом отмычки, при помощи которой открываются не только тюремные запоры, но и сердца тюремщиков. Вы, надеюсь, понимаете меня?

Всякому, кто слышал о продажности американских чиновников, понятно, что при помощи хорошей взятки состоятельный мошенник может без особого груда бежать из тюрьмы, расположенной даже на двадцать восьмом этаже небоскреба.

Мы едем мимо деловой части Майами, занятой универмагами, банками, конторами и другими деловыми предприятиями и учреждениями. Высокие и массивные здания создают впечатление тесноты и скученности, хотя улицы здесь довольно широки, как и вообще во всех недавно построенных американских городах. Затем картина меняется. Мы попадаем в кварталы вилл и коттеджей, обнесенных белыми каменными стенами или металлическими решетками, над которыми покачиваются густые кроны пальм. Пальмы высятся и на тротуарах вдоль улиц, превращая их в тенистые аллеи. Нетрудно догадаться, что за люди живут за белыми оградами под сенью королевских пальм.

Здесь и на островах Бискэйнской бухты возле Майами-Бич, – говорит наш спутник, – расположены виллы самых крупных богачей Америки. Каждый промышленный или банковский магнат, состояние которого перевалило за десяток миллионов долларов, считает необходимым иметь зимнюю резиденцию в одном из флоридских курортов, и прежде всего в Майами или Майами-Бич. Но если вы еще не сколотили себе десятка миллионов, то у вас не хватит пороху на подобные виллы, ибо цены на недвижимость здесь фантастически высоки. В этом случае вы можете пользоваться лишь отелями, на что в сезон тоже надо ухлопать уйму денег…

Кстати сказать, хотя дело происходит в середине января, я тем не менее изнываю от жары. В субтропической Флориде, омываемой теплыми водами Гольфстрема, «зима» – понятие очень относительное. Средняя температура в это время года составляет около 20°С. В силу благоприятных климатических условий Майами является прекрасным зимним курортом, куда в разгар сезона съезжаются десятки тысяч человек. Ввиду того, что жизнь в Майами чрезвычайно дорога, это почти исключительно бизнесмены с туго набитыми карманами. Многочисленные отели, пляжи, спорт-клубы, игорные дома, шантаны, дансинги предоставляют им полный ассортимент всех известных американцам удовольствий.

Миновав кварталы вилл и коттеджей, мы въезжаем на дамбу, проложенную через Бискэйнскую бухту. По дамбе проходит так называемая Венецианская дорога, ведущая в Майами-Бич. Это – курортный городок, своего рода отпрыск Майами. Он расположен на длинной косе, протянувшейся на много километров параллельно побережью Майами. По дороге мы пересекаем ряд геометрически правильных островков, входящих в группу «Венецианских островов». Они носят итальянские названия: Сан-Марино, Сан-Марко, Лидо, Риво-Альто. Островки покрыты пышной растительностью, среди которой преобладают различные породы пальм.

– Можно сказать, что вы видите перед собой чудо современной строительной и земельно-мелиоративной техники, – говорит мистер Сэмюэль. – Все эти островки и многие другие сделаны искусственно при помощи гидравлических насосов, перекачивавших грунт со дна бухты на песчаные отмели. Затем сюда привозили плодородную почву, на которой высаживали десятки тысяч пальм и других экзотических растений. Так возникли эти острова, застроенные сейчас красивыми виллами.

На мгновение он задумывается.

– Но можно посмотреть на дело и с другой точки зрения. Ведь эти островки возникли не только на насыпном грунте, но и на костях погибших здесь поколений рабочих. Собственно говоря, каждая вилла является безыменным надгробным памятником тем, чьими руками она построена.

Мистер Сэмюэль вкратце рассказывает нам историю Майами и Майами-Бич. Строительство курорта сопровождалось стихийными бедствиями и катастрофами экономического характера. Рабочие кварталы города были дотла выжжены пожарами. Ураганы не раз сносили сотни зданий, построенных на скорую руку во время спекулятивного бума двадцатых годов. Эпидемия желтой лихорадки, с необычайной силой свирепствовавшая в этих заболоченных местах, неоднократно подвергала Майами длительному карантину. Только в последнее время малярия перестает быть бичом Флориды. А сколько бедняков погибло здесь в результате экономического кризиса первой половины тридцатых годов! Никто не вел статистики этого рода, но старожилы Майами знают, какой ценой оплачена роскошь особняков и отелей модного курортного города.

