Текст книги "Америка с чёрного хода"
Автор книги: Николай Васильев
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Торжественное заседание общества «Рашн рифил» должно было состояться в бальном зале «Бук-Кадиллака». По американскому обычаю, это был митинг-банкет. Участники банкета разместились за столиками в зале и на хорах, идущих вокруг зала. За одним из столов устроился и я вместе с группой местных друзей Советского Союза. Почетные гости и руководители митинга расположились лицом к публике за большим столом, стоявшим на возвышении в конце зала. В центре, рядом с председателем, находился советский представитель. Так как все ораторы сидели за этим столом, то он служил одновременно и трибуной. Посреди него были поставлены микрофон и маленький пюпитр.
Одним из моих соседей по столу является доктор Яблонский. С другими – словаком и украинцем, эмигрировавшим еще из царской России, – я знакомлюсь уже после того, как митинг открывается. Это деятели Американского всеславянского конгресса – общественной организации, объединившей вокруг себя прогрессивно мыслящих людей славянских национальностей.
– У нас за столом свой собственный Всеславянский конгресс, – вполголоса шутит украинец.
Мои соседи в той или иной степени владеют русским языком, и наша беседа идет то по-русски, то по-английски.
Заседание общества «Рашн рилиф» в Детройте должно было подвести итоги той кампании помощи Советскому Союзу, которая проводилась во время войны. Общество «Рашн рилиф» представляло собой массовую организацию, Взносы, собираемые им по всей стране, делались его членами не от избытка средств: простые люди Америки вносили посильную им лепту в знак искренней солидарности с героической борьбой советского народа. Члены общества понимали, что жертвы, принесенные во имя победы советскими людьми, несоизмеримы с тем, что сделал для победы американский народ. Поэтому они готовы были продолжить деятельность общества и после войны.
Однако в послевоенные годы деятельность «Рашн рилиф» стала мозолить глаза правительственным органам. Они предложили обществу свернуться. Торжественное заседание в Детройте, таким образом, как бы подводило итог деятельности одного из крупнейших филиалов этой организации.
В числе первых ораторов выступил мистер Кроу, председатель детройтского Экономического клуба, объединявшего местных бизнесменов.
– Он из тех, что примазались к нашему обществу во время войны, – шепотом сообщил мне доктор Яблонский. – Такие, как он, не столько содействовали сбору средств, сколько тормозили его или старались превратить его в выгодный бизнес.
Мистер Кроу явно представлял ту часть «конъюнктурных» членов «Рашн рилиф», которые от души приветствовали акцию правительства и торопились ее осуществить. Он кое-как выжал из себя несколько двусмысленных фраз по адресу Советского Союза. Было ясно, что если бы дело происходило не на торжественном банкете с участием советских представителей, мистер Кроу не стал бы заниматься дипломатией и выступил бы с открытыми антисоветскими выпадами. Но и замаскированные выпады, допущенные мистером Кроу, прозвучали резким диссонансом с выступлениями подавляющего большинства ораторов. О настроении же аудитории можно было судить хотя бы по тому, что она встречала бурными аплодисментами каждое упоминание о великой роли Советского Союза в борьбе с гитлеровским варварством.
После выступления Кроу все мои соседи по столу и даже кое-кто из сидевших за другими столами сочли необходимым в той или иной форме выразить свое возмущение его речью. Но у мистера Кроу нашлись достойные единомышленники и подражатели. В отличие от него они не были стеснены рамками этикета. В разгар выступления мэра Детройта Джеффриса с хоров внезапно раздались громкие выкрики, и в зал полетел ворох каких-то листков. В наступившей на минуту суматохе я не сразу разобрал, в чем дело. Я видел лишь, как участники митинга окружили на хорах двух скандаливших субъектов и, несмотря на яростное сопротивление, выволокли их из зала.
– Что они кричали? – спросил я Яблонского.
– Они кричали председателю, что, сидя за одним столом с советским представителем, он изменяет «американизму».
Порядок в зале быстро восстановился. У дверей во избежание новых хулиганских выходок был поставлен контроль, и митинг продолжался. Председатель извинился перед гостями за инцидент. В конце заседания произнес свою речь советский представитель. Ему, как почетному гостю, слово было предоставлено последнему. Аудитория выслушала его речь с большим вниманием и неоднократно прерывала ее аплодисментами и приветственными возгласами. Указывая на дружеский прием аудитории, советский представитель подчеркнул:
– Я говорю «дружеский прием», несмотря на некоторые бестактности, имевшие здесь место, ибо я уверен, что они не показательны для ваших чувств и настроений.
