Текст книги "Не только о театре"

Автор книги: Николай Акимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Десятки тысяч людей устремляются на стадион посмотреть, как двадцать два взрослых человека гоняют мяч по полю между двух ворот. Другим тысячам это кажется скучной и ненужной потерей времени. Но отдых и развлечение – это всегда «потеря времени», чем бы оно ни было заполнено. И как бы противники футбола ни пытались доказать, что игра в преферанс или в домино гораздо полезнее, – это им не удастся.

Коллекционеры марок утверждают, что это увлекательное занятие обогащает их географические познания. Можно предположить, что прямое изучение географии без погони за марками принесло бы им больше знаний, но гораздо меньше развлечения. А развлечение может существовать на законном основании, само по себе, ибо в нем самом уже заложена польза для человека, который после честного трудового дня имеет право на отдых, заполненный развлечением таким, какое наиболее соответствует его вкусам, его, а не соседа, товарища, сослуживца!

Или вопросы моды, еще далеко не исследованные научно. Но можно утверждать, что если мы еще и не открыли этих законов, управляющих модой, то сердиться должны за это на себя, а не на моду.

Наглядным примером причудливости развития моды может служить судьба волосяных покровов на лице мужчины на протяжении веков. Даже в глубокой древности одни племена брились, а другие нет. Древние греки – усаты и бородаты, Рим и Византия – бриты. В Европе средневековья – все в пышной растительности, а с раннего Возрождения начинается оголение мужского лица. Тщательная выбритость европейского XVIII века с половины XIX века уступает место культу бороды и усов. Вся русская классическая литература после Пушкина и Гоголя создана носителями бороды и усов и только со второго десятилетия XX века опять попадает в руки бритых людей. И почему, если за последние два года среди нашей молодежи снова появляется мода на бороду, – это вызывает негодование у многих представителей старшего поколения? Но ведь и в «бородатые» эпохи так же точно смеялись над бритыми: «Бритая, как у лакея, физиономия!»

Во времена моей молодости все молодое поколение брилось, а борода была атрибутом стариков. Возможно, что через двадцать-тридцать лет юноши и взрослые мужчины будут щеголять бородами или усами по последней моде и будут говорить: «У такого-то лицо бритое, как у старика».

Полемика вкусов в области искусства – очень большой и важный вопрос, и все наставления, которые за последние годы получала и получает наша критика, в главном сводятся к тому, чтобы найти те объективные критерии, которые позволили бы максимально застраховаться от опасности навязывания своих вкусов другим.

Но до какой степени должна распространяться наша терпимость к чужим вкусам? Есть ли в данном вопросе ясный и четкий предел, при переходе которого мы обязаны не только не мириться, а бурно протестовать против произведений, которые нам не нравятся?

Безусловно есть. Во всех тех случаях, когда произведение искусства возникло на нездоровой основе, когда проникновение его в жизнь грозит отравлением общества, привитием вредных взглядов и привычек, здоровое большинство должно немедленно дать отпор.

Нетрудно перечислить эти случаи, совпадающие в основном с опасностями, на страже которых и стоят советские законы: пропаганда войны, нарушение ленинской национальной политики, порнография.

Вкусы советских людей достаточно воспитаны, чтобы произведение, в котором, например, защищались бы идеи расовой дискриминации, воспринимать не только как идейно вредное, но и как антихудожественное.

Трудно также представить себе, чтобы картина или повесть, насыщенные нездоровой эротикой, не вызвали бы в нас активного отвращения.

Однако в каждом таком случае должен быть четко определен состав преступления, объективное установление действительной вредности, реальной опасности для общества. Без этой оговорки, без тщательного разбора произведения, без отделения объективных показателей от своих личных вкусов возможны тяжелые ошибки, приносящие большой ущерб культурным ценностям.

Находились же ханжи, которые объявляли порнографией сокровища античной скульптуры только потому, что классические фигуры древних греков не скрыты от зрителей штанами и рубахами.

Находились же невежды, которые пытались приравнять величайшие произведения древнерусской живописи к предметам религиозного культа и на этом основании требовали изъять их из наших музеев.

Есть еще и среди нас люди внешне цивилизованные, и иногда даже вооруженные портфелями, но еще готовые всякое, им лично непонятное, искусство, каждое произведение, слишком сложное для их примитивной психики, объявить вредным и опасным, объявляя это от своего лица, как «от лица народа»!

Характернейшим свойством всех варваров, как прошлых эпох, так и нашего времени, было стремление уничтожать то, что превосходит их понимание. И в некоторых из нас, несомненно, дремлет еще это атавистическое стремление утверждать свой вкус уничтожением всего, чего мы не принимаем.

Борьба вкусов, борьба мнений всегда останется в живом, развивающемся обществе, но только в виде соревнования вкусов, свободной пропаганды их и уважения чужих точек зрения на эти вкусы.

Помимо индивидуальных вкусов, свойственных каждому человеку в отдельности, существуют вкусы, объединяющие большие группы людей, иногда целые народы.

Под влиянием общих этнографических условий у каждого народа складываются свои национальные вкусы, диктующие формы одежды, архитектуры, искусства, способы приготовления пищи, обычаи и т. д.

В культуре каждого народа национальный элемент проникает во все области жизни, формирует привычки людей, определяет эстетические критерии. Каждому человеку свойственно воспринимать все порожденное его национальной культурой, как родное, свое, любимое, самое близкое, и это совершенно естественно.

Так же естественно, что все чужое, все порожденное культурой другого народа, кажется или может показаться на первый взгляд некрасивым, невкусным, странным и даже диким. Такое первое впечатление от необычного и незнакомого совершенно простительно для каждого человека, но необычайно важным вопросом является проблема – как быть дальше с этим первым впечатлением и какие из него делать выводы?

Лошадь в наших широтах кажется нам нормальным и законно построенным животным, а жирафа – аномалией и вызовом «общественному вкусу».

Стандартный серый костюм мы считаем скромным и достойным нарядом, а повязку на бедрах при обнаженной груди – неприличием и дикостью.

Огромное количество веками сложившихся обычаев, даже если они потеряли на сегодня всякий смысл и первоначальное значение, кажется нам разумным и нормальным только потому, что все это привычное, следовательно, близкое и родное.

Все свое мы воспринимаем, не вдумываясь в него, не пытаясь проверять рациональность наших привычек, совершенно не ощущая порой объективной странности нашего поведения.

Сделав над собой небольшое усилие, временно отделавшись от ощущения привычного, посмотрев свежим глазом на самих себя, мы без труда обнаружим, что многое из этого родного и «естественного» не может не произвести странного впечатления на людей такого же интеллектуального уровня, как мы сами, но не знающих наших обычаев.

Что за бессмысленное и странное телодвижение называем мы, например, рукопожатием? А приветствие при помощи наклона головы? Разве это – единственная возможная форма обмена любезностями?

А такая вещь, как курение? На свежий взгляд это трудно объяснимая бессмыслица! Засовывать себе в рот сверток сушеных листьев, чтобы, поджигая его, глотать дым? Не дикость ли это?

А что означают лацканы на пиджаке? Попробуйте найти им рациональное обоснование! Назначение галстука, который не греет и не скрывает наготы, – совершенно непонятно, однако всем ясно, что человек, явившийся на официальное собрание без галстука, выглядит неряшливо одетым. А об условности и причудах женских нарядов не приходится и говорить.

Внимательно рассмотрев наш собственный быт, мы легко придем к выводу, что он наполнен условностями, к которым мы давно привыкли, но которые очень часто не имеют никакой общечеловеческой ценности и не могут претендовать на очевидное превосходство над такими же условностями других народов…

Сделаем еще один шаг в этом направлении и представим себе, до чего странным, некрасивым и «противоестественным» неминуемо должен показаться человек с белой кожей жителю глубин огромного африканского континента, впервые встретившемуся с такой «аномалией»!

Каким некрасивым короткошеим животным должна выглядеть наша лошадь на взгляд человека, привыкшего к жирафам!

И если обычаи и привычки разных народов логически возникли под влиянием климатических, природных и социальных условий, то неизбежно, что разные условия привели к разным образованиям.

И так же логично, что каждому человеку его собственные привычки, обычаи и культура всегда будут казаться ближе, естественнее и красивее.

Но тот человек, который претендует на принадлежность к культурному обществу, должен взять за непременное правило, любя свои обычаи, уважать чужие.

