Текст книги "Ваше благородие"

Автор книги: Николай Стариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

XVII

Тревожные дни последней недели со сном урывками в кабине автомашины крайней усталостью давили на сознание и тело. Хотелось расслабиться, отвлечься от навалившихся забот, просто полежать с закрытыми глазами, ни о чем не думая и чтобы никто не докучал. Сегодня выдался такой вечер. Все распоряжения отданы, дежурный по отряду предупрежден: командира не тревожить без крайней нужды. Завтра надо готовить новую операцию. Но это уже следующий день. Сегодня – отдых.

Сергей вознамерился уснуть сразу, как это бывало в автомашине или даже за столом, стоило склонить голову. Сейчас он лежал с закрытыми глазами – сбылась многодневная мечта, – но сон не приходил. Будто накопившись за длительное время, одна за другой в голове появлялись мысли, далекие от служебных дел. В стремительно развивающихся событиях иногда возникали образы сына, Зины, матери, Лиды, Вадима, поочередно и все вместе проявлялись сквозь мрак ночи и пространство. Не было лишь личика Димки. Вместо него – розовое пятно да беззубая улыбка, которой одарил сын при самой первой встрече.

Будоражило душу письмо Зины. Она была у матери, жила долго с дедами в Горшовке, везде ее принимали. В качестве кого? Не просто же только как мать Димки? Не мог он представить, что Зина поехала к родным с другой целью, кроме как повидаться с сыном. Но не сделать этого она просто не могла. Ему не хотелось плохо думать о Зине. В конце концов он одобрил ее поездку. Сергею не хотелось признаться самому себе, но в груди теплело от сознания, что Зина была в их доме, ходила с Димкой в Горшовке по дедову саду, глядела с мосточка на Панику. Милые сердцу картинки! Как было бы здорово, если бы это была та его Зина! Он пытался представить себя вместе с ней, теперешней, на хуторе или дома у матери, но не совмещалось что-то. Но и мысль навсегда оставить Димку без отца или матери отвергалась тут же.

«О-хо-хо… – ворочался Сергей с боку на бок. – И так плохо, и эдак не получается».

Он вновь вспомнил последнюю встречу в Михайловке, радостные и одновременно печальные глаза, бледное, изменившееся лицо Зины. Но оно тут же как бы растворилось в устоявшемся образе из невозвратной юности. Чувство горечи вновь наполнило сердце. «А ведь по-другому могла сложиться жизнь! Тогда не было бы сейчас сына. Кто знает, какова моя судьба. Война… А у меня есть Димка! – улыбнулся он своей мысли. – Вот уж воистину – что бог ни сделает, все к лучшему».

Сергей понимал, следовало бы написать письмо Зине, но что именно?.. Плохое письмо убьет ее. Надо хорошее, чтобы поддержать больного человека, ведь это не кто иной, как мать его сына.

«Куда ни кинь, всюду клин», – пришла на память пословица. Всякое решение – дело трудное, если оно не глупое. Оперативное отделение существует в первую очередь для подготовки обоснованных замыслов. «Обоснованные» – значит, опираются на выводы из анализа обстановки. К выработке окончательного решения подключаются многие лица со своим видением способов выполнения задачи. Сейчас в темноте и в одиночку Сергей пытался сформулировать свой взгляд на личную жизнь. Случай, когда самый лучший друг или заклятый враг не могли подсказать нужной мысли, тем более, если анализ обстоятельств подсказывает одно, а душа противится этому.

Не придя окончательно к какому-либо соглашению с самим собою, Сергей незаметно уснул. И виделся ему родной дом. С Димкой они катались по Панике на лодке. Зина сидела на берегу в фуфайке и в валенках, варила кашу, аромат которой долетал до них. Димка водил носом и говорил: «Хочу каши». Сергей пробуждался, вновь уходил в забытье на Панику, к семье.

С этим и проснулся. На тумбочке возле земляного ложа стоял завтрак. Ординарец на сей раз расстарался. Каша гречневая пахла так же, как во сне на реке. Уходить оттуда не хотелось. Сергей вновь закрыл глаза, но видение исчезло окончательно. Остался лишь запах.

Бодров вышел на свежий воздух, пока ординарец делал уборку и проветривал землянку. Вокруг белым-бело. Пришла зима с первым свежим, ярким, пахнувшим озоном пушистым снегом. Утонуло в нем все черное, серое, корявое. Теперь будто выглаженная лежит земля, словно приготовленные к свадьбе невесты, стоят украшенные белой бахромой березки. Накануне всем подразделениям, кроме дежурного и караула, было разрешено отоспаться. Потому лагерь, получивший кодовое название «Роща», все еще медленно пробуждается. Красноармейцы выбегают из землянок, хватают пригоршнями снег, трут руки, шею, грудь, бросают друг в друга снежками.

Подошел Боткин, поулыбался, глядя на веселившихся бойцов.

– Мирная жизнь возвращается. Еще до войны видел, чтобы вот так играли люди.

– К сожалению, ненадолго удается расслабиться. Сегодня уже начнем решать новую задачу.

На совещании руководства отряда Бодров сообщил, что ночью получена радиограмма от Николая Михайловича, в которой приводится ориентировка СМЕРШ о появлении в Горобцах спецгруппы немцев с намерениями вывести полковника Фогста за линию фронта.

– Как всегда, – сказал командир отряда, – начальник штаба от имени руководства войск НКВД задачу формулирует кратко: провести чекистско-войсковую операцию поиском в населенном пункте. Спецгруппу вместе с полковником, сочувствующими и содействующими задержать, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Теперь перед нами вновь вопрос: каким образом решить задачу, да еще без потерь.

– Никто из нас не был в Горобцах, что представляет собою поселок? – включился в разговор Шведов.

– Есть хорошая трофейная крупномасштабная карта. Интересовался у задержанных: где, что и как расположено.

Поселок крестообразно разделен двумя широкими улицами на северо-восточную, северо-западную, юго-западную и юго-восточную. В юго-восточной пруд, к которому с севера и юга подходят глубокие балки; с запада, за холмами, лесной массив широкой полосой тянется на многие километры в сторону фронта. Школа, вблизи которой может находиться «Мыкола», в юго-западной части, там же дом старосты, где предположительно находится полковник Фогст. Само расположение Горобцов подсказывает: наиболее вероятным направлением ухода спецгруппы является юго-запад. На этом направлении следует сосредоточить основные усилия.

– Я не спрашиваю, кто какие задачи будет решать, – сказал Мухов.

– И правильно делаете. Вам, Валерий Александрович, сегодня же до обеда выставить заслон на опушке леса, перекрыть наиболее вероятные направления ухода из поселка. Службу нести круглосуточно. Операцию начнем завтра с утра. Ночью выполним другую задачу. Командирам групп принять решение и в двенадцать ноль-ноль прибыть для организации взаимодействия, – распорядился Бодров.

Когда офицеры покидали командирскую землянку, Сергей сказал Анатолию:

– Позови отца, пусть придет.

– Взял бы ты его к себе шофером.

– Оба окажемся в неудобном положении.

Николай Дмитриевич пришел быстро. Сказал часовому, что прибыл по вызову командира отряда.

Сергей расцеловал растроганного отца. Вроде бы постоянно рядом, а видеться не удается. Рассказал о письме Зины, ее гостевании в Батурино и Горшовке. Достал бутылку коньяка.

– Ты коньяк пил когда-нибудь?

– Не приходилось. На финской войне видел однажды пустую бутылку с этикеткой.

– Мне заместитель по тылу принес. Французский. Хотелось с тобою попробовать.

Сергей плеснул по четвертинке стакана:

– Говорят, его помногу не наливают.

От повторной дозы отец отказался. Сергей закрыл бутылку, сунул коньяк в сейф.

Будешь приходить, помаленьку прикончим. Да! Что скажешь по поводу письма Зины?

– Рано или поздно, но это должно было случиться. А по-другому – как? Мать же. Но смелая! Я бы даже сказал – молодец!

– О Вадиме она не обмолвилась ни словом.

– Значит, не совсем ласково обошелся.

– Ну и зря! Не его это дело.

– Ты-то не обижайся на брата, – сказал Николай Дмитриевич, увидев насупившиеся брови сына.

– Какие у тебя мысли, па?

– Смотри, как тебе подсказывает совесть, так и поступай.

– А если угрызения совести – одно, а душа – другое?

– Тогда только время рассудит. Димку жалко и тебя тоже. Да и Зину.

– Хотел бы ты видеть ее в нашей семье?

– Не мне решать, – улыбнулся грустно отец. – Но вижу по глазам, какой ответ ты хотел бы услышать.

Вышли из землянки.

– По приметам, если появился снег рано, весна будет теплой, – сказал Николай Дмитриевич.

Полковник Фогст прибыл в Горобцы по распоряжению начальника штаба группы армий «Юг» генерала фон Зонденштерна для организации прочной обороны с использованием окружающих поселок высот. Фогст приложил немало усилий, чтобы выполнить поручение генерала. Однако советские войска не стали штурмовать высоты, ограничились лишь бомбардировкой и неоднократным обстрелом артиллерией, обошли их, оставив с хорошо подготовленными гарнизонами в тылу. Наступление противника было столь стремительным, что полковник с личной охраной не успели покинуть гостеприимного старосту Билячко. Наступающие войска в Горобцах не останавливались, новые, или, точнее, старые власти еще не прибыли, никто старосту от власти не отстранял, но и не почитал. Безвластие! Но рядом немецкий полковник с солидной охраной, потому односельчане выполняли распоряжение Билячко. Верил он полковнику, что немцы отступили от Днепра из стратегических соображений и в скором времени вновь возвратятся.

Староста был наслышан о судьбе таких же, как он, после прихода Красной Армии, в тайных мыслях планировал, как поступить, если немцы не появятся, а советская власть окажется восстановленной. Представлял, как с ним поступят после ареста, начал помаленьку готовиться к неприятному делу, рассчитывая, что удастся своевременно уйти в лес и влиться с ряды УПА, сумел убедить упрямого Фогста подключиться к этой работе.

Полковник считал, нельзя солдату оставлять времени на бездействие, мысли у того возникают нехорошие. Потому требовал от унтер-офицера, командира группы его личной охраны, проводить с подчиненными занятия по строевой подготовке, заниматься физическими упражнениями, стрельбой из автомата. И весьма обрадовался предложению Билячко прорыть туннель из подпола дома к кирпичному сараю, который примыкал дальним торцом к загустевшему саду. По нему в экстренном случае можно было бы из дома скрытно уйти в сарай, а оттуда в сад. От подворья старосты до леса несколько километров, но ночью дворами соседей можно было дойти до него за час-полтора. Лес в думах старосты был спасением от самого страшного. Если же уйти вместе с Фогстом и его хорошо вооруженной и подготовленной охраной, то вообще… Что дальше? Мысль не проникала в неизвестность. Там, в лесу, немцы станут обузой. В таком соседстве одинаково опасно встретиться со своими или красноармейцами. Над этим предстоит еще поразмыслить.

Сейчас же солдаты работали без перерывов: одна группа копала, вырубала большое полукруглое отверстие для туннеля, другая отдыхала. Смена через два часа.

До сарая не более двадцати метров, но каждый сантиметр земли без сопротивления не сдавался. Ею постепенно заполнили все свободные пространства под полом, затем насыпали валик вдоль забора во дворе на случай обороны. Когда туннель был почти готов, неожиданно во дворе старосты средь бела дня появилась спецгруппа, присланная Зонденштерном для вывода Фогста из тыла советских войск. Уходить полковнику немедленно не захотелось, тут было тепло, в доме на него ласково посматривали симпатичные глазки Оксаны, дочери Билячко, а в лесу подмораживало. К тому же соглядатаи старосты не обнаружили ничего подозрительного в поведении появившейся в десятке километров войсковой части.

– После захвата высот, – говорил Фогст хозяину дома, – русские успокоились, жрут теперь водку. Победа – дело приятное, грех не обмыть. Нам сейчас надо провести разведку в поселке, нет ли тут чего подозрительного.

– Докопать выход в сарай? – спросил староста.

– Зачем?

– Мало ли что?

– Копай, – разрешил полковник. – Но до конца дня надо закончить.

Спецгруппа состояла из хорошо подготовленных диверсантов, неоднократно побывавших в советском тылу с особыми заданиями и всегда успешно выполнявших приказы командования. На их счету похищение генерала-тыловика, двух полковников и конвоирование их через линию фронта в расположение немецких войск. Старший группы – обер-лейтенант, с постоянно прищуренными белесыми веками. Казалось, он подозревал всех и вся. На левое ухо слышал обер-лейтенант лучше, потому к собеседнику поворачивался вполоборота левой стороной, косил глазами.

– Мне бы тоже не мешало расслабиться. Двое суток добирались без сна и отдыха, – поддержал отсрочку старший спецгруппы.

– Решено, – сказал Фогст, – поздней ночью уходим.

Спокойно, однако, отдохнуть не пришлось. На улице послышался шум танковых моторов, потом на большой скорости промчались пять самоходно-артиллерийских установок с десантом на броне. Грохот машин вскоре стих в направлении леса.