Публика с энтузиазмом встретила это исполненное уверенности и достоинства заявление. Ее овации были ответом не только фашистским молодчикам, но и реакционному джентльмену из Экономического клуба.
После митинга ко мне в номер пришли гости. Это были мои соседи по столу – украинец и словак – в сопровождении доктора Яблонского. Они рассказали, что выкинутые из зала хулиганы оказались молодчиками из фашистской партии Джералда Смита. Им изрядно намяли бока за стенами отеля. Яблонский протянул мне одну из сброшенных ими листовок. Она была отпечатана на ротаторе. Из текста листовки, содержащего злобные выпады против Советского Союза и прогрессивных организаций США, видно было, что она была подготовлена специально к митингу «Рашн рилиф». В конце листовки стояли подписи главарей трех фашистских организаций: «Христианские националисты», «Антикоммунистический комитет западного полушария» и «Америка прежде всего».
– Все эти организации, несмотря на свои широковещательные названия, не что иное, как кучка наемных агентов Форда и других автомобильных монополистов, – говорит словак. – Это все знают. Какую бы социальную и политическую демагогию они не разводили, им никогда не заманить к себе рабочих. Даже самым отсталым из них ясно, что туда идет только жалкий сброд или настоящие гангстеры.
Мои гости приводят факты неудачных вылазок фашистов на предприятиях Детройта. Рабочие выставляют специальные пикеты для охраны митингов и демонстраций, успешно вылавливают фашистских провокаторов на предприятиях. Серьезную работу по разоблачению фашистских организаций проводит Американский всеславянский конгресс, имеющий среди трудящихся Детройта очень большое влияние. Последнее вполне понятно, если учесть, что значительная часть населения города состоит из лиц славянского происхождения.
– В последнее время, – замечает украинец, – автомобильные короли, встревоженные ростом влияния Конгресса начали против него всевозможные гонения. Президент Трумэн зачислил нашу организацию в число «подрывных», а это значит, что теперь нам будут чинить препятствия на каждом шагу. Наши руководители – Кржицкий и Пиринский – подвергаются постоянным нападкам и угрозам. Правительство готовится выслать их из пределов Америки и давно бы осуществило свою угрозу, если бы не опасалось этим поднять бурю протестов. Но рабочих славянского происхождения не отпугнешь страшными словами и клеветническими ярлыками; они знают, что действительно подрывной организацией является не Всеславянский конгресс, а тот Конгресс, который заседает в Вашингтоне.
Провожая меня на следующий день в Чикаго, доктор Яблонский показал мне детройтские газеты, в которых были опубликованы заметки о вчерашнем митинге. Одна из этих заметок носила название «Плохие манеры». В тексте же заметки говорилось следующее: «В нашей стране нет законов, предписывающих народу, как ему думать. Закон охраняет право меньшинства иметь свое собственное мнение и публично высказывать его. Закон, однако, не требует, чтобы при высказывании этого мнения соблюдалась элементарная вежливость, приличествующая такому торжественному собранию, как вчерашнее. Большинство детройтцев огорчено инцидентом… Это не тот из плодов нашей цивилизации, которым мы могли бы гордиться, но в нем все же отразился американский характер, следовательно, все в порядке».
Итак, хозяева газеты не причисляют себя к тем детройтцам, которые огорчены инцидентом. В сущности, они даже сочувствуют фашистским хулиганам, деликатно называя их «меньшинством» и оставляя за ними право «иметь свое собственное мнение».
– Так оно в действительности и есть, – подтверждает мой вывод Яблонский. – Они, безусловно, сочувствуют фашистам, но до поры до времени предпочитают, чтобы те выступали не в обличье Джералда Смита, а в обличье респектабельного мистера Кроу.
Чикагская петляМеждугородное автобусное сообщение в Соединенных Штатах – очень развитой вид пассажирского транспорта. Автобусы совершают рейсы по расписанию, и многие американцы пользуются ими охотнее, чем железными дорогами, тем более, что стоимость проезда в автобусах дешевле, а в скорости они почти не уступают курьерским поездам.