В нашем советском обществе, в котором великая идея дружбы народов, равенства народов и уважения к национальным культурным ценностям широко вошла в сознание людей, казалось бы, незачем и говорить об этом вопросе.

Однако и у нас еще есть достаточно оснований пропагандировать уважение к чужим обычаям и национальным особенностям, потому что еще попадаются у нас граждане, не продумавшие этого вопроса с должной серьезностью и поэтому допускающие ошибки в поведении. Роковая порочная формула: «Мне это не нравится, значит, это плохо». И здесь лежит в основе заблуждение. Вряд ли найдется в нашем обществе человек, который открыто выступил бы с таким «лозунгом», однако иногда в невинных, казалось бы, проявлениях такая точка зрения проскальзывает.

Сейчас, когда уже половина человечества объединяется в лагерь свободолюбивых стран, когда трудолюбивые люди разных континентов вступают в отношения взаимопомощи, когда деловые и культурные связи вырастают в огромный фактор единения человечества, искреннее осознание настоящего равенства в правах, при сохранении всего национального своеобразия, приобретает огромное политическое значение.

Если ленинская национальная политика явилась тем моментом, который превратил многонациональное государство в несокрушимое целое, то и дальнейшее объединение демократий возникает на почве искреннего уважения со стороны каждого народа национальной самобытности всех других народов.

Если царское правительство искало свое спасение в разжигании национальной розни, антисемитизма, в делении всех «подданных» империи на русских и «инородцев», то наша сила заключается прежде всего в оценке человека за его дела и стремления, а не по расовым, национальным или географическим признакам.

Мы готовы дать отпор каждому, кто сознательно, умышленно попробует нарушить наши гуманистические принципы, но иногда это можно сделать и нечаянно, по недомыслию, по распущенности, из-за плохих «манер». И вред от этого может получиться не меньший, чем от намеренного выступления.

Есть одно немного смешное слово, давно вошедшее в русский язык, без которого трудно обойтись, рассматривая эти вопросы. Слово это – «деликатность». Оно сейчас почти вышло из употребления, но если не придумать ему достойной замены, то стоит еще на некоторое время его возродить в обиходе. Какое значение получило это слово в русском своем воплощении? Тонкость, чуткость, осторожность в обращении с кем-либо. Действительно, это, кажется, очень нужное нам слово!

Ленинград считается одним из самых культурных городов Советского Союза. Главная его улица – Невский проспект. Не так давно, проходя по этому проспекту, я наблюдал интересную картину. По тротуару шел человек, нормально одетый и шел тоже нормально, но ростом он превосходил всех прохожих сантиметров на восемьдесят. Поведение проходящих по Невскому граждан было примечательным: многие, еще издали завидев гиганта, останавливались, чтобы подольше его разглядеть. Группа мальчиков, достаточно взрослых для сознательного поведения, пятилась задом перед высоким человеком, обмениваясь впечатлениями. Вполне законное для посетителей зоопарка откровенное разглядывание диковинного животного было обращено в данном случае на неизвестного гражданина, который, несомненно, не по своей воле перегнал в росте своих соотечественников. Сам он шел невозмутимо, не обращая никакого внимания на бесцеремонное поведение толпы. (Да, именно толпы, иначе нельзя назвать эту группу людей!) Самым горьким было то, что он, очевидно, привык к такому поведению прохожих, он уже не реагировал на них!

Разберемся в этом вопросе. Каждого из нас может поразить любой необычный вид человека: слишком высокий, слишком маленький, огромное родимое пятно на лице, видимые последствия перенесенной операции, следы ожога и т. д. От живого восприимчивого человека нельзя требовать равнодушия и отсутствия любопытства или простого интереса, когда невольно тянет еще раз взглянуть, подробнее рассмотреть, присмотреться. Но мы обязаны помнить, как может быть мучительно неприятно тому, кто привлекает к себе такое внимание, как больно чувствовать себя объектом всеобщего любопытства. Как же быть? Как примирить свое стремление посмотреть с бережным отношением к человеку, который не виноват в том, что он резко отличается от всех остальных?

Только одним способом: если вы можете удовлетворить свою любознательность совершенно незаметно, не поворачивая головы, не останавливаясь, а тем более не издавая восклицаний. Если это вам не удалось – что же делать! Вы проживете и без этого. Но вам можно будет присвоить высокое звание «деликатного человека».

Исключение из этого правила можно сделать только для очень маленьких детей, непосредственность которых еще не обуздана хорошим воспитанием. Или в тех случаях, когда особенный вид человека является несомненным последствием его дурного поведения: если, например, ваше внимание привлечено мертвецки пьяным молодым человеком, который валяется на улице.

В этом случае останавливайтесь, рассматривайте, сообщайте даже его родителям и учителям: он сам виноват, и пусть ему будет и стыдно и больно. Так ему и надо! И в этом случае не заботьтесь о деликатности!

Вообще следует запомнить, что открытое, откровенное внимание можно адресовать только тем людям, которые своим положением или действием к такому вниманию призывают.

Вот оратор вышел на трибуну. Устремите на него все свое внимание, и зрительное и слуховое, и вы этим окажете ему услугу.

Актер вышел на сцену. Смотрите и слушайте. Всякое отвлечение вашего внимания от него будет как раз неделикатным. Если он вам понравился, после спектакля аплодируйте ему и даже можете громко кричать его фамилию.

Но вот на другой день вы встречаете этого же актера на улице. Вы узнали его, вам хочется рассмотреть его на этот раз без грима. Но, осторожно! Он уже не на сцене. Он такой же гражданин, как и вы. Он вышел подышать свежим воздухом или идет по своим делам. И вы уже не имеете никакого права глазеть на него, сообщать спутникам, чтобы они обратили внимание, – все это будет неделикатно.

Это правило у нас очень часто нарушается самыми хорошими советскими людьми, которые не успели продумать вопрос о взаимном уважении и на этом основании отравляют существование тем деятелям театра, которые за свои заслуги, за то, что сумели доставить этим же людям много эстетических радостей, достигли популярности.

Любите Аркадия Райкина на сцене и Сергея Филиппова на экране, но оберегайте их от своего излишнего внимания, когда они не находятся при исполнении своих профессиональных обязанностей.

Дозволенная степень откровенно направленного внимания резко повышается, когда объектом вашего интереса является предмет неодушевленный. Пейзажи, архитектуру, памятники вы можете рассматривать даже в бинокль и фотографировать сколько вам захочется. Стойте часами перед Медным всадником, или перед Царь-колоколом, и никто вас не осудит. Но обращайтесь деликатно с человеком.

Мне вспоминается одна сцена, виденная мною в Риме. Собор святого Петра – одно из чудес архитектуры итальянского Ренессанса – постоянно посещается туристами всех наций. С наружной стороны в разных местах перед фасадом стоят на постах солдаты папской гвардии, одетые в старинную форму XVI века. Форма эта причудлива, странно выглядит на площади в наши дни и, вероятно, введена не без умысла, чтобы увеличить внешний эффект от архитектуры,

И все же, когда бесцеремонные американские туристы, вооруженные фото– и киноаппаратами, толпой окружали неподвижно стоящего человека с алебардой и фотографировали его в упор, – впечатление получалось неприятное.

Да, он одет, как чучело, да, он поставлен здесь, чтобы на него смотрели, и все-таки это человек, а не вещь, а с человеком надо обращаться по-человечески.

И когда на улицах наших городов мы встречаем туристов из далеких стран в их национальных одеждах – индийцев, гостей из Африки или Полинезии, – как ни велико искушение получше их рассмотреть, надо помнить, что, чем выше культура народа, тем больше развивается вышеупомянутая деликатность и что наша высокая и передовая культура обязывает нас и внешне вести себя безукоризненно.

Первое знакомство

Для подробного рассмотрения форм человеческого общения обратимся к некоторым бытовым примерам, в которых все особенности общения наиболее удобно рассмотреть.

Пример. Двое в купе.

Вы входите в двухместное купе, в котором вам надо проехать значительное расстояние. Входя, вы застаете там пассажира, с которым вам суждено ехать вдвоем. Вы встречаетесь взглядами. Ваши действия в эти первые секунды определят ваши взаимоотношения. Если вы любезно говорите «здравствуйте» – это одно решение проблемы. Ваш спутник, независимо от его характера, вынужден вам ответить. Мало того – это одно произнесенное вами слово, по существу, является целой декларацией о желании мирного сосуществования и поддержания добрососедских отношений. И он неминуемо принимает к сведению вашу декларацию.

В том случае, если вы, входя, не поздоровались, это – тоже декларация: «Я не желаю с вами иметь дела, я заплатил за свое место, и мне безразлично, кто сидит рядом со мной». Такая позиция не противоречит законам, но таит в себе много неудобств для вас же. В пути может оказаться, что вам вдвоем придется решать общие вопросы: курить в купе или не курить, погасить на ночь свет или не гасить, слушать ли радио или выключить его и т. д.

В первом варианте ваш спутник, если он воспитанный человек, с радостью пойдет вам навстречу. Во втором – принципиально не будет вам уступать.

Но вы выбрали первый вариант и поздоровались. Теперь надо утвердить ваше знакомство, надо перекинуться хотя бы еще одной-двумя фразами. Чтобы вам обоим стало ясно, что вы условились разговаривать между собой, для этой цели годна любая, самая общая фраза – о погоде, о времени отхода или прибытия поезда, очень уместно, если обстоятельства позволяют вам сделать эту фразу выразителем какой-либо заботы о вашем спутнике: не мешает ли ему ваш багаж, не дует ли из двери и т. п. В ответ он обязан вам любезно ответить – и пакт о временной, на срок вашего путешествия, дружбе уже заключен.

Следует запомнить, что упорное молчание при таком вынужденном общении не есть нейтральное поведение: нет, это поведение вызывающее, демонстративное заявление, что я, мол, с тобой не хочу и не буду разговаривать.

Но вы решили, что вы будете общаться. О чем же говорить с совершенно чужим человеком? Как найти тему? И какую тему искать? Прежде всего, надо помнить, что разговор должен быть легким, неназойливым, и если ваш спутник воспитанный человек, но в данный момент не склонен беседовать, он вам это вежливо даст понять, коротко отвечая на ваши вопросы. Тогда ваша совесть чиста: вы сделали необходимую попытку завязать разговор, она не была подхвачена, теперь вы в заботе о спутнике можете с достоинством соблюдать тишину.

Очень опасны крайности в области общительности. Если мрачное молчание угнетающе действует на вашего соседа, то чрезмерная откровенность и посвящение его во все ваши дела – тоже совершенно неуместны. А такие случаи бывают, особенно среди женщин. Плохо воспитанных женщин неудержимо тянет во время путешествий немедленно излагать соседям все состояние их дел: откуда они едут, куда, зачем, каково их семейное положение, судьба их родственников, планы на будущее и т. д.

Конечно, человек имеет право быть откровенным, однако следует контролировать свой разговорный зуд одним простым вопросом, который следует вовремя себе поставить: а так ли уже интересны мои дела, чтобы подробно излагать их людям, с которыми я через несколько часов расстанусь навсегда? И если эти дела, очень волнующие вас лично, не являются достойными общественного внимания, то лучше эти рассказы сохранить для своих близких, которым они будут действительно интересны.

Не следует также в целях поддержания разговора забрасывать собеседника вопросами анкетного характера, особенно следует остерегаться сыпать их один за другим: куда он едет? Зачем? А где он работает? А кем? А какая у него зарплата? Из кого состоит семья? и т. д. и т. д.

Такие вопросы, напоминающие разговор со следователем, настораживают собеседника, у которого начинает вертеться на языке вопрос: «А какое тебе до всего этого дело, такой-сякой?».

Вместе с тем разговор о природе и ее красотах, о литературе, кинофильмах и спектаклях позволит вам в неназойливой форме узнать гораздо больше о собеседнике, чем точные данные о его работе и зарплате.

Но вот спускается ночь, и пора ложиться спать. Тут полезно вспомнить, что кроме интеллектуальных проявлений существует и физическая сторона и что важным законом в таком вынужденном близком общении является ваша обязанность свести до минимума знакомство вашего спутника с вашей физиологией.

Даже если оба спутника существа одного пола, не следует на этом основании демонстративно обнажаться и открывать соседу все тайны вашего телосложения. И правда, ведь если вы сложены как греческий бог – это будет неуместным хвастовством перед человеком, сложенным хуже (а два греческих бога, как правило, не встречаются в одном купе). Если же ваши данные намного скромнее, то вряд ли их лицезрение доставит соседу особое удовольствие.

Дальше: человек, находящийся наедине с собой, может извлечь из своего организма громадное количество разнообразных звуков. Можно очень громко прочищать нос и дыхательные пути, есть люди, которые после еды умеют устранять застрявшую между зубами пищу при помощи оглушительного прищелкивания языком. Не будем продолжать этот перечень всех богатых возможностей человеческого организма, ограничимся установлением железного правила: ваш сосед должен как можно меньше быть информирован в этом направлении. Тайны вашей физиологии его решительно не касаются, а всякое их разоблачение будет в нем неизбежно вызывать отвращение. Достаточно того, что он вынужден мириться с теми вашими проявлениями, которыми вы не управляете, если вы, например, храпите во сне, – но от остального вы уж его избавьте.

К этой же проблеме относится и потребление человеком такой пищи, которая затем причиняет окружающим неприятности, например большого количества чеснока. Как бы вы ни любили эту острую еду, как бы вы ни считали ее полезной для вашего организма – вы обязаны планировать ее потребление: воздерживаться от нее перед путешествием, хождением в гости, игрой на сцене – из уважения к своим партнерам во всех этих случаях.

Но вот ваше путешествие подходит к концу. Исключительно в зависимости от ваших манер, проявленных в пути, ваш спутник будет рассказывать дома одну из двух версий: «Ехал я сегодня с обаятельным человеком. Приятно было познакомиться» или «Ну и скотина попалась мне сегодня в купе».

Остается добавить, что если ваше общение в пути оказалось приятным и вам кажется, что такое же ощущение осталось у вашего спутника, то, прощаясь, следует назвать себя по фамилии и выразить удовольствие от совместного путешествия. Если при этом вы человек известный – чемпион мира по шахматам, кинозвезда, знаменитый писатель или видный ученый, то, назвав себя в конце путешествия, вы поступаете деликатно. Вы признаетесь, кто вы такой, когда уже ваше общение с соседом кончено. И наоборот, объявлять о своих доблестях в начале встречи никоим образом не следует. Это звучит нескромно, вы как бы предупреждаете, какая вы знаменитость, и ставите собеседника в неловкое положение, если он не может вам назвать свое, еще более громкое имя.

Общественные места

Театры, концерты, выставки, публичные лекции, общественные вечера, балы – все эти явления культурно-развлекательного характера охватили огромное количество населения нашей страны и вошли прочно в быт десятков миллионов людей. И хотя, казалось бы, главная ответственность в этих мероприятиях лежит на тех, кто находится на сцене, на эстраде, на трибуне, а на долю тех, кто заполняет зал, остается немного – купить билет и получить удовольствие, – однако, если рассмотреть подробнее этот вопрос, это совсем не так, и поведение зрителя имеет большое значение для успеха или неуспеха всего начинания.

Если вы проверите подробно свои впечатления от виденного спектакля или концерта, вы вспомните, что поведение ваших соседей оказывало на вас не меньшее влияние, чем самое представление. В этом коренное различие между посещением общественного места и просмотром того же зрелища по телевизору.

Вы вспомните, что веселая компания по соседству с вами помогала вам с особенным удовольствием смеяться на комедийном спектакле, а в другом случае – подвыпивший сосед, захрапевший в последнем акте «Ромео и Джульетты», выбивал вас из настроения и мешал наслаждаться трагедией Шекспира. Что красиво одетая публика в антракте придавала спектаклю особо торжественный оттенок, а две соседки, обсуждавшие свои дела во время исполнения Пятой симфонии Бетховена, отравили вам удовольствие.

Другими словами, публика, которая вас окружала, составляла часть этого спектакля, она или помогала, или мешала общему впечатлению. Но если это так, если другой зритель оказался составной частью ваших впечатлений, то и вы сами для него, для другого зрителя, сыграли ту же роль!

Следовательно, совершенно небезразлично, как вы были одеты, побрились ли перед спектаклем и как себя держали во время представления и в антрактах. И когда ваша жена долго сидит перед зеркалом, укладывая волосы, не раздражайтесь и не говорите ей: «Для кого это ты прихорашиваешься?» Если вы даже твердо знаете, что это делается не для вас, то знайте – она это делает для общества, для спектакля, и она права.

