Текст книги "Ночной вызов"

Автор книги: Николай Мисюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Пескишев знал, что ничего хорошего от Хлыстова ожидать не приходится. Пришлось звонить ученому секретарю.

– Протокол заседания и постановление отданы Степану Захаровичу. Он должен был передать их товарищу Агафонову, – ученый секретарь был краток и деловит.

– Позвольте, а разве вы себе ничего не оставили?

– По этому поводу обращайтесь к Владимиру Петровичу или Степану Захаровичу. Я человек маленький, делаю только то, что мне приказывают.

– Так все-таки вы можете мне выслать копию постановления? – настаивал Пескишев.

– Только с разрешения Владимира Петровича.

– Значит, у вас протокол и постановление есть?

– Я же вам сказал, что мое дело маленькое: как скажут, так и сделаю, ученый секретарь явно терял терпение.

Поняв, что по телефону он ничего путного не добьется, Федор Николаевич решил снова поехать в Москву, чтобы на месте решить все вопросы.

Штрайка в институте не оказалось, и никто не мог сказать, где он находится. Хлыстов лишь повторил, что все документы отправлены в министерство.

Ни у помощника Агафонова, ни у главного специалиста постановления по поводу доклада Пескишева не оказалось. И тот, и другой заверили, что такого документа из головного института не поступало. Пескишев вернулся с желанием наговорить Хлыстову грубостей, однако того на месте уже не оказалось.

"Сбежал, подлец", – подумал Федор Николаевич и решил зайти к ученому секретарю, который уведомил его, что с минуты на минуту ожидается Штрайк.

Штрайк появился в институте спустя полтора часа. Увидев Пескишева, он пригласил его к себе в кабинет и поинтересовался, как идут дела по прогнозированию мозговых инсультов.

– Мы закончили разработку прогностических таблиц. Учли все ваши замечания и теперь намерены представить в министерство методические рекомендации по прогнозированию, чтобы внедрить их в практику.

– За чем же дело стало?

– Необходима копия постановления, принятого на заседании проблемной комиссии.

– Хорошо, идите к ученому секретарю. Я ему позвоню.

Поблагодарив Штрайка, Пескишев направился к ученому секретарю.

– Посидите, пожалуйста, я сейчас сделаю копию, – заметно подобрев, пообещал он и, взяв какие-то документы, вышел из кабинета.

40

Подруга позвонила Люсе из Ленинграда, что у ее знакомого есть прекрасная французская шубка, которую никак нельзя упустить.

– Приезжай быстрее. Если бы ты знала, что это такое! Блеск! Я просила его придержать для тебя.

Узнав стоимость шубки, Люся задумалась. Где достать такие деньги? У нее их нет, просить у Федора не хотелось. Однако стоило ей рассказать Пескишеву о звонке из Ленинграда, как он, не задумываясь, сам предложил ей необходимую сумму.

– Бери, бери, экая важность. Мне лично деньги не нужны, а тебе это доставит радость. Я ведь столько лет почти ничего не тратил...

Растроганная, Люся поцеловала Федора Николаевича и пообещала немедленно вернуться в Энск.

На следующий день Люся прилетела в Ленинград и направилась к подруге. Продавец уже был там.

Шубка оказалась и впрямь роскошная. Мягкий шелковистый мех так и переливался.

– Такой прелести я еще никогда не видела! – восторгалась Люся, вертясь перед зеркалом. – Вот Федор обрадуется!

Покупка Федору Николаевичу и впрямь понравилась. Заставив Люсю походить в шубке по гостиной, он сказал, что она в ней очаровательна. Люся от радости повисла у него на шее.

Через несколько месяцев случилось непредвиденное. Люся приехала в Ленинград и в почтовом ящике нашла повестку – приглашение явиться в милицию. Это было неожиданно, но не вызвало беспокойства, – она не чувствовала за собой никакой вины.

"По-видимому, паспорт надо менять", – подумала Люся.

Однако причина вызова оказалась неприятной.

Следователь, женщина, майор милиции, встретила Люсю приветливо, предложила ей раздеться и сесть. Попросила называть ее Марией Васильевной.

– А вы Людмила Сергеевна, не так ли? – спросила она Люсю.

– Да, Людмила Сергеевна.

– Вот мы и познакомились.

Люся ничего не ответила. Дело явно шло не об обмене паспорта, но пока ничего, кроме любопытства, это знакомство у нее не вызвало.

– А вы – настоящая красавица, – сказала Мария Васильевна. – И одеты прелестно. Наверно, мужчины влюбляются в вас с первого взгляда, правда? А я вот сижу здесь, целыми днями веду беседы с далеко не лучшими представителями рода человеческого и совсем забыла о том, что я женщина. В кителе да шинели сразу в мужика превращаешься. Оно, конечно, приятно одеваться модно, да только где нынче хорошую импортную вещь достанешь? Или в комиссионке, или у спекулянтов, у перекупщиков. А они за какую-нибудь шубку три шкуры сдерут...

Напоминание о шубке встревожило Люсю.

"К чему бы это?" – мелькнула мысль.

– Ну да ладно, – улыбнулась Мария Васильевна. – Это я так, между прочим. Не обращайте внимания. Скажите, пожалуйста, где работает ваш муж?

– Он профессор медицинского института в Энске.

– Понятно. А вы где работаете?

– Временно нигде. В последнее время я работала переводчицей в "Интуристе", но недавно уволилась в связи с замужеством и переездом к мужу. Там работу себе еще не подыскала.

– Понятно. Скажите, пожалуйста, Брончука Георгия Марковича вы знаете?

– Брончука? Нет. Впервые слышу эту фамилию.

– Так я и думала. Что может связывать вас с ним? А вот этого гражданина вы знаете? – Мария Васильевна протянула Люсе фотографию, на которой она узнала продавца шубки.

– Этого знаю. Моя приятельница назвала его Фредди.

– Расскажите, пожалуйста, все, что вы о нем знаете. Кстати, это и есть Брончук. Он привлечен к уголовной ответственности за спекуляцию.

Услышав это, Люся разволновалась и стала торопливо рассказывать, что знала: как познакомилась с ним, что покупала.

– Прошу вас, Людмила Сергеевна, подробнее рассказать о покупке шубки. Сколько вы заплатили за нее?

– Полторы тысячи. Я что-то сделала не так? Не нужно было связываться? Но мне так хотелось...

– Многовато. В магазине она и половины не стоит. Так что обобрал он вас, этот Брончук.

– Вот негодяй! Ну да что об этом... Как-нибудь переживем.

Следователь с любопытством посмотрела на нее и отвела взгляд. Люся вспыхнула: поняла, что сказала глупость. Вообще все вдруг увиделось в другом свете. Она, жена профессора Пескишева, замешана в спекуляции. Пусть лишь как свидетель, что из этого?! Давать объяснения в суде... Такие новости распространяются быстро. То-то позлорадствуют Галина Викторовна и Кораблев. А Федор?.. Как он все это воспримет? Оскорбится? И правильно сделает. Профессор, доктор наук, а жена – барахольщица, скупает вещи у спекулянтов... У него могут быть неприятности, и немалые. Боже мой, что я наделала...

Увидев, что Люся побледнела, Мария Васильевна налила ей воды.

– Что с вами? На вас лица нет...

Люся отодвинула стакан.

– Спасибо, не нуждаюсь.

Растерянность сменилась злобой. В этой женщине, спокойно расспрашивающей ее, она увидела опасного и коварного врага.

– Прошу вас взять лист бумаги, ручку и все сказанное вами изложить в письменном виде, – предложила Мария Васильевна.

Когда Люся написала все, о чем говорила, Мария Васильевна предупредила ее, что эта встреча у них не последняя.

– Предупредите мужа, что вам необходимо на некоторое время задержаться в Ленинграде, – сказала она. – Думаю, вскоре сможете вернуться домой.

Люся ушла из милиции, объятая тревогой.

– Что я натворила! – шептала Люся. – Федор порвет со мной, тут же порвет, как только обо всем узнает. Я ведь опозорила его... опозорила!