Я взял место в одном из таких автобусов. Мне посчастливилось сесть у окна, и я всю дорогу наблюдал степной пейзаж приозерных районов так называемого Среднего Запада. Когда-то здесь расстилались бескрайние прерии, являвшиеся богатыми охотничьими угодьями для индейских племен. Стада буйволов и табуны мустангов топтали здесь высокую степную траву. Теперь – это край фермерских хозяйств, повидимому зажиточных, если судить по добротным усадьбам и высоким, выкрашенным в красный цвет амбарам. Я делюсь соображениями на этот счет со своим соседом.
– Не доверяйтесь внешнему виду, он обманчив, – говорит тот. – Большинство этих ферм давно заложено и перезаложено, а некоторые из них, может быть, уже перешли в собственность банков. У меня аптека в Элкхарте, я хорошо знаю эти места.
Слова аптекаря напоминают мне встречу с двумя фермерами в местечке Дели, вблизи Катскильского заповедника. Значит, и здесь, в основных зерновых районах США, фермеры также находятся в очень тяжелом положении. Аптекарь оказывается хорошо осведомленным человеком и приводит интересные данные о сельском хозяйстве не только Среднего Запада, но и всей страны в целом. Так, например, я узнаю от него, что за пятилетие – с 1940 по 1945 годы общее количество ферм в США сократилось больше чем на двести тысяч.
– Эта статистика отстает от жизни, – продолжает аптекарь. – Я думаю, что после войны процесс разорения фермерских хозяйств идет ускоренным темпом и сейчас их количество, может быть, надо уменьшить еще на сотню тысяч. Я ежедневно ощущаю это на своей торговле. Фермеры – мои главные клиенты, а в нашей округе их становится все меньше и меньше. Правда, у нас есть и процветающие хозяйства. Вот, например, ферма мистера Гелмута расширилась за последние годы на сотни гектаров – конечно, за счет разорившихся соседей. Теперь у мистера Гелмута не менее тридцати тракторов, сотни сельскохозяйственных машин, тысячи голов скота, собственные маслобойки и мельницы. Такой «фермер» не разорится! Он сам разоряет своих соседей по сговору с банками.
В Элкхарте – небольшом степном городке – автобус делает минутную остановку. Словоохотливый аптекарь выходит.
– Приезжайте к нам, – говорит он, кивая мне на прощанье. – Вам будет интересно взглянуть на фермерскую усадьбу не из окна автобуса, а изнутри…
Автобус снова трогается в путь. Он идет очень быстро, во всяком случае его скорость превышает среднюю скорость легковой машины. Я сужу об этом по большому количеству машин, которые он обгоняет. Дорога от Детройта до Чикаго занимает у меня всего около шести часов.
Поблизости от озера Мичиган показываются первые форпосты чикагского промышленного района. Уже в городках Саус-Бенд и Мичиган-сити в штате Индиана появляются корпуса фабрично-заводских зданий. Гори, расположенный в предместьях Чикаго, представляет собой крупный индустриальный центр. Он тянется вдоль озера на большой площади, которая почти сплошь занята заводами, подъездными путями, складами. Повсюду высятся дымящие заводские трубы и тянут свои длинные шеи колоссальные подъемные краны. Окраины Гэри сливаются с окраинами Чикаго. Я и не заметил бы, как мы въехали в Чикаго, если бы не объявление, гласившее, что мы уже в штате Иллинойс. Граница между штатами Индиана и Иллинойс проходит по окраинам Гэри и Чикаго.
Устроившись в гостинице и приведя себя в порядок, я звоню по телефону моему чикагскому знакомому Джорджу КроФту, преподавателю литературы в местном университете. Крофт, с которым мне приходилось встречаться в Вашингтоне, обещает приехать в гостиницу. В ожидании его я рассматриваю план города, изданный чикагским автоклубом.
Прежде всего мне бросается в глаза объявление для туристов, въезжающих в Чикаго на автомобилях.
Вот оно:
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Не оставляйте вещей в машине. Гаражи не отвечают по закону за исчезновение или кражу вещей из вашей машины. Если служители отеля или гаража будут уверять вас, что оставлять в машине багаж, одежду, фотокамеры и другие вещи вполне безопасно, пренебрегайте подобными заверениями.
Что и говорить, полезное предостережение! Но Чикаго снискал себе громкую мировую известность отнюдь не мелкими кражами, а крупными бандитскими операциями, которые осуществляются вооруженными гангстерами. В военное время волна бандитизма в Чикаго несколько схлынула: часть уголовников попала в армию, успешно применяя свои грабительские таланты в тылах фронтов и на оккупированных территориях. Но в последнее время Чикаго восстановил свою довоенную репутацию метрополии гангстеров. После войны в городе имели место кровавые преступления. К их числу относится похищение шестилетней девочки. Бандиты потребовали выкупа в двадцать тысяч долларов, а когда их расчеты не оправдались, самым зверским образом убили ребенка.
Мои размышления о чикагских гангстерах прерывает вошедший Крофт. Мы продолжаем разговор на ту же тему. Крофт считает, что своей репутацией города гангстеров Чикаго обязан не только Аль-Капоне и Диллинджеру, как это принято думать.
– Подлинными родоначальниками гангстеризма в Чикаго были газетные магнаты Мак-Кормик и Херст, – говорит Крофт. – Их сейчас больше знают как разбойников пера, но они являются самыми форменными бандитами и с точки зрения уголовного права. Бандитское прошлое этих господ предано забвению, хотя время от времени и делаются попытки воздать им по заслугам.
Крофт приводит примеры таких попыток. Гарольд Икес, бывший при президенте Рузвельте министром внутренних дел, уроженец Чикаго, в своей книге «Американская палата лордов» приподнял завесу над преступным прошлым двух газетных магнатов США, являющихся в то же время видными фашистскими главарями.
– В начале нынешнего столетия они, пожалуй, первыми Организовали гангстерские шайки, которые физически уничтожали агентуру «противника», то-есть конкурирующей газеты. «На перекрестках, где лучше всего распространяются газеты, – пишет Икес, – стояла машина «Чикаго трибюн» (газета Мак-Кормика – Н.В.), поджидая продавцов херстовского «Экзаминера». Как только последние показывались, они попадали под обстрел… Херстовские молодчики отстреливались под защитой фургона для перевозки газет. Не успевшие укрыться гибли под пулями.
Вместе с ними гибли и пешеходы. Эта красочная чикагская сценка относится к 1910 году.
Крофт приводит и другие факты, характеризующие уголовную деятельность полковника Мак-Кормика и Херста. Они совершили многие убийства. Мак-Кормик убивал – конечно, не собственными руками – не только агентов конкурировавших с ним газет, но и лиц, разоблачавших его темные дела. Так, например, в 1893 году одним из продавцов «Чикаго трибюн» был убит председатель чикагского муниципалитета Гаррисон. Любопытно, что «на вооружении» у этой «американской газеты для американцев» (так именует Мак-Кормик свою бульварную газету), помимо холодного и легкого огнестрельного оружия, были даже пулеметы. Нередко они пускались в ход.
Подручные Мак-Кормика по редакции «Чикаго трибюн», достойные соратники своего шефа, являлись по совместительству содержателями публичных и игорных домов, а в годы «сухого закона» занимались «бутлегерством» – контрабандной торговлей спиртными напитками.
– Деятельность чикагских представителей «свободной прессы» всегда была, как видите, широкой и разнообразной, – саркастически замечает Крофт. – Впрочем, и сейчас нравы чикагской прессы – да и не только чикагской – не изменились к лучшему.
На другое утро мы с Крофтом отправляемся в поездку по городу. Машина медленно идет по широкой автостраде, проложенной вдоль озера. Прибрежная часть Чикаго красива: здесь расположены парки, музеи, яхтклубы, пляжи.
На Мичиган-авеню – главной артерии Чикаго – высятся небоскребы. Рядом находится деловой центр Чикаго – крупнейший в стране филиал нью-йоркского Уолл-стрита. Его называют «Луп», что в переводе означает «петля». Линия составляющих его небоскребов имеет сходство с затянутой петлей. В этом названии содержится глубокий символический смысл: «Луп» – действительно петля, накинутая хищными чикагскими монополистами на шею простого человека.
Улицы «Лупа» кажутся узкими расщелинами. Над ними проходит надземная железная дорога, занимающая все пространство улицы между первыми тремя этажами. Это типичный американский «даун-таун». Банки, конторы трестов, универмаги расположены на Стэйт-стрит и Лассаль-стрит. Здесь чикагская Фондовая биржа, Америкэн нэшнл бэнк, Сити нэшнл бэнк и другие крупнейшие банки. Рядом – на Рандольф-стрит – кино, кафе-шантаны, кабаки; поближе к центру – дорогие, подальше – низкопробные. На каждом шагу аптеки и лавчонки, торгующие галантереей, дешевыми сувенирами и порнографическими открытками. В южной части «Лупа» находится Торговая палата самая большая в мире биржа, спекулирующая зерном. Здешние в пятьсот футов высотой увенчано тридцатифутовой статуей греческой богини Деметры, покровительницы земледелия. Символ выбран заведомо фальшивый – ведь хорошо известно, что в монополистической Америке зерновые биржи не покровительствуют, а препятствуют земледелию, подрывая его экономические основы, разоряя и грабя фермеров. Куда более уместно было бы поставить на здание биржи статую Гермеса, считавшегося у древних греков покровителем торговцев и грабителей. Эти профессии как нельзя лучше объединяются в деятельности современных американских бизнесменов. Кстати, статуя Гермеса неплохо отражала бы и гангстерскую репутацию Чикаго.
От Торговой палаты мы направляемся на улицу Де-Ковен, вошедшую в историю Чикаго в связи с грандиозным пожаром 1871 года. В городе было тогда семьдесят семь тысяч жителей. Пожар оставил без крова семьдесят тысяч и причинил убытки на сотни миллионов долларов. На улице Де-Ковен в хлеву миссис О'Лири и возник пожар, причиной которого, согласно местной легенде, было то, что корова опрокинула на солому зажженный фонарь. Теперь на месте хлева стоит небольшой жилой дом, и лишь едва заметная мемориальная доска напоминает о катастрофе 1871 года.
Хотя от этого района всего несколько минут ходьбы до Мичиган-авеню, здесь на каждом шагу попадаются «сламс». На углу улицы Де-Ковен кое-как держатся полуразрушенные, но еще обитаемые дома и хижины. Они сколочены из разнокалиберных досок и листов ржавого кровельного железа. На заброшенном пустыре в пыли и мусоре играют оборванные ребятишки. Все это очень похоже на временное поселение погорельцев 1871 года. Но перед нами один из «обыкновенных» рабочих кварталов. «Сламс» занимают в Чикаго – этом втором по величине городе Соединенных Штатов – площадь около пятнадцати квадратных миль.
Обитатели трущоб живут в такой ужасающей бедности, что часто не имеют возможности покупать самые необходимые продукты питания и вынуждены раздобывать себе «пищу» на городских свалках. Местная газета «Чикаго сан энд таймс», выражая таким людям лицемерное сочувствие, писала: «В нашем Чикаго старожилы насчитывают семь городских достопримечательностей, включая в число этих «достопримечательностей» мясные бойни, гангстеров и трущобы, протянувшиеся на много миль. Однако каждый раз оставляют без внимания городские свалки и «комиссию по помойным ямам», которая установила, что многие жители города питаются отбросами».
В тот же день, присоединившись к экскурсионной группе, мы осматриваем скотобойни Чикаго. Здесь властвуют мясные короли Америки – Свифт, Армур и другие. Наша группа попадает на мясокомбинат фирмы Свифта. Чудовищная эксплоатация рабочих и немыслимая грязь в свое время сделали чикагские мясоконсервные предприятия печально известными во всем мире. С тех пор в них стало несколько чище, но и сейчас они еще совершенно не удовлетворяют элементарным требованиям, которые должны быть предъявлены к предприятиям, изготовляющим продукты питания.
Что же касается эксплоатации рабочих, то она стала еще более чудовищной. В тех цехах, где выполняется наиболее тяжелая и грязная работа, мы видим почти исключительно негров. В большинстве своем они не являются членами профсоюзов и, следовательно, не имеют возможности организованно бороться за улучшение условий своего труда. Характерно, что администрация мясокомбината запрещает экскурсантам что бы то ни было фотографировать и тем более разговаривать с рабочими. Весь процесс производства, начиная от убоя скота и кончая упаковкой мясопродуктов, демонстрируется только со специальных галерей, проходящих через особые, так сказать «образцово-показательные», цехи предприятия.
