Текст книги "Малознакомый Ленин"

Автор книги: Николай Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Если бы Ленин не считал Горького ценным «казенным», то есть принадлежащим революции имуществом, если бы Горький не писал полезных, нужных для революции произведений, он, конечно, им не интересовался бы и ему не пришло бы в голову в Лондоне шарить рукой в постели Горького, узнавая, не сыро ли в ней белье. Не отпустил бы он ему в 1921 году и иностранной валюты, если бы не рассчитывал на пользу, могущую быть оказанной за границей писателем, к слову которого прислушивались. Заботливости Ленина о некоторых товарищах и, в частности о Горьком, последний придал такое обобщенное, искаженное представление и толкование, сделал такой фальшивый вывод, что в цитированном пассаже Ленин превратился в не-Ленина.

Попробуем выпрямить искажение.

Ленин с детских лет был «командиром». С 1890 года за ним и около него уже целая политическая свита. В течение своей жизни он был в хороших отношениях по меньшей мере с сотней лиц, но только с двумя – с Мартовым и Кржижановским – на очень короткое время был на ты [88]88
  «Ты» говорил Ленин Инессе Арманд, но такое обращение имело место не на почве общественно-политической, а интимной. О любовной связи Ленина с Арманд знала и Крупская и даже была готова «отстраниться».


[Закрыть]. Вне политического и теоретического единомыслия, вне деловых отношений у него ни с кем, кроме родных, особенно с сестрой Маняшей, не было прочного душевного, эмоционального контакта. Строжайшее правило, которое сформулировал себе Ленин осенью 1900 года, после глубоко потрясшего его столкновения с Плехановым: «Надо ко всем людям относиться без сентиментальности, надо держать камень за пазухой» —осталось у него на всю жизнь. Он всегда был настороже. Всегда недоверчив. Всегда с опаской следил, нет ли у его окружения, его товарищей, каких-либо уклоновот системы идей, им разделявшихся. Его ожесточенная борьба на II съезде партии в 1903 году за такой, казалось бы, пустяк, как «параграф 1-ый» устава партии (определение о принадлежности к партии), не может быть понята, если не знать, что он хотел в формах организации, установить «осадное положение» (его слова), не позволяющее проявляться в партии никаким уклонам.

Несмотря на его глубочайшее недоверие к людям, к нему тянулась масса людей: он несомненно обладал неким таинственным магнитом. Бухарин даже говорит – «исключительным обаянием».

После Октября 1917 года за этим притяжением к Ленину – если в нем покопаться поглубже – стояло чувство благодарности к тому, кто вытащил из низов на верх тысячи самых маленьких людей и в качестве членов господствующей партии поставил на важные посты управления государством.

Расходясь с кем-либо теоретически и политически, Ленин обычно порывал с ним всякие личные отношения. «Все, уходящие от марксизма, мои враги, руку им я не подаю и с филистимлянами за один стол не сажусь», – сказал он мне в конце нашей последней встречи [89]89
  Н. Валентинов.Встречи с Лениным, «Издательство имени Чехова». Нью-Йорк, 1953, с. 333.


[Закрыть].

Моральными качествами своих товарищей Ленин никогда не интересовался. Кржижановский рассказывает, что в Сибири, когда в присутствии Ленина о ком-нибудь говорили: «он хороший человек», Ленин всегда насмешливо спрашивал: «А ну-ка скажите, что такое хороший человек?..» По словам того же Кржижановского, он с полнейшим равнодушием относился к указанию, что «то или иное лицо грешит по части личной добродетели, нарушая ту или иную заповедь праотца Моисея». Ленин в таких случаях – я это слышал от него – говорил: «Это меня не касается, это Privatsache», или «на это я смотрю сквозь пальцы».

Относясь индифферентно к морали, Ленин под «хорошим человеком» разумел выдержанного марксиста, ценного, на взгляд Ленина, партийца, революционного боеспособного человека очень полезного его партии, а потом, после 1917 года, нужного и полезного руководимому Лениным государству.

В 1914 году, в бытность Ленина в Кракове, откуда он руководил большевистской фракцией в Государственной Думе и партийной петербургской прессой, к нему приехал большевик Самойлов, депутат IV Думы. Ленин, видевший его впервые, но считавший его полезным «винтиком» в машине революции, «партийным имуществом», узнав, что Самойлов болен, счел необходимым послать его лечиться в Берн. И давая жившим в Берне большевикам наказ оказать всякую помощь Самойлову, не владевшему ни одним иностранным языком, Ленин весьма серьезно писал: «Видимо, надо свозить Самойлова к лучшему нервному врачу и перевести в санаторий, где бы был систематический уход и присмотр. Сделайте это, пожалуйста. Не стесняйтесь расходами на телефон и поездки: в случае надобности мы все это покроем, ибо во что бы то ни стало надо к осени поставить Самойлова на ноги».

Заботой о Самойлове руководили не какие-либо сентиментальные чувства, не особое сочувствие к данному лицу, не импульс дружбы или симпатии (Самойлова он не знал), а чисто утилитарная оценка с точки зрения пользы партии. Он считал, что речи Самойлова в Государственной Думе по конспектуЛенина очень полезны. По этой причине – и только по этой – Самойлов почитался ценным «партийным имуществом» и его нужно беречь, охранять, делать «репарации», в данном случае, в форме лечения.

Такой подход к людям, разумеется, не исчез у Ленина, когда он стал у власти и в качестве правителя страны познал острую нужду в исполнителях, способных со знанием, умением, пользой обслужить во всех областях советское государство. Раз коммунистическая партия стала господствующей, из ее рядов, по взглядам Ленина, и нужно было выбирать людей на различные ответственные и командные посты.

При выборе этих лиц Ленин, естественно, вспоминал тех, кого близко знал в тюрьме, в ссылке, в эмиграции, по партийным съездам, по партийной переписке. Вместе с тем он очень скептически относился к их деловитости, знанию практической жизни, умению управлять государственными делами. На XI съезде партии 27 марта 1922 года Ленин с сарказмом говорил: «Вопрос в том, что ответственный коммунист – и лучший, и заведомо честный, и преданный, который каторгу выносил и смерти не боялся, – торговли вести не умеет, потому что он не делец, этому не учился и не хочет учиться и не понимает, что с азов должен учиться. Он, коммунист, революционер, сделавший величайшую в мире революцию, он, на которого смотрят если не сорок пирамид, то сорок европейских стран, с надеждой на избавление от капитализма, – он должен учиться от рядового приказчика, который бегал в лабазе десять лет, который это дело знает, а он, ответственный коммунист и преданный революционер, не только этого не знает, но даже не знает и того, что этого не знает… У нас 18 наркоматов, из них не менее 15-ти – никуда негодны, – найти везде хороших наркомов нельзя…» [90]90
  Ленин, т. XXVII, с. 234, 258.


[Закрыть].

Не менее грустную картину наблюдал Ленин и в промышленности, где беспартийным специалистам приходилось работать под началом таких горе-руководителей: «Коммунист, не доказавший своего умения объединять и скромно направлять работу специалистов, входя в суть дела, изучая его детально, такой коммунист часто вреден. Таких коммунистов у нас много, и я бы их отдал дюжинами за одного добросовестно изучающего свое дело и знающего буржуазного спеца» [91]91
  Ленин, т. XXVI, с. 173−174.


[Закрыть].

А. Д. Цюрупа, бывший вместе с Рыковым и Каменевым главным помощником Ленина в последние годы его жизни, часто болел и все-таки продолжал работать. Ленин, видя, что такая работа через силу не может продолжаться и, расстраивая ход дела, окончательно выведет из строя этого ценнейшего работника, прислал ему следующую записку: «Дорогой Александр Дмитриевич! Вы становитесь совершенно невозможны в обращении с казенным имуществом. Предписание: три недели лечиться!.. Ей-ей, непростительно зря швыряться слабым здоровьем. Надо выправиться!» [92]92
  Ленинский Сборник, XXI, с. 280.


[Закрыть].

Термин на протяжении лет меняется: удостаивающееся внимания лицо называется то «партийным имуществом», то «казенным имуществом», но суть отношения к человеку остается одной и той же. Не нужно апеллировать к товарищеским чувствам или сочувствию к болеющему человеку, раз забота о нем диктуется в глазах Ленина гораздо более важным мотивом: Цюрупа [93]93
  А. Д. Цюрупа умер в 1928 году и избег участи Рыкова и Каменева, убитых по приказанию Сталина.


[Закрыть]– ценное казенное имущество, беречь его командует raison d'État, польза «пролетарского государства», огромная нужда в добросовестных, умеющих, знающих свое дело начальниках, руководителях. Ленин относился к своим помощникам именно с «заботливостью, которая свойственна умному хозяину в его отношении к честным и умелым работникам».

Нельзя понять, почему Горький отрицает этот бесспорный факт, снабжает Ленина фальшивыми чертами в роде «женской заботливости», которую можно ему приписать только ради насмешки. Если эта фальшь продиктована не какой-либо целью и дипломатией, а идет просто от непонимания, тогда следует вывести, что Горький прошел мимо одной из самых существенных и оригинальных черт духовного существа Ленина.Он не понял, что, смотря на Самойлова, Цюрупу и многих других как на партийное, казенное имущество, подлежащее бережению и заботам, Ленин, с той же утилитарной и потустороннейточки зрения и с теми же практическими выводами, смотрел и на самого себя: он тоже был партийным, казенным имуществом, при том самым ценным из всех подобных имуществ, принадлежащих коллективу.В этом пункте грубейшая утилитарная самооценка Ленина переплеталась с грубо атеистической по внешним признакам, а по своей натуре религиознойверой в свою предназначенность – быть орудием свершения великих исторических целей.

Понять до конца Ленина далеко не простая вещь. Он гораздо сложнее, противоречивее, чем это видно из биографий его хулителей и, тем более, его казенных хвалителей.

Советский поэт Н. Полетаев в одном из своих стихотворений утверждал, что никому до сих пор не удалось дать, нарисовать, написать настоящий «портрет» Ленина:

 
Портретов Ленина не видно:
Похожих не было и нет.
Века уж дорисуют, видно,
Недорисованный портрет.
 

Те, кто, не полагаясь на века (надежда плохая!), хотели бы ныне дорисовать «недорисованный» портрет, должны – при анализе Ленина, его политики, поведения, рефлексов жизни – ни на минуту не забывать, что у него «две души». Все зависело от того, какая из душ в какой области в тот или иной момент брала верх. В одной душе Ленина – хилиазм, революционный раж, свирепость, иллюзионизм, безграничная сектантская нетерпимость, отрицание допустимости каких-либо компромиссов, желание, ни с чем не считаясь, не осматриваясь по сторонам, прямо, кроваво, беспощадно идти к поставленной цели. В другой душе – осторожность, практический нюх, конформизм, хитрость, большая расчетливость, способность, с помощью далеко идущих компромиссов и комбинаций, гибко приспособляться к требованиям изменяющейся жизни. Кажущееся чисто механическим соединение в одном и том же человеке двух взаимоотрицающих друг друга душ не делает личность цельной, она представляется двоящейся. Однако, будь у Ленина только одна, например, первая душа, не будь у него духа компромисса, практической зрячести, умения различать, что можно, чего нельзя, – в России после 1920 года не был бы введен нэп – эксперимент огромного социального значения и исторической поучительности. Этот эксперимент не дал всего, что мог и должен был дать, только потому, что почти немедленно после смерти Ленина начал уничтожаться ничему не научившимися людьми вроде Троцкого и таким азиатом, как Сталин.

Жизнь Ленина была борьбой двух начал – утопизма и реализма. В последние годы его жизни реализм явно оседлывал и побеждал утопизм, и одним из интересных начальных проявлений этой победы является следующая декларация Ленина в 1921 году:

«Для настоящего революционера самой большой опасностью, – может быть, даже единственной опасностью, – является преувеличение революционности, забвение граней и условий уместного и успешного применения революционных приемов. Настоящие революционеры на этом больше всего ломали себе шею, когда начинали писать «революцию» с большой буквы, возводить «революцию» в нечто почти божественное, терять голову, терять способность самым хладнокровным и трезвым образом соображать, взвешивать, проверять, в какой момент, при каких обстоятельствах, в какой области действия надо уметь действовать по-революционному и в какой момент, при каких обстоятельствах и в какой области действия надо уметь перейти к действию реформистскому. Настоящие революционеры погибнут (в смысле не внешнего поражения, а внутреннего провала их дела) лишь в том случае, – но погибнут наверняка в том случае, – если потеряют трезвость и вздумают, будто «великая, победоносная, мировая» революция обязательно все и всякие задачи при всяких обстоятельствах во всех областях действия может и должна решать по-революционному» [94]94
  Ленин, т. XXVII, с. 80–81.


[Закрыть].

* * *

Если собранный в нашей книге материал поможет любознательному читателю ближе узнать «малознакомого» Ленина, а честному художнику даст возможность завершить до сих пор «недорисованный портрет» его, воссоздав правдивый, а не приукрашенный образ этой гигантской исторической фигуры, – следовательно, автор писал книгу не напрасно.