Текст книги "Любой ценой"

Автор книги: Николай Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Николай Дмитриев.
Любой ценой.
Роман

А ЛЯ ГЕР…

За считанные часы усадьба помещика Дзендзеевского превратилась в войсковой бивуак. Сам Дзендзеевский, с чадами и домочадцами, еще раньше, согласно эвакуационному билету, отбыл в далекий Саратов, и теперь в его доме воцарилась военная братия. По крайней мере, штаб группы армий расположился здесь со всем возможным комфортом. «Остины» бронеотряда прикрытия закатили в каретный сарай, голубиную станцию завезли на птичий двор, походный «Телефункен» выставил свою радиотелеграфную антенну из романтической альтанки над прудом, а рядом с главным подъездом, где безотлучно торчал со своей «ФП» дежурный унтер-офицер, для пущей безопасности поставили новенькую путиловскую зенитку, смонтированную прямо на платформе грузового «уайта».

Комендант штаба поручик Долежай-Марков безостановочно носился по территории, распекая в пух и прах за служебные упущения и казаков охраны, и штабных писарей, и артиллеристов путиловской зенитки, а пуще всех – дежурного унтер-офицера с его мотоциклеткой, который, как и все бронеотрядники, наряженные в черную кожу, считал своим долгом строить куры симпатичным медсестрам из армейского околотка. И только в альтанку возле пруда бравый поручик заглядывать опасался, тщательно скрывая свой страх перед искрометным устройством, которое непонятно как извлекало грозные телеграммы начальства прямо из благоухающего воздуха помещичьего сада.

Сегодня день был особый, и поручик Долежай-Марков распекал всех с удвоенной энергией. Он даже проявил личную инициативу и поставил вокруг дома вторую цепь казачьих постов, дабы к окнам круглого зала, где проходило совещание начальствующего состава, никто не смел сунуться. Старания коменданта не прошли незамеченными, и потому командующий, поглядывая на туго обтянутые шароварами зады донцов, застывших каждый против своего окна, говорил со все большим воодушевлением:

– Господа! Оставим высокие материи в покое и сразу перейдем к делу… Я думаю, вам не нужно напоминать, что случилось с нашими войсками в Восточной Пруссии, и потому спрашиваю, можно ли было сего избежать?

Генералы переглянулись и, когда взгляды всех остановились на самом молодом из них, этот недавно назначенный командир корпуса пожал плечами.

– Но это же элементарно… Если бы действия были согласованными, и было сообщено вовремя…

– Благодарю вас, – командующий жестом остановил говорившего. – Надеюсь, господа, эту прописную истину все уяснили? Поэтому, в предстоящей операции, главный упор – на взаимодействие и связь!

Командующий строго посмотрел на генералов через стекла пенсне и обратился к начальнику обеспечения.

– Чем мы располагаем?

– Полевые телефоны… Радиотелеграфные станции и стационарная связь по Юзу, но, я полагаю, в наступлении она будет мало эффективна.

– Правильно, – командующий кивнул. – Но, как я понял, вы считаете службу фельдсвязи устаревшей, хотя телефон малонадежен, да к тому же, как мне известно, его можно и подслушать. Что же касается радиотелеграфа, то он вообще звонит на всю округу как базарная баба, и чтобы им воспользоваться, нужны шифры, употребление которых чревато как трудностями, так и искажениями…

– Но, позвольте заметить, – вмешался один из генералов. – В настоящий момент, используя конных ординарцев, нужного результата мы не получим…

– Конечно, нет. Но офицер связи на автомобиле обеспечит скорость почти сорок верст в час, а унтер-офицер на мотоциклетке проедет с той же скоростью и по тропинке. А ежели мы задействуем и авиацию, то…

– Я опасаюсь, за моторесурс, – тихо заметил начальник техслужбы. – Если мы сейчас примемся гонять напропалую…

– Не гонять, а готовить! – командующий пристукнул по столу ладонью. – Готовить!… А пока приказываю использовать только конных ординарцев. Да, да, да, конных!… Как во времена Наполеона! И не возражайте, скорость будет удовлетворительная…

– А как же телефоны?

– Насчет телефонов… – командующий улыбнулся. – Вот у начальника контрразведки интересное предложение. Прошу…

– Господа… – начальник контрразведки оглядел присутствующих. – Я предлагаю вашему вниманию шифр, разработанный на основе повседневных переговоров наших офицеров. Они, как известно, говорят о дамах, картах и выпивке…

– А что, господа, это оригинально, – рассмеялся командир корпуса. – Нам остается только договориться, кого кем считать…

– Вот именно. Но, прошу помнить, все, что мы здесь сейчас обсуждаем, не должен знать никто, – п командующий совершенно машинально несколько раз щелкнул выключателем своей настольной электрической лампы…

* * *

В патриархальном поместье Дзендзеевских до недавнего времени жгли только свечи, и потому провод от лампы командующего подключили к временной линии, которая опутала все постройки, выходя из маленького флигеля, где Долежай-Марков приказал разместить собственную электростанцию штаба. У самого же генератора теперь распоряжался недавно присланный бывший собственный электрик барона Грецингера, худой неулыбчивый латгалец с аскетически костистым лицом и колючими глазами.

Впрочем, несмотря на внешность он оказался услужливым, расторопным малым и даже удостоился похвалы самого Долежай-Маркова, когда по собственному желанию протянул от аккумулятора вторую линию, чтобы тарахтящий мотор не тревожил по ночам господ офицеров, а электрический свет у постелей по мере надобности загорался бесшумно и безотказно.

Правда, для этого трудяге латгальцу пришлось самолично наладить еще одну проводку, но он не счел это за труд и в два дня обеспечил господский дом удобным аккумуляторным освещением. И хотя новая линия, конечно же, добавила ему хлопот, он безропотно чинил что-то в лампах, тянул новые провода или ковырялся у себя во флигеле, заботясь о бесперебойной работе электрической станции.

Вот и сегодня, воспользовавшись тем, что охрана косо смотрит на всех праздношатающихся, латгалец забился к себе во флигель и, присев к столу, начал что-то записывать на листке, время от времени поглядывая через окно во двор да прислушиваясь, когда в раструбе настенного телефона возникал чей-нибудь хрипловатый голос.

Ничто здесь не отвлекало техника от его занятий и поэтому когда, распугивая кур, в сопровождении двух вестовых, во двор усадьбы, не обращая внимания на охрану, карьером влетел красавец поручик Думитраш, латгалец, поглощенный своим письмом, только недовольно покосился в окно…

А тем временем Думитраш, сверкая белозубой улыбкой, с бесшабашной удалью кинул поводья вестовым, взбежал на крыльцо и бросился к дежурившему в дверях такому же рослому адъютанту.

– Мишенька!… Приехал!… Как дома?

Поручик Мишенька Рагуза только что возвратился из краткосрочного отпуска, а поскольку его имение в Бессарабии было совсем рядом с поместьем Думитраша и знакомы они были между собой с младых ногтей, друг детства вполне обоснованно рассчитывал на солидную посылку из дома. Потому-то щеголеватый адъютант и не стал чиниться перед простым окопником, а, презрев субординацию, по-родственному обнял товарища и ответил:

– Все хорошо!… Все хорошо!… А ты как, еще на передовой?… Целый хоть?

– Да целый, целый… – Думитраш дружески тряхнул Рагузу. – Привез?

– Все привез. Сразу, как обещал, заехал к твоим, письмо отдал, а уж они, как отпуск кончался, для тебя целый тюк передали… Так что, сам понимаешь…

– Да понимаю, черт бы тебя драл!… С меня ящик мадеры! По причине твоего возвращения… Когда пьем?

– Когда?… – адъютант на секунду задумался. – Да сегодня же! Ты вьюк отправляй, а сам оставайся. У нас тут генералы все съехались, ну и, само собой, намечается кое-что… С девочками!

– Да ну?! Тогда меня отсюда хрен выковырнешь! – рассмеялся Думитраш и, приткнувшись к самому адъютантскому уху, вполголоса спросил: – А что, неужто наши бурмакалы наступать собрались?

– Да вроде того…

– А, нехай! – махнул рукой Думитраш. – Нам, как тому попугаю, все равно, лишь бы ехать… Да, а генералы еще долго совещаться будут, как думаешь?

– Кончили уже!… Отдыхают… Сейчас вон в преферанс дуются, так что и мы начнем скоро.

– А нам с тобой чего тянуть?… Предлагаю начать… С упредительной…

Думитраш огляделся по сторонам.

– Слушай, а чего это вы тут проводов понавешивали?

– Ну как же… Свое электричество.

– Да ну?… Это, конечно, не мой блиндаж… – завистливо вздохнул Думитраш и тут же сверкнул улыбкой. – Ну, ничего, если девочки есть, встряхнуться не откажусь. Где-нибудь там…

Он показал на провод, уходящий в окно второго этажа, но адъютант, проследив за его взглядом, усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Ну, уж нет, там сейчас только тебя не хватало…

– А что такое?… Не может быть, чтоб за таким окном барышни не было!

– Была!… А сейчас там генералы отдыхают… – Рагуза сошел на ступеньки и потянул за собой Думитраша. – Пошли… У меня тут тоже есть… Апартаменты…

* * *

Поручик Рагуза ошибался. Черный обрезиненный провод, что струился по стене и исчезал в окне второго этажа, вовсе не вел в девичью спальню. Наоборот, у Дзендзеевских в этой комнате всегда была малая гостиная, и именно поэтому в ней сейчас с комфортом отдыхали генералы. Однако обстановка здесь никак не напоминала штабную, и в ожидании небольшого банкета по случаю встречи с командующим (а его гостеприимство обязывало не ударить лицом в грязь) генералы действительно перебрасывались в картишки. Но, хотя красочный веер то и дело ложился на ломберный столик, разговор все равно шел сугубо деловой.

– Признаться, учудил, господа, наш Лавр Корнилыч… – и на зеленое сукно лег червонный валет.

– М-да, батенька, вести всю подготовку к наступлению и фельдсвязь, это… – рядом с валетом неслышно улеглась такая же дама.

– Несовременно, вот что! – червонный король с легким шлепком накрыл обе карты.

– Именно, не современно… А мы с вами, господа, должны бы быть на высоте… – червонный туз лег сверху, и холеная рука, украшенная перстнем, забрала взятку.

– А по-моему, правильно. Пока сидим в укрытиях, конный курьер вполне может связь обеспечить, – пальцы банкомета легко перетасовали колоду.

– Это что ж, опять три креста на пакет ставить? – на столе как бы сам собой открылся пиковый валет.

– Ну, зачем же, батенька, три?… И одного хватит, – в масть к валету улеглась пиковая дама.

– А что, от штаба к штабу два часа… Вполне приемлемо… – бочком-бочком к даме присоседился пиковый король.

– А как же о начале нам объявлять?… Кому?… Ведь, господа, весь смысл операции в том, что мы даже не знаем, какая из ударных группировок начнет первой. Дальше – варианты… А кто из нас начинает?… Ну, кто? – пиковый туз так и не появился, оставив карты лежать посередине стола.

– А я знаю, господа, – иронично сощурился молодой командир корпуса.

– Ну-ка, ну-ка, просветите нас… Мы ведь знаем, командующий благоволит вам… – банкомет перестал тасовать колоду.

– А будет, господа, так… – командир корпуса заглянул к себе в карты и усмехнулся. – Ровно в пять утра от штаба карьером помчится гонец, и будем мы все знать тогда наконец…

– Пиит… – насмешливо заметил владелец перстня и скептически дополнил: – А пакет у него шифрованный, и как бы чего не вышло.

– Да уж… Как бы не заплутать, согласно новоутвержденного шифра… – банкомет с хрустом размял колоду. – Поскольку до сих пор наши господа офицеры использовали сии словеса лишь в прямом смысле.

Генералы дружно рассмеялись, а владелец перстня, обернувшись к молодому командиру корпуса, извинился.

– Простите, перебил вас…

– Да что там… Пиит из меня действительно никакой, каламбур сам собой получился… – и уже без всякой улыбки серьезно закончил: – А когда посланец доскачет, мы все, господа, запустим моторы и подключим провода…

После этих слов наступила короткая пауза, а банкомет вообще бросил колоду на стол и, отойдя к окну, передвинул в сторону такую же, как в кабинете командующего, настольную лампу. Длинный, уходящий прямо в окно провод, потянулся за нею и банкомет, заметив вполголоса: «Хорошо еще, если проводов хватит…» – высунулся наружу посмотреть, не оборвал ли он где ненароком крепления сляпанной на живую нитку временной линии…

Впрочем, банкомет беспокоился напрасно. Провода были проложены очень рационально и подобные рывки никоим образом не могли повредить им. По крайней мере, техник-латгалец, сидевший у своей электростанции, так ничего и не заметил и продолжал себе писать что-то привычной скорописью на небольшом листке. И трубка полевого телефона, включенного латгальцем на постоянную работу, все так же продолжала хрипеть, время от времени донося те самые слова, которые командующий собирался использовать в новом шифре, но латгалец просто не воспринимал их иронии и продолжал свою скоропись…

* * *

Тем временем на заднем крыльце небольшого флигеля, в котором и располагались «апартаменты» Рагузы, а проще говоря, маленькая комнатушка с походной кроватью, вестовые Думитраша прилаживали к седлу походный вьюк. Что-то не заладилось, и они, по окопной привычке, начали сопровождать свои усилия всякими незамысловатыми выражениями, на которые тут же откликнулся как из-под земли возникший комендант Долежай-Марков.

– Эт-то что так-кое?…

– Виноват, вашбродь! – дружно врастая столбами в землю, враз отозвались вестовые, и старший из них, пожевав губами, на всякий случай добавил: – Так что господин поручик приказали…

– Ка-акой еще господин поручик? – вызверился на вестового Долежай-Марков, но тут уже вмешался как нельзя кстати появившийся на крыльце Думитраш.

– Я… Я приказал…

Долежай-Марков и Думитраш служили вместе уже больше года, и потому комендантский гнев мгновенно улетучился.

– О, кого я вижу… – поздоровался с поручиком Долежай-Марков и покосился на вьюк. – Похоже, вам посылка?

– Мне, – улыбнулся Думитраш. – Рагуза от моих прихватил… Сверточек…

– Понимаю… – Долежай-Марков закатил глаза и по-восточному цокнул языком. – Тогда… Не советую уезжать…

– Знаю, знаю… Я только вьюк отправлю, а сам задержусь.

– Не прощаюсь, ждем…

Долежай-Марков шутливо козырнул, но, едва сбежав со ступенек, вновь превратился в строгого коменданта и, заприметив какое-то шевеление возле служб, немедленно устремился туда.

Там, на птичьем дворе возле голубиной станции крутились латгалец с электростанции и чем-то похожий на него унтер-офицер, заведовавший почтовой службой. Пока Долежай-Марков шел к ним, унтер-офицер успел поймать голубя, прикрепить к его лапке трубочку письма и широким махом выбросить птицу в воздух. Когда же комендант был уже совсем рядом, унтер распахнул дверцу станции, и вся голубиная стая, хлопая крыльями на разгоне, с шумом устремилась вверх.

– Эт-то что т-такое!… – коршуном набросился на унтера Долежай-Марков.

– Так что, вашбродь, – вытянулся унтер. – Прогулка вечерняя! Чтоб, значит, голубь-птица не застоялась…

– Ясно! – Долежай-Марков в упор посмотрел на техника. – Поч-чему здесь?

– Понимаете… Для равновесия организма требуется… – латгалец попробовал по примеру унтера браво вытянуться.

– Чего?… – бешено завращал глазами Долежай-Марков. – К-какого еще равновесия?

– Магнитного, господин поручик…

От такого обращения глаза Долежай-Маркова грозно выпучились, но техник, словно не замечая этого, обстоятельно пояснил:

– На службе электричество, магнетизм, а тут природа равенство восстанавливает, так что восполнять приходится.

– Магнетизм, говоришь…

Долежай-Марков подозрительно покосился на техника и только собрался учинить ему разнос по всей форме, как над прудом, рассыпая во все стороны снопы искр, начал очередную передачу радиотелеграф, и комендант испуганно примолк.