– Самоходки, – прокомментировал обер-лейтенант. – Впервые вижу, чтобы на них находился десант. Что-то новое, обычно десант на танках.

– Не дай бог, чтобы этот десант высадился в лесу, не пробьемся, – с тревогой обронил Билячко.

«Слишком тучный староста, станет обузой в лесу», – глядя с неприязнью на хозяина, подумал Фогст и вслух добавил:

– Пошли кого-нибудь посмотреть по селу, не остались ли здесь красноармейцы, сколько их.

– Пусть побыстрее солдаты копают, похоже, не обойдемся без туннеля.

– Лучше бы сам сходил, – спохватился полковник, – надежнее.

Ему уж очень хотелось перед расставанием побыть наедине с голубоглазой бесстыдницей. Мать закрывала глаза на шашни дочери с чужеземцем. Как-никак, полковник, хотя и с седеющей головой. Сущее безобразие, конечно, но что поделаешь. Мать попыталась однажды сказать об этом дочери, но та ответила: «Получше тебя знаю, что делать». Отец же будто ничего не замечал, был с полковником не разлей вода, надеясь втайне видеть Фогста своим зятем.

Долгое отсутствие старосты обеспокоило полковника, солдаты уже закончили туннель, а хозяина дома нет и нет. Наконец Билячко появился в подавленном настроении, сникшим. На немой вопрос плохо скрывавших раздражение немцев ответил:

– На улице не обнаружил ни единой незнакомой личности, но в школе за закрытыми дверями взвод автоматчиков.

– Что, по-вашему, они там делают? – спросил оберлейтенант, скосив глаза влево.

– Думаю, ожидают ночи или вечера.

– А потом?

– Придут за нами.

– Так уж сразу за нами? – возразил Фогст.

– А что еще в селе делать красноармейцам?

– Почему именно ночью? Могли бы прийти сейчас.

– Так уж принято у чекистов – аресты производить только ночью.

– Будем собираться, – распорядился полковник, – лишь стемнеет, уйдем.

– Я с вами, – заторопился староста, – семью не тронут.

– Смотри, – неопределенно ответил полковник.

Потянулись напряженные часы ожидания вечера. Староста с рюкзаком, набитым продуктами, в теплом полушубке, мохнатой шапке-ушанке и валенках с клееными калошами сидел рядом с солдатами, отключившись от домашних забот, не реагировал на причитания жены.

– Да будет тебе, – раздраженно сказал он, – на душе и так муторно. Бог даст, вернусь. Берегите дом, хозяйство. На зиму у вас есть все необходимое, а там видно будет.

Стемнело. В дубовую калитку в высоком заборе громко постучали. В доме воцарилась гробовая тишина. Два десятка человек разом перестали дышать.

– Дочка, задержи их на пять минут, мы уйдем.

Голубоглазая девица не спеша вышла на высокое крыльцо.

– Какого черта так громко стучите? – крикнула она. – Кого нечистая сила принесла.

– Откройте, – раздалось из-за калитки, – милиция.

– Не врите, нет у нас милиции. Были полицейские, но они куда-то подевались, когда немцы ушли. Кто вы на самом деле?

– Мы военные.

– Зачем врете? – перешла в наступление молодая хозяйка.

– Пошутили, открывайте.

– Сейчас, только оденусь. Холодно.

Прошла минута, другая, прежде чем дочка старосты открыла калитку.

– Что это вас так много?

– Нам нужен староста Билячко.

– Я его дочь. Отца нет. Вот уже два дня, как исчез.

– Со свету сгинул? – выступил вперед высокий офицер.

– Скажешь такое! Ушел и не пришел. Завтра появится. Пьет где-нибудь с друзьями. Это у него случается.

– Нам придется поискать его по чердакам и чуланам.

– Никогда не найдешь, чего нет.

– Всякое бывает. Пропустите нас, мы сами проверим. Староста нам позарез нужен.

– Почем зря время потратите.

Вошли в комнату. Полусогнутая от нелегкой жизни старуха поднялась со скамьи. Спросила, зачем пожаловали военные. Так же, как и дочь, объяснила отсутствие мужа. Посоветовала прийти завтра – авось появится. Командир первой роты, ему было поручено задержать старосту, подал команду подчиненным провести поиск. Успокоил женщину, что ничего у них не пропадет. Время шло, а результатов не было. Наконец из подпола послышался возглас солдата:

– Здесь в стене обнаружено отверстие, в которое можно пройти.

