Текст книги "Приложения к Ревизору"

Автор книги: Николай Гоголь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Хлестаков. Да, я еду только [Да я ведь только] на один день к дяде моему. Тут он недалеко живет, богатый человек, завтра я буду назад.

Городничий. Не смеем никак удерживать в надежде благополучного возвращения.

Хлестаков. О! Я человек [“человек” нет] аккуратный. Прощайте, Марья Антоновна, нежнейший предмет моей страсти! Грустно и на малое время расставаться с вами! Прощайте, душенька! (целует ее ручку). [руку]

Городничий. Да не нужно ли вам в дорогу чего-нибудь; вы изволили, кажется, нуждаться в деньгах.

Хлестаков. О нет, к чему это (немного подумав), а впрочем не худо.

Городничий. Сколько угодно вам?

Хлестаков. Ну, это пустяки… сколько-нибудь. А вот [Да вот] тогда, кажется, дали вы мне двести, то есть оно не двести, а по-настоящему четыреста; [но по настоящему за четыреста] я не хочу воспользоваться вашею ошибкою – так пожалуй и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.

Городничий. Вот я сию минуту (вынимает из бумажника) еще как нарочно самыми новинькими бумажками.

Хлестаков. А, да (берет и рассматривает ассигнации), это хорошо. Ведь это, говорят, [Ведь это хорошо, говорят] новое счастие, когда новинькими бумажками.

Городничий. Так точно-с.

Хлестаков. Ну, так прощайте, [прощайте же] Антон Антонович! вы меня очень [Вы очень меня] обязали вашим гостеприимством, я вам много [я много] благодарен. Я по истине признаюсь вам, не думайте, чтоб это было комплимент, мне нигде не было такого хорошего приема. Прощайте, Анна Андреевна, прощайте, моя душенька, Марья Антоновна; не замешкаюсь, может быть завтра же и назад.

За сценой.

Голос Хлестакова. Прощайте ангел души моей, Марья Антоновна.

Голос городничего. Как же это вы? прямо так на перекладной и едете?

Голос Хлестакова. Да я привык уж так. У меня голова болит от рессор.

Голос ямщика. Тпр…

Голос городничего. Так, по крайней мере, чем-нибудь заслать; хотя бы ковриком. Не прикажете ли, я велю подать коврик?

Голос Хлестакова. Нет зачем? это пустое; а впрочем, пожалуй, пусть дают коврик.

Голос городничего. Эй, Авдотья! ступай в кладовую: вынь ковер самый лучший, что по голубому полю, персидской, скорей!

Голос ямщика. Тпр…

Голос городничего. Так когда же прикажете ожидать вас?

Голос Хлестакова. Завтра, или после-завтра непременно.

Голос Осипа. А, это ковер? давай его сюда, клади вот так! теперь давай-ка с этой стороны сена.

Голос ямщика. Тпр…

Голос Осипа. Вот с этой стороны! [с этой стороны еще] сюда! еще! хорошо. Славно будет! (бьет рукою по ковру). Теперь садитесь, ваше благородие!

Голос Хлестакова. Прощайте, Антон Антонович! [Прощайте, будущий тестюшка!]

Голос городничего. Прощайте, ваше превосходительство!

Женские голоса. Прощайте, Иван Александрович!

Голос Хлестакова. Прощайте, маминька! [Вместо “Женские голоса” ~ маминька”: Голос Хлестакова. Прощайте, маминька! Женские голоса. Прощайте, Иван Александрович!]

Голос ямщика. Эй, вы, залетные! (Колокольчик звенит. Занавесь опускается).

ДЕЙСТВИЕ V

Та же комната. [“Та же комната” нет]

ЯВЛЕНИЕ I.

Городничий, Анна Андреевна и Марья Антоновна.

Городничий. Что, Анна Андреевна? а? думала ли ты что-нибудь об этом? экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне [и во сне этого] не виделось: просто из какой-нибудь городничихи и вдруг, фу ты канальство, с каким дьяволом породнилась!