Переходя улицу, погруженная в свои мысли, отрешенная от действительности, Люся не увидела движущегося на нее троллейбуса, не услышала его сигналов, и водитель ничего уже не смог сделать, чтобы предотвратить беду. Люся лишь почувствовала удар, который подбросил ее вверх, на какой-то миг увидела испуганное лицо молодого парня за стеклом и рухнула на асфальт.

К ней бежали люди. Но она уже ничего не видела и не слышала.

41

Люсю хоронили в Ленинграде, куда уехали Федор Николаевич и Маня. Четыре дня спустя взволнованная Маня позвонила в Энск:

– Федору Николаевичу плохо. Он умирает!

– Кто? Кто умирает? – переспрашивала Женя, из-за плохой слышимости с трудом различая глухо доносившиеся слова.

– Федор Николаевич! – кричала Маня, прижимая трубку ко рту и прикрывая ее ладонью. – Профессор Пескишев!

– Что произошло?

– Я теряю голову, не знаю, что делать! Помогите! – доносилось издали. Приезжайте кто-нибудь! Я одна в чужом городе, не знаю, к кому обратиться.

Ирина вырвала из рук Жени трубку:

– Маня, что с Федором Николаевичем?

Ответа не было.

Ирина торопливо набрала номер Люсиной квартиры – Пескишев оставил телефон при отъезде. Однако ни с кем связаться не удалось.

– Боже мой, боже мой, – шептала Ирина, – Федор Николаевич умирает, а мы тут сидим и ничего не делаем. Ну как же это так? Отчего он умирает? Может, что случилось? Надо ехать! Надо немедленно ехать! – взволнованно повторяла она, торопливо расхаживая по комнате.

Женя пыталась успокоить ее, но безуспешно.

– Не может этого быть, – говорила Женя. – Маня все преувеличивает. Подожди, успокойся. Возможно, нам все-таки удастся связаться с нею. Уточним, а тогда решим, что делать.

Но Ирина была непреклонна.

– Вы как хотите, а я немедленно лечу!

Женя и Николай помогли ей собраться и отвезли в аэропорт.

У Люсиной соседки Ирина узнала, что Федор Николаевич действительно тяжело болен и лежит в больнице, состояние его внушает опасения.

– Тяжелый инфаркт, – сказала соседка. – Болезнь века. Вернулся с похорон и... Очень он ее любил, бедняжку. А вы кто будете?

– Родственница, – ответила Ирина и спросила, в какой больнице находится Федор Николаевич.

В больницу Ирина приехала поздно, с трудом разыскала дежурного врача, который долго не разрешал ей пройти к Федору Николаевичу.

– Не положено у нас к таким больным пускать посетителей, – объяснил дежурный врач. – Вы хоть понимаете, что это такое – не положено!

– Да я же не посетительница, а сотрудница Федора Николаевича, – уверяла Ирина. – Не мешать, а помогать вам буду.

– Вы врач? – поинтересовался дежурный.

– Конечно, конечно! – солгала Ирина.

– Тогда другой разговор, – сказал дежурный. – В порядке исключения могу допустить как коллегу.

Он дал Ирине чей-то халат и проводил в палату.

Возле Федора Николаевича сидела сестра, измерявшая артериальное давление. Увидев дежурного врача, она доложила, что пульс стал получше, аритмии нет, давление выровнялось. Врач одобрительно кивнул и разрешил Ирине побыть с больным.

Ирина не узнала Федора Николаевича. Лицо его было бледным и осунувшимся, на лбу виднелись крупные капли пота. Дыхание учащенное, губы высохшие, глаза полузакрыты. Ирина пощупала пульс. Он был слабым и учащенным.

– Это ваш отец? – поинтересовалась сестра.

– Нет, я его сотрудница.

– А-а-а! Неважные были у него дела, совсем умирал. Сейчас, вроде, выкарабкался. Цепкий человек, хочет жить. Другой бы уже...

– Как это все случилось?

– Да как обычно, – вздохнула сестра. – Переволновался да вдобавок, видно, простыл на кладбище. Инфаркт, а к нему пневмония – мало радости.

