Текст книги "Любой ценой"

Автор книги: Николай Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Гут, – кивнул оберст и добавил: – Отдыхать некогда, едем…

Начальник разведки ловко отключился от общей суматохи, и через минуту его автомобиль, куда он взял и прибывшего на мотоцикле офицера, уже мчался по направлению к аэродрому. После короткого молчания, глядя на пролетающие рядом с машиной кусты, оберст приказал:

– Доложите подробнее…

– Яволь, – офицер наклонил голову. – Операция «Аркан» проходит нормально. Под прикрытием других полетов сделано четыре рейса. Думаю, посадка в тылу у русских прошла незамеченной. Укрытие для аэроплана готово. Пилот место посадки на лесной поляне изучил досконально…

– Гут, – оберст еще раз кивнул и больше никаких вопросов не задавал.

В самом дальнем углу аэродрома притаился австрийский разведчик «бристоль», возле которого топталось несколько человек. Автомобиль оберста подъехал прямо туда, и начальник разведки, быстро выбравшись из машины, обратился к пилоту:

– Мы взяли в плен русского летчика. Он очень уверенно себя чувствует. По совокупности данных я делаю вывод – русские готовы. Вы поняли?

– Да, герр оберст. Надеюсь… до завтра?

– До завтра… – эхом отозвался начальник разведки, пилот Краузе забрался в кабину, механик крутанул винт, и, урча мотором, аэроплан-разведчик пошел на взлет…

Набрав высоту, Краузе заложил вираж и, перелетев хорошо видимые в лучах заходящего солнца траншеи русских, начал длинный, планирующий спуск. Краузе, за сегодняшний день уже второй раз летевший этим маршрутом, ориентировался прекрасно и потому точно опустился на длинную, скрытую глубоко в лесу и слегка подчищенную поляну. Из зарослей сразу выскочили ожидавшие его люди и, закатив аэроплан под деревья, сноровисто забросали плоскости нарубленными загодя ветвями.

Краузе придирчиво осмотрел маскировку, а потом отвел в сторону командира группы и негромко сказал:

– Оберст передал, ждать завтра утром…

– Уже ждем… – Командир группы знал, что Краузе пользуется особым доверием начальника разведки, и потому пояснил обстоятельно: – Засада на месте. Тут от фольварка к позициям одна дорога…

* * *

На позициях у Думитраша дел оказалось невпроворот, и про письмо к Зи-Зи он вспомнил лишь к вечеру. Так что Денис с письмом отправился совсем уж в сумерках, да к тому же хитрый денщик, прекрасно понимая, что никто его не ждет ночью, ехал себе шажком, подремывая в седле, и добрался к штабным аванпостам уже в предрассветной дымке. Немецкая засада и не думала трогать полусонного всадника, и потому Денис встрепенулся только когда его остановили окриком:

– Стой!… Кто идет?

Стряхивая остатки сна, Денис покрутил головой, добродушно отозвался:

– Свои… – и почти вплотную подъехал к караулу.

Фельдфебель, сам протирая заспанные глаза, ворчливо поинтересовался:

– Чего приперся ни свет ни заря?

– Господин поручик приказали живой ногой пакет до штабу представить. Будто сам генерал требуют.

– Ишь ты какой… – фельдфебель сердито пожевал губами, но упоминание о генерале заставило его быть сдержаннее, и он коротко бросил: – Ладно, проезжай, полуношник… Только шоб сразу до адъютанта, их благородие у себя…

К удивлению Дениса, адъютант действительно был уже на ногах и бодр по-утреннему. Так что при появлении солдата он только добродушно ругнулся:

– Ты чего, друг ситный, в такую рань?

– Так что, докладаю, вашбродь, – Денис разобрал, что несмотря на раннее утро дом уже полон движения, и невольно понизил голос: – Господин поручик пакет передали. Насчет аероплану. Говорил, его превосходительство приказывали…

– Знаю, знаю, – кивнул адъютант. – Это насчет Щеголева. Давай сюда!

– Слушаюсь, вашбродь! – Денис передал пакет адъютанту.

– А теперь, – адъютант сунул пакет в папку. – Дуй обратно. Скажешь Думитрашу: пора… Понял?

– Так точно, вашбродь, понял!