Анна Андреевна. Совсем нет; я давно это знала. Это тебе в диковинку, потому что ты простой человек; никогда не видел порядочных людей.

Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Какие мы с тобою теперь [теперь с тобой] птицы сделались! А, Анна Андреевна? Высокого полета, чорт побери! Теперь же я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там? (входит квартальный). А, это ты Иван Карпович; призови-ко сюда, брат, купцов. Вот я их каналий! [канальев!] Так жаловаться на меня! Вишь ты, проклятый иудейской народ. Постойте ж, голубчики! прежде я вас кормил до усов только, а теперь накормлю до бороды. Запиши всех, кто только ходил бить челом на меня, и вот этих больше всего писак, писак, [больше всего, писак-то] которые закручивали, им просьбы. Да объяви всем, чтоб знали: [чтобы все знали] что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, что выдает дочь свою не то, чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого чиновника, что и на свете еще не было, что может и прогнать всех в городе, и в тюрьму посадить и всё, что хочет. Всем объяви, чтобы все знали. Кричи во весь народ, валяй в колокола, чорт возьми! уж когда торжество, так торжество. (Квартальный уходит.) Так вот как, Анна Андреевна, а? Как же мы теперь, где будем жить? здесь или в Питере. [или в Петербурге]

Анна Андреевна. Натурально в Петербурге. Как можно здесь оставаться!

Городничий. Ну в Питере, так в Питере: [Ну, в Петербурге так в Петербурге] а оно хорошо бы и здесь. Что, ведь я думаю, уже городничество тогда к чорту, а, Анна Андреевна?

Анна Андреевна. Натурально, что за городничество!

Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанебрата со всеми министрами и во дворец ездит; так поэтому может такое производство сделать, что со временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?

Анна Андреевна. Еще бы! конечно, можно.

Городничий. А, чорт возьми, славно быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию лучше, Анна Андреевна? красную, или голубую?

Анна Андреевна. Уж конечно голубую лучше.

Городничий. Э? вишь чего захотела! хорошо и красную. Ведь почему [Ведь почему чорт возьми] хочется быть генералом? потому, что случится поедешь куда-нибудь – фельдъегеря и адъютанты поскачут, везде вперед: лошадей! и там на станциях никому не дадут, всё дожидается, все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь: обедаешь где-нибудь у губернатора, а там: стой городничий! [стой городничие!] Хе, хе, хе, (заливается и помирает со смеху) вот что канальство заманчиво!

Анна Андреевна. Тебе всё такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно [Ты должен думать, что жизнь тебе должно] совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья собачник, с которым ты ездишь травить зайцев или Земленика; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… только я право боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь. [отпустишь такое словцо, что уши вянут. ]

Городничий. Чтож? ведь слово не вредит.

Анна Андреевна. Да хорошо, когда ты был городничим. А там ведь жизнь совершенно другая.

Городничий. Да; там, говорят, есть две рыбицы: рябушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как начнешь есть.

Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице, и чтоб у меня в комнате такое было амбре, что нельзя было войти [войти в комнату

] и нужно бы только этак зажмурить глаза (зажмуривает глаза и нюхает) Ах! как хорошо!

ЯВЛЕНИЕ II.

Те же и купцы.

Городничий. А! здорово, соколики!

Купцы, кланяясь. Здравие желаем, батюшка!

Городничий. Что, голубчики, как поживаете? Как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники проклятые, жаловаться? жаловаться, протоканалии! [Протоканалии, жаловаться!] Жаловаться, архибестии! Жаловаться, рассусленные [засусленные] бороды! Что? много взяли! вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…

Анна Андреевна. Ах, боже мой, какие ты, Антоша, слова отпускаешь!

Городничий, с неудовольствием. [с негодованием] А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас всех скручу, так что ни одного волоска не останется в ваших бородах. Мошенники! Вы только обманываете народ, мошенники. [мошенники, я бы вас на виселицу] Сделаешь подряд с казною, на сто [да на сто] тысяч надуешь ее, поставивши [поставишь] гнилого сукна, да потом пожертвуешь, каналья, [“каналья” нет в цензурном варианте] двадцать аршин… если б знали, так бы тебе петлю навесили; [“еслиб знали ~ навесили” нет в цензурном варианте] брюхо [и брюхо] сует вперед. И он купец; [Он купец] его не тронь; мы, говорит, и дворянам не уступим. Да, дворянин… ах ты рожа! дворянин учится наукам: его [и его] хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? ты начинаешь плутнями, [аршином да плутнями] тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Ты мальчишка еще, “Отче наш” не знаешь, [еще слова сказать не знаешь цензурный вариант] а уж обмериваешь, а там как разодмет [раздует] тебе брюхо, да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу, ты какая! [“Фу, ты какая!” нет [Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого [оттого ты] и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность! [да я плевать на твою важность!..]

Купцы, кланяясь. Виноваты, Антон Антонович!

Городничий. Жаловаться? а кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода. Ты позабыл это. Я, показавши эти на тебя, мог бы тебя также, каналья, [каналья нет в цензурном варианте] спровадить в Сибирь, что скажешь? а?

Один из купцов. Богу виноваты, Антон Антонович. Лукавый попутал. И закаемся вперед жаловаться. Всякое [Вот те всякое] удовлетворение, какое хошь, готовы сделать, не гневись только!

Городничий. Не гневись! вот ты теперь валяешься [ты готов теперь валяться] у ног моих. Отчего? от того, что мое взяло, а будь хоть немножко на твоей стороне, так бы меня, каналья, [ты бы, каналья, меня] втопал в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.

Купцы, кланяются [кланяясь] в ноги. Не погуби, Антон Антонович!

Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? я бы вас в тюрьму (махнув рукой). [“махнув рукой” нет] Ну да бог простит! встаньте, полно! [“Встаньте, полно” нет] Я непамятозлобен; только теперь смотрите ухо востро! я выдаю дочку [дочь] свою не за какого-нибудь простого дворянина. Смотрите же, чтоб поздравление было приличное, не то чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару, [сахарцу] понимаешь? Ну, ступай же с богом (Купцы уходят.)

ЯВЛЕНИЕ III.

Те же, Аммос Федорович, Артемий Филипович, потом Растаковский.

Аммос Федорович, еще в дверях. Верить ли слухам, Антон Антонович! к вам привалило необыкновенное [необычное] счастие.

Артемий Филипович. Имею честь поздравить с необыкновенным счастием. Я душевно обрадовался когда услышал (подходит к ручке Анны Андреевны) Анна Андреевна! (Подходя к ручке Марьи Антоновны) Марья Антоновна! [“Анна Андреевна! ~ Марья Антоновна!” нет]

Растаковский входит. [входя] Антона Антоновича поздравляю, да продлит бог жизнь вашу и новой четы, и даст вам потомство многочисленное, внучат и правнучат, Анна Андреевна! (подходит к ручке Анны Андреевны.) Марья Антоновна! (подходит к ручке Марьи Антоновны.)

ЯВЛЕНИЕ IV.

Те же, Коробкин с женою, Люлюков.

Коробкин. Имею честь поздравить Антона Антоновича! Анна Андреевна! (подходит к ручке Анны Андреевны.) Марья Антоновна! (подходит к ее ручке.)

Жена Коробкиа. Душевно вас поздравляю, Анна Андреевна, с новым счастием.

Люлюков. Имею честь поздравить, Анна Андреевна! (подходит к ручке, и потом обратившись к зрителям, щелкает языком с видом удальства: [в виде удовольствия]) Марья Антоновна! имею честь поздравить (подходит к ее ручке и обращается к зрителям с тем же удальством [с тем же удовольствием]).

ЯВЛЕНИЕ V.

Множество гостей в сюртуках и фраках подходят сначала к ручке Анны Андреевны, говоря: “Анна Андреевна!”, потом к Марье Антоновне, говоря: “Марья Антоновна!” Бобчинский и Добчинский проталкиваются. [в сюртуках, фраках и в другом чем, потом Бобчинский и Добчинский. ]

Бобчинский. Имею честь поздравить.

Добчинский. Антон Антонович! имею честь поздравить.

Бобчинский. С благополучным происшествием!

Добчинский. Анна Андреевна!

Бобчинский. Анна Андреевна! (Оба подходят в одно время и сталкиваются лбами.)

Добчинский. Марья Антоновна! (подходит к ручке) честь имею поздравить. Вы будете [Теперь вы будете] в большом, в большом счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать, очень забавно будете проводить время.

Бобчинский, перебивая. Марья Антоновна, имею честь поздравить! Дай бог вам всякого богатства, червонцев и сынка такого маленького, вот этакого (показывает рукою), чтоб можно было на ладоньку посадить, и так только всё будет кричать: уа! уа! уа!

ЯВЛЕНИЕ VI.

Еще несколько гостей, подходящих к ручкам, [подходят к ручке] Лука Лукич с женою.

Лука Лукич. Имею честь…

Жена Луки Лукича бежит вперед. Поздравляю вас, Анна Андреевна! (целуются [целуя ее]), а я так право обрадовалась; говорят мне: Анна Андреевна выдает дочку. – Ах, боже мой! думаю себе, и так обрадовалась, что говорю мужу: послушай, Луканчик: вот какое счастие Анне Андреевне! ну, думаю себе, слава богу, и говорю ему: я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне… Ах, боже мой, думаю себе: Анна Андреевна именно ожидала [она ожидала] хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела, и так право обрадовалась, что не могла говорить. Плачу, плачу, вот просто рыдаю. Уже Лука Лукич говорит: отчего ты, Настинька, рыдаешь? Луканчик, говорю, я и сама не знаю, слезы так вот [так слезы вот] рекой и льются.

Городничий. Покорнейше прошу [Прошу покорнейше] садиться, господа. Эй, Мишка, принеси сюда побольше стульев.

(Гости садятся).

ЯВЛЕНИЕ VII.

Те же, частный пристав и квартальные.

Частный пристав. Имею честь поздравить вас, ваше высокоблагородие, и пожелать благоденствия на многие лета.

Городничий. Спасибо, спасибо. Прошу садиться господа! (Гости усаживаются.)

Аммос Федорович. Но скажите пожалуста, Антон Антонович, каким образом всё это началось: постепенный ход всего, то есть, дела.

Городничий. Ход дела чрезвычайный: изволил собственнолично сделать предложение.

Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Всё чрезвычайно хорошо говорил; говорит: я, Анна Андреевна, не посмотрю на то, что она не графиня и не княгиня; я именно из одного уважения к вашим достоинствам и вашей дочери. [“она не графиня ~вашей дочери” нет] И такой прекрасный, [“прекрасный” нешт] воспитанный человек, самых благороднейших правил. Мне верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь копейка; но именно за то только, что уважаю ваши редкие качества, я прошу, я умоляю руки вашей, если вы будете жестоки [“я прошу ~ будете жестоки” нет] …

Марья Антоновна. Ах, маминька! ведь это он мне говорил.

Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь, и не в свое дело не мешайся! Я, Анна Андреевна, вы поверите ли, что я потому только ищу руки вашей или вашей дочери, что чувствую сердечную любовь и изумляюсь вашим достоинствам. [“Я ~ вашим достоинствам” нет] В таких лестных рассыпался словах… и когда я хотела сказать: мы никогда не смеем надеяться на такую честь, тогда он, не говоря ни слова, вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: Анна Андреевна! не сделайте меня несчастнейшим! и если вы не согласитесь отвечать моим чувствам, я смертью [тогда я смертью] окончу жизнь свою.

Марья Антоновна. Право, маминька, [Ей, ей, маминька] он обо мне это говорил.

Анна Андреевна. Да, конечно… и об тебе было, я ничего этого не отвергаю.