Черт их знает, эти умственные материи, может, и правда нужно от проводов к голубям бежать, чтобы обретаться в порядке? На всякий случай Долежай-Марков задрал голову вверх и внезапно приметил, как один из голубей, отбившись от общей стаи, стремительно пошел куда-то в сторону.

Голуби – это, конечно же, не маловразумительный магнетизм, и комендант, обращаясь уже к унтеру, сердито ткнул пальцем вслед улетающей неизвестно куда птице.

– Что, приблудный?

– Никак нет, вашбродь, нашенский, – унтер недоуменно развел руками. – Я давно заприметил, ежели с той тычки посыплет искрами, бывает, какой-никакой голубь вбок шарахнется.

– И что, уходит? – заинтересовался Долежай-Марков.

– Да нет, вашбродь, опосля возвертается.

– Ну, гляди мне… – начал было Долежай-Марков, но решив, что, в конце концов, небо над штабом – не его парафия, помчался дальше по своим комендантским делам…

* * *

В комнатке Рагузы не в пример уютнее, чем в блиндаже, и потому Думитраш, развалившись на хозяйской постели, просто блаженствует, тем более что в руке у него венецианский бокал, куда друг детских лет Мишенька не забывает старательно подливать чудную штабную мадеру.

Окопное неустройство, грязь, пальба и прочие военные прелести, отступив куда-то далеко на задний план, сменились уютной домашней атмосферой, милыми воспоминаниями о детских шалостях и родных, оставшихся где-то там, в невообразимо далеком мирном мире.

И только когда все домашние новости были выслушаны, а бутылка мадеры наполовину опорожнилась, Думитраш вспомнил о предстоящем вечере и лениво поинтересовался.

– Послушай, а девочки тут откуда?

– Все наши… Медсестры и вообще… – проверяя, сколько вина осталось, Мишенька поднял бутылку и поглядел на просвет.

– Жаль… Я думал, хозяйские… А так… Нет, не тот шарм…

– Зря ты так… – Адъютант в очередной раз наполнил бокалы и, чокнувшись с Думитрашем, рассмеялся. – Они у нас хорошие… И сестрита нет… Проверено…

– Дак куды нам… – на легком подпитии начал скоморошничать Думитраш. – С окопу и так сойдет…

– Не скажи, – прищурился адъютант. – У нас, пока ты здесь не был, появилась одна штучка… Мадемуазель Туманова… Это я скажу тебе…

– Да уж ладно… Нам все едино… – Думитраш сел на кровати. – Туманова, так Туманова…

– Да нет, тебе здесь не светит, – улыбнулся адъютант. – За ней тут двое ухлестывают. Командир зенитки, видел, дура у подъезда? И авиатор один. Так что…

С минуту Думитраш сосредоточенно разглядывал бокал, потом допил мадеру и деловито уточнил:

– А она сама к кому больше?

– Ей, как разведка доложила, больше по душе авиатор…

– Ага… Авиация…

Думитраш со вкусом потянулся, высунулся в окно глотнуть свежего воздуха и, увидев, как кружит над птичьим двором голубиная стая, с веселым вызовом заключил:

– Ну ладно, держись голубочки-аэропланчики…

Поручик плюхнулся назад на койку, уже забыв про голубей, которые, влекомые известной лишь им путеводной нитью, садятся возвращаясь на решетку только своей голубятни, припадая в первую очередь к воде и не замечая, как чья-то рука осторожно отыскивает в птичьих перьях тонкую трубочку голубиной депеши…

* * *

Штаб армии – не передовая позиция, и если проявить расторопность и фантазию, то жить тут можно почти мирной жизнью, тем более что богатое имение Дзендзеевских предоставляло для этой цели все возможности. Во всяком случае, даже дотошный служака Долежай-Марков не возражал, когда прапорщики бронеотряда вознамерились превратить старую часть дома в подобие офицерского собрания.

Командующий, узнав о затее молодежи, отнесся к ней весьма благосклонно, не без оснований посчитав, что это поможет воспитанию единого офицерского духа, а также будет содействовать взаимопроникновению новых веяний и старых основ. В общем, при таком счастливом совпадении взаимных интересов, за пару недель офицерское собрание было создано и, в связи с наплывом гостей, впервые распахнуло двери перед воинством, истосковавшимся по такого рода отдыху.