– Ступай…

Адъютант побежал по своим делам, а Денис, выйдя из дома, осторожно пробрался к флигелю, где квартировали сестры милосердия, и постучал в окно мадемуазель Зи-Зи.

– Барышня… А, барышня…

– Кто здесь? – отозвался испуганный голос, и мадемуазель Зи-Зи, запахивая пеньюар, высунулась из окна.

– Это я, барышня… Поручик Думитраш записку… Вот…

– Записку? – сразу оживилась Зи-Зи. – Давай!

Она запалила свечку, быстро пробежала строчки глазами и повернулась к окну, в котором так и торчал Денис.

– Подожди! Сейчас ответ будет…

– Я знаю, – пробурчал Денис. – Господин поручик наказывали…

Мадемуазель Зи-Зи справилась на удивление быстро. Усевшись прямо на подоконник и заклеивая острым язычком ненадписаный конверт, она умудрялась еще и наставлять Дениса:

– Будешь ехать, смотри авиаторам не попадайся, я тут у них один секрет выведала, а увидят тебя, догадаться могут, и еще скажешь господину поручику, что мадемуазель Туманову на самом деле зовут не Ти-Ти, а Виктория, чтоб он знал о ком речь, понял?

– Да ясно, барышня, не в первый раз, – Денис забрал у нее письмо.

– Что не в первый раз? – встрепенулась Зи-Зи.

– Чего, чего, странная вы барышня, – Денис прикусил язык. – Да в штаб я не в первый раз приезжаю и еще интересно, чего это тут всполошились все?

– Всполошились?… Уже? Странно… Знаешь, ты на всякий случай во весь опор скачи, а то, не дай бог, не поспеешь…

– Это я не поспею? Что вы, барышня… Прощевайте пока, – и Денис рысью побежал к коновязи, где он оставил отдыхать лошадь.

* * *

Немецкая засада, укрывшаяся почти на опушке леса, с самого рассвета держала русский штаб под неусыпным наблюдением, так как некоторые признаки точно указывали, что там не спят. Особенно немцы стали нервничать, когда на дворе штаба обозначилось какое-то движение и стрелки часов начали подползать к пяти утра. И едва они сошлись на этой цифре, как из ворот усадьбы карьером вылетел всадник.

– Ахтунг! – сдавленно выкрикнул один из наблюдавших, и едва скакавший во весь опор Денис свернул с открытого поля в лес, как сидевшие в засаде немцы натянули протянутую поперек дороги веревку, конь грянулся наземь, и незадачливый посланец, так и не успев сообразить, что случилось, кубарем полетел в придорожную канаву.

Немцы скопом бросились на него, придавили к земле, сунули в рот заранее приготовленный кляп, и пока трое из них поспешно ловили перепуганного коня и ликвидировали всякие следы заставы, четверо других, подхватив обалдевшего Дениса за руки-ноги, бегом потащили его к укромной поляне.

Только у самого самолета, с которого уже поспешно сбрасывали маскировку, Дениса поставили на ноги, и старший засады самолично обыскал пленника. Конечно же, письмо Зи-Зи сразу попало ему в руки. Немец нетерпеливо вскрыл конверт, вытащил свернутый вдвое лист и поспешно прочитал:

Милый N-N!

Письмо Ваше получила и спешу уверить, что эти опасения беспочвенны. ДЕЙ-СТВУЙ-ТЕ!!!

Но учтите: после известного Вам «совещания» авиаторами решено блокировать поползновения соратника, чтобы дать шанс артиллерии.

Смелее, мой друг, и знайте, что мадемуазель Виктория уже интересуется Вами!

Ваша Z-Z.

– Что?… То самое? – спросил летчик Краузе и, уже по одному выражению лица старшего поняв, что засада достигла цели, начал деловито натягивать шлем.

Тем временем поставленный на ноги Денис малость очухался и не только сообразил, что стоящий перед ним Краузе – авиатор, но и разглядел спрятанный под деревьями аэроплан. К тому же немецкие тужурки цвета «фельдграу» показались ему чем-то похожими на форму механиков. Все это странным образом наложилось на предупреждение Зи-Зи, и все еще плохо соображавший Денис выплюнул кляп и, раскидав державших его немцев, кинулся в драку с криком:

– А-а-авиаторы, мать вашу!…

В первый момент не ожидавшие такого афронта немцы опешили, но уже в следующую секунду ловко скрутили Дениса. Только пилот Краузе, успевший получить кулаком в морду, со злостью смотрел на все еще пытавшегося сопротивляться пленника и на всякий случай проверял, цела ли челюсть.

Впрочем, времени на выяснение подобных мелочей не было, и командир, быстренько передав отобранное письмо Краузе, принялся помогать остальным запихивать отчаянно брыкавшегося Дениса в кабину «бристоля». С большим трудом им это удалось, но тут Краузе, памятуя о собственной безопасности, запротестовал.

– Найн, найн! Он же не даст мне лететь…

Глядя, как связанный и удерживаемый двумя немцами пленник дергается в кабине, командир покачал головой.

– Доннер-ветер! Куда ж нам его девать?…

– Привязывайте снизу, – распорядился Краузе и, наконец-то прекратив массировать челюсть, полез в самолет.

Какое-то мгновение командир думал, но потом обреченно махнул рукой и изрек:

– Ладно, привяжите этого черта под фюзеляж. Если оборвется и оттуда – его дело…

Немцы тут же выдернули Дениса из кабины и, прикинув так и эдак, чтоб хватило длины веревки, привязали один конец ее к стойке, а другой, обмотав им пленника, перекинули прямо через гаргрот. Теперь Денис, подвешенный снизу, как в люльке, мог дергаться сколько угодно, и командир удовлетворенно кивнул головой:

– Гут, так даже лучше!

Решив проблему транспортировки пленника, немцы осторожно вывели «бристоль» на поляну, запустили мотор, и Краузе, махнув остающимся рукой в кожаной перчатке, начал разбег…

* * *

Самый дальний секрет перед позицией Думитраша размещался на небольшом холмике – единственном месте, с которого хоть как-то можно было рассмотреть глубину немецкой обороны. Именно сюда еще в темноте добрались Думитраш вместе с Древницким, чтобы детальнее изучить местность и заодно проверить, не упал ли где-то там самолет Щеголева.

Для наблюдения Древницкий вооружился трофейным «цейссом», а Думитраш прихватил свою винтовку, оптический прицел которой ни в чем не уступал биноклю. По утреннему времени солнце вставало у них за спиной, видимость была прекрасная и офицеры целый час добросовестнейшим образом разглядывали открывавшуюся панораму.

Наконец Думитраш опустил винтовку на бруствер и провел пальцами по глазам.

– Все… Кончаем! Нечего тут больше смотреть.

Древницкий тоже положил бинокль и, поняв слова Думитраша как переход от службы к отдыху, начал разглядывать винтовку.

– Хорошая штука, – Древницкий приложился к прицелу. – Откуда?

– Отец из Бельгии выписал. Еще до войны… Он у меня охотник заядлый, а у нас охота богатая.

– М-м-м… – Древницкий еще раз осмотрел местность через прицел и, положив винтовку, обернулся к Думитрашу. – Нет, не видать ни черта… Наверно, Щеголев где-то дальше упал.

– Пожалуй… – Думитраш подтянул винтовку к себе. – Может, сам приползет…

– Вряд ли… – Древницкий покачал головой. – Если жив, скорее всего в плен попал.

– Вероятно, – Думитраш согласно кивнул и вдруг замер. – А ну погоди… Никак летит кто?

Офицеры прислушались, и точно – Думитраш не ошибся. В утренней тишине все отчетливее был слышен гул авиационного мотора. Против солнца разглядеть аэроплан было трудно, но Древницкий все-таки углядел кресты на крыльях и схватил Думитраша за руку.

– Немец! Разведчик!

– Вижу! – отозвался поручик и, зло прищурившись, передернул затвор винтовки. – Ну держись, герман…

Расставив ноги пошире, Думитраш начал выцеливать самолет, как вальдшнепа на охоте. Едва диск пропеллера вплыл в перекрестие прицела, поручик открыл стрельбу с разным упреждением и палил до тех пор, пока не закончилась обойма. Магазин опустел, но аэроплан так и летел себе своим курсом, и тут Древницкий, не спускавший глаз с немца, радостно крикнул:

– Попал!… Слово чести, попал!

– Побожись! – Думитраш опустил винтовку.

– Да на что божиться? И так видно!

Древницкий показал рукой вслед улетающему немцу и, словно подтверждая его слова, ровный гул в небе вдруг стал прерывистым, самолет чуть сбился с курса, а из-под его крыла потянулся тонкий белесоватый шлейф…

* * *

Действительно, один или два выстрела Думитраша достигли цели. Во всяком случае, пилот Краузе, пребывавший в отличном настроении, поскольку считал, что благополучно пересек линию фронта, и даже что-то мурлыкавший в такт мотору, сначала услышал под капотом хлопок, похожий на выстрел из пистолета, потом винт дернулся и дальше продолжал вращаться только короткими судорожными рывками.

Пилот отчаянно заработал рычагами, но аэроплан, все больше и больше окутываясь дымом, продолжал быстро снижаться. Поняв, что вынужденной посадки не избежать, Краузе выглянул через борт и похолодел от страха. Под крылом сплошняком неслись косые пни воинской вырубки, и только далеко впереди виднелась огромная скирда и за ней чистое поле.

Мозг Краузе отчаянно заработал в поисках выхода, а глаза как бы сами собой остановились на узле веревки, охватывавшей гаргрот и державшей подвешенного под фюзеляжем пленника. Какое-то мгновение Краузе еще колебался, но потом снова посмотрел на угрожающе приближающиеся косые пни вырубки и, громко выкрикнувши: – Цум тойфель!… – рванул узел.

Концы сразу скользнули в стороны, и Денис полетел, раскручиваясь из освобождавшей его веревки не хуже пропеллера. На его счастье, второй конец остался закрепленным на самолете, и когда мотор чихнул еще раз, Дениса напоследок рвануло, и он, перелетев через пни, врезался в скирду соломы.

А самолет, освобожденный от груза, всплыл вверх, перелетел через поле и ткнулся носом в придорожную канаву верстах в трех от скирды…

* * *

Тряся ничего не соображающей головой, Денис еле выбрался из соломы и попробовал встать на дрожащие от напряжения и страха ноги. Но то ли в голове у него что-то помутилось, то ли веревка раскрутила его до невозможности, но только все попытки Дениса идти кончались тем, что, сделав один или два шага, он, как ватная кукла, опять валился на землю. В конце концов поняв, что из этого ничего не выйдет, Денис уселся под скирду и, охватив голову руками, от души выругался:

– Ах, суки!… Авиаторы!… Чего удумали, сволочи, живого человека с ероплана кидать! Ужо скажу господину поручику, он им задаст… Напялил, гад, чугун с наличником на башку и думает все можно…

Денис оборвал свои причитания на полуслове и удивленно посмотрел на невесть откуда взявшегося селянина, который, держа коня в поводу, перепуганно таращился на свалившегося с неба человека.

– Ну, чего вылупился?… Солдата не видел?! – рявкнул на него Денис, но селюк мог только невразумительно мычать.

– Я-я-я… Э-э-э…

– Ме-е-е, – передразнил его Денис. – Заблеял… Это чье поле? Твое?

– Ни, – селянин наконец-то обрел дар речи. – Панське…

– Панское, панское… – потерявшему всякую ориентировку Денису показалось, что его занесли куда-то далеко в тыл, и он сердито рявкнул: – Кончай телиться! Усадьба панская где?

– А ось сюды… Стежкою…

– Стежкою! – Денис вырвал у него повод. – Дай сюда! Видишь, идти не могу!

Кое-как вскарабкавшись на лошадь и убедившись, что ехать он все-таки сможет, Денис потянул повод и, сразу повеселев, крикнул обалдевшему от такой наглости селянину:

– Не боись! Коня в штабе возвернут! А у меня приказ!

– Куды це?… Куды? – растерянно забормотал мужик, но Денис, уже не слушая его, нещадно заколотил коня сапогами и заставил-таки селянскую лошадь идти бодрой армейской рысью…

* * *

Пилот Краузе с трудом пришел в себя после удара и долго не мог понять, что с ним. Тем более что рядом с разбитым «бристолем» маячил неизвестно откуда взявшийся конный разъезд, и усатый унтер, пытаясь привести пилота в чувство, изо всех сил тряс Краузе за плечо. Но несмотря на все старания унтера Краузе только таращил глаза и бессмысленно повторял:

– Альзо… Альзо…

Однако потом, цепляясь за поломанные расчалки, пилот кое-как выбрался из кабины, и тут его озарило.