Городничий. И так даже напугал; говорил, что застрелится. Застрелюсь, застрелюсь, говорит. [Говорил, что застрелится, ей, ей]

Многие из гостей. Скажите пожалуста.

Аммос Федорович. В самом деле чрезвычайное происшествие!

Лука Лукич. Вот подлинно, судьба уж так вела.

Артемий Филипович в сторону. Вот этакой свинье так и лезет в самый рот счастье. [Артемий Филипович. По заслугам и честь… (в сторону) вот эдакой свинье так и лезет счастье в самый рот. ]

Аммос Федорович. Я, пожалуй, Антон Антонович, продам вам того кобелька, [того кобеля] которого торговали.

Городничий. Нет: мне теперь не до кобельков.

Аммос Федорович. Ну, не хотите; на другой собаке сойдемся?

Жена Коробкина. Ах, как, Анна Андреевна, я рада вашему счастию! вы не можете себе представить.

Коробкин. Где ж теперь, позвольте узнать, находится именитый гость? я слышал, что он уехал за чем-то.

Городничий. Да, он отправился на один день по весьма важному делу.

Анна Андреевна. К своему дяде, чтоб испросить благословения.

Городничий. Испросить благословения; но завтра же… [но завтра] (чихает; поздравления сливаются в один гул). Много благодарен! но завтра же и назад… (чихает. Поздравительный гул. Слышнее других голоса:)

Частного пристава. [Частный пристав] Здравия желаем ваше высокоблагородие!

Бобчинского. [Бобчинский] Сто лет и куль червонцев!

Добчинского. [Добчинский] Продли боже на сорок сороков!

Артемий Филипович. Чтоб ты пропал!

Жена Коробкина. Чорт тебя побери!

Городничий. Покорнейше благодарю! И вам того желаю! [благодарю, господа, и вам…]

Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить. А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!.. признаюсь, большая неприятность… Вот и муж мой: он там получит генеральский чин.

Городничий. Да, признаюсь, господа, я, чорт возьми, очень хочу быть генералом.

Лука Лукич. И дай бог получить.

Растаковский. От человека не возможно; а от бога всё возможно.

Аммос Федорович. Большому кораблю большое плаванье. [большое и плаванье]

Артемий Филипович. По заслугам и честь.

Аммос Федорович в сторону. Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих [почище тебя есть, до сих] пор еще не генералы.

Артемий Филипович, в сторону. Эка, чорт возьми, уж и в генералы лезет. Чего доброго, может и будет генералом. Ведь у него важности, лукавый не взял бы его, довольно. (Обращаясь к нему) Тогда, Антон Антонович, и нас не позабудьте.

Аммос Федорович. И если что случится: например какая-нибудь надобность по делам, не оставьте покровительством!

Коробкин. В следующем году повезу сынка в столицу на пользу государства, так сделайте милость, окажите ему вашу протекцию, место отца заступите сиротке.

Городничий. Я готов с своей стороны, готов стараться.

Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых тебе не будет времени думать об этом. И как можно, и с какой стати себя обременять этакими обещаниями?

Городничий. Почему ж, душа моя: иногда можно.

Анна Андреевна. Можно! Это ты себе так воображаешь.

Жена Коробкина. Вы слышали, как она отзывается о нас?

Гостья. Да, она такова всегда была; я ее знаю: посади ее за стол, она и ноги свои…

ЯВЛЕНИЕ VIII.

Те же и почтмейстер.

Почтмейстер. Я, господа, пришел объявить вам удивительное дело.

Городничий. А например, что такое? послушаем.

Почтмейстер. Я и сам не знаю, что сказать вам: [“вам” нет] такое странное обстоятельство, что я…

Некоторые. Какое? что?

Почтмейстер. Прихожу я домой и застаю письмо этого чиновника, которому мы показывали все заведения. На пакете было написано какому-то Тряпичкину, в С. Петербург, в Почтамтскую улицу. И как прочитал я, что в Почтамтскую улицу, то в ту же минуту так и обомлел. [в ту же минуту и обомлел] Верно, думаю себе, это обо мне писано. Может быть как-нибудь дошло до него, что я для своего удовольствия распечатывал иногда письма. И в ту же самую минуту, так как будто какая-нибудь непредвидимая сила понудила [понукала] меня распечатать.

Аммос Федорович. Как, и это [это-то] самое письмо?

Городничий. Как же вы это?.. (Все показывают ужас.)

Почтмейстер. Я и сам испугался такой мысли и в ту же минуту положил письмо на стол и уже хотел позвать почталиона, чтоб отправить скорее с эштафетой. Но только немножко отойду от стола, так вот опять и тянет, и тянет. [так вот опять и тянет] В одном ухе кричит: распечатай, [распечатывай] в другом: не распечатывай! распечатай, не распечатывай! С этой стороны так, вот как бы под руку кто-нибудь толкает, а с другой стороны – как будто бы невидимая сила говорит: оставь, пропадешь как курица! Так что минут с десять не знал что делать, наконец напропалую [на пропалое] решился распечатать.

Городничий. Как же вы смели распечатать?

Почтмейстер. Ей богу, распечатал! со страхом таким, какого еще никогда [какого никогда] не помню. И ставни велел закрыть, и собственноручно заткнул все щелки. И как только придавил сургуч, то огонь так по всему телу и пробежал; а как разломал печать – мороз, мороз, так вот и чувствую, что мороз! а как вынул и развернул письмо – то я уже не знаю, где я в то время был. Зубы и губы так тряслись, что [что я] целый час не мог одной строчки прочесть.

Городничий. Да как же вы осмелились распечатать письмо такой уполномоченной особы?

Почтмейстер. В том-то и штука, что он и не уполномоченный, и не особа!

Городничий. Что ж он по вашему такое?

Почтмейстер. Ни сё, ни то; чорт знает что такое.

Городничий, запальчиво. Как вы смеете это сказать? знаете ли, что я велю вас под арест взять.

Почтмейстер. Кто? вы?

Городничий. Да, я.

Почтмейстер. Коротки руки.

Городничий. Знаете ли, что этот самый чиновник женится [женится теперь] на моей дочери? Я сам скоро буду вельможа и если захочу, то вас в Сибирь законопачу.

Почтмейстер. Эх, Антон Антонович! что Сибирь, далеко Сибирь. Вот лучше я вам прочту. Господа! позвольте прочитать письмо?

Все. Читайте, читайте!

Почтмейстер читает. [читая] “Мая такого-то числа и пр. и пр. и пр. Я уже писал к тебе, душа Тряпичкин, о том как обыграл меня в Пензе пехотный капитан. [в Пензе капитан] Трактирщик хотел даже потащить в тюрьму. К батюшке не писал; недоволен тоном. Всё одно: розги да розги. Этим, при теперешнем образовании, он ничего не возьмет. [“Трактирщик ~ не возьмет” нет] Но вдруг сцена переменилась: я живу теперь у городничего в доме, жуирую, отпускаю bons mots. Жена и дочка его обе ко мне не равнодушны. Не решился, [Жена и дочка у него прелесть! Я строю курбеты им обеим; но еще не решился] с которой прежде начать; думаю, [прежде, думаю] лучше с матушки: к дочке может быть [к дочке еще неизвестно, может быть] труден доступ, а матушка такая, что сию минуту готова влюбиться по уши. [“влюбиться по уши” нет в цензурном варианте] Сам городничий! преблагороднейший человек, с гостеприимством патриархальным, но глуп, как сивый мерин!!!”

Городничий. Не может быть! там нет этого. [нет этого, не написано]

Почтмейстер показывает [показывая] письмо. Читайте сами!

Городничий читает [читая] “Как сивый мерин”. Не может быть, вы это [это вы] сами написали.

Почтмейстер. Как же бы я стал писать?

Артемий Филипович. Читайте!

Лука Лукич. Читайте!

Почтмейстер, продолжая читать [читает] “Городничий преблагороднейший человек с гостеприимством патриархальным, но глуп, как сивый мерин”.

Городничий. О, чорт возьми! нужно еще повторять! как будто оно там и без того не стоит. [как будто бы там без того нет]

Почтмейстер, продолжая читать. “Но… хм, хм, хм, хм… сивый мерин; [“сивый мерин” нет] почтмейстер тоже добрый человек…” (оставляя читать) ну, тут обо мне тоже он неприлично [тоже неприлично] выразился.

Городничий. Нет, читайте!

Почтмейстер. Да к чему ж?..

Городничий. Нет, чорт возьми, когда уж читать так читать. Читайте всё!

Артемий Филипович. Позвольте, я прочитаю (надевает очки [надевает очки и нет] и читает:) “Почтмейстер тоже добрый человек; чрезвычайно похож на департаментского сторожа Михеева; должно быть тоже, подлец, пьет горькую”.

Почтмейстер к зрителям. Ну, скверный мальчишка, которого нужно посечь: больше ничего!

Артемий Филипович, продолжая читать. [читая] “Кроме того, надзиратель над богоугодным заведением какой-то и… и… и…” (заикается).

Коробкин. А что ж вы остановились?

Артемий Филипович. Да нечеткое перо… впрочем видно, что негодяй.

Коробкин. Дайте мне! вот у меня, я думаю, получше глаза (берет, письмо).

Артемий Филипович, не давая письма. Нет, это место можно пропустить, а там дальше разборчиво.

Коробкин. Да, позвольте уж я знаю.

Артемий Филипович. Прочитать я и сам прочитаю, далее право всё разборчиво.

Почтмейстер. Нет, всё читайте! ведь прежде всё читано.

Все. Отдайте, Артемий Филипович! отдайте письмо. (Коробкину) Читайте!

Артемий Филипович. Сейчас. (Отдает письмо.) Вот позвольте я закрою пальцем (закрывает пальцем); вот этого места только не читайте, а прочее всё можно. (Все приступают к нему.)

Почтмейстер. Читайте! Читайте всё! [Читайте! Читайте!]

Коробкин, читая. “Кроме того надзиратель за богоугодным заведением какой-то Земленика: вообрази себе чухонскую свинью в ермолке, с пребольшими ушами”.

Артемий Филипович, к зрителям. И нимало не остроумно. Бог знает что: свинья в ермолке! совсем не правдоподобно; где ж свинья в ермолке бывает?

Коробкин, продолжая читать. “А от смотрителя училищ страшно воняет луком”.

Лука Лукич, к зрителям. Ей богу, и в рот никогда не брал луку.

Аммос Федорович, в сторону. Слава богу хоть по крайней мере обо мне нет. [нет ничего]

Коробкин, читает. [читая. ] “Кроме того какой-то судья”…

Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух) Господа, я думаю, что письмо, действительно, несколько длинно. На первый раз этого будет довольно.

Лука Лукич. Зачем же? Нет, мне [Зачем же, мне] хочется всё знать.

Коробкин продолжает. “Какой-то судья Ляпкин-Тяпкин, ужасный мове тон”… (останавливается) должно быть французское слово. [Кроме того, какой-то судья ужасный мове тон. Это кажется французское слово]

Аммос Федорович. А, чорт его знает, что оно [что это] значит! Еще хорошо, [Хорошо еще] если только мошенник, [если это мошенник] а может быть и того еще хуже. [может быть еще и хуже]

Коробкин, продолжая читать. [читает] Словом: [“Словом” нет] дурачье страшное! По моей физиогномии приняли [они приняли] меня за военного генерал-губернатора. Я, с своей стороны, подпустил [не преминул подпустить] им пыли порядочной. Ты пописываешь для Библиот. для чтения. Пожалуста помести их в свою литературу и окритикуй хорошенько! Прощай, душа Тряпичкин! я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Скучно, братец, так жить: ищешь пищи для души; а светская чернь тебя не понимает. Хочешь, наконец, чем-нибудь эдаким, высоким заняться. Пиши ко мне в Саратовскую губернию, а оттуда в деревню Подкатиловку (переворачивает письмо и читает адрес). Его благородию, милостивому государю, Ивану Васильевичу Тряпичкину, в С. Петербург, в Почтамтскую улицу, в доме под № 97, поворотя на двор в 3 этаже, направо. [“Ты пописываешь ~ направо” нет]

Одна из дам. [Дама] Какой репримант неожиданный! [Ах, какой странный пассаж! Жена Луки Лукича. Какой репримант неожиданный!]

Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рылы, вместо лиц; а больше ничего… Воротить, воротить его! [Воротить, воротить его, воротить] (машет рукою).

Почтмейстер. Куда тут воротить! я, как нарочно, приказал смотрителю дать самую лучшую тройку и вперед писал [написать] предписание, чорт бы меня совсем побрал!

Жена Коробкина. Вот, в самом деле, беспримерная конфузия!

Аммос Федорович. Однако ж, чорт возьми, господа!.. ведь он у меня взял деньги взаймы.

Артемий Филипович. У меня тоже триста рублей.

Почтмейстер, вздыхает. Ох! и у меня сто рублей.

Бобчинский. У нас с Петром Ивановичем семьдесят пять ассигнациями и три двугривенных. [“Артемий Филипович. У меня ~ три двугривенных” нет]

Аммос Федорович, в недоумении расставляет руки. Как же это, господа? как это в самом деле [“Как же это в самом деле” нет] мы так оплошали!

Городничий бьет себя по плечу. Как я? нет, как я, старый дурак! выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести меня: мошенников над мошенниками обманывал; пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду; трех губернаторов обманул!.. что губернаторов! а теперь… вертопрах, какой-нибудь мальчишка: на губах молоко еще не обсохло… ступай ищи его, чорт побери, я думаю, так удирает по столбовой дороге, что колокольчик заливается.

Анна Андреевна, мужу. Как же?.. ведь это не может быть… он совсем ведь обручился уж с нашей Машинькой.

Городничий, с досадою. А разве ты не видишь, что у него всё это: фу, фу? Пустейший человек, чорт бы побрал его! Вот подлинно, если бог захочет наказать, так отнимет разум. Ну, что в нем было такого, что б можно было принять за важного человека или вельможу? Пусть бы имел он в себе что-нибудь внушающее уважение, а то чорт знает что: дрянь, сосулька! тоньше серной спички. И каким это образом случилось, кто первый вынес, что он чиновник, присланный для того, чтоб ревизовать?..

Артемий Филипович. А кто вынес? вот кто вынес? эти молодцы! (показывает на Добчинского и Бобчинского).

Бобчинский. Ей, ей, не я, [Ей, ей, право нет] и не думал…

Добчинский. Я ничего, совсем ничего…

Артемий Филипович. Конечно вы.

Лука Лукич. Разумеется, вы первые прибежали как сумасшедшие из трактира: приехал, приехал ревизор, и денег не плотит… Нашли, чорт бы вас побрал, важную птицу.

Городничий. Натурально, вы! сплетники городские, лгуны проклятые!

Артемий Филипович. Чтоб вас чорт побрал с вашим ревизором и рассказами.

Городничий. Только рыскаете по городу, да смущаете всех, трещотки проклятые, сплетни сеете, сороки короткохвостые.

Аммос Федорович. Пачкуны проклятые!

Лука Лукич. Колпаки!

Артемий Филипович. Сморчки короткобрюхие! (все обступают их.)

Бобчинский. [Бобчинский (закрываясь руками)] Ей богу, это не я, это Петр Иванович.

Добчинский. Э, нет, Петр Иванович, это вы говорили.

Бобчинский. Э, нет, вы прежде…

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ.

Те же и жандарм.

Жандарм. Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник [Приехавший чиновник из Петербурга цензурный вариант] требует вас [всех вас] сей же час к себе. Он остановился в гостинице. (Все издают звук изумления и остаются с открытыми ртами и вытянутыми лицами. Немая сцена. Занавесь опускается.) [“Немая сцена. Занавесь опускается” нет]