Текст книги "Ваше благородие"

Автор книги: Николай Стариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)

XXXIV

Задержанных оказалось много. Во дворе вновь ожившего районного отдела милиции ходили, стояли, сидели, лежали десятки людей. Фильтрация шла медленно. В селах люди знают друг друга, поэтому выявить личность просто. В городе метод взаимного опознания не подходит. В своем подавляющем большинстве люди не знакомы. Доставлены за высокий забор в первую очередь лица, не имеющие документов; с документами, но по подозрению в дезертирстве, уклонении от несения службы, мародерстве, пособничестве оккупантам, принадлежности к бандформированиям, разведывательным службам противника. Пока шла операция, все категории задержанных размещались совместно, прошедшие предварительную проверку граждане находились там же.

Бодров сразу отметил явное нарушение требований инструкции по фильтрации. Не мешкая, своим взводом охраны разделил цепочками двор на четыре части, обозначил центральный проход, упиравшийся во входную дверь райотдела. В одну часть перевел женщин, пожилых и молодых людей, не имевших документов, подозреваемых в дезертирстве и уклонительстве от службы – во вторую, в связях с оккупантами – в третью, преступников – в четвертую. Соответственно закрепил лиц, участвующих в фильтрации, по назначению. Представителей СМЕРШ – в третью, работников прокуратуры – во вторую, сотрудников милиции – в четвертую. В первую – офицеров полка. Работа пошла быстрее.

Наиболее шумной оказалась первая группа. Одесские женщины говорили все сразу, гул голосов, как морская волна, то накатывался, то вновь утихал. Особенно буйно вела себя крупнотелая, с обнаженными руками, короткой стрижкой особа. Напирая грудью на бойца в цепи, она кричала, чтобы прибыл самый старший командир, она с ним поговорит.

– Я тут самый старший, – подошел Бодров к разбушевавшейся женщине.

– Ха! – хмыкнула женщина. – Не похож. Больно молод.

– Тем не менее. Что хотели сказать?

– По какому поводу нас здесь держат, а дома дети ревут?

– Вас уполномочили говорить от имени всех?

– Никто меня не уполномочивал.

– Где живете?

– Недалеко.

– Проверим. Не врете – отпустим.

Бодров выделил двух автоматчиков, сказал сержанту:

– Поезжайте, проверьте. Если все так, как говорит, извинитесь перед нею, если нет – сюда.

Не прошло и пятнадцати минут, женщину возвратили.

– Где живет, не нашли. Путается в названиях улиц. Потом сказала, что живет по адресу «Ка», а где это, отвечать отказалась.

Врунью тут же переправили оперативникам СМЕРШ.

Четвертая группа сразу попритихла. Внутри начались какие-то переговоры, перешептывания, и вскоре к старшине, руководившему передвижением задержанных, подошел бородатый мужик и сказал, что люди уполномочили его переговорить со старшим начальником.

Когда «уполномоченный» вошел в кабинет к Сергею, он уже знал, что под личиной чужого человека скрывался Блошкин. Обнялись, расцеловались. Иван передал список и приметы лиц, которые вызывали подозрение.

– Баб и дедов надо отпустить. Это завсегдатаи рыночной торговли. Задержанную вижу впервые. Представляешь, как вырастет мой авторитет в глазах этих теток и мужиков!

– Как объяснишь их освобождение?

– Скажу, что командир поверил как бывшему партизану и инвалиду войны, что впредь все будут ходить на рынок с паспортами, а меня будто для проверки оставленных документов доставишь до дому.

– Хорошо. Так сделаем. Минут десять у нас есть. Рассказывай, как «Гидра» живет. Службу вы мне сослужили хорошую.

– Кавригин сказал, кому нужны сведения. Рады были помочь. Живем мы по-прежнему в постоянном напряжении. Оперативная работа тебя вряд ли интересует. Вас помним. Ирина сильно переживает. До сих пор ходит поникшая.

– Передавай привет от меня. Я тоже помню свою радистку и милого человека. Привет также Роману, Марии, Людмиле.

Вскоре четвертая группа со своими пожитками засеменила к выходу. На виду у всех Ивана посадили в «виллис» и с охраной увезли «для проверки документов». На прощанье он сказал, что среди задержанных на второй барахолке находится Роман. Бодров тут же направился освобождать оперативника.

После встречи с Романом, прошедшей по сценарию первого фильтрационного пункта, Сергей смотрел в окно на школьный двор, откуда только что ушли местные жители, задержанные без документов. На дереве, стоявшем напротив, затеяла драку пара воробьев, не обращая внимания на человека. Неизвестно, чего не поделили, но бились всерьез. Пух летел в разные стороны, цеплялись за ветви растопыренными крыльями, отстранялись, вновь наскакивали друг на друга.

«Этим-то чего нужно, – размышлял он, – лети себе куда пожелаешь, хочешь – в А, хочешь – в Б или…»

Ускользала вдруг возникшая мысль. Бодров силой воли заставил себя возвратиться к ней: «В записке СМЕРШ значилось, что невыявленная радиостанция передала сообщение в адрес «Ка», пока неизвестная говорливая женщина тоже назвала местом проживания «Ка».

Через минуту Сергей уже мчался на первый фильтрационный пункт. Не заходя в свой кабинет, направился к представителям контрразведки СМЕРШ, высказал офицерам подозрения относительно совпадения адресатов «К». Тут же привели женщину, успевшую преобразиться до неузнаваемости. Это была уже тихая, скромная, застенчивая особа, робко смотревшая невинными глазами на контрразведчиков. Однако, увидев рядом с ними Бодрова, демонстративно отвернулась, поджав губы.

– Гражданка Бирюлькина, так она назвалась, – повернулся оперативник к Сергею. – Когда вас возили по городу в поисках собственного жилья, вы говорили, что живете по адресу «Ка». Что сие означает?

– Брякнула с испугу сама не знаю что.

– С испугу говорят обычно правду, а потом начинают придумывать всякое. Вы сейчас тоже прокручиваете в мыслях варианты, как бы соврать так, чтобы мы поверили.

– О господи! Опять неудачно пошутила. Сказала, чтобы офицер не приставал с расспросами.

– Вы имеете в виду сержанта? – поправил говорившую Бодров.

– В званиях военных не разбираюсь.

– А кто «Пистолет»? – спросил Сергей, помня о подписи под радиограммой.

– М… Я знаю, что такое пистолет, а не кто такой.

– Умничаешь, подруга. Покопайся в своих мозгах, для тебя важно вспомнить как про «Пистолет», так и про «Ка», – сказал оперативник.

– Умному много думать не к лицу, на то он и умный. На лету схватывает.

– Кстати, нам известно, что такое «Ка». А коли не говоришь, значит, есть какая-то тайна. Откройся, так или иначе мы узнаем, в чем смысл и где зарыта собака, – настаивал оперативник.

– Там многое что зарыто, – не поняла женщина двойного смысла сказанного.

– Выходит, в этом «Ка» что-то зарыто? А говоришь, будто не знаешь, что это такое?

– Были бы поумнее, догадались бы.

– Спасибо за комплимент, старая.

– Какая я старая, – оскорбилась женщина. – Пошли вы куда подальше. Продолжать разговор с вами у меня пропало желание.

– Ваше «Ка» расшифровывается как «катакомбы», – заметил Бодров.

Женщина метнула на него быстрый взгляд, молча опустила голову.

Вечером того же дня командир полка докладывал начальнику войск о результатах проведенной операции по сплошной проверке документов на барахолках Одессы, о том, каким образом удалось выяснить, что означает «К» в записке СМЕРШ.

– Все просто, – говорил он. – Неизвестный «Пистолет» передал в катакомбы сообщение о проведении операции, люди, которые там укрываются, не появились на барахолках. Когда вновь там оказались, мы провели облаву.

– Удалось все-таки обмануть этого самого «Пистолета». Кличка какая-то странная, – заметил генерал, – несерьезная. Была бы, например, «Динамит» – звучит! – улыбнулся он.

От ротных дел отвлекла Сергея Наталья Шведова. По телефону она сказала, что по ее просьбе приезжала госпитальная военно-врачебная комиссия для освидетельствования находящихся на излечении в полковом медицинском пункте раненых.

– Что сказали по поводу отца?

– Врачи признали его и еще трех красноармейцев негодными для военной службы.

– Как теперь с ними поступим?

– Документы оформлены, пусть едут по домам. Там долечатся быстрее.

– Каков прогноз у отца?

– Два пальца работать будут, остальные в воле божьей.

И вот сержант Бодров в кабинете у командира полка.

Доложил о прибытии по форме. Тут же смахнул навернувшуюся слезинку. Молча придвинул стул, уселся напротив сына с затуманенными глазами. Не мог слова произнести. В расстроенных чувствах пребывал Сергей. Обоим хотелось просто смотреть друг на друга, неизвестно ведь, когда теперь придется увидеться.

Сын достал из сейфа совместно начатую бутылку коньяка, разложили нехитрую закуску.

– Давай, дите мое, выпьем, чтобы встреча эта не была последней. Хотел послужить с тобою до конца войны. Получилось по-глупому.

– Па! Так случилось, не терзай себя. Что впереди, неизвестно, а сейчас ты домой возвращаешься. Домой! К самым близким нам людям! Вижу тебя: сидишь на нашем порожке, на коленях Димка, рядом мама и Лида. Пришли мне такую фотографию.

– Закончится война, возвратишься к нам?

– Па! Выбрал я дорогу кадрового военного сам. По ней мне идти.

– Скажу как на духу, твоя она. Даже не представляю иного. Добился ты многого, дай бог на этом не остановиться. Находясь рядом с тобою, видя каждый божий день, я был самым счастливым человеком среди миллионов бойцов на фронте. Вряд ли есть подобный случай, кому еще так повезло. Грустно и одновременно радостно расставаться. Имейся выбор, остался бы с тобой.

– Когда ты был рядом, увереннее чувствовал себя.

– Душа болит об одном. Скажи, сынок, может ли кто быть для тебя ближе и дороже Димкиной матери хотя бы в будущем?

– Нет.

– Так я внуку и скажу.

– Передай.

– Есть ли какие задумки, скажем, на конец войны?

– Ты от меня требуешь больше, чем я могу. Дожить бы до него.

Утром следующего дня Сергей на своей машине с охраной повез отца в Одессу. Только что начала функционировать железная дорога. Первые поезда до Москвы шли без расписания, по возможности. Плешаков сумел выяснить, когда пойдет очередной. Билеты давали по воинским требованиям и за деньги, но без указания мест, потому и посадка представляла собою штурм вагонов. Предстояло приехать в город пораньше, чтобы захватить среднюю полку еще на месте стоянки состава.

Как ни спешили, а завернули к берегу моря.

– Не могу же я не повидать его. Мне надо потом рассказывать Лиде, внуку да и матери, что такое море. Вадим и деды тоже не видели.

Николай Дмитриевич несколько минут стоял у самой кромки воды молча. Легкий бриз рябил поверхность, маленькие волны бежали к берегу, не нарушая тишины. Потом из пучины поднимался широкий вал и вода далеко катилась пеной на берег. И так раз за разом. Казалось, море дышало, вздымаясь грудью и опускаясь.

– Да-а!.. – протянул он. – Понять его немыслимо.

– Па, надо ехать, время поджимает.

– Еще одна минута…

Николай Дмитриевич встал на небольшой гладкий камень, зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо.

– Теперь все! Познакомился.

Подъехали к вагонам, когда паровоз уже прицепил состав. Миловидная проводница пропустила раненого, указала на полку рядом со своим купе.

– Здесь потише будет.

– До свиданья, па!

– Будь здоров, сынок!

Только и успели попрощаться, поезд тронулся. Сергей подъехал к вокзалу, вышел на перрон, но в людской круговерти увидеть отца не удалось. Дождался, пока в клубах черного дыма поезд скрылся за поворотом.

Командир полка планировал посетить батальон Лютова, проверить, как организована служба, но настроения не было, не хотелось портить его другим. С расстроенными чувствами возвратился в свою землянку, сел за стол, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. Но перед глазами стоял отец с безжизненно висевшей вдоль тела рукой и печальными глазами, слышался голос: «Как буду шоферить, ума не приложу?» Представил, с каким трудом поднимается на среднюю полку. «Помогут соседи», – успокоил себя.

Позвонил дежурный по штабу.

– Переводчик просит разрешения войти к вам.

– Пропусти.

Вошел Фессель.

– Ваше благородие, извините за беспокойство. Знаю, вам грустно после проводов отца. Судьба распоряжается жизнью человека по своему усмотрению. Что будет завтра, не предугадаешь. Позвольте разделить ваше одиночество?

Сергей усадил гостя за приставной столик, вынул из сейфа бутылку водки. Молча выпили по полстакана, занюхали коркой хлеба.

– Господин капитан, вы верите в судьбу?

– Нет. Так принято говорить о том, что уже случилось и чего не поправишь, будущие перипетии на жизненном пути предугадать невозможно.

– Сижу и думаю об отце. Переживает теперь.

– Вы представьте себя на его месте. Стук колес приближает к родному дому, сердце переполняет радость. Ах! Как бы мне хотелось оказаться в его положении.

– Всему свое время.

– Неизвестно, как сложится судьба Германии, в качестве кого мы туда будем возвращаться.

– Ярым гитлеровцам придется беспокоиться об этом. Военнопленные всегда были и после войны возвращались домой.

– Американцы с англичанами тоже постараются оказаться на территории Германии, а это уже иное отношение к возвращенцам.

– Они союзники наши, общие цели.

– Едва откроется второй фронт, их главной задачей станет захват территории, чтобы Красная Армия туда не пришла. Как видите, у союзников цель вроде бы общая с вами, а намерения и роли разные.

Сергей поделился опытом проведения занятий с серьезной аудиторией.

– Потела спина при внезапных вопросах?

– Нет. Нормально. Щеки горели в начале занятий, а потом забыл о них.

– Значит, с задачей справились успешно.

– Особой сложности не испытывал.

– Все просто, если человек знает дело. Во время проведения занятий это проявляется очень даже заметно.

– Какой самый трудный момент в преподавательской работе?

– Когда не знаешь, что ответить на вопрос студента.

– Не может же преподаватель знать все.

– Имеется в виду свой предмет, когда он не имеет права сказать «не знаю».

– А если я задам вам вопрос, на который не сможете дать ответа? – улыбнулся Сергей. – Представим, я – студент.

– Интересно даже.

– Вы – кадровый разведчик.

– Контрразведчик.

– Тем более. Как распознать врага среди своих людей, если не на кого подумать?

– А враг есть?

– К сожалению.

– С чем это связано?

– С передачей противнику информации, о которой знают немногие.

– Безусловно, это вопрос вопросов. Без зазрения совести любой преподаватель скажет «не знаю» и отгородится от него. Потому что ответа такого нет.

– Но действовать надо!

– Только путем сопоставления фактов и результатов наблюдений.

– Это же долго!

– В контрразведывательной работе быстро не бывает. Это лишь дилетантам, я не имею вас в виду, кажется наоборот.

– У нас пока не получается. Радиопередачи появляются в самый неподходящий момент.

– Значит, информатор неглупый человек и в курсе всех ваших дел.

– Вот это и настораживает. По моим понятиям, нет у нас такого, а на самом деле есть. Значит, доверяю всем, в том числе и ему, а надо скрывать замыслы от всех.

– Вы повторяете часто «всем». Исключите из этого круга солдат, сержантов, они не могут участвовать в процессе определения замысла операций, знать об истинных ее целях, они узнают о задачах лишь в исходном положении. Значит, остается офицерский состав и службы, связанные с подготовкой и обеспечением войсковых действий.

– Так или примерно так мы мыслим. В обозначенном вами круге около двадцати человек, к которым у меня нет претензий.

– Скольким лицам вы доверяете полностью?

– Всем.

– Скажем по-другому. Кому не обязательно знать о замысле операции, а он оказывается в курсе в процессе решения вопросов обеспечения людей всем необходимым?

– Половине из двадцати.

– Это и есть рамки вашей контрразведывательной деятельности.

– Свои же люди!

– Еще сузить круг подозреваемых я не могу. Людей не знаю. А вы на досуге подумайте, кто наиболее неподходящая фигура для агента, в том числе среди женщин. Там поищите с большей тщательностью. История изобилует примерами, когда роль хороших разведчиков исполняли люди, которые пользовались доверием и уважением окружающих. В противном случае они становятся легкой добычей для контрразведчиков.

– Спасибо за советы.

– Последний. Не делитесь мыслями на этот счет… даже со мною и своими заместителями.

– Одному трудно.

– Зато надежно. Где ваша знаменитая СМЕРШ?

– Вы сами включили себя в список лиц, от кого следует скрыть всякую информацию по существу дела.

– Значит, разговор пошел на пользу и мудрость не покинула нас.

Стемнело. Бодров с гостем вышли из землянки. Парные часовые охраны штаба карабины взяли «на караул». «Сюда надо ставить на пост автоматчиков», – подумалось ему.

Поздний весенний вечер. На небесах ни облачка. Дышится легко, воздух наполнен живительным озоном. После новогоднего «подарка» летчиков «люфтваффе» по «Роще» теперь лагерь был полностью погружен во тьму. Нигде ни проблеска. Оставшаяся часть полка занята охраной расположения штаба войск и полковых объектов. Можно сказать, безлюдие вокруг. Набежал свежий ветерок, глухо зашумел невидимый лес. Фессель с опаской посмотрел в его сторону.

– Ваше благородие! Побеспокойтесь о своей безопасности, негоже вот так ходить в одиночку по темноте.

– Мы вдвоем с вами, часовые рядом.

– Плохая это защита. Бандиты нападают из-за угла, внезапно.

– Зачем им подвергать себя опасности из-за меня? Не такая уж я важная персона.

– Не скажите. Столько провалов у них по вашей милости! Могут отомстить.

Фессель ушел. Сергей стоял возле тополя на краю оврага. Не хотелось возвращаться в землянку. Больно уж вечер хорош! Дыши, не надышишься. «Постою минуту-другую». Ветер дул порывами, в овраге зашевелились, зашипели по-змеиному едва покрытые зеленой весенней дымкой кусты. Вспомнились слова капитана об опасениях, тревожно стало на сердце. Достал постоянно готовую к стрельбе «лламу», успокоился. Когда очередной порыв ветра ослаб, послышался разговор людей. Ветер усилился, и вновь ничего не стало слышно. «Что все это может означать?»

Бодров подошел к обрыву, стараясь не издавать лишних звуков, лег на живот, начал опускаться вниз, едва нащупал ногой дно, спрыгнул. В тиши оврага слышимость была чуть лучше.

– Сколько он нам крови попортил, кат! – зло выругался невидимый человек.

– Не так-то все просто.

– Будь легко, обошлись бы без вас…

Налетел ветер. Сергею послышался женский голос, но когда стихло, неразборчиво доносились лишь мужские голоса. Он хотел приблизиться к говорившим людям, но не совсем еще просохший грунт не выдержал тяжести и ноги скользнули на полметра вниз.

– Стой! Там внизу кто-то есть.

– Показалось, – ответил второй.

– Сейчас проверим. Беги! – неизвестно кому сказал тот же злой голос.

Послышались частые удаляющиеся шаги. Потом другие, тяжелые, стали приближаться сверху к месту, где затаился Сергей. Неожиданно вспомнилось поведение Хорька, когда тот пробирался в лес и наткнулся на засаду. Тогда он не убегал, а, напротив, метнулся в сторону засады, этим и спасся. Бодров под шум ветра и идущих по сухой траве людей быстро пошел на четвереньках встречным маршрутом. Вжался в расщелину, притих, когда поравнялся с теми, кто был наверху. Едва они прошли десяток метров, остановились.

– Тут я слышал шум.

– Лезь, проверяй.

– Тебе показалось, не мне.

– Хорошо. Я буду идти по низу, ты по верху. Никто от нас не уйдет.