– Бефель!… Бефель!… – закричал он, лихорадочно нащупывая в кармане письмо. – Герр генерал !…

Этого бессвязного вопля было достаточно, чтобы унтер все понял и немедленно приступил к действиям. Без лишних слов он начал подсаживать Краузе в седло, но пилот уже очухался окончательно и, увидав длинную веревку так и проволочившуюся за падающим «бристолем», показал на видневшуюся за краем поля скирду.

– Руссише зольдат!…

Унтеру не надо было повторять дважды. Прозвучала команда: «Ахтунг!» – и кавалерийский разъезд послушно поскакал в указанном направлении.

У развороченной скирды немцев встретил безутешный селянин, до которого наконец дошло, что искать в германском тылу русский штаб – гиблое дело. Справедливо рассудив, что никто другой ему не поможет, селянин кинулся прямо к унтеру.

– Пан!… Пан!… Той злодиюка коня забрал!

– Кто ест злодиюка? – свесился к нему болтавшийся на крупе унтерского коня Краузе. – Руссише зольдат?

– Та який вин солдат!… То ж з неба впало и таке вытворяе… Та ще ж кинь!

– З неба? – Краузе сразу понял, в чем дело. – Ми возвращайт лошадь. Куда он ехать?

– Сюды, пан! Сюды! Стежкою… – замахал руками селянин. – Казала, гадюка, до якогось там штабу йхаты буде…

– Ахтунг! – вытянулся в седле унтер и, оставив у скирды обиженного крестьянина, разъезд карьером полетел в погоню…

А тем временем, мотая все еще не пришедшей в порядок головой и поминутно сползая набок, Денис доскакал до конца полевой тропки и выехал на дорогу. Тут его обогнала мотоциклетка с немецким офицером в прицепе-лодочке, и Денис, удивленно захлопав глазами, придержал коня. Уверенность у солдата сразу исчезла, он попытался понять, что происходит, и намерился было вернуться назад к скирде, но именно в этот момент на тропе появился немецкий разъезд.

Денису не оставалось ничего другого, как сломя голову скакать по дороге навстречу возникавшим один за другим штабным автомобилям, шофера которых, увидев мчавшегося на них русского, сворачивали или на обочину, или прямо в поле. Не зная, куда деваться, Денис повернул обратно и налетел на гнавшихся за ним немцев. Денис заметался, но его в конце концов догнали, сбили с коня и, связав понадежнее, поволокли в штаб…

* * *

В штабе Дениса первым делом тщательно обыскали, потом провели в комнату, где уже было несколько офицеров, и тут Краузе в подробностях доложил начальнику разведки все, что с ними произошло. Дознавшись, что Денис только что сверзился с аэроплана, офицеры сокрушенно закрутили головами не столько от сочувствия к уцелевшему в такой передряге Денису, сколько от сожаления, так как хорошо понимали, что теперь пленник будет пороть несусветную чушь. Но обсудить более подробно ситуацию им не удалось, так как именно в этот момент в комнату вошел сам генерал и, обращаясь к начальнику разведки, спросил.

– Что? Взяли?

– Так, экселенц! – с коротким поклоном оберст передал генералу отобранный у Дениса конверт.

Генерал быстро пробежал глазами записку, к которой с немецкой аккуратностью был уже приколот перевод, отпечатанный на пишущей машинке.

– Ого! – генерал с интересом посмотрел на Дениса. – Когда взяли?

– Ровно в пять утра, экселенц! – от удовольствия начальник разведки щелкнул каблуками, как фанен-юнкер.

– Так… – Генерал подошел к Денису поближе и потряс запиской перед носом пленника. – И кто ж тебе это дал?

Переводчик тщательно повторил по-русски вопрос генерала, и Денис тут же выпалил:

– Барышня, ваше превосходительство! Для господина поручика!

– Для господина поручика, – с благосклонной улыбкой повторил генерал и ехидно поинтересовался: – И где же он, твой поручик?

– В Подгайчиках, ваше превосходительство! Мы там стоим…

– А барышня, выходит, в штабе… Так?