Со скотобоен мы возвращаемся через «Чайна-таун», состоящий из кварталов с узкими улочками. Здесь живут китайцы. Нам рассказывают, что в этих кварталах до сих пор процветает торговля опиумом. Завсегдатаями курилен являются не только представители преступного мира, но и просто опустившиеся люди, вынужденные ютиться в «сламс» и искать в опиуме утехи от жизненных невзгод.
Затем мы проезжаем по Максуэлл-стриту, на котором находится рынок типа «толкучки». Тут идет торговля всевозможной рухлядью и с рук и с лотков. Самые крупные торговые «предприятия» Максуэлл-стрита помещаются в тесных лавчонках. В них едва можно повернуться. У входа обычно стоит хозяин, назойливо зазывающий покупателей. Рынок напоминает восточный базар. Мостовая Максуэлл-стрита настолько загромождена лотками, ящиками и корзинами, что, когда наша машина встречается с другой, нам приходится долго и искусно маневрировать. Рынок Максуэлл-стрита – это универмаг бедноты, которая не в состоянии ходить в пышные многоэтажные магазины чикагского торгового монополиста Маршалла Филда.
Когда мы проезжаем по Уобаш-авеню, шофер резко тормозит машину, так как улица внезапно заполняется сотнями людей, выходящих из подъезда большого здания. По фронтону здания идет надпись: «Колизеум». Это спортивный зал, сдающийся в наем для проведения массовых собраний. Сейчас там, повидимому, кончился один из профсоюзных митингов и рабочие расходились по домам под бдительным надзором полицейских.
Участники митинга несли плакаты, на которых были обозначены требования:
«Мы требуем прибавки в 20%, чтобы парализовать рост дороговизны!»
«Охраняйте демократические свободы!» «Свобода от нужды!» «За достаточную зарплату!»
«Дайте нам свободу слова и право выражать наши протесты!»
«Требуем пособий по безработице!»
Экономические лозунги преобладали, но немало было и политических. Американские рабочие, несмотря на сдерживающее влияние некоторых профсоюзных лидеров, начинали связывать свою экономическую борьбу с политическими требованиями.
Судя по надписям на плакатах, участники митинга принадлежали главным образом к «Объединенному профсоюзу рабочих сельскохозяйственного машиностроения и металлопромышленности». Впоследствии я узнал из газет, что это был митинг семи тысяч членов профсоюзов, примыкающих к КПП. Рабочие приняли резолюцию, требующую повышения заработной платы, борьбы с безработицей и защиты демократических свобод.
Проходя после обеда по Мичиган-авеню, мы останавливаемся возле витрины какого-то большого отеля. В нем выставлено множество газет различного вида и формата. На некоторых из них – даты прошлого века. Однако заголовок везде один и тот же – «Чикаго трибюн». Оказывается, Мак-Кормик отмечает столетний юбилей своего лживого бульварного издания. Внезапно из подъезда отеля с шумом выбегает толпа подростков и юношей. Их быстро сажают в автобусы и куда-то увозят.
Корф разъясняет, что это продавцы «Чикаго трибюн», которых Мак-Кормик собрал со всего штата Иллинойс и на время юбилея разместил в своем огромном отеле на Мичиган-авеню. Один из таких молодчиков Мак-Кормика по заданию своего босса и убил когда-то председателя чикагского муниципалитета Гаррисона.
Газетчики Мак-Кормика – не просто наемная рабочая сила, это, в сущности, корпорация, связанная определенными правилами и, помимо продажи газеты, занятая выполнением специальных заданий своего шефа. Роберт Мак-Кормик ныне уже не только газетный магнат. Владея или фактически управляя многими предприятиями США и Канады (радиостанциями, бумагоделательными фабриками, электростанциями, судоходными компаниями и т.д.), Мак-Кормик употребляет все свое влияние на поддержку фашистских организаций. Щедрыми взносами он помогает фашистскому обществу ветеранов мировой войны «Американское действие», партии Джералда Смита «Америка прежде всего», «Национальной партии» и т.д. В свете политических симпатий «полковника» надо рассматривать и корпорацию его «молодчиков». Это его личная гвардия, являющаяся в то же время вспомогательным отрядом и резервом местных фашистских организаций.