Тут же послышался глухой шум – спрыгнул с обрыва человек. С замершим дыханием, готовый к обороне, Сергей неожиданно оказался за спиной появившегося в овраге человека. Его фигура четко выделялась на фоне звездного неба.

– Стой! – крикнул Сергей. – Стрелять буду!

Темная фигура крутнулась, не видя противника, полоснула автоматной очередью вдоль оврага.

Не целясь, Бодров торопливо выстрелил трижды. Как в замедленном кино, человек наклонился, затем, скрючившись, покатился вниз.

Сергей ожидал и был готов отразить ответные действия второго неизвестного, но того как и не было.

Поднятый по тревоге дежурный взвод прошелся цепью вдоль оврага, но признаков беглеца не обнаружили. Идти бойцам по сырому оврагу Бодров не разрешил. Вытащили наверх убитого, осветили фонарями лицо, но его никто не опознал. Прибежала запыхавшись фельдшер Тамара.

– Ой-ой! – воскликнула она дрогнувшим голосом.

– Вы его знаете? – спросил Сергей.

– Нет. Услышала стрельбу, подумала, возможно, моя помощь нужна.

– Уже не понадобится.

– Ой, – всплеснула Тамара руками, – где вы так вывалялись? – посмотрела она.

– Поскользнулся.

– Позвольте, помогу вам.

– Спасибо. У меня есть сменная одежда.

– Как поступить с убитым? – спросил командир взвода.

– Поставьте охрану. С утра прибудут офицеры из СМЕРШ, они распорядятся.

Командир полка не спеша направился в свою землянку. Мысли не отключались от только что развернувшихся событий в овраге. Как в тумане, виделся человек, спрыгнувший с обрыва, чтобы убить. Там, в овраге, и потом не было времени поразмыслить над услышанными словами людей. «В чей адрес слышались проклятья? Кто «кат»? Неважно, кому они были адресованы, – рассуждал он сам с собою. – Еще не поздно, надо усилить охрану лагеря. Почему тут появляются чужие люди? Нет Шведова, Лисячко должен этим заниматься».

И тут боковым зрением Сергей успел заметить невдалеке, будто тень, проскочившую вдоль забора человеческую фигуру. На войне выработанный инстинкт самосохранения бросил его на землю. Одновременно раздались два пистолетных выстрела. Одна пуля угодила впереди в землю, сыпанув на него влажными брызгами, вторая сбила фуражку, обдав холодком затылок.

Возвратился дежурный взвод. Поиски вокруг и вдоль оврага результатов не дали.

– Ну, дела! – развел руки Николай Михайлович после утреннего доклада Бодрова о происшествии. – По расположению собственного полка командиру ходить стало опасно. Допустили вы слабину с разоблачением вражеских агентов, а они начинают плодиться, как кролики. Дыхнуть скоро не дадут.

– Сегодня-завтра возвращается наш представитель СМЕРШ, займемся поиском вплотную.

– Немедленно свяжусь с контрразведкой. Когда Каден приедет, подключится.

На закате тяжелого дня в землянку к Бодрову вошел капитан Довженко.

– Вот опять встретились. Весьма рад, хотя предмет разговора настораживает.

– Проводы отца, покушение выбили меня из колеи. Сам не свой, но доволен тем, что вновь вижу приятное лицо. Как служба?

– Дел всегда по горло.

– Каковы основные направления контрразведки на нынешнем этапе?

– Террористические акции бандеровцев. Последнее время активизировали они свою деятельность. Вы тому подтверждение.

– Думаете, это дело рук боевиков УПА?

Почти уверен. Не пришлют же немцы террористов для неумелого нападения на командира мотострелкового полка, хотя и оперативного назначения. У них дел на фронте хватает. Мы полагали, УПА одумается, ан нет. После покушения на генерала Ватутина сантименты прекратились, хотя по сравнению с Западной Украиной у нас тут тишь, гладь да божья благодать.

– Мне с «благодатью» соглашаться как-то не хочется.

– Я вам сочувствую.

– Отцу руку изуродовали, за меня взялись.

– Мы тоже за них возьмемся. Занимались дезертирами, пособниками врага. Тех и других стало меньше. Теперь бандеровцы выявились. Справимся и с этими.