– Никак нет, ваше превосходительство! Там околоток при штабе, вот, значится, барышня там. Шуры-муры у них с господином поручиком…

Генерал задумчиво выслушал путаное объяснение переводчика о значении таинственного «шуры-муры» и грозно спросил:

– Что еще сказала твоя барышня? Ну!… Говори!

– А вы откуда знаете? – опешил Денис.

– Мы все знаем! – рявкнул оберст, и тут же один из офицеров треснул Дениса по голове.

– А-а-а, драться! – дико закричал отброшенный ударом в угол Денис. – С ероплана скинули, с лошади скинули, теперь обратно кидать начали… Ни хрена я вам не скажу!… Вот вам!… Вот!!. – и, забившись в истерике, Денис начал совать офицерам дули.

– Убрать, – сморщился генерал. – Все ясно…

– Ты смотри… Тоже нервы, – удивился начальник разведки и кивнул переводчику. – В подвал его. К тому. А позже я сам с ним поговорю…

Дениса поспешно выволокли из комнаты, и генерал, выждав минуту, окинул подчиненных понимающим взглядом.

– Хороши шуры-муры. Она – в штабе, он – на позициях. Интересно…

– Да, – усмехнулся оберст. – Когда с аэроплана в постель к хозяйской дочке – это да, шуры-муры, а так…

– Что, действительно сразу в постель? – внезапно заинтересовался Щеголевым генерал.

– Именно так, экселенц, – с улыбкой подтвердил оберст.

– М-да… – Генерал пожевал губами и мечтательно сощурился. – Хотел бы я, чтобы у меня были такие же офицеры… М-да… Так что там у нас?

– Подгайчики, герр генерал!

Генерал на секунду задумался и внушительно произнес:

– Исходя из полученных ранее сведений, содержания письма и слов этого курьера я делаю вывод: основной удар там!

– Совершенно верно, экселенц… – поспешно согласился с ним начальник разведки, и генерал, кивком поблагодарив оберста, кинул в глаз блестящий монокль.

– Господа, начинаем выдвижение резервов к Погайчикам! – излучающий официальную строгость монокль описал полукруг и уперся своим блеском в начальника разведки. – Где планируете захватить шифры?

– У хутора Секерно-Райне, герр генерал! Там как раз выдвинут далеко вперед штаб русского батальона. Заодно проверим одно из вероятных направлений их наступления!

– Отлично! – генерал вскинул голову. – Господа, приказываю начинать!

* * *

Позиции батальона штабс-капитана Щеглова у Секерно-Райне и впрямь выдавались вперед крайне опасным углом и сохранялись таковыми только в предвидении наступления. По этой причине постоянно ожидавший нападения Щеглов для бодрости духа ежедневно прикладывался к бутылке и потому, когда германские батареи ударили с двух сторон узкого клина его позиций, штабс-капитан первым делом хватил стакан коньяку и лишь после этого выскочил из блиндажа.

То, что он увидел, поразило Щеглова самым неприятным образом. И хотя немецкие «чемоданы» первым же накрытием снесли проволочные заграждения, страшным было другое. Непостижимым образом с германской стороны летели большие металлические банки, из которых густо валил ядовито-желтый дым.

– Братцы, газы!… Газы!!. – истошно завопили в русских окопах, и все, кто имел, начали поспешно натягивать противогазы, а остальные, зажимая носы мокрыми тряпками, помчались со всех ног спасаться в тыл.

Откуда было знать русскому командиру, что хитроумный оберст с помощью самодельных катапульт забрасывал его позиции не хлором или ипритом, а сигнальным дымом, основной задачей которого было не столько напугать противника (хотя подразумевалось и это), сколько скрыть переход через траншеи конных радиостанций, замаскированных под госпитальные фуры.

Потому-то напрасно, задыхаясь от дыма и матерясь, штабс-капитан бил самолично кулаком по пучеглазым резиновым головам, его не слышали, не слушали, да и вряд ли вообще видели. Так что к тому моменту, когда немецкие гренадеры с двух сторон кинулись на полуразрушенные позиции, исход боя был предрешен.

Штабс-капитан бросился в блиндаж, схватил зловеще молчавшую телефонную трубку, но тут на него навалились прорвавшиеся немцы, и, как ни барахтался Щеглов, его скрутили, сгребли со стола бумаги и бегом потащили в сторону германских позиций. Последнее, что увидел штабс-капитан на своей территории, были две русские госпитальные фуры, пробиравшиеся через развороченную снарядами нейтральную полосу к себе в тыл.

Появление фур настолько удивило Щеглова, что он даже остановился, но ему тут же дали по шее и потащили дальше, а фуры, то и дело скрываясь в клубах желтого дыма, доползли до опушки леса и в сопровождении молчаливых всадников резво покатились в русский тыл по двум расходящимся в стороны лесным просекам…

* * *

Автомобиль, в котором на заднем сидении сидел зажатый с двух сторон штабс-капитан Щеглов, не заезжая на задний двор, в нарушение всех установленных правил затормозил сразу возле главного входа. Пленника вывели из машины и, заведя в дом, сразу дали знать генералу.

Начальника разведки больше интересовал не пленный командир русского батальона, а новый шифр, посему оберст не занялся допросом, а первым делом пересмотрел весь забранный в блиндаже бумажный ворох. Только разыскав среди смятых листов тоненькую тетрадочку, он облегченно вздохнул.

Шифр так интересовал начальника разведки, что за чтением этой тетрадочки его застал пришедший взглянуть на пленника генерал и, сразу оценив вид оберста, быстро спросил:

– Что, нашли?…

– Так, экселенц, – начальник разведки кивнул и тут же прочитал пару строк: – Вот, прошу… Водка – винтовочные патроны, шампанское – снаряды, медсестра Инна – пехотная дивизия, Агашка – эскадрон кавалерии…

– Не продолжайте, – с улыбкой остановил его генерал. – Кто такая мадемуазель Виктория, я догадался. Приказ перехвачен, шифр есть. Я доволен вами, оберст… Да, кстати, как ваши фуры?

– Прошли, экселенц. Сейчас обработаем шифр и вымпелом передадим с аэроплана в обе группы…

Услыхав про фуры, штабс-капитан Щеглов дернулся, заставив немецкого генерала обратить на себя внимание.

– Ах да… Осталось спросить этого субъекта… – генерал почти вплотную подошел к Щеглову и вдруг, уловив коньячный дух, сморщился. – Пфуй… Он же пьян, как свинья…

– Никак нет! – неожиданно возразил Щеглов. – Принял, да, но не пьян!

– И сколько же вы, э-э-э, приняли? – поинтересовался начальник разведки.

– Всего ничего, – возмущенно посмотрел на оберста штабс-капитан. – Как вы стрельбу открыли, стакан коньяку, и только.

– Что? – немцы, понимавшие по-русски, недоуменно переглянулись. – Стакан?…

– Довольно! – оборвал это обсуждение генерал. – С ним говорить бесполезно. Туда его, В подвал, под замок, к тем самым!…

То, что русский командир батальона оказался «подшофе», так возмутило герра генерала, что, как только Щеглова увели, он, привычно вбросив в глаз монокль, не удержался от нравоучения своим офицерам:

– Нет, мальчишку-летчика, который после такой передряги полез к девчонке, я понимаю, но такое… Пфуй, мне остается только сочувствовать русскому генералу! – он резко оборвал свою гневную тираду и враз перешел к делу: – Что на передовой?

– Бой кончился, экселенц, – быстро ответил начальник разведки и добавил: – Но у Подгайчиков подозрительно тихо…

– Так и должно быть! – генерал успокоился, и монокль как бы сам собой выскользнул из его глаза. – Приказ перехвачен, русские выясняют, в чем дело, и, конечно, наш удар спутал им планы, но они начнут…

– Да, экселенц, – согласился оберст, однако, явно перестраховываясь, задумчиво произнес: – Но хотел бы я знать, что сейчас происходит в русском штабе?…

* * *

В крайнем раздражении командующий мерил шагами собственный кабинет и нетерпеливо поглядывал то на полевой телефон, то на двери. Наконец раздался вежливый стук, и на пороге возник начальник разведки.

– Разрешите?…

– Заходите, Александр Евгеньевич, – командующий остановился возле стола. – Я жду вас.

Форма обращения сразу подсказала начальнику разведки, что произошло нечто серьезное, и он подобрался.

– Слушаю, Лавр Корнилыч…

– Александр Евгеньевич, что вы скажете о событиях у Секерно-Райне?

– Да, паршивая штука… По моим сведениям, немцы захватили штаб батальона, и командир пропал. Боюсь, захвачен в плен… – начальник разведки сделал дипломатическую паузу. – Однако, Лавр Корнилыч, осмелюсь напомнить, разговор был. Его позиции…

– Я помню, Александр Евгеньевич, мы сознательно пошли на риск и, к сожалению, поплатились…

– Тогда что же здесь неожиданного?

– Неожиданного?… Видите ли, Александр Евгеньевич, меня настораживает, что это произошло сразу после того, как было принято решение нанести у Секерно-Райне главный удар. И я очень хотел бы знать, что вы по этому поводу думаете…

– Вы подозреваете… – нахмурился начальник разведки.

– Да-с, Александр Евгеньевич, подозреваю! Только, ради бога, поймите меня правильно…

– Но, Лавр Корнилыч, скрыть концентрацию войск мы просто не могли, а что касается удара у Секерно-Райне, то и командиры дислоцированных там частей не знают этого. Про срок я уж не говорю, он ведь и мне неизвестен…

– И, тем не менее, Александр Евгеньевич…

– Хорошо, Лавр Корнилыч, – начальник разведки вытянулся. – Я приму меры. Для начала предлагаю под видом возврата утраченных позиций у Секерно-Райне произвести усиленную разведку боем.

– Разведку боем?… – командующий на секунду задумался. – Это мысль… Правда, мы теряем внезапность, но, похоже, мы ее и так потеряли…

– Но, Лавр Корнилыч, этот вариант прорабатывался…

– Знаю, Александр Евгеньевич, знаю… – командующий вздохнул. – В каком районе вам легче всего контролировать перемещение германских резервов?

– Между Секерно-Райне и Подгайчиками, Лавр Корнилыч. Авиацией.

– Значит, у Подгайчиков… Внезапный удар, а по мере прояснения обстановки у Секерно-Райне принимаем решение. Озаботьтесь, Александр Евгеньевич.

– Слушаюсь! – начальник разведки замялся.

– Что, у вас еще что-то? – озабоченно спросил командующий.

– Да, Лавр Корнилыч. Прибыл взвод для проверки нового типа стрелкового оружия…

Голова командующего сейчас была целиком занята предстоящим наступлением, и, прекрасно понимая, что взвод – это несерьезно, генерал из одной вежливости поинтересовался:

– Нового? А чем же оно новое?

– Я и сам, признаться, еще не вникал. То ли облегченные пулеметы для стрельбы с рук, то ли карабины, стреляющие очередью, как пулеметы…

– Пулеметы? – заинтересовался командующий. – И сколько их?

– Всего тридцать, Лавр Корнилыч. Подспорье невелико, а вот участок для них надо потише, а то не ровен час…

– Думаю, вы правы, да и, признаться, не до них мне… – командующий вздохнул. – Мы уж по старинке на пушки налегать будем, да и «максимы», я полагаю, надежнее. Так что вы их к Клембовскому направьте, он у нас молодой, ему и интересно будет, и бои там планируются отвлекающие, вот пусть свои опыты и проводят. И им спокойнее, и нам…

– Слушаюсь. Немедленно направляю их к генералу Клембовскому.

– Вот и прекрасно. А уж сами Секерно-Райне из виду не выпускайте…

– Понимаю! Разрешите отбыть туда самому?

– Разрешаю…

Выйдя из кабинета командующего, начальник разведки сразу же наткнулся на вездесущего Долежай-Маркова. Поскольку комендант штаба как нельзя лучше подходил для задуманного дела, начальник разведки просто подхватил его под руку и увлек к выходу. На крыльце, оглянувшись вокруг и удостоверившись, что никто их не слышит, начальник разведки наклонился к уху коменданта и негромко сказал:

– Голубчик… У меня не слишком приятная новость…

– Если какое упущение по службе, то я… – начал было оправдываться Долежай-Марков, но начальник разведки мягко остановил его.

– Хуже, голубчик, хуже… Командующий подозревает утечку информации. Причем именно отсюда, от нас…