Последний из насыпных островов остается позади, и начинается территория города Майами-Бич. Он занимает длинную полосу земли шириной в среднем не более двух километров. Это – настоящий заповедник богачей: разностильные виллы и коттеджи уступают здесь место лишь отелям, ресторанам, увеселительным заведениям. Вы не увидите в этом городе домов, в которых мог бы жить рабочий люд или многочисленный персонал, обслуживающий туристов и обитателей вилл. Шоферы, официанты, лакей, парикмахеры, музыканты и т.д. нужны здесь лишь как временная рабочая сила, как неизбежная принадлежность увеселительных мест. Да и как трудящийся человек мог бы оплатить здесь квартиру или хотя бы комнату, если стоимость даже самого скромного дома достигает в Майами-Бич сотен тысяч или миллионов долларов? Поэтому те, кто обслуживает богачей, приезжают сюда из отдаленных пригородов.

Особенно много отелей на Коллинз-авеню, протянувшейся через весь Майами-Бич на несколько километров. Комната для нас заказана в наиболее скромном из них. Однако когда мы узнаем стоимость номера, мы едва верим своим ушам.

– Не удивляйтесь, – утешает нас мистер Сэмюэль. – Цена для Майами более чем умеренная. Здесь все дорого: и жилье, и питание, не говоря уже о развлечениях. К сожалению, дороговизна задевает карманы не только туристов, но и местных жителей. Чем больше процветает Майами-курорт, тем дороже жизнь в Майами-городе.

Мысленно подведя счет своим денежным ресурсам, я решаю, что задерживаться в Майами нельзя больше, чем на два-три дня, особенно если учесть, что мы хотим посетить еще некоторые другие пункты Флориды.

Устроившись в номере, мы отправляемся в город. Мистер Сэмюэль показывает нам места, которых мы не видели по дороге от вокзала в отель: внутренние каналы Майами-Бич, обрамленные неизменными пальмовыми рощами; океанские пляжи вдоль Коллинз-авеню; парки и стадионы Майами.

Возвращаемся под вечер по бульвару, проложенному по другой дамбе. Этот бульвар местные тузы из муниципалитета окрестили именем генерала Макартура.

Мистер Сэмюэль заезжает на некоторые из насыпных островов, расположенных вдоль бульвара. Это острова Гибискус, Пальмовый и Звездный. Он останавливается перед некоторыми виллами и называет имена их владельцев: фабрикант автоцистерн Вебб Джей; владелец кубинской компании табачных и сахарных плантаций Хорхе Санчес; бывший мэр Майами-Бич Джон Леви, видимо не забывший побеспокоиться о собственном благосостоянии, и многие другие финансовые или промышленные тузы.

Мистер Сэмюэль протягивает мне рекламный путеводитель-справочник по Майами. Справочник раскрыт на странице, перечисляющей местную знать.

Не найдете ли вы здесь знакомых имен? – спрашивает он.

Я заглядываю в список. Кое-кого из числящихся в нем лиц я знал понаслышке и раньше; роль других в политике или экономике США охарактеризована в справочнике. Лишь одно имя стоит в нем как-то особняком, без указания бизнеса: Альфонс Капоне. Это, должно быть, столь известная персона, что ее имя не нуждается ни в каких пояснениях.

– Аль-Капоне?

Наш спутник утвердительно кивает головой.

– Вы не ошиблись. Мы находимся сейчас перед его виллой.

Пресловутый чикагский гангстер и содержатель публичных домов Аль-Капоне в течение многих лет безнаказанно совершал самые отвратительные преступления, заботливо опекаемый подкупленной им администрацией Чикаго во главе с мэром. В конце концов он был арестован и присужден к тюремному заключению. Для американского «правосудия» чрезвычайно характерно то, что его осудили не за бандитизм и другие уголовные преступления, а за… уклонение от уплаты подоходного налога с его многочисленных «предприятий». В последние годы Аль-Капоне не появлялся на страницах газет, и о нем позабыли, но, оказывается, не повсюду. Отбыв наказание и выйдя из тюрьмы, он доживал теперь свой век в «благоприобретенной» роскошной вилле, как один из выдающихся, хотя и сошедших со сцены, бизнесменов. Таковы злые гримасы американской действительности, где не официальные законы «великой заокеанской демократии», а доллар и только доллар – пусть даже приобретенный самыми гнусными способами – играет решающую роль в определении порока и добродетели.

Следующее утро оказывается таким теплым, что мы отправляемся на пляж и купаемся.

