Текст книги "Океан лжи (СИ)"
Автор книги: Николай Сухомозский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Какое там! И туда, и обратно пришлось трястись в автобусе.
У Крида, без всякого преувеличения, волосы на голове едва не стали торчком. Он совершенно случайно знал: вот уже неделю кампания междугородних пассажирских перевозок, владельцем немаленького пакета акций которой был и он, терпит значительные убытки из-за того, что муниципальная санитарная служба перекрыла дорогу на Вьячу. Где-то неподалеку на ядопроводе произошла утечка опаснейшего вещества. Запрет продлится, по крайней мере, еще неделю.
Однако Крид промолчал. Хотя все естество буквально вопило: столь подлое ПРЕДАТЕЛЬСТВО неизменно КАРАЕТСЯ СМЕРТЬЮ.
XXVIII
Утром он сбросил в офис факс (избегая излишних расспросов по телефону): дескать, подвернул ногу и лежит, не двигаясь, пластом. Сам же, презрев стыд, решил проследить за Марон. Укрепило его уверенность в правильности подобного шага то, что накануне, незаметно перелистав ее чековую книжку, он обнаружил потрясающий факт: денег на ней практически не оставалось. Причем снята вполне приличная сумма была в два приема. Ни словом о каких либо предстоящих тратах супруга даже не заикалась, что в их семье не было принято.
Нога беспокоила нешуточно, но разве это преграда для разбуженной и вышедшей из берегов здравого смысла ревности?
Наглотавшись "Диклофенака" и все же стеная от боли, проковылял в гараж. С горем пополам выжимая сцепление, вывел машину во двор. Затаиться еще накануне решил неподалеку от дома, в одной из боковых улочек. Автомобиль предусмотрительно – на случай мгновенной эвакуации – поставил в соседнем дворе.
На углу бормотал что-то неразборчивое небольшой стихийный базарчик, так что издали заметить Крида было невозможно. Однако, как назло, проходил час за часом, а жена жилища не покидала. Беспрестанно жующие листья коки1 аборигены ему уже не единожды предлагали приобрести чичу2. Он всякий раз вежливо отказывался, чем несказанно удивлял индейцев, искренне не понимавших, что он столько времени здесь делает.
Не раз пришлось бросать монеты нищим, бродящим по базару с мисками из скорлупы кокосового ореха, подвешенными к поясу. А то скуки ради наблюдал за детишками, где-то раздобывшими старый зонт и превратившими его путем переворачивания в своеобразное плавсредство: при этом ручка играла роль мачты. На "пароме" двое чумазых ребят и на удивление ухоженная девчушка пытались переправить через лужу дрожащего от страха котенка.
Вконец измочаленный длительным напрасным ожиданием, Крид в конце концов плюнул на свою затею, перенеся ее на следующий день. И весь в расстроенных чувствах покинул тайный пост наблюдения. Сев за руль "Сига", погнал куда глаза глядят. Не реагировал ни на свисток полицейского, ни на крутящего пальцем у виска еще одного участника дорожного движения, ни на выпученные от страха зенки какого-то чоло3, едва не угодившего под колеса.
Пришел в себя на какой-то окраинной улочке: центр Ла-Паса, оставшийся внизу котловины, виден был, как на ладони. Выбрался из салона. Огляделся по сторонам. Афиша у небольшого кинотеатра извещала, что вечером поклонники творчества Санхинеса4 смогут увидеть фольклорно-исторический фильм "Укамай". Наверное, в предвкушении предстоящего зрелища группка детишек-индейцев самого разного возраста, появившись из-за угла, с гиком и улюлюканьем кинулась атаковать кактус, предварительно выпустив по нему из самодельных луков с десяток стрел. Одна случайно угодила в капот "Сига". Крид побыстрее нырнул в салон от греха подальше: неровен час угодят в глаз, что с них возьмешь?
Очень захотелось нализаться, чтобы хоть немного забыться в пьяном угаре. Зашел в некое подобие кабачка. Странное дело, чем больше опрокидывал стаканчиков, тем трезвее (или просто казалось?) становился. А чем ближе стрелка часов приближалась к проклятой цифре "17.00", тем сильнее действовал невидимый магнит, неумолимо влекущий домой. В очередной раз проклиная собственную слабость, Крид выскочил на улицу и увидел… спущенное левое переднее колесо своего авто. Найти в этом захолустье ремонтную мастерскую быстро не удастся. Целесообразнее взять такси, а в службу техпомощи просто позвонить – они пригонят "Сиг" домой.
Сделав нужный звонок, обо всем договорился. Остановил первое подвернувшееся такси:
– Ингури, 98. И пошевеливайся, парень!
Звонок услышал, вставляя ключ в дверь. А поскольку трель не унималась, сделал логичный вывод: Марон дома уже нет. Неуверенно перешагнул порог. "Дисциплинированные, сволочи! – подумал о детективах. – А, может, послать их к растакой бабушке и вообще не поднимать трубку?"
Боже праведный, как ты слаб, человече…
– Крид Пашоат?
– Собственной, представьте себе, персоной!
– "Международная служба нравственности". Примите очередное донесение.
– Валяйте, секьюрити!
– "Донесение номер восемь. Сегодня, пятого апреля, Марон Пашоат вновь посетила лавку по продаже оружия, но уже в сопровождении Боба Сентона. Он, впрочем, в помещение не заходил, оставаясь поджидать спутницу у соседнего здания.
Дама приобрела масс-заряд-взрывчатку. Уплатила наличными, назвавшись при этом вымышленной фамилией. Оттуда пара направилась в отель на северном выезде из города. Мы уже уточнили: комната снята на три дня. Так что, не исключено, уже завтра снабдим вас фотографиями соответствующего содержания и качества.
В отеле Марон Пашоат пробыла недолго. Уже одна отправилась в автоматизированный зал, торгующий авиабилетами на международные рейсы, где сделала заказ. Поскольку "приемщиком" был компьютер – ни с кем из служащих ваша супруга в контакт не вступала – понадобится определенное время, чтобы установить, на какой самолет заказаны проездные документы.
Наблюдение за объектом продолжается…"
Крид – чистоплюй, как утверждала жена, от природы – рукавом смахнул выступившую на лбу крупную испарину.
– Эге-ге! – протянул он. – Дело, по-моему, приобретает скверный оборот.
Из платяного шкафа достал дипломат. В нем со вчерашнего дня хранился портативный детектор лжи, с невероятным трудом выпрошенный у знакомого блюстителя порядка. Достоинства модели заключались не только в габаритах. Прежде всего, эта профессиональная штуковина могла работать на приличном от источника звука расстоянии. Таким образом, из обихода напрочь исключались всякого рода датчики, зажимы, проводки – безмолвные свидетели не всегда законных акций.
Тщательно замаскировав прибор вдали от телевизора, Крид довольно растянулся на диване. И застыл в напряженном ожидании. Никуда рыбка в этот раз не денется, попадется на крючок.
Звякнул ключ в замке, скрипнула входная дверь, в прихожей щелкнул выключатель.
– А ты почему, – казалось, Марон уже не удивлялась ранним возвращениям мужа, – не врубаешь "ящик"? Забыл, что сегодня – финальное дерби? Ты же его так ждал…
– Надо же, в самом деле, упустил из виду! – фальшиво удивился Крид. – Спасибо, что напомнила, дорогая!
Неторопливо поднялся с дивана, подошел к телеприемнику. И включил: одной рукой – его, а другой – детектор лжи. Звук уже начавшихся заездов предусмотрительно смикшировал, дабы не повредить качеству записи.
Ужинали, как и всегда, когда смотрели скачки, в гостиной, а не столовой. Но если раньше, дабы не упустить какую-нибудь деталь из происходящего на экране, лишь изредка обменивались репликами, то сегодня Крид тараторил без умолку, то и дело задавая жене, как научил его полицейский, мало что значащие, на первый взгляд, вопросы. На самом же деле каждый из них нес в себе только ему понятный разоблачающий смысл.
– Милый, в очередной раз убеждаюсь: с тобою творится что-то неладное. Плохо себя чувствуешь? Неприятности на работе? Или … что-то другое? – голос жены звучал явно тревожно.
"Что-то другое" – чуть было не брякнул он. Однако вовремя прикусил язык. Интересно, что дражайшую половину так беспокоит: состояние его здоровья или то, что он, не исключено, о чем-то догадывается? Ничего, еще немного и все станет на свои места.
Когда ночью, выйдя в туалет, Крид, не дождавшись утра, включил детектор, дикая злоба перекосила его лицо.
Все, как он и предполагал, а именно: ЛОЖЬ, ЛОЖЬ, ЛОЖЬ…
XXIX
Весь следующий день он, начихав на больную ногу с высоты своего роста, словно затравленный зверь, метался по городу. Не находя себе места.
Кинотеатр – бар – зал игральных автоматов – казино – дискоклуб – захудалая пиццерия – лавочка сувениров аймара1. Спиртное – рюмками, стаканами, фужерами. В замызганной подворотне квартала, расположенного на высоте не менее четырех тысяч метров над уровнем моря (как он там очутился?), индеец, изъясняющийся на диалекте хакару-чауки и в шляпе с наушниками, предложил по дешевке приобрести пистолет.
Помнится, в это время пошел дождь и продавец, еще туже запахивая изношенное пончо, заметил:
– Не вовремя громовник на ханан пача2 разбил из своей пращи сосуд с водой.
И со страхом посмотрел вверх:
– Хотя бы не начал метать копья света!
Крид, не колеблясь, выложил требуемую сумму. И теперь вороненая сталь непривычно оттягивала задний карман брюк.
Зачем ему орудие убийства?!
…Голос, далекий, будто доносящийся из самых отдаленных глубин Вселенной. Или Вселенная у него в башке? Единственная и неповторимая. Да отпустит Всевышний, если он существует и у него хватит нахальства, все нам все без исключения грехи!
– Крид Пашоат?
– Он самый!
– "Международная служба нравственности". Примите очередное донесение.
– Жду с нетерпением, родимые!
– "Донесение номер девять. Сегодня, шестого апреля, Марон Пашоат выкупила два заказанных накануне авиабилета. Возле банка встретилась с Бобом Сентоном, который как раз перед этим снял со счета все имевшиеся у него сбережения (свои, мы уже проверили, дама забрала несколько раньше).
После непродолжительного общения оба отправились в кафетерий и довольно долго поглощали пищу. Прихватив три бутылки пива, двинулись в уже упоминавшийся отель.
Дальнейшие события зафиксированы нашими людьми на видео. За дополнительную плату – согласно тарифу – готовы передать кассету вам.
В комнате Боб выпил стакан пива. Потом с редким знанием тонкостей пиротехники принялся мастерить бомбу из приобретенной накануне вашей супругой масс-заряд-взрывчатки. Замаскирована она достаточно хитроумно – в картонной коробке для подарков, которыми торгуют на каждом перекрестке и которые наводнили не только города нашей страны, но и населенные пункты планеты, а заодно – и все мусорные свалки. На такую никто нигде не обратит ровным счетом никакого внимания. Да, на коробке красуется надпись: "Рай на Земле воцарится, когда добрые, объединившись, уничтожат злых!"
Упаковку дама аккуратно перевязала нейлоновой сиреневой ленточкой. В данный момент Марон Пашоат покидает отель.
Учитывая, что билеты на рейс в Сан-Хосе датированы ближайшей ночью и трезво оценивая складывающуюся обстановку, эксперты "Службы" пришли к выводу: с этого момента вышеуказанной парой должна заняться полиция. Но необходимо ваше согласие. Наш профессиональный совет – не медлите!"
Откуда эта острейшая боль в груди?! Почему она так долго не проходит?
– Нет! Нет!! Нет!!!
Опрометью бросился к старинному серванту, некогда приобретенному у местного антиквара.
Как же он мог забыть?!
"Где-то здесь, – шептали бескровные губы. – Марон пароля своего аудиодневника никогда не скрывала, небезосновательно полагаясь на мою порядочность. Но ныне правила игры изменились. И не по моей вине".
А это что? Ах, да, пистолет! Откуда он взялся?! Ну, как же, он сам его купил всего несколько часов тому назад у какого-то подозрительного аймара.
Голова – как она болит и кружится…
А вот и желанный аудиодневник! Может, хоть сейчас ТАЙНОЕ СТАНЕТ ЯВНЫМ?
XXX
В дверь неожиданно позвонили. Странно, кто бы это мог быть? У Марон есть ключ. Не шустрики ли из "Международной службы нравственности" сами сообщили о происходящем в полицию, и стражи порядка уже на пороге?
Крид подошел к двери и, заглянув в глазок, едва не вскрикнул. На лестничной площадке стояла жена. Почему же она не открывает собственным ключом? Здесь явно что-то не так…
– Крид, ты что оглох? Открывай побыстрее! – услышал он нетерпеливый голос до недавних пор, что ни говорите, любимой им супруги. Крошки Марон…
– Секундочку!
– Увалень бестолковый! Во-первых, оставил свой ключ в замке изнутри. А, во-вторых, разве не видишь: я буквально увешана покупками. Устроим скромный пикничок на дому. Уже давненько мы в узком семейном кругу ничего не отмечали. Как в былые времена, помнишь?! А захочешь, пригласим нового соседа…
Он распахнул дверь.
– Держи! – жена протянула через порог сразу несколько разнокалиберных пакетов. Но в глаза бросился один-единственный – картонная коробка. На боку кроваво алела надпись-приговор: "Рай на Земле воцарится, когда добрые, объединившись, уничтожат злых!"
– Чего ты уставился, будто дикий мустанг на лассо? Торта никогда не видел, что ли?
– А т-ты почему не заходишь? – не то произнес, не то проблеял ставшими вдруг непослушными губами Крид.
– В почтовом ящике что-то белеет. Вернусь, заберу. Вдруг долгожданное письмо от мамы?
– М-м-ма… м-м-ы.. м-мы...
– Столбняк тебя поразил или дурака валяешь? – сердито пожала плечами Марон.
И, не обращая больше внимания на мужа, засеменила к выходу на улицу. Он с ужасом разглядывал коробку: рванет сейчас или у него еще остается несколько минут? И что предпринять? Бежать? Звонить в полицию? Действительно, он явно сглупил, не прислушавшись к детективам из "Службы нравственности"!
Из шокового состояния его вывел …голос Марон.
Интересно, почему она возвращается? Или подобный вариант тоже входит в их с Сентоном план?!
– На тебе лица нет! Я иду к докто…
Хлесткий выстрел, от которого, кажется, застонали стены, вспорол воздух. Марон подстреленной птицей рухнула на пол. Ее вмиг застывший взгляд, казалось, немо вопрошал: что же это со мною произошло, люди добрые?
Крид, увидев, как ярко-красное пятно предательски расползается по белой блузке жены, в ужасе отпрянул в сторону. Холод смерти еще не успел исказить лица супруги, и он в каком-то трансе отметил "Ангелы небесные, как же она красива!" Машинально подумал как о живой, не добавив страшного слова "была".
Стукнул косточками пальцев себя по лбу: что же он медлит? Скоро сюда нагрянет полиция, а он должен услышать хотя бы страничку из ее дневника: вдруг, если и не простит, то хотя бы поймет, что происходило. Подходя к серванту, меланхолично отметил: "И почему это женщины, в отличие от мужчин, так любят поверять свои сокровенные тайны электронному батюшке?"
Застонал сквозь крепко стиснутые зубы, когда услышал родной голос. Запись начиналась откуда-то со средины, однако ставить прибор на начало он не стал. Ибо первая же фраза заставила буквально затаить дыхание.
– "…совершенно случайно узнала, что ты изменяешь мне с Элен. Я очень от этого страдаю! Ты даже не представляешь как, мой милый, мой любимый Крид. Стыдно признаться, но мне в голову приходили самые невероятные мысли. Сначала хотела покончить с собой, потом, стыдно признаться, – отравить тебя, а следом уйти самой. Ибо без тебя жизни не мыслю…"
– Не долго ты, Марон, "не мыслила", – как к живой вслух обратился Крид. – Быстренько нашла дружка. Да и приговор одному (лишь одному!) из нас вынесла. Но, по крайней мере, я теперь понимаю, что тебя толкнуло на измену. И запоздало раскаиваюсь за интрижку с Элен. Но убийство собственного мужа?!
– "…мне на глаза попался рекламный проспект, – бездушная машина, как ни в чем ни бывало, продолжала вещать голосом Марон. – Только не смейся, не бери грех на душу – мужчине никогда не понять женщину до конца. Так вот, я решила бороться за тебя.
Ты, наверное, не знаешь, поскольку читать художественную литературу не очень любишь (тебе подавай Кастанеду!), что какой-то весьма неглупый русский писатель – забыла фамилию – однажды тонко заметил: "Красота спасет мир". Я спросила себя: а нас с тобой, нашу любовь (смешно, да?) разве она спасти не в силах?
И я рискнула, отправившись в Ла-Пасский институт – только не смейся с бабы-дуры! – омолаживания.
Правда, стоит лечебный комплекс бешеных денег, но наше с тобой счастье, милый, дороже любого их количества. Я в два приема сняла необходимую сумму со своего счета. Плюс придется в течение примерно двух недель тратить ежедневно по шесть-семь (!) часов на довольно неприятные процедуры. Но ведь на карту поставлено …наше с тобой общее будущее, милый, дорогой, любимый, единственный!
Тебе пока говорить о своей сумасбродной затее не стану. Более того, когда ты, как мне показалось, что-то заподозрил, я приняла грех на душу: вовлекла в круговорот событий Лилиан, вынудив ее солгать, лишь бы сохранить мою идею в тайне.
Во-первых, хочу ПРЕПОДНЕСТИ тебе СЮРПРИЗ, а, во-вторых, проверить: заметишь ли, как буквально на глазах меняется навеки твоя Марон?"
ХXXI
Где-то раздался противный вой полицейской сирены. Или ему померещилось? Крид стоял, словно оглушенный. И ровным счетом ничего не понимал. В голове сплелись в невообразимый клубок Боб Сентон.., Институт омолаживания... операция "Антивзятка"... Элен... "Международная служба нравственности" и мертвая Марон. Ему показалось, что всю последнюю неделю он медленно терял рассудок. И потерял?
Сделал несколько неуверенных шагов к двери: пусть полицейские ищейки не думают, что он их боится.
Между тем, посмотреть вниз смелости не хватало. Боже милостивый, что он натворил!
Чертыхнулся, нечаянно наступив на злополучную коробку, перевязанную... не сиреневой ленточкой, а зеленой. Тупо смотрел, как торт медленно расползается во все стороны. А он, ненормальный, вообразил себе бомбу!
А это что белеет на полу? Два конверта, густо обрызганных кровью. Интересно, что в них? И кто Пашоатам написал? Пусть одно – мать Марон, а второе? Разве что это послание от Всевышнего, наставляющего его в критический момент на путь истинный?
Заставил себя наклониться, избегая смотреть на труп. Содрогаясь в нервном ознобе, поднял белые прямоугольники. И недоуменно шевельнул бровью, увидев, что первое подписано… Элен. Еще больше удивился, когда прочел адрес второго отправителя: "Почтовая служба Соединенных Штатов Америки".
– Что им от меня нужно? – произнес, сам того не замечая, вслух. – С клиентами в США никакой переписки не веду. Разве что… опять Марон? Ничего, чиновники подождут.
И разорвал конверт, подписанный экс-любовницей.
"Милый Крид! Не сочти мое письмо нахальством и разреши тебя так и дальше называть. Прочитав послание, ты поймешь, почему я имею на это право.
На тот прошлогодний раут в число приглашенных я угодила благодаря Жавиго. Мы с тобой познакомились. И я влюбилась, хотя никогда об этом всерьёз не говорила. Ведь у тебя была жена, с которой ты не один год дружно и вполне счастливо жил. Как я должна была поступить? Не знаешь? Не представляла этого и я. Ведь три на два без остатка не делится, как ни изощряйся.
Не скрою, до нашей встречи я проводила время с мужчинами. И сексом с ними, само собой, занималась. Чисто машинально, как заводная игрушка. С тобой, поверь, было совсем по-другому. И вовсе не потому, что у тебя "это" получалось по особенному. Нет! А единственно потому, что это был ТЫ (хорошо известно, что мужчины ради секса играют в любовь, а женщины ради любви играют в секс).
Извини за столь интимные подробности, но ты первый в моей жизни, с кем я рискнула заниматься "этим" без предохранительных средств. Дело в том (ты этого тоже не знаешь), что я с детства страдаю тяжелейшей, неизвестной науке, формой гемофилии. И беременность – стану ли я рожать или делать аборт – равнозначна смерти. Не пойму, что мной двигало и о чем я думала, когда ложилась с тобою в постель, как вполне здоровая женщина, не прибегая к контрацептивам, чего раньше никогда себе – не самоубийца же я, в конце концов! – не позволяла.
Наверное, ты уже догадался: в один из далеко не прекрасных дней я окончательно убедилась, что "залетела". И знаешь, даже не испугалась. Ведь там, под сердцем, находилась частичка тебя. Нелогично? Глупо? Наверное. Но все произошло именно так.
Буду откровенна. В глубине души некоторое время теплился огонек слепой надежды, что наш роман – не адюльтер, что это навсегда.
Но даже если нет (ты так страдал – я же видела! – от того, что вам с Марон не суждено иметь детей), глупышка Элен решила: будь что будет, умру сама, однако от малыша не избавлюсь. Ты – верила в это безоговорочно! – в случае трагического исхода его не бросишь. Собственная смерть меня нисколько не пугала, как не пугает сейчас.
Страшно за время нашего знакомства стало лишь однажды. Когда произошел наш окончательный разрыв.
И не потому, что это случилось, а потому, что ты был так жесток. От неожиданности и твоего неумолимого тона я немного растерялась, несмотря на то, что мысленно подобную ситуацию в голове на всякий пожарный "прокручивала" не единожды. Поэтому, прости, и произнесла неумную фразу "Ты еще об этом пожалеешь!", которую, как поняла из последнего нашего разговора по телефону, ты, невесть почему, расценил, как угрозу и даже шантаж.
Напрасно ты подумал плохо и о Жавиго – моем кузене. Да, возможно, хотя этот тезис и достаточно спорен, место танцовщицы в кордебалете – не самое прекрасное занятие для молодой девушки. Однако в той ситуации для меня это был выход. Во всяком случае, не приходилось думать о куске насущного.
А теперь – о главном. Хотя, что в моем послании главное, а что – нет, самой определить не просто.
Ты, думаю, уже догадался: речь – о деньгах. Боже, сколько я передумала, прежде чем решиться их у тебя попросить! Почему не сказала, зачем именно такая сумма понадобилась? Попытаюсь, если получится, объяснить.
Еще за несколько недель до того, как ты сказал мне "прощай", я побывала в одной из суперсовременных частных клиник Санта-Круса (чтобы попасть туда на прием, пришлось – прости! – продать все твои подарки; оставила только амулет). Там заявили, что, несмотря на коварность гемофилии, они могут попытаться сохранить жизнь и мне, и ребенку. При одном условии: весь, оставшийся до родов срок, я должна лежать у них под пристальным наблюдением специалистов. Обошлось бы так называемое "сохранение" сто тысяч песо.
Каждую из наших последних встреч я собиралась тебе обо всем рассказать. Да так и не осмелилась! А потом… мы расстались. Что оставалось делать?
Первым делом снова отправилась в Санта-Крус – уточнить окончательно детали возможной госпитализации. И, окрыленная подтвердившимися благоприятными прогнозами, проявила непростительную слабость – набрала номер твоего телефона. Первый раз – безуспешно: тебя не оказалось на месте. Потом мы довольно странно поговорили.
Но это ли беда, если ты пообещал ссудить меня необходимой суммой?
Безусловно, я могла сказать правду, назвать номер счета клиники, на который следует перечислить деньги. Однако такой шаг показался слишком грубым, что ли. Смахивающим, да-да, на шантаж: любовница, прикрываясь (или угрожая) ребенком, требует от его отца денег.
К тому же, гарантии медиков – гарантиями, но случиться могло все, что угодно. И в случае гибели малыша (ультразвуковые исследования показали, что "юная креолка", как ты меня называл, когда пребывал в хорошем расположении духа, должна разрешиться от бремени особью именно мужского пола) зачем тебе знать о его существовании?
Наличные – вот в чем увидела спасение. А ты пришел к такому странному и страшному выводу. Совсем, глупыш, оказывается, не знал собственную любовницу.
Сразу же после того, как Жавиго сообщил мне о твоем отказе, я вернулась в Ла-Пас. И решилась на аборт. Не думая о себе. В голове билась одна-единственная мысль: обеспечить малышу достойную жизнь в одиночку я не смогу. Даже если останусь жива А плодить нищету – аморально.
Да, я не удержалась и позвонила тебе еще однажды. Чтобы последний раз сказать, как тебя люблю. Увы, связь была очень плохой, и я даже не знаю, разобрал ли ты мои слова.
Закончив письмо, попрошу отправить его с курьерской доставкой. Расплачусь твоим единственным подарком, который у меня остается, – оберегом.
Прости, что пишу на домашний адрес – рассчитываю на тактичность твоей супруги. Вы ведь, помню по твоим скупым словам, друг другу полностью доверяете, и она не позволит себе вскрыть конверт, адресованный тебе.
Если вдруг захочешь меня увидеть, не пытайся. Дома меня не найдешь. Я лежу на тростниковой циновке в хижине из дерновых блоков без единого окошка в квартале, где живут знахари племени кольяуайа (за старым собором святого Франциска). Плошка с жиром ламы дает совсем немного света. Впрочем, может, это и лучше. Ибо мне кажется, что в темноте я вижу тебя. Впрочем, не исключаю, что это уже бред…
Дело в том, что аборт мне старуха сделала неудачно. Да ещё роковая болезнь. Во всяком случае, я истекаю кровью, и, чувствую, как во мне постепенно угасает жизнь.
Кстати, я видела твой "Сиг", когда сразу после аборта, имея еще силы, выходила за конвертом. Боясь, что ты меня тоже можешь случайно засечь, быстро юркнула в ближайший переулок.
Когда ты будешь читать письмо, меня, скорее всего, уже не будет во "внутреннем мире", населенном людьми. Огромные черные псы по тонкому волосяному мосту, переброшенному через страшную пропасть, переведут "крошку Элен" (ты еще не забыл, что называл меня и так?) в землю немых1. Где я увижу Копье света, Луч солнца и Млечный путь.
Прощай, любимый! Прощай навсегда! Мы с тобою, если будет угодно Виракоча,2 увидимся теперь уже в "верхнем мире". Где все прекрасно, нет зла и царит любовь. Я благодарна богам, что ты у меня был.
Прощай! Навеки твоя Элен".
Господи, что же это такое?!
Действующий на нервы писк мобильного телефона. Кому там еще он срочно понадобился?! Пребывая в состоянии прострации, машинально вытащил пластмассовую коробочку из кармана, нажал кнопку. Плохо соображая, пробежал глазами текст SMS-ки: "Старик! Не могу с тобой связаться – опять барахлит, будь она неладна, связь. А поскольку ненаглядная газета настоятельно требует моего отсутствия – до завтрашнего полудня – прими, на всякий случай, к сведению, что, согласно окончательно проверенным данным, в неблаговидных делишках Жавиго никогда замешан не был. На него ловко "перевел стрелки" НЕКИЙ МЕРЗАВЕЦ. Подробности – при завтрашней (это уже железно!) встрече. Заказывай столик! Адью. Нулти".
XXXII
В дверь позвонили и одновременно забарабанили (когда он успел ее захлопнуть?) увесистыми кулачищами. Крид тенью метнулся в прихожую, чтобы открыть. Инстинктивно отвел взор в сторону. Дабы не смотреть на лежащую, с неестественно подогнутыми коленями, у Марон.
И увидел пистолет. Откуда он? Чей? Грабители, что ли, к ним ворвались?!
Несчастный, какие грабители?! Это же твой пистолет. И супругу прикончил ты!
Наклонился, поднял оружие. Потрогал ствол, еще хранящий тепло сумасшедшего выстрела. Надо сдать его полицейским, в квартиру ломятся наверняка они.