– Что за отверстие? – обратился офицер к младшей хозяйке.

– Туннель в сарай, – не стала врать она.

– Для чего сделан?

– На всякий случай.

– Ведите в сарай, – распорядился офицер.

Повозившись с замком, женщина открыла дверь. Посветили фонариком, в помещении – никого. Слева в углу виднелась свежевырытая яма.

– Выход из подпола, – пояснила женщина.

Подошли к задней стенке сарая, посредине зиял подкоп под фундамент. На вопрос, когда ушли немцы, дочь старосты соврала:

– Вчера.

– Какое же «вчера», если земля снаружи стены свежая? Только что здесь были люди. Куда они ушли?

Женщина молчала. Она и в самом деле не могла сказать, куда направится группа во главе с Фогстом.

– Я правда не знаю и дыру эту вижу впервые.

Выпавший минувшей ночью снег к вечеру растаял. Под ногами хлюпало. Группа преследования направилась по едва заметным следам на земле, прошла по садам и огородам прямиком, вышла за околицу. Вскоре след разошелся по многим направлениям и в траве затерялся. Осталось лишь одно очевидным – немцы двинулись в сторону леса.

Об этом тут же было доложено по радио командиру отряда, а через минуту предупреждение поступило командиру группы блокирования, но оно оказалось запоздалым.

Группа Фогста вышла к окраине Горобцов за несколько минут. Для тренированных солдат и прибывшей для его сопровождения спецгруппы дело пустяковое, выдержал бег полковник, расстегнул лишь куртку да обнажил голову. Совершенно неподготовленный к такого рода испытаниям староста хрипло и шумно дышал, снял полушубок, шапку, прикладывал ладонь к груди.

– Не пыхти, как паровоз, за километр слышно! – грубо прикрикнул Фогст.

– Сил нету бежать.

– Иди сдавайся, мерин безмозглый. Вырядился, как на базар.

– Не бросайте меня.

– Нам еще предстоит побегать. А балласт в группе ни к чему.

Полковник что-то сказал обер-лейтенанту по-немецки. Тот подошел к Билячко со спины и ударил его армейским штык-ножом под левую лопатку. Не издав звука, староста рухнул к ногам немцев. Получил сполна холуй за службу верой и правдой фатерлянду. Убитого отволокли в ближайшую канаву, туда же бросили полушубок с шапкой. Рюкзак Фогст распорядился оставить.

– Одно дело сделано, – сказал он обер-лейтенанту, – теперь надо подумать, как прорваться в лес. Наверняка опушка перекрыта.

– Придумаем что-нибудь.

Два красноармейца – наряд заслона – сидели на настиле из веток под осиной, всматриваясь в темноту, вслушиваясь в тишину. Днем соседний наряд был виден, теперь связь с ним лишь голосом, но такое разрешалось только в экстренном случае. Бойцы поужинали сухим пайком, до смены оставалось еще два часа. Позади послышались шаги, и тут же подошел командир отделения, передал распоряжение руководителя операции усилить бдительность.

– Чего-то там не получилось, – сказал он. – Кого-то должны были арестовать, а те исчезли. Могут появиться тут.

Вскоре наряд обнаружил впереди свет электрических фонариков, который то приближался, то удалялся. Похоже, кто-то бегал. Надо было лечь – ведь ночью лучше наблюдать лежа, а бойцы встали, пытаясь уловить разговор людей впереди. Не услышали и не заметили опасности сзади. Не успели предупредить соседний наряд.

Через несколько минут перед опушкой леса появилась цепь. Шла группа преследования. Командир заслона сообщил, что на его участке тихо. Когда начали проверять наряды, выяснилось: свет фонариков впереди видели многие, но он так же внезапно пропал, как и возник. Когда подошли к месту несения службы известного уже наряда, увидели, что оба бойца были убиты ударом ножа. Оружие погибших находилось рядом.

В ответ на сообщение о прорыве банды командир отряда приказал: «Службу заслона прекратить, нарядам перейти в подчинение начальника группы преследования».

Командир роты считал: преследуемые немцы пойдут лесом на юго-запад кратчайшим путем к линии фронта. Другие направлен™ им попросту без надобности. Если вместе с диверсантами полковник и староста, люди в годах, в быстром темпе группа передвигаться не сможет. Разрыв во времени появления на опушке леса противника и преследователей не более четверти часа. Впереди в пяти километрах просека. Через час с небольшим немцы окажутся там. Если красноармейцы преодолеют это расстояние минут на пятнадцать быстрее, они будут на дальней опушке просеки раньше и преградят путь Фогсту.

Преследовать ночью в лесу – дело почти безнадежное. Вокруг мрак, обстановка совершенно непредсказуема. Возникает в первую очередь вопрос: каким образом поддерживать взаимодействие. Успех зависит от способности командира управлять подчиненными и от того, кому повезет больше. На сей раз на помощь преследователям пришла погода. Повалил снег. В затишье среди деревьев снежинки залепляли лицо, мешали вести наблюдение, зато земля покрылась белым ковром, посветлело, в поле зрения появились отдельные стволы, кусты.

Командир роты направил по азимуту бойцов заслона бегом к просеке. Им предстояло опередить противника. Сам со взводом автоматчиков пошел цепью параллельным маршрутом.

Первейшая задача группы преследования – остановить беглецов, сковать их действия огнем. Но сначала противника надо обнаружить. Время шло быстро. Минуло полчаса, а признаков банды не было. Разгоряченные движением бойцы сгребали с ветвей пушистый снег, утоляли жажду. Прошло еще пятнадцать минут – ни просеки, ни противника. Неожиданно резко загремели впереди винтовочные выстрелы, очереди немецких автоматов. Просека возникла сразу за ближайшим деревом. Впереди стрельба прекратилась. Командир роты приказал автоматчикам занять оборону по опушке леса, изготовиться к бою. Почти сразу из мрака ночи впереди на снегу показались бегущие люди. Не дожидаясь команды, бойцы дружно открыли огонь.

Обер-лейтенант вел Фогста строго на юго-запад. Его способность слышать одним ухом лучше, чем двумя, имела теперь решающее значение. Словно локатором, водил он левой стороной лица, улавливая любой шорох, незначительные изменения звуков ночного леса за десятки шагов. Группа преследования была им обнаружена за сотню метров. Никому не говоря об этом, Длинноухий, как его называли сослуживцы, шел, прислушиваясь к шагам идущего позади противника. Если тот прекращал движение, чтобы послушать лес и тишину, он тут же взмахом руки останавливал колонну на полшаге. Длинноухий сразу определил, что темп движения преследователей выше, потому знал: рано или поздно предстоит встретиться. «Оставлю для прикрытия охранников полковника, со своей группой сумеем оторваться», – размышлял он.

Прислушиваясь к погоне, рассуждая на ходу, обер-лейтенант правым покалеченным ухом не услышал шагов бегущей параллельным маршрутом другой группы преследователей. Слышал что-то, но не придал особого значения. Идущий по пятам противник был ближе и опаснее. Поэтому встречный огонь на лесной просеке для Длинноухого и всей группы Фогста оказался совершенно неожиданным. Сразу же были убиты два солдата из охраны полковника и один ранен. В страхе без команды люди бросились назад под прикрытие деревьев, но и оттуда брызнули искрами автоматы. Теперь убитыми оказались три охранника и двое из группы обер-лейтенанта, трое ранены, в том числе легко в руку полковник.

– Полковник Фогст, – послышалось с опушки леса, – у вас нет иного выхода, кроме как сдаться. Гарантирую, мы не расстреляем никого из поднявших вверх руки.

Обер-лейтенант подполз к Фогсту.

– Что будем делать?

– А что мы можем предпринять? – придерживая левую раненую руку и морщась от боли, ответил полковник.

– Попытаемся прорваться.

– У нас уже половина солдат перебита, часть ранена. Еще раз поднимемся, никого не останется.

– Пошлем по одному сдаваться, мы с вами под шумок сможем проскочить.

– Они знают, что я здесь. Начнут искать. С раной я далеко не уйду. На этой просеке моя карьера закончилась.

– Тогда разрешите мне уйти одному. Я сумею прорваться!

– Разрешаю. Доложите все как есть.

– Я бы на вашем месте застрелился.

– Фельдмаршал Паулюс, и тот не сделал этого. А меня голубоглазая дочка старосты из Горобцов обещала ждать, – криво усмехнулся Фогст.

– Ну чего вы там? – вновь послышалось с опушки.

– Идем по одному! – крикнул обер-лейтенант и пополз в сторону.

Последовать его примеру никто не решился. Вскоре один за другим оставшиеся в живых немцы начали подходить к опушке леса.

– Фамилия и звание, – обратился командир роты к тучному человеку.

– Полковник Фогст Вильгельм.

– Дайте ваш пистолет.