Мистер Сэмюэль является точно в назначенное время. Вчера мы видели фасад нашего курорта, – говорит он, – а сегодня я покажу вам его с тыла…

«Тыл» Майами расположен в его западной части, удаленной от океанского побережья. Здесь не видно ни пальм, ни какой бы то ни было другой растительности. Ряды унылых деревянных строений, в большинстве своем полуразрушенных и кое-как залатанных досками и жестью, лепятся друг к другу по обеим сторонам улиц. От окна к окну протянуты веревки, на которых сушится белье. Под окнами, прямо на пыльной неасфальтированной мостовой, играют полуголые ребятишки. По их темной или кофейного цвета коже можно заключить, что мы в негритянском квартале. Но рядом, в не менее жалких кварталах, живут так называемые «белые бедняки». Из населения этих «тыловых» кварталов и вербуется обслуживающий персонал для барских вилл, фешенебельных отелей и ресторанов.

– Даже государственные комиссии, – замечает наш спутник, – обследовавшие условия жизни в этих гетто и совсем не склонные к разоблачениям, вынуждены были констатировать, что эти кварталы – «абсолютное дно жилищных условий». Тем не менее один прохвост, по имени Теодор Пратт, писал недавно в газетной статье, что лица обитателей хижин Майами часто выглядят более счастливыми, чем лица обитателей дворцов.

Чтобы оценить всю меру подлости Теодора Пратта, достаточно было взглянуть на нищенскую обстановку, в которой жили негры и «белые бедняки». Только служилая интеллигенция Майами – эти «пролетарии в белых воротничках» – живут в более или менее сносных условиях. Им, конечно, чуточку больше перепадает от щедрот мультимиллионеров, но и они едва сводят концы с концами.

Жалкий быт трудящихся Майами выглядит особенно разительным контрастом на фоне праздного быта пресытившихся земными благами хозяев Америки. Этот контраст между трудрм и капиталом особенно отчетливо ощущается в Майами, где представители капиталистических верхов современной Америки живут в непосредственном соседстве с людьми социальных низов.

Следующим этапом нашего знакомства с «тылом» Майами было посещение деревни индейцев-семинолов, которая находится на острове Муса, образуемом двумя рукавами реки Майами. Эта деревня давно превратилась в один из аттракционов города, а охотничий промысел населяющих ее индейцев выродился в охоту за туристами.

За рекламно оформленным входом в деревню мы сразу наталкиваемся на ряды индейских шалашей. Каждый шалаш представляет собою небольшой деревянный помост, над которым устроена соломенная крыша. Это самые дешевые жилища в Майами. На помосте валяются цыновки, полуистлевшие одеяла, примитивная домашняя утварь. Возле шалашей каменные очаги, у которых суетятся женщины, одетые в пестрые лохмотья. Вокруг туристов снуют ребятишки у на ломаном английском языке клянчат подаяния. Они грязны, оборваны, их глаза гноятся, вероятно от трахомы.

Демонстрация индейского быта поставлена на прочную коммерческую ногу. За вход – плата по определенному тарифу, за осмотр различных аттракционов – «колодца желаний», питомника крокодилов – плата в соответствии со щедростью клиента. Когда я сфотографировал старую индианку, стоявшую у очага, она безмолвно протянула руку за монетой.

В деревне мы посмотрели представление для туристов – «борьбу» индейца с крокодилом. Зрелище оказалось довольно скучным. В загон, где помещались крокодилы, спустился мускулистый индеец. Он с трудом выгнал из угла старого ожиревшего крокодила и начал с ним «бороться». Крокодил, видимо, давно был приучен ко всяким цирковым трюкам. Собственно говоря, никакой борьбы не происходило. Индеец напрасно старался заставить крокодила сделать хоть какое-нибудь движение. Скучающий крокодил позволял дюжему индейцу поворачивать себя, как тому было угодно.

Когда мы выходим из индейской деревни, мистер Сэмюэль поясняет:

– Живущие здесь индейские семьи имеют довольно приличный доход от туристов и от продажи кустарных изделий – сувениров. Но не подумайте, что благодаря этому они могли бы сейчас переменить свой образ жизни и сделать его более цивилизованным. Ни в коем случае. Этот доход они получают главным образом от того, что выступают в качестве живых музейных экспонатов. Американцы любят сравнивать состояние старожилов этого континента с той цивилизацией, которую они сюда принесли. Если индейцы Майами откажутся от своих шалашей, от грязи и трахомы, они тотчас перестанут быть музейными экспонатами. А тогда прости-прощай и доходы от туристов. Вот почему они так старательно сохраняют примитивную обстановку, которая для них является уже бутафорией. Это уродливое явление – одно из последствий нашей цивилизации, самой уродливой во всем мире…

Мистер Сэмюэль, несомненно, прав: отказавшись от участи экзотических экспонатов, семинолы сейчас же превратились бы в самых обыкновенных безработных.

Да, «тыл» Майами совсем не похож на его великолепный фасад.