Откуда этот туман? Так плохо видно дверь! Будто слепой, шагнул вперед, протягивая руку с пистолетом к фиксатору замка. В этот момент дверь с треском упала на пол, накрыв собою Марон. "Ничего, ей уже не больно", – успел подумать Крид прежде чем услышал окрик-требование:
– Брось оружие!
– Возьмите! – вытянул вперед руку.
Сильнейший удар в грудь бросил его на лежащую на полу дверь.
Искреннее недоумение "Того, кто таков это чертов Боб Сентон, я так никогда и не узнаю!" стало его последней мыслью…
– Ненормальный! – заключил страж закона, первым переступивший порог квартиры. – Это же надо додуматься – направить ствол на полицейского!
– Точно в сердце! – констатировал другой, склонившийся над Кридом. – Врач бедняге уже не понадобится! Постой, постой! Ничего себе! Там под дверью, кажется, еще один жмурик. А ну, помоги мне сдвинуть этого придурка немного в сторону!
– Так и есть – женщина!
– Кстати, а ты явно поспешил уложить парня…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мне показалось, что стрелять он не собирался. Просто хотел отдать револьвер, жегший ему ладонь.
– Стволом вперед и наставляя его мне в грудь?
– Вряд ли рядовой гражданин искушен в тонкостях поведения при задержании полицией. Кстати, ты обратил внимание, что его палец на спусковом крючке не лежал? Более того, кисть не была изготовлена к прицельной стрельбе.
– Считаешь, в такой ситуации мне было до всех этих тонкостей? Мы же не в картинную галерею взломали дверь. А в квартиру, где, по заявлению соседей, стреляли. Да и действовал я строго по инструкции: четко и громко подал команду бросить оружие. Именно бросить, а не передать мне.
К тому же, если бы этот ковбой выстрелил случайно, мой труп от этого вряд был бы менее холодным и мертвым.
– Ладно, звони в участок! Пусть присылают экспертов! И заодно – ПРИГЛАСИ ПОНЯТЫХ!
ХXXIII
– Отпечатки пальцев убитых взяты, пуля, прошившая женщину насквозь, на баллистическую экспертизу отправлена, необходимые снимки сделаны. Сержант Сонбор заканчивает опрашивать свидетелей. Он же опечатает квартиру. Мы по горячим следам мчимся в морг. Хотя, на мой взгляд, в данной ситуации вскрытие – пустая формальность.
– Отправляйтесь! Мы с Юве тут все закончим сами, – комиссар кивнул головой в сторону полицейского, выстрелившего в Крида.
Следом утиным выводком на выход потянулись и понятые.
– Давненько нам не приходилось выезжать на столь кровавую семейную разборку, – нарушил молчание полицейский. – И что за муха его укусила?
– На этот вопрос ответит следствие. Но, скорее всего, ревность.
– Думаете, был повод?
– Было бы желание, повод всегда найдется! – философски изрек и не такое видавший в жизни комиссар.
– Судя по письму, – изменил тему разговора подчиненный, – эта Элен его любила.
– Кстати, вы не забыли внести его в перечень вещественных доказательств?
– Нет, шеф! Инструкцию соблюли свято.
– Ну, и отлично! А та девушка, Элен, на мой взгляд, обладает тонкой, я бы сказал, в чем-то даже поэтичной душой.
– Собственно, – добавил полицейский, – о супруге никто из соседей – почти невероятный случай! – тоже слова плохого не обронил. И жили они, если верить свидетелям, дружно.
Ответить комиссар не успел. Юве, поднявшийся со стула, чтобы немного размять ноги, и сделавший несколько шагов по квартире, вдруг воскликнул:
– Шеф, по-моему, наши эксперты в очередной раз опарафинились!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что они проглядели еще одно письмо!
– Где оно?
– Да вон краешек выглядывает из-под жалюзи! – заключил Юве торжествующим голосом: пусть синьоры из технического отдела не очень задирают свой нос перед ним и его товарищами.
– Кровь уже немного подсохла! – заключил старший по званию. – Доставай, чего уставился?
Юве осторожно, будто боясь змеиного укуса, вытянул конверт.
