Текст книги "Любой ценой"

Автор книги: Николай Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Сейчас поймете…

Начальник разведки жестом приказал технику замолчать и, подойдя к столу, сдвинул на ящике потайную планку. Раструб на «эриксоне» мгновенно ожил, и, ко всеобщему удивлению, оттуда послышался чей-то голос.

– Мало?… – начальник разведки выжидательно посмотрел на техника. – Может, еще?

– Что, еще?… – в полной растерянности техник уставился на полковника.

А тот развернул депешу и, показав ее издали, сделал вид, что читает шифровку:

– Так… Удар от Секерно-Райне… Ну, быть не может, чтоб наши да не проболтались…

Полковник бережно свернул трубочку, выждал многозначительную паузу и наконец сказал:

– Ну вот что, мне от тебя, собственно говоря, ничего и не нужно. Мы уже и так все знаем. Так что решай – или будешь говорить, или…

– Меня могут помиловать? – внезапно охрипшим голосом спросил техник.

– От тебя зависит…

– Хорошо, спрашивайте!

– Ну, для начала… – полковник сделал вид, что задумался. – Откуда голуби?

– Из села приносил кто-то. Кто, не знаю…

– Ладно, узнаем… Ну, а за службу что обещали?

– Хутор выделить… Навсегда…

– Кто обещал?

– Господин барон… Там, в Латгалии.

Начальник разведки с трудом удержал волнение. Цепочка, неожиданно протянувшаяся отсюда к Прибалтике, выглядела так заманчиво, что ему нужно было для обдумывания ситуации выиграть время. И тут, словно по заказу, в дверь влетел еще один унтер и прямо с порога выпалил:

– Ваше превосходительство! Депеша, с голубем! Тока прилетел! Как господин комендант наказывали…

– Давай! – коротко бросил полковник и, тут же развернув депешу, прочитал вслух: – Бронедивизион и казаки атакуют немецкий штаб…

– Так это ж наша! – воскликнул Долежай-Марков.

– Точно, наша! – кивнул начальник разведки.

Так вовремя прилетевшее письмо, давая выигрыш во времени, меняло все в корне, и полковник тут же приказал Долежай-Маркову:

– Этот пускай здесь же все подробно напишет, а я к командующему.

Не дожидаясь ответа, он выбежал из флигеля. Душа у начальника разведки пела, ему даже казалось, что посланные разъезды уже выловили те госпитальные фуры, и они, удирая, заваливаются с дороги, ломая вдрызг смонтированные на них радиоаппараты…

* * *

Обстановка уверенности царила в германском штабе. Мурлыча себе под нос нечто бравурное, генерал с удовольствием отмечал ликвидированный прорыв у Звеняче и тщательно вымерял по карте, сколько еще надо пройти его войскам, чтобы оттеснить русских у Подгайцев на исходные позиции.

Даже досадная задержка артиллерийской бригады при выезде с рокадной дороги, позволившая русским так сяк наладить оборону у Звеняче, не омрачала генеральских мыслей. Война есть война, а орднунг есть орднунг, и пока что все шло, как задумано.

Генерал позволил себе расслабиться и даже было вышел из-за стола, как вдруг за дверью послышался более чем странный шум, и на пороге возник покрытый с головы до ног пылью офицер связи.

– Герр генерал! У Секерно-Райне прорыв! Артиллерия русских сметает все! Полковник Штаренберг просит поддержки, управление потеряно, и у него уже нет никаких резервов!

– Как нет? – генерал уронил карандаш на оперативную карту.

– Согласно вашему приказу, герр генерал, полковник Штаренберг направил все силы на ликвидацию прорыва у Звеняче!

– Вернуть! Вернуть! – генерал судорожно схватил телефонную трубку. – Артиллерийскую бригаду!… Немедленно!

И именно в этот момент ворвался перепуганный гауптман.

– Герр генерал! Казакен!

– Казакен? – монокль из генеральского глаза выпал сам по себе. – Где?…

Гауптман обежал стол с разложенной картой и, рванув штору, показал прямо на открывающийся из окна вид.

– Вот они!

Какую-то минуту все, находившиеся в комнате, молча "наблюдали, как по дороге к штабу грозно приближались русские броневики, а шедшие за ними вскачь казачьи сотни уже начинали разворачиваться для атаки.

– Ахтунг! Алярм! – первым выкрикнул генерал, и в штабе поднялся жуткий переполох.

Часть солдат охраны побежала на дорогу, чтобы не допустить прорыва броневиков, другая, волоча за собой пулеметы, бросилась занимать позиции прямо в саду, а в самом доме началась кутерьма.

Хватая, что попало под руку, штабники выскакивали на задний двор и набивались в автомобили, которые, гудя клаксонами, сталкиваясь друг с другом и едва не застревая в воротах, выносились на дорогу.

Впрочем, панике поддались далеко не все. Так, одно авто не поехало к воротам, а, круто завернув к заднему крыльцу, так и осталось стоять с работающим мотором. Из кабины выскочил гауптман и, прыгая через три ступеньки, помчался в комнату бонны.

– Клара! – ворвался к девушке гауптман. – Казакен! Шнель! Бистро!

– Что? – для понимания случившегося бонне было достаточно одного взгляда, и она тут же принялась выставлять за дверь давно собранные чемоданы. – Айн, цвай, драй…

Увидев такую готовность, гауптман закрутился на месте, пытаясь высмотреть кого-либо из попрятавшихся слуг, потом крякнул и без лишних слов, прихватив в каждую руку по два чемодана, волоком потащил их по коридору…

Минут через пять, когда уже развернувшаяся казачья лава наметом пошла в атаку, серый «даймлер» с герром гауптманом за рулем проскочил ворота и помчался по дороге, а на его заднем сиденье, чуть не угодив под посланную вдогонку очередь с «остина», перекатывалась по своим баулам, судорожно цепляясь за чемоданы, насмерть перепуганная бонна…

Прогнав так километра три, гауптман остановил машину и буднично произнес:

– Клара, надо как следует уложить вещи.

Все еще не пришедшая в себя от страха бонна вытаращила глаза:

– Но Карл, здесь же стреляют!…

– Ну и что? Это война, майн кюхельхен, а вещи – это вещи!

Гауптман спокойно вышел из машины и деловито стал перекладывать лежащий навалом скарб. Он так увлекся примащиванием саквояжей, баулов и чемоданов, что выбрался из этого вороха, только услыхав возмущенный крик командира подскакавшей во весь мах батареи:

– Герр гауптман! Как это понимать?…

– А вот так! – сердито огрызнулся Карл и, приладив последний чемодан на место, посмотрел на взъерошенного обер-лейтенанта. – А вы это куда?

– Приказано вперед…

– Куда вперед? Мы вырвались из штаба последними! Там казаки! Вон там, под той самой крышей! – вызверился гауптман, тыча в сторону едва различимой за деревьями кровли.

– Там? – изумился обер-лейтенант. – В штабе? Не может быть!

– О, доннер-веттер! Все может! Смотри!

Вид пробитого пулями автомобильного крыла сразу привел обер-лейтенанта в должное состояние. Его усы встали дыбом, и он яростно завопил:

– Бат-тарея!… К бою!

Прислуга споро кинулась устанавливать пушки, и к тому моменту, когда Карл и Клара уже собрались отъезжать, артиллеристы дали первый залп. Гауптман назидательно заметил:

– Видишь, мейн либер, то в нас стреляли, а теперь – в них…

– О, Карл! – воскликнула Клара. – Я не ошиблась в тебе! Теперь я уверена, в нашем лесу не пропадет ни одного дерева, а наши дети не будут нищими.

И в порыве признательности бывшая бонна взасос поцеловала так и не выпустившего руля из рук гауптмана…

* * *

Первые же разрывы мгновенно прекратили казачью вакханалию на графском подворье. Порскнули во все стороны всадники, вырулили на дорогу к Секерно-Райне броневики, потащили из горящего дома скарб домочадцы, последним выскочил уже через вовсю пылающую дверь сам граф Сеньковский.

А когда догорел, превратившись в дымящуюся руину, графский палац, и когда, глядя на толпящуюся вокруг пожарища челядь, истуканом застыл старый граф, только тогда не выдержала и схватилась за голову стоявшая рядом с ним графиня.

– О, Сигизмунд!… Цо то бендзе? То ж был настоящий дворец! А цо мувив тен генерал? Цо мувив? Цо?…

– Цо, цо! – неожиданно взвился старый граф. – До дзябла тего холерного генерала! Ту ест война!

– Но, Сигизмунд, новый дом… Новая обстановка… Вещи… Нам что, опять перебираться в наш старый палац?

– До дзябла! – рявкнул осерчавший граф. – Цо дом! Цо вещи! Те вже було и буде еще! Но я хочу спросить вас, графиня, вы думали, кто теперь посватается к нашей дочери?