Сестра вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Ирина обессиленно опустилась на стул.

Она смотрела на Федора Николаевна, и губы ее шептали:

– Только бы он выжил! Он должен, он обязан выжить. – Она взяла бледную исхудавшую руку больного и нежно погладила. – Милый, дорогой ты мой человек. Ну, пожалуйста, умоляю тебя, потерпи. Все обойдется. Ты не должен умирать. Как же я без тебя? И я, и другие... Ты ведь нужен, ты очень нужен людям...

Она не сводила с Федора Николаевича глаз, и слезы текли по ее щекам.

Через полчаса пришел дежурный врач и предложил Ирине удалиться. Но она стала умолять разрешить остаться с Федором Николаевичем. Ее просьбу поддержала сестра. В конце концов врач махнул рукой: ладно, оставайтесь.

Всю ночь Ирина провела возле Федора Николаевича, помогая дежурной сестре ухаживать за ним. К утру температура несколько снизилась, сердечная деятельность улучшилась, дыхание стало реже.

Начался рабочий день с обходами, назначениями, процедурами, со всей больничной суетой. Ирину попросили уйти.

– Приходите к концу рабочего дня, – предложил заведующий отделением, а сейчас вы будете нам только мешать. Я распоряжусь, чтобы вам дали постоянный пропуск. Кстати, вы сами нуждаетесь в отдыхе, у вас усталый вид. Где вы остановились?

– Пока нигде, – ответила она. – Но вы не беспокойтесь, пожалуйста, я что-нибудь придумаю.

В вестибюле больницы Ирину ожидала Маня, которая отвезла ее на бывшую Люсину квартиру, напоила горячим молоком, уложила в постель.

У Ирины глаза слипались от усталости, но она долго не могла уснуть. Страх за Федора Николаевича сжимал сердце. Наконец она задремала. Подхватилась в четвертом часу дня и, наскоро приведя себя в порядок и перекусив, поехала в больницу.

Пять бессонных ночей провела Ирина возле Федора Николаевича. А ему было то лучше, то хуже, то совсем плохо. Порой ей казалось, что она вместе с Пескишевым раскачивается на каких-то фантастических качелях: от отчаяния к надежде, от надежды – к отчаянию. Похудевшая и побледневшая, она то тихонько плакала, скрывая слезы от сестры, опасаясь, что ее выгонят из палаты, то радость и надежда вспыхивали в ней, чтобы вскоре опять смениться безутешным горем.

Могучий организм Федора Николаевича выстоял в трудной схватке. На шестой день после приезда Ирины он стал реагировать на обращение. С трудом открывая глаза, безжизненным взглядом смотрел куда-то мимо Ирины, видимо, не замечая ее присутствия. Но однажды его взгляд остановился на ней. Он долго смотрел на молодую женщину, словно припоминая, кто она, и наконец не то улыбка, не то недоумение промелькнули на его лице. Затем вновь наступило забвение.

Ирина испугалась: неужели это конец?

– Доктор, доктор! – закричала она. – Ему плохо, доктор! Сделайте же что-нибудь!

Дежурный врач, прибежавший на ее крик, пощупал у Федора Николаевича пульс и успокоил Ирину:

– Ничего страшного. Сердечная деятельность неплохая, никаких оснований для тревоги нет. Мы беспокоились из-за токсической энцефалопатии, осложнившей пневмонию, но сейчас профессор выходит из нее. Надо надеяться, все будет в порядке.

Поинтересовавшись температурой, врач ушел.

Видимо, эта ночь для Федора Николаевича была кризисной, потому что на следующий день рано утром он открыл глаза и впервые попросил пить. Ирина дала ему несколько глотков клюквенного морса, вытерла полотенцем губы. Он кивком поблагодарил, посмотрел ей в глаза, чуть слышно прошептал:

– Ира. Откуда ты?

Он узнал ее, и радость заполнила душу молодой женщины:

– Да, да! Это я, Федор Николаевич.

Он закрыл глаза, словно обдумывая что-то, затем тихо пожал Ирине руку. И тут она не выдержала. Слезы хлынули из ее глаз. Но это были слезы радости.