Так что когда изрядно нагрузившись мадерой, Мишенька Рагуза и Думитраш наконец-то заявились в собрание, веселье там было в самом разгаре. Большой зал, до сих пор не видавший ничего, кроме свечей, конечно же, был освещен электричеством, у дальней стены, за тройкой ломберных столиков, уже сражались ярые любители макао, на остальных столах, составленных подковой, была открыта импровизированная ресторация, а у самодельной эстрады, где на временном настиле возвышался роскошнейший рояль Дзендзеевских, во всю шумели любители сольного пения.

К моменту появления Думитраша и Рагузы спор как раз закончился полюбовно, и доброхоты дружно помогали взойти на подмостки стройной, весьма привлекательной девушке, одетой в скромно-серую форму медицинской сестры. Офицеры шумно выражали свой восторг, а дамы, все как одна, в кокетливых наколках с красным крестом, не теряя времени, так и стреляли глазами в бравых поручиков.

– Смотри!… – подтолкнул Думитраша Мишенька Рагуза. – Вот она, мадемуазель Туманова…

Тем временем кто-то из прапорщиков, неизвестно как успевший очутиться за роялем, начал было вместо вступления играть рег-тайм, но мадемуазель Туманова что-то шепнула ему на ухо, и в зал сразу же полилась совсем другая мелодия, а девушка, отступив на шаг, запела неожиданно чистым и сильным голосом:

 
Как хороша была та ночка голубая,
светила из-за туч полночная луна,
и ты сказала мне, от страсти замирая…
 

Шум в зале немедленно прекратился и даже там, в дальнем углу, где за столиками, при полном разнообразии парадной формы только черные орлы на погонах подтверждали принадлежность сидевших там офицеров к авиации и где веселье было наиболее бурным, как бы сама собой наступила тишина. А когда столь созвучная офицерским настроениям песня закончилась и зал взорвался аплодисментами, именно оттуда нетвердой походкой приблизился совсем юный прапорщик и, стараясь говорить преувеличенно громко, обратился к кланявшейся певице:

– Мадемуазель!… Позвольте представиться!… Военный летчик корпусного авиаотряда, прапорщик 7-го уланского полка Щеголев!… Хочу выразить свое восхищение вашей красотой и вашим талантом!…

– Пр-р-рисоединяюсь!… – От ломберного столика отделилась весьма упитанная фигура и толстый штабс-капитан, держа в руке полный фужер, вышел на середину. – Присоединяюсь и пью этот бокал за ваше здоровье!…

– Благодарю вас, господа… – мадемуазель Туманова поклонилась каждому из них отдельно, медленно спустилась с подмостей и улыбнулась. – Если хотите, я попробую исполнить ваши желания… Слушаю вас, господин прапорщик…

– Мадемуазель, это так любезно… – Щеголев слегка покачнулся. – Я авиатор, был призван в уланы, но в душе я гусар!… И потому прошу вас, мадемуазель, «Марш вперед, труба зовет!».

– О, конечно же, с удовольствием… – девушка очаровательно улыбнулась и обратилась к штабс-капитану. – А вы, что хотели бы?…

– С-сударыня… – с пьяным вожделением глядя на нее, штабс-капитан на всякий случай поставил ноги пошире. – Я человек прямой!… И за все трудности своей жизни я хотел бы получить только один приз!

– И какой же, мой славный рыцарь? – шаловливо наклонилась к нему мадемуазель.

– Этот желанный для меня приз, – штабс-капитан высоко поднял хрустальный бокал. – Вы, сударыня!… Ваше здоровье!

– Вы шалун и душка! – на какой-то момент мадемуазель прильнула к штабс-капитану. – Жаль только, что вы не прямой, а… круглый!

– Увы, сударыня…

Под одобрительный смех зала штабс-капитан развел руками и покорно уронил голову, а Туманова, при всех полуобняв офицера, неожиданно обратилась к присутствующим:

– Господа!… Мне нравится эта идея!… А вам… вам… Отдельный приз! – и отчаянная мадемуазель звонко поцеловала обалдевшего от счастья толстяка штабс-капитана.

– Позвольте!… Позвольте…

Щеголев по-петушиному наскочил на штабс-капитана, и прапорщик за роялем, на всякий случай, снова заиграл бравурный регтайм, но мадемуазель Туманова, ловко гася начинающуюся ссору, встала между офицерами и громко объявила:

– Господа! – ее звучный голос перекрыл общий шум зала и оборвал рег-тайм на полуноте. – Я объявляю себя в приз!

– Как в приз?! – дружно ахнули офицеры, и в зале враз повисла удивленная тишина.

– А так… – взглядом Туманова отыскала на авиаторском конце поручика Меандрова и, не спуская с него глаз, звонко отчеканила: – Я готова принадлежать тому, кто выполнит одно мое условие… Как, господа, желающие есть?…

– Есть!… Есть!…

Офицеры радостно загоготали, а Думитраш, сумевший проследить взгляд Тумановой, наклонился к Мишеньке Рагузе и быстро спросил:

– Это что… Тот самый авиатор?

– Ну да, вон там… Поручик Меандров… – торопливо подтвердил Рагуза и, забыв про Думитраша, громко выкрикнул. – Просим!…

Мадемуазель Туманова благосклонно улыбнулась в его сторону и, приковав всеобщее внимание, снова поднялась на подмостки.

– Внимание, господа… – соблазнительная ручка мадемуазель описала в воздухе магический круг. – Мое условие… Сбитый германский аэроплан!

Зал ахнул и просто заклокотал. При таком условии штабистам оставалось только скрипеть зубами, так как хотя бы призрачная возможность сбить аэроплан была только у зенитчиков, но и их никто, включая самих артиллеристов, не принимал всерьез, поскольку всей армии было известно, что они своей стрельбой только пугают германских летчиков.

Зато авиаторы сначала горделиво приосанились, а потом, осознав, что девица Туманова вольно или невольно сделала их соперниками, даже принялись косо поглядывать друг на друга, а прапорщик Щеголев, явно посчитав себя главным претендентом, настолько отважился, что послал отчаянной мадемуазель воздушный поцелуй.

Столь явное предпочтение привело к всеобщему разочарованию и неизвестно во что бы это вылилось, если бы неожиданно для всех поручик Думитраш не поднялся и громко не спросил:

– Мадемуазель, а мне участвовать можно?

Думитраш, став центром внимания, ослепительно улыбнулся, и Туманова, посмотрев на него долгим, изучающим взглядом, ответила:

– Конечно, поручик…

– Тогда позвольте…

Думитраш подошел к сцене, остановился, ярмарочным взглядом окинул мадемуазель и вдруг, сдернув с нее туфельку, принялся со всех сторон разглядывать изящную ножку, словно кузнец, собравшийся ставить на копыто подкову.

Ошарашенная такой бесцеремонностью, мадемуазель немедленно вырвалась, но тут же, взяв себя в руки, насмешливо поинтересовалась:

– Ну как?… Подходит?…

– Да, нога ничего, – вроде бы вполне серьезно отозвался Думитраш и тут же добавил: – Вот только б зубы получше рассмотреть…

– Ах!… – вспыхнула мадемуазель и, мгновенно спрыгнув с подмостков, влепила Думитрашу звонкую пощечину.

Поручик как ни в чем не бывало встряхнул головой и, повернувшись к залу, громогласно заявил:

– Прекрасно… Мне подходит!

– П-а-ручик!… – наконец-то воспылал гневом толстый штабс-капитан. – Вы что себе п-а-зваляете?!

– Миль пардон… – Думитраш поднял обе руки вверх. – Я только позволил себе рассмотреть поближе то, о чем вы изволили говорить. Именной приз!

– Да?… Ну хорошо, я думаю, можно принять ваши извинения… – штабс-капитан на секунду запнулся и, заметив, что стал центром внимания, с готовностью принял на себя обязанности распорядителя. – Итак, господа, кто еще желает принять участие?…

Все авиаторы дружно подняли ладони. Немного подумав, с отчаянной решимостью вскинул руку и артиллерист.

– Значит так… – принялся соображать штабс-капитан. – Господин поручик – инфантерия… Господин поручик – артиллерия… Господин поручик…

Он сбился и, не зная как быть, принялся рассматривать нескольких авиаторов, одновременно поднявших руки. И тут его осенило:

– Н-е-ет, господа, так не пойдет!… По родам войск пари получается и, следственно, гандикап желателен… Господа!… Предлагаю ограничить участие летунов.

– Как ограничить! – счастливо безмолвствовавший рядом с Тумановой прапорщик Щеголев возмутился.

Подумать только, весь вечер он млел, глядя на прекрасную мадемуазель, и вот, когда появилась такая прекрасная возможность, какой-то там штабс-капитан… Прапорщик рвался отстаивать свое право, но он не учел, что слишком уязвлено было самолюбие многих и потому предложение штабс-капитана все встретили злорадно-одобрительным гулом.

– Правильно… Справедливо… – начали дружно высказываться офицеры, и, верно уловив их настроение, штабс-капитан безапелляционно заключил:

– Значит, решено, господа. От авиаотряда – тоже господин поручик, как равный в чине, а господину прапорщику мой совет – быть сдержаннее…

Бедняга Щеголев по-детски зарделся от обиды, но никто этого уже не заметил, и даже мадемуазель Туманова не обратила на него внимания, целиком занятая неожиданно захватившим ее сравнением поручиков Меандрова и Думитраша…

* * *

Веселое застолье было прекращено твердой рукой Долежай-Маркова где-то в начале первого, но офицеры еще долго не расходились, прогуливаясь в темноте роскошного помещичьего сада. Были там и Рагуза с Думитрашем, но адъютант довольно быстро исчез, предупредив приятеля, что ночевать у себя не будет.

Оказавшись в одиночестве, Думитраш еще какое-то время пошатался под деревьями, надеясь встретить мадемуазель Туманову, но, довольно быстро сообразив, что его надежды беспочвенны, отправился в комнату Рагузы, спать.

Но, когда он, будучи изрядно «подшофе», добрался до этого временного пристанища, его остановил вкрадчивый голосок:

– Господин поручик…

– М-м-м… – Думитраш завертел головой и увидел, как от стены отделилась тоненькая фигурка. – Мадемуазель… Вам чего?

– Господин поручик, а вас не устроит приз попроще? – и из-под белой накидки на Думитраша сверкнули глаза-бесенки.

– Приз?… Попроще?… – Думитраш кинул взгляд вдоль пустого коридора. – Вполне…

Где-то в подсознании мелькнуло, что он вроде бы видел эту девушку за соседним столом и даже, кажется, улыбался ей, но сейчас ему было не до этого, поскольку хмель и летняя ночь дружно ударили поручику в голову. Он только помотал головой, сгреб неизвестно откуда взявшуюся мадемуазель в охапку и буквально на руках внес в адъютантскую комнату.

– Что?… Что вы делаете?… Пустите… – забилась мадемуазель, тщетно пытаясь вырваться.

– Бер-р-ру пр-р-риз… – радостно зарычал поручик и, опрокидывая доверчивую мадемуазель на кровать адъютанта, враз задрал вверх все ее многочисленные юбки.

Напрасно билась в руках поручика явно попавшая впросак мадемуазель, и когда она наконец смирилась с тем, что произошло, то (наверняка в виде отмщения за вероломство) так взялась за своего партнера, что быстро трезвеющий Думитраш сразу понял, что спать ему в эту ночь не придется…

Зато когда раннее утро заглянуло в комнату с разбросанными по углам предметами туалета и висящими на золоченом бра штанами поручика, мадемуазель самозабвенно ласкала немного подуставшего Думитраша, и глаза ее, несмотря на темные полукружья, светились искренним женским счастьем…

Взаимная нежность в конце концов достигла такого предела, что, помогая одеваться вконец обессилевшему поручику, мадемуазель влюбленно заглянула ему в глаза.

– Вы мне напишете, милый?… Записочку?… Для меня…

– Напишу… – Думитраш ронял голову и с трудом встряхивался. – Кому адресовать?…

– Просто мадемуазель Зи-Зи. Меня все так зовут. А я буду писать вам про пари… Это такой фурор… Такой фурор…