– Что теперь говорить, Сигизмунд? – изумилась графиня. – Мы же стали почти что нищие!

– Цо?… – Старый граф гонорово задрал голову. – Никогда графы Сеньковские не бывали нищими! Даже когда у них всего имущества была одна шляхетская сабля! Поймите, графиня, мы потеряли больше, чем дом и имущество! Мы честь потеряли!

– О чем ты, Сигизмунд?

– О чем?… – поджал губы граф. – А кто пригласил в дом эту курляндскую потаскуху? Кто поручил ей нашу дочь?

– Но Сигизмунд… Клара просто вышла замуж за офицера…

– Да? Вышла замуж? Что-то я не видел здесь священника… – съехидничал граф и выпалил: – Вся дворня знает, что они таскались друг к другу, а теперь эта шлюха и вовсе сбежала! О, Езус Мария, что будет говорить вся округа?

– Сигизмунд, прошу тебя, прекрати… – графиня повисла на руке у Сеньковского. – Прошу, прекрати…

Граф раскрыл было рот, чтобы ответить, да так и остался стоять, изумленно глядя как из-за деревьев сада вывернулся аэроплан и, ловко приземлившись прямо на обширном дворе, покатился к ним.

Чихнул в последний раз мотор, пропеллер замер, и из кабины с роскошным букетом в руках выбрался прапорщик Щеголев. Увидев окончательно остолбеневшего графа, прапорщик подошел прямо к нему и поклонился:

– Ваше сиятельство! Я получил приказ проверить результаты атаки на германский штаб и счел возможным засвидетельствовать вам свое почтение. Кроме того, осознавая всю меру своей ответственности, а также, желая пресечь всяческие кривотолки, я осмеливаюсь просить руки вашей дочери. Также, принимая во внимание военные и прочие обстоятельства, я готов, конечно, в случае вашего согласия, оставить за вашей дочерью право в любой момент расторгнуть помолвку, ежели будет на то ее или ваше соизволение.

– Но, молодой человек… – граф наконец-то обрел дар речи. – Вы, я вижу, весьма обязательны и потому я должен предупредить вас. Вы видите, тут все сгорело, а это значит, что мы нищи и опозорены!

– Ваше сиятельство, превратности войны не могут считаться позором!

– Да… – неуверенно протянул граф и развел руками. – Но, извините, прапорщик, мы ведь даже не знаем толком кто вы?

– Тогда, ваше сиятельство, позвольте рекомендовать себя… Я, потомственный дворянин, имею четырнадцать поколений шляхетных предков и среди них известного генерала времен Семилетней войны, а основателем нашего рода считается славный боярин Ропша, начавший службу при дворе князя московского…

– О-о-о, – восхищенно протянул граф и тут же спохватился. – Но вы же видите, дом сгорел, что осталось – неизвестно, а приданое…

– Сигизмунд… – графиня потянула супруга за руку. – Какое приданое?

– Ваше сиятельство! – вскинул голову Щеголев. – Не извольте беспокоиться, для меня честь и шляхетность превыше всего!

– О-о-о! – еще выше вскинул голову граф Сеньковский. – Ну, тогда… Тогда…

– Тогда, ваше сиятельство, я еще должен сделать предложение вашей дочери, – и шагнув мимо вновь остолбеневшего графа, Щеголев опустился перед барышней на колено. – Сударыня, предлагаю вам руку и сердце!

Прапорщик на секунду прижал букет к груди и двумя руками протянул его девушке.

– Я… я… – машинально приняв розы, графская дочка зарделась, восхищенно посмотрела на Щеголева и тут же стрельнула глазами на родителей. – Пусть будет так, как скажут папа и мама!

– Сигизмунд! – основательно тряхнула супруга графиня. – Сигизмунд, помни, в твоих руках счастье нашей дочери и фамильная честь!

– Да! – мгновенно встрепенулся Сеньковский. – Да!… Мы принимаем ваше предложение, но вот только, только…

– Граф хочет сказать, – выступила вперед графиня, – что на пожарище нельзя сделать все, как надо, и нужно немного времени…

– Это неважно, – Щеголев поцеловал руку графине. – Я буду здесь, как только вы меня позовете, а что касается времени, то у меня, простите, его тоже нет, мой долг зовет меня дальше!

– О да, мы, как всегда, будем ждать вас прямо с неба, – улыбнулась графиня, пробуя задержать прапорщика, но тот ловко забрался в кабину и весело крикнул кому-то из челяди:

– Эй ты!… А ну крутни!

Пропеллер дернулся, мотор, чихнувши, заработал, и, взмахнув рукой, Щеголев повел свою машину на взлет.

– Да хранит тебя Господь! – разом произнесли граф с графиней и дружно осенили католическим крестом хвост аэроплана…

* * *

Наступление развивалось успешно, и поток раненых, лившийся с передовой, сталкивался в районе штаба с ротами второго эшелона, двинувшимися за ушедшими в прорыв частями. Госпитальные фуры едва успевали разминуться с подвозившими снаряды грузовиками, густо дымили катившиеся следом кухни, и, предвкушая победу, радостно гоготали солдаты.

В штабе к этой общей круговерти добавлялись мотоциклисты, приносившиеся сюда на своих «фн-ах», возвращающиеся с передовой пыльные автомобили с офицерами связи, да к тому же и часть госпитальных фур, сворачивая с дороги, везла раненых прямо в усадебный околоток.

Персонал околотка, как и все в штабе, сбился с ног, урывая для отдыха лишь короткие перерывы. Вот и сейчас, выскочившая на минуточку в сад мадемуазель Зи-Зи, совершенно случайно столкнулась там с мадемуазель Тумановой, и обе, переполненные впечатлениями, бросились друг к другу.

– Ой, что делается, что делается!… – выпалила мадемуазель Зи-Зи. – Сколько раненых!

– Но зато мы наступаем, – ответила Туманова и вздохнула: – Только почему-то не возле Подгайчиков, а у Секерно-Райне…

– А не все ли равно! – Зи-Зи махнула рукой. Главное, мы отсюда снимаемся.

– Снимаемся? – удивилась Туманова. – А как же шпионы?

– Уже все утряслось. Вы представляете, Долежай-Марков рвет и мечет, да и я, признаться, так испугалась, слава богу, хоть с этим дурацким письмом все обошлось…

Мадемуазель Туманова подозрительно посмотрела на мадемуазель Зи-Зи и прищурилась:

– Кстати, милочка, давно собиралась спросить, с чего это вдруг поручик Думитраш обратился именно к вам?

– Ну почему, почему… – Зи-Зи пожала плечами. – Во-первых, мы с ним познакомились раньше, во-вторых, милочка, не все только вам, а в-третьих, какое это имеет значение, если поручик выиграл пари, и вы теперь, по вашему же объявлению, принадлежите ему безраздельно.

– Пускай так! – вспыхнула мадемуазель Туманова. – Но если вы надеетесь, что я буду делить поручика еще с кем-то, то, заверяю вас, вы ошибаетесь!

– Как знать, как знать… – насмешливо улыбнулась Зи-Зи. – Дело это тонкое, да и решать его теперь будете не вы, милочка, а поручик Думитраш…

– И где поручик Думитраш, барышня? – внезапно влез в их разговор невесть откуда выскочивший Денис. – Звиняйте, то снова я… Дохтура сказали, езжай в роту, потому как я здоровый и могу снова с ероплана сигать.

– Да ты сначала поручика найди! – усмехнулась Зи-Зи и уточнила: – Только не знаю я, где твой Думитраш. Нету его тут.

– Как нету?… – растерянно переспросил Денис. – С нашего батальона людей всех сюда завезли, а господина поручика нет. Я услыхал, думал тут…

– А почему ты его здесь ищешь? – внезапно встревожилась Туманова.

– Дык как же, барышня… – развел руками Денис. – Солдатики бают, под Подгайчиками такое… И господин поручик вроде как пропали, а я вот услыхал…

– Как пропал? – ахнула Туманова. – А ну лезь в ту фуру! Со мной поедешь…

* * *

Через час госпитальная фура с Тумановой и Денисом на облучке еле перевалила через разбитый бруствер и остановилась перед торчащими вразброс кольями проволочного заграждения. Денис вылез из повозки и, спустившись в полузасыпанный окоп, подошел к жмущейся там понуро-хмурой кучке солдат.

– Братцы, я это… Я… Не узнаете? Наши где все?

– Там… – махнул в сторону германских позиций унтер и, поправив грязную повязку, добавил: – Там все остались…

– Где?

Не поняв, в чем дело, Денис вытянул шею и вдруг увидел, как с той стороны, неся на шинели раненого, медленно бредет еще одна кучка солдат.

– Кто это? Кто? – кинулся к ним Денис. – Господин поручик?

– Их благородие подпоручик Древницкий, контуженый… – хмуро ответил один из солдат, и Денис сразу заметался.

– Братцы… Братцы! А господин поручик где же? Поручик Думитраш где?

– Нету его… Не видишь, что ли? И не знаем…

– Братцы! Да, братцы, же! Вы что, командира бросили?

– Окстись, парень! Мы тебе что, нехристи али басурманы какие? Нету его…

– Говорили, вроде возле кривой вербы в последний раз видели, – неуверенно заметил, перехватывая край шинели, солдат, тащивший Древницкого.

– Где? – вскинулся Денис. – У кривой вербы? Кто? Кто видел, братцы?

– Нету их… Совсем нету, понял? И где господин поручик, неизвестно…

Денис снова заметался среди солдат и почти сразу налетел на мадемуазель Туманову, которая давно уже выбралась из фуры и слышала весь их разговор.

– Надо идти, Денис… – негромко сказала Туманова. – Сначала к кривой вербе, а надо будет – и дальше… Ты как, идешь?

– Дык, как же чтоб вы, барышня… – растерялся Денис. – То, звиняйте меня, наше дело – солдатское, а вам невместно…

Не отвечая, Туманова приподняла юбки, перелезла через вдавленную в грязь колючую проволоку и, даже не пригибаясь, пошла в сторону немцев. Какую-то секунду Денис растерянно смотрел ей вслед, а потом, вполголоса причитая, поспешно обогнал девушку и пошел впереди, стараясь, по возможности, прикрыть ее от шального выстрела.

Благополучно добравшись до кривой вербы, они долго и безуспешно искали Думитраша, пока наконец по какому-то наитию Туманова не обратила внимание на бывшие далеко в стороне остатки разбитого артиллерийским снарядом блиндажа.

Поручик оказался именно там, под завалом из земли и обломков. Не раздавило его лишь потому, что сброшенные взрывом бревна легли на край окопа, оставив свободной узкую щель.

Когда Думитраша извлекли из этого спасительного шалаша, Туманова первым делом припала ухом к груди поручика и, послушав с минуту, счастливо прошептала:

– Жив… Ты слышишь, Денис, он жив!

– Так я ж так и думал! Господин поручик, они завсегда… – Денис засуетился, перехватил Думитраша поудобнее и, как куль с мукой, закинул командира себе на загорбок. – Теперь поспешать надо, барышня…

Тревога Дениса оказалась не напрасной. Едва они вылезли из окопа и заторопились обратно к кривой вербе, как откуда-то сбоку послышалось зловещее:

– Хальт! – и из разбитого окопа, отрезая им путь к отступлению, выскочило пятеро немцев.

– Ком, фройляйн, ком… – беззлобно поманил Туманову мордатый унтер с усами, закрученными «а ля кайзер».

– Найн! – резко выкрикнула Туманова. – Найн! Их рота кройце! – и она повернулась к солдатам так, чтобы они смогли рассмотреть наколку медицинской сестры. – Их хильфе официрен! Ферштейн?

С некоторой опаской унтер подошел ближе, всмотрелся в безжизненное лицо Думитраша, перевел взгляд на Туманову и наморщил лоб, решая, как поступить. То ли он просто не захотел возиться с раненым, то ли опасался нарастающей где-то в тылу стрельбы, а может, ему пришло в голову покрасоваться перед русской фройляйн, но только унтер распушил усы и осклабился:

– Карашо… Их помогайт официрен. Карашо… Альзо. Зольдат ком цу мир, – он поманил пальцем Дениса. – Ком, ком…

– Чего это он? – Денис посмотрел на Туманову. – Обратно в плен? Черта лысого я к ним пойду! Пусть выкусят!

– Что то ест, лысо выкусат? – удивился унтер.

– Он не пойдет, – спокойно пояснила Туманова. – Ему нужно нести раненого, к тому же он только на днях вернулся из германского плена, где говорил с самим генералом и потому второй раз говорить им неинтересно.

– Что, зольдат не хочет говорить с герр генерал? – удивленно вытаращился унтер и вдруг заржал как жеребец: – Лядно, раз зольдат ест такой гордый, он нам не надо… Можно ходить цур матка. Ауфвидерзеен, фройляйн!

Неожиданное заявление Дениса почему-то развеселило немцев, и они, размахивая руками, с веселым гоготом пошли дальше, так и оставив у разбитого блиндажа медицинскую сестру, раненого офицера и строптивого солдата.

Позднее, ни Денис, ни Туманова не смогли вспомнить, как они дотащили Думитраша до госпитальной фуры. Счастье еще, что унтер, собиравший остатки батальона, так и сидел в том же окопе, ожидая возвращения медсестры.

Увидев Дениса, волокущего поручика на закорках, унтер выскочил из окопа и виновато запричитал:

– Ты смотри, неужто нашли? А как же мы не видали?

– Их благородие в блиндаже завалило, – сдавленно отозвался Денис и, осторожно переложив Думитраша в госпитальную фуру рядом с уже лежавшим там Древницким, добавил: – Еле отрыли…

– Вот и ладненько! – обрадовался унтер и пояснил: – А то вы ушли, а тут приказ, на сборный идти…

Не отвечая, Денис помог Тумановой сесть в фуру, забрался на облучок сам и хлестнул вожжами коней. Заскрипели, проваливаясь во взрытый грунт колеса, закачался натянутый на дуги полотняный тент, и повозка медленно покатилась в тыл, а за ней так же медленно потянулись получившие приказ отходить солдаты…

Не скоро, только благодаря усилиям непрестанно хлопотавшей возле обоих офицеров Тумановой, Думитраш открыл глаза и, переведя еще не совсем осмысленный взгляд с полотняного верха на девушку, едва слышно сказал:

– Это вы…

– Я, – немедленно отозвалась Туманова и толкнула Дениса в спину. – А ну остановись, поручик в себя пришел!

– Тпр-р-р… – крутнулся на облучке Денис. – Очнулись?

Потом полез в какой-то закуток, вытянул фляжку и протянул Тумановой.

– Вот, барышня, их благородие штабс-капитан Щеглов говорили, коньяк, он завсегда полезный.

– Правильно говорил…

Туманова взяла у Дениса фляжку и, наклонившись над Думитрашем, заставила того сделать пару глотков. Через некоторое время в глазах поручика появился блеск, и он даже попробовал улыбнуться:

– Невероятно, сударыня, последним, что я видел, было полыхнувшее перед глазами пламя…

– Ой, вашбродь, так мы ж вас еле-еле нашли, – заулыбался Денис. – Я искал-искал, а барышня подходят к завалу и говорят: рой, тут он! А тут герман как наскочит, только барышня и вас, и меня от супостатов отбила…

– Это… правда? – Думитраш перевел взгляд на девушку.

– Правда, – подтвердила Туманова.

– Вы сами меня искали? Из-за пари?

– И из-за него тоже, – усмехнулась Туманова.

– Так…

Было видно, что поручику трудно говорить, но он пересиливал себя и даже попробовал иронизировать:

– Значит, я теперь больше ваша собственность, чем своя? Без всяких там дурацких пари? Это правда?

– Правда, – ответила Туманова и долгим, внимательным взглядом посмотрела на Думитраша.

Они так и смотрели друг на друга, пока их внимание не отвлек конский топот, стук колес и бряцанье амуниции.

– Что там? – слабым голосом спросил Думитраш.

Денис немедленно выглянул из фуры, увидел, что к ним приближаются идущие сплошным потоком колонны артиллерийских парков и бодро доложил:

– Так что, вашбродь, парчки вдогон пошли…

– Что ж такое? – Думитраш недоуменно посмотрел на Туманову. – Нас – вдребезги, а парчки – вперед? Не понимаю…

– Сейчас, минуточку…

Туманова отогнула край полотняного верха и окликнула как раз поравнявшегося с повозкой артиллерийского офицера:

– Господин прапорщик!…

– Слушаю вас, сударыня… – офицер с готовностью придержал коня.

– Позвольте спросить, куда это вы?

– В прорыв, сударыня. Час назад германский фронт рухнул. Говорят, казаки чуть не на сто верст углубились.

– Не может быть! – всплеснула руками Туманова.

– Может! – радостно улыбнулся прапорщик и, салютнув девушке, дал шенкеля.

– Вы слышали… – затеребила Думитраша Туманова. – Прорыв!

– Слышал… – совсем слабо отозвался поручик.

– Что с вами? – забеспокоилась Туманова. – О чем вы думаете?

Думитраш долго смотрел на край неба, видимый за откинутым тентом, и наконец едва слышно ответил:

– О тех, кто сегодня в последний раз видел солнце…

Туманова всполошилась, заторопила Дениса, и через малое время фура уже споро катила по дороге к госпиталю, оставив далеко позади свернувших на сборный пункт солдат Думитрашевого батальона…