Основные ошибки, которые совершаются отдельными зрителями в общественных местах, происходят по двум причинам: из-за того, что человек забывает основную цель своего похода, и, опять же, из-за желания поставить себя в привилегированное положение по отношению ко всем прочим.

Рассмотрим оба случая.

Вот человек, у которого произошла какая-то путаница с билетом. Кто-то сидит на его месте или ему продали по ошибке не на тот день. Это, конечно неприятно, но все такие случаи, как правило, улаживаются. И как неправа бывает жертва подобных мелких происшествий, когда начинает шуметь, скандалить, совершенно забывая, что пришел он сюда для отдыха, для развлечения и что зря портить себе и другим нервы нерационально.

После конца спектакля, когда все зрители, воздав аплодисментами должное исполнителям, все вместе направляются в гардероб, там возникает некоторая задержка, которая, впрочем, длится не более пяти-восьми минут. И вот у некоторых, наиболее хитрых и отсталых зрителей возникает «адский» план: а что если выйти из зала за пять минут до конца? Тогда можно одеться без очереди! И в самые напряженные минуты развязки, когда все зрители, затаив дыхание, еще следят за исполнителями, из разных концов зала поднимаются эти «хитрецы», которым наплевать на то, что они мешают смотреть другим, мешают играть актерам, и которым важно в сей момент только одно – опередить своих соотечественников… на вешалке, поскорей получив свои пожитки в гардеробе.

А глядя на них, и менее догадливые, но не менее бесцеремонные, наступая на ноги сидящим зрителям, тоже устремляются к выходу из зала. Раздраженные зрители, которым хочется досмотреть до конца, начинают кричать: «Тише! Безобразие!» и т. д. От этого шум в зале усиливается – и концовка сорвана.

Юридически театр не имеет права затруднять выход из зала зрителям, достаточно того, что он имеет и применяет право не впускать в зал опоздавших. Но общественное преступление таких зрителей не меньше, чем если бы кто-нибудь из слушателей концерта стал бы трубить в трубу в зале филармонии или пачкать сажей картины в музее. Во всех этих случаях равно гибнут произведения искусства на глазах у публики, которая хочет ими насладиться до конца.

Так что, дорогой читатель, если вы далеко живете, если вам не понравился спектакль или если вы так превосходите общую массу зрителей понятливостью, что вам все ясно, когда другие еще разбираются, – уйдите домой в антракте и никаких претензий вам никто не предъявит.

Полезно еще напомнить, что во время несчастных случаев в театрах, таких, как пожар, которые в наше время бывают, к счастью, очень редко, никто из зрителей не сгорает. Страдают лишь те, которых топчут и сбивают с ног невоспитанные зрители, устраивающие панику. Вот до чего доводят плохие манеры!

Многие вопросы о поведении в общественном месте каждый может решить для себя простым средством, полезным вообще во многих случаях, – это поставить в воображении себя на место соседа. Так, если вам удобно сидеть, положив ноги на кресло, стоящее перед вами, проверьте, понравится ли вам, если зритель, сидящий за вами, то же самое сделает с вашим креслом и уткнет носки своих ботинок в вашу спину. Если бумажка от конфеты при разворачивании во время действия издает громкий шорох, помните, что всегда кажется, будто своя бумажка шуршит не так громко, как бумажка соседа, но что это только кажется, а шуршат они одинаково…

Твой сосед по работе

Основные правила поведения людей на работе – в учреждениях, институтах, бюро и на производстве – обычно очень подробно изложены в «Правилах внутреннего распорядка», которые висят на видном месте между гардеробом и буфетом. Поэтому мы коснемся только тех вопросов, которые в этих правилах не указаны, но имеют немалое значение для самочувствия трудящихся на работе.

Основная особенность, служащая причиной многих недоразумений и требующая особого освещения в нашем трактате, состоит в том, что, с одной стороны, все сотрудники, от уборщицы до директора, – равны в своих правах как граждане Советского Союза, а с другой стороны, – все они находятся в определенном соподчинении и совершенно неравны в своих служебных правах. Так, например, если директор может уволить уборщицу, то уборщица не может уволить директора.