Текст книги "Полная история государства Российского в одном томе"

Автор книги: Николай Карамзин

С того времени Государь в подписи своих грамот начал означать лета Казанского и Астраханского завоеваний, коих эпоха есть без сомнения самая блестящая в нашей истории средних веков. Громкое имя покорителя Царств дало Иоанну, в глазах россиян-современников, беспримерное величие и возвысило их государственное достоинство, пленяя честолюбие, питая гордость народную, удивительную для иноземцев, которые не понимали ее причины, ибо видели только гражданские недостатки наши в сравнении с другими Европейскими народами и не сравнивали России Василия Темного с Россиею Иоанна IV: первый имел только 1500 воинов для ее защиты, а второй взял чуждое Царство отрядом легкого войска, не трогая своих главных полков. Между сими происшествиями минуло едва столетие, и народ мог естественно возгордиться столь быстрыми шагами к величию. Не только иноземцы, но и мы сами не оценим справедливо государственных успехов древней России, если не вникнем в обстоятельства тех времен, не поставим себя на месте предков и не будем смотреть их глазами на вещи и деяния, без обманчивого соображения с новейшими временами, когда все изменилось, умножились средства, прозябли семена и насаждения. Великие усилия рождают великое: а в творениях государственных начало едва ли не труднее совершения.

Кроме славы и блеска, Россия, примкнув свои владения к морю Каспийскому, открыла для себя новые источники богатства и силы; ее торговля и политическое влияние распространились. Звук оружия изгнал чужеземных купцев из Астрахани: спокойствие и тишина возвратили их. Они приехали из Шамахи, Дербента, Шавкала, Тюмени, Хивы, Сарайчика со всякими товарами, весьма охотно платя в Государеву казну уставленную пошлину. Цари Хивинский и Бухарский прислали своих знатных людей в Москву с дарами, желая благоволения Иоаннова и свободной торговли в России. Земля Шавкалская, Тюменская, Грузинская хотели быть в нашем подданстве. Князья Черкесские, присягнув Государю в верности, требовали, чтобы он помог им воевать Султанские владения и Тавриду. Иоанн ответствовал, что Султан в мире с Россиею, но что мы всеми силами будем оборонять их от Хана Девлет-Гирея. Вера Спасителева, насажденная между Черным и Каспийским морем в самые древние времена Империи Византийской, еще не совсем угасла в сих странах; оставались ее темные предания и некоторые обряды: известность и могущество России оживили там память Христианства и любовь к оному. Князья крестили детей своих в Москве, отдавали их на воспитание Царю, – некоторые сами крестились. Сын Князя Сибока, Кудадек-Александр, и Темрюков, Салтанук-Михаил, учились грамоте во дворце Кремлевском вместе с Сююнбекиным сыном. – Признательный к усердию союзных с нами Ногаев, Государь позволил им кочевать в зимнее время близ самой Астрахани: они мирно и спокойно в ней торговали. Князь Исмаил, убив своего брата, Юсуфа, писал к Иоанну из городка Сарайчика: «Врага твоего уже нет на свете; племянники и дети мои единодушно дали мне поводы узд своих: я властвую надо всеми Улусами». Он советовал россиянам основать крепость на Переволоке, а другую на Иргизе (в нынешней Саратовской губернии), где скитались некоторые беглые Ногайские Мурзы, не хотевшие ему повиноваться и быть нам друзьями. Утверждая приязнь дарами и ласками, Государь однако ж не дозволял Исмаилу в шертных грамотах называться ни отцом его, ни братом, считая то унизительным для Российского Монарха.

Слух о наших завоеваниях проник и в отдаленную Сибирь, коей имя, означая тогда единственно среднюю часть нынешней Тобольской Губернии, было давно известно и Москве от наших Югорских и Пермских данников. Там господствовали Князья Могольские, потомки Батыева брата Сибана, или Шибана. Вероятно, что они и прежде имели сношения с Россиею и даже признали себя в некоторой зависимости от сильного его Царя: Иоанн уже в 1554 году именовался в грамотах Властителем Сибири; но летописи молчат о том до 1555 года: в сие время Князь Сибирский Едигер прислал двух чиновников в Москву поздравил Государя со взятием Казани и Астрахани. Дело шло не об одной учтивости: Едигер вызвался платить дань России с условием, чтобы мы утвердили спокойствие и безопасность его земли. Государь уверил Послов в своей милости, взял с них клятву в верности и дал им жалованную грамоту. Они сказали, что в Сибири 30700 жителей: Едигер хотел с каждого человека давать нам ежегодно по соболю и белке. Сын Боярский, Дмитрий Куров, поехал в Сибирь, чтобы обязать присягою Князя и народ; возвратился в конце 1556 года с новым Послом Едигеровым и, вместо обещанных тридцати тысяч, привез только 700 соболей. Едигер писал, что земля его, разоренная Шибанским Царевичем, не может дать более; но Куров говорил противное, и Царь велел заключить Посла Сибирского. Наконец, в 1558 году, Едигер доставил в Москву дань полную, с уверением, что будет впредь исправным плательщиком. – Таким образом Россия открыла себе путь к неизмеримым приобретениям на севере Азии, неизвестном дотоле ни Историкам, ни Географам образованной Европы.

Сие достопамятное время Иоаннова Царствования прославилось еще тесным союзом России с одною из знаменитейщих Держав Европейских, которая была вне ее политического горизонта, едва знала об ней по слуху и вдруг, нечаянно, нашла доступ к самым отдаленным, всех менее известным странам Государства Иоаннова, чтобы с великою выгодою для себя дать нам новые средства обогащения, новые способы гражданского образования. Еще Англия не была тогда первостепенною морскою Державою, но уже стремилась к сей цели, соревнуя Испании, Португалии, Венеции и Генуе; хотела проложить путь в Китай, в Индию Ледовитым морем, и весною в 1553 году, в Царствование юного Эдуарда VI, послала три корабля в океан Северный. Начальниками их были Гуг Виллоби и капитан Ченселер. Разлученные бурею, сии корабли уже не могли соединиться: два из них погибли у берегов Российской Лапландии в пристани Арцине, где Гуг Виллоби замерз со всеми людьми своими: зимою в 1554 году рыбаки Лапландские нашли его мертвого, сидящего в шалаше за своим журналом. Но капитан Ченселер благополучно доплыл до Белого моря; 24 августа 1553 года вошел в Двинский залив и пристал к берегу, где был тогда монастырь Св. Николая и где после основан город Архангельск. Англичане увидели людей, изумленных явлением большого корабля; сведали от них, что сей берег есть Российский; сказали, что имеют от Короля Английского письмо к Царю и желают завести с нами торговлю. Дав им съестные припасы, начальники Двинской земли немедленно отправили гонца к Иоанну, который тотчас понял важность сего случая, благоприятного для успехов нашей торговли, – велел Ченселеру быть в Москву и доставил ему все возможные удобности в пути. Представленные Государю, Англичане с удивлением видели, по их словам, беспримерное велелепие его двора: ряды красивых чиновников, круг сановитых Бояр в златых одеждах, блестящий трон и на нем юного Самодержца в блистательной короне, окруженного величием и безмолвием. Ченселер подал следующую грамоту Эдуардову, писанную на разных языках ко всем северным и восточным Государям:

«Эдуард VI вам, Цари, Князья, Властители, Судии Земли, во всех странах под солнцем, желает мира, спокойствия, чести, вам и странам вашим! Господь всемогущий даровал человеку сердце дружелюбное, да благотворит ближним и в особенности странникам, которые, приезжая к нам из мест отдаленных, ясно доказывают тем превосходную любовь свою к братскому общежитию. Так думали отцы наши, всегда гостеприимные, всегда ласковые к иноземцам, требующим покровительства. Все люди имеют право на гостеприимство, но еще более купцы, презирая опасности и труды, оставляя за собою моря и пустыни, для того, чтобы благословенными плодами земли своей обогатить страны дальние и взаимно обогатиться их произведениями: ибо Господь вселенной рассеял дары его благости, чтобы народы имели нужду друг в друге и чтобы взаимными услугами утверждалась приязнь между людьми. С сим намерением некоторые из наших подданных предприяли дальнее путешествие морем и требовали от нас согласия. Исполняя их желание, мы позволили мужу достойному, Гугу Виллоби и товарищам его, нашим верным слугам, ехать в страны, доныне неизвестные, и меняться с ними избытком: брать, чего не имеем, и давать, чем изобилуем, для обоюдной пользы и дружества. Итак, молим вас, Цари, Князья, Властители, чтобы вы свободно пропустили сих людей чрез свои земли: ибо они не коснутся ничего без вашего дозволения. Не забудьте человечества. Великодушно помогите им в нужде и приимите от них, чем могут вознаградить вас. Поступите с ними, как хотите, чтобы мы поступили с вашими слугами, если они когда-нибудь к нам заедут. А мы клянемся Богом, Господом всего сущего на небесах, на земле и в море, клянемся жизнию и благом нашего Царства, что всякого из ваших подданных встретим как единоплеменника и друга, из благодарности за любовь, которую окажете нашим. За сим молим Бога Вседержителя, да сподобит вас земного долголетия и мира вечного. Дано в Лондоне, нашей столице, в лето от сотворения мира 5517, Царствования нашего в 7».

Англичане, принятые милостиво, обедали у Государя в Золотой палате и с новым изумлением видели пышность Царскую. Гости, числом более ста, ели и пили из золотых сосудов; одежда ста пятидесяти слуг также сияла золотом. – После сего Ченселер имел переговоры с Боярами и был весьма доволен оными. Его немедленно отпустили назад (в феврале 1554 года) с ответом Иоанновым. Царь писал к Эдуарду, что он, искренно желая быть с ним в дружбе, согласно с учением Веры Христианской, с правилами истинной науки государственной и с лучшим его разумением, готов сделать все ему угодное; что, приняв ласково Ченселера. так же примет и Гуга Виллоби, если сей последний будет у нас; что дружба, защита, свобода и безопасность ожидают Английских Послов и купцев в России. – Эдуарда не стало: Мария царствовала в Англии, – и Ченселер, вручив ей Иоаннову грамоту с Немецким переводом, произвел своими вестями живейшую радость в Лондоне. Все говорили о России как о вновь открытой земле; хотели знать ее любопытную Историю, Географию, и немедленно составилось общество купцев для торговли с нею. В 1555 году Ченселер вторично отправился к нам на двух кораблях с поверенными сего общества, Греем и Киллингвортом, чтобы заключить торжественный договор с Царем, коему Мария и супруг ее, Филипп, письменно изъявили благодарность в самых сильных выражениях. Иоанн с новою милостию принял Ченселера и его товарищей в Москве; обедая с ними, обыкновенно сажал их перед собою; говорил ласково и называл Королеву Марию любезнейшею сестрою. Учредили особенный совет для рассмотрения прав и вольностей, коих требовали Англичане: в нем присутствовали и купцы Московские. Положили, что главная мена товаров будет в Колмогорах, осенью и зимою: что цепы остаются произвольными, но что всякие обманы в купле судятся как уголовное преступление. Иоанн дал наконец торговую жалованную грамоту Англичанам, уставив в ней что они могут свободно купечествовать во всех городах России, без всякого стеснения и не платя никакой пошлины – везде жить, иметь домы, лавки – нанимать слуг, работников и брать с них присягу в верности; что за всякую вину ответствует только виновный, а не общество; что Государь, как законный судия, имеет право отнять у преступника честь и жизнь, но не касается имения; что они изберут старейшину для разбора ссор и тяжб между ими; что Наместники Государевы обязаны деятельно помогать ему в случае нужды для усмирения ослушных и давать орудия казни; что нельзя взять Англичанина под стражу, если старейшина объявит себя его порукою; что правительство немедленно удовлетворяет их жалобам на россиян и строго казнит обидчиков. – Главными из товаров, привезенных Англичанами в Россию, были сукна и сахар. Купцы наши предлагали им 12 рублей (или гиней) за половинку сукна и 4 алтына (или шиллинга) за фунт сахару; но сия цена казалась для них низкою.

С того времени пристань Св. Николая – где кроме бедного уединенного монастыря было пять или шесть домиков – оживилась и сделалась важным торговым местом. Англичане построили там особенный красивый дом, а в Колмогорах несколько обширных дворов для складки товаров. Им дали землю, огороды, луга. – Между тем, надеясь открыть путь чрез Ледовитое море в Китай, капитан их, Стефан Борро, от устья Двины доходил до Новой Земли и Вайгача, но, устрашенный бурями и ледяными громадами, в исходе августа месяца возвратился в Колмогоры.

В 1556 году Ченселер отплыл в Англию с четырьмя богато нагруженными кораблями и с Посланником Государевым, Иосифом Непеею Вологжанином. Счастие, дотоле всегда благоприятное сему искусному мореплавателю, изменило ему: буря рассеяла его корабли; только один из них вошел в пристань Лондонскую. Сам Ченселер утонул близ Шотландских берегов; спасли только Посланника Иоаннова, который, лишась всего, был осыпан в Лондоне дарами и ласками. Знатные Сановники Государственные и сто сорок купцев со множеством слуг, все на прекрасных лошадях, в богатой одежде, выехали к нему навстречу. Он сел на коня, великолепно украшенного, и, окруженный старейшинами купечества, въехал в город. Любопытные жители Лондонские теснились в улицах, приветствуя Посланника громкими восклицаниями. Ему отвели один из лучших домов, где богатство уборов отвечало роскоши ежедневного угощения; угадывали, предупреждали всякое желание гостя; то звали его на пиры, то водили обозревать все достопамятности Лондона, дворцы, храм Св. Павла, Вестминстер, крепость, Ратушу. Принятый Мариею, с отменным благоволением, Непея в торжественный день Ордена Подвязки сидел в церкви на возвышенном месте близ Королевы. Нигде не оказывалось такой чести Русскому имени. Сей незнатный, но достойный представитель Иоаннова лица умел заслужить весьма лестный отзыв Английских министров: они донесли Королеве, что его ум в делах равняется с его благородною важностию в поступках. Вместе с грамотою Царскою вручив Марии и Филиппу несколько соболей, Непея сказал, что богатейшие дары Иоанновы во время Ченселерова кораблекрушения были расхищены Шотландцами. Королева послала к Царю самые лучшие произведения Английских суконных фабрик, блестящий доспех, льва и львицу; а старейшины Российского торгового общества, в последний раз великолепно угостив Непею в зале Лондонских суконников, объявили, что не двор, не казна, но их общество взяло на себя все издержки, коих требовало его пребывание в Англии, и что они сделали то с живейшим удовольствием, в знак своей добросердечной, ревностной, нежной дружбы к нему и к России. Он получил от них в дар золотую цепь во сто фунтов стерлингов и пять драгоценных сосудов; возвратился на Английском корабле в сентябре 1557 года и привез в Москву ремесленников, рудокопов и медиков, в числе коих был искусный доктор Стендиш. Так Россия пользовалась всяким случаем заимствовать от иноземцев нужнейшее для ее гражданского образования.

С удовольствием читая ласковые письма Марии и Филиппа, которые именовали его в оных Великим Императором, слыша от Непеи, сколько чести и приязни оказали ему в Лондоне и двор и народ, Иоанн обходился с Англичанами как с любезнейшими гостями России, велел отвести им домы во всех торговых городах, в Вологде, в Москве и лично приветствовал их столь милостиво, что они не могли без чувства живейшей благодарности писать о том к своим Лондонским знакомцам. Главный начальник Английских кораблей, прибывших в 1557 году к устью Двины, Антоний Дженкисон, ездил из Москвы в Астрахань, чтобы завести торговлю с Персиею: изъявляя совершенную доверенность к видам Лондонского купечества, Государь обещал доставить оному все способы для сего дальнего перевоза товаров. – Одним словом, связь наша с Британиею, основываясь на взаимных выгодах без всякого опасного совместничества в Политике, имела какой-то особенный характер искренности и дружелюбия, служила доказательством мудрости Царя и придала новый блеск его царствованию. – Открытием Англичан немедленно воспользовались и другие купцы Европейские: из Голландии, из Брабанта начали приходить корабли к северным берегам России и торговать с нею в Корельском устье: что продолжалось от 1555 до 1557 года.

Сии достопамятные происшествия были не единственным предметом Иоанновой деятельности. Усмиряя Казань, покоряя Астрахань, возлагая дань на Сибирь, распространяя власть свою до Персии, а торговлю до Самарканда, Шельды и Темзы, Россия воевала и с Ханом Девлет-Гиреем, и с Швециею, и с Ливониею, неусыпно наблюдая Литву.

Совершенное падение Казанского Царства приводило в ужас Тавриду: Девлет-Гирей, кипя злобою, хотел бы поглотить Россию; но чувствовал нашу силу, ждал времени, манил Иоанна мирными обещаниями и грозил нападением. В 1553 году Царь стоял с полками в Коломне; ожидая Хана; но Хан прислал в Москву грамоту шертную: соглашаясь быть нам другом, он требовал богатых даров и называл Иоанна только Великим Князем. Государь писал ему в ответ, что мы не покупаем дружбы, и скромно известил его о взятии Астрахани. Тогда некоторые из Думных Советников предлагали Государю довершить великое дело славы, безопасности, благоденствия нашего завоеванием последнего Царства Батыева; и если бы он исполнил их совет, то предупредил бы двумя веками знаменитое дело Екатерины Второй: ибо вероятно, что Крым не мог бы противиться усилиям России, которая уже стояла пятою на двух, лежащих пред нею Царствах, и смотрела на третий как на лестную добычу: двести тысяч победителей готовы были ударить на гнездо хищников, способных более к разбоям, нежели к войне оборонительной. Есть время для завоеваний: оно проходит и долго не возвращается. Но сия мысль казалась еще дерзкою: путь к Крыму еще не был Знаком войску; степи, даль, трудность продовольствия устрашали. Сверх того Иоанн опасался раздражить Султана, верховного властителя Тавриды, с коим мы находились в дружественных сношениях: возбуждая против нас Князей Ногайских, он таил свою неприязнь и в знак уважения писал золотыми буквами к Иоанну, именовал его Царем счастливым и Правителем мудрым, напоминал ему о старой любви и присылал в Москву купцев за товарами. Еще и другая мысль склоняла Государя щадить Тавриду: он надеялся, подобно своему деду, употреблять ее Ханов в орудие нашей Политики, чтобы вредить или угрожать Литве. Уже опыты доказывали ненадежность сего орудия; но мы хотели новых опытов, чтобы удостовериться в необходимости истребления варваров, и оставили в их руке огнь и меч на Россию!

Видя ложь, обманы Девлет-Гирея и сведав, что он идет воевать землю Пятигорских Черкесов, наших друзей, Государь (в июне 1555 года) послал Воеводу Ивана Шереметева из Белева Муравскою дорогою с тринадцатью тысячами Детей Боярских, стрельцов и Козаков в Мамаевы луга, к Перекопи, чтобы отогнать стада Ханские. Но Девлет-Гирей от Изюмского кургана своротил влево и вдруг устремился к пределам России, имея тысяч шестьдесят войска. Шереметев, находясь близ Святых гор и Донца, открыл сие движение неприятеля, уведомил Государя и пошел вслед за Ханом к Туле. Сам Иоанн немедленно выступил из Москвы с Князем Владимиром Андреевичем, Царем Казанским Симеоном, со всеми Воеводами и детьми Боярскими; уже не хотел, как бывало в старину, ждать Крымцев на Оке, но спешил встретить их далее в поле. Девлет-Гирей был между– двумя войсками и не знал того. Нескромность Дьяков Государевых спасла его от гибели: они писали из Москвы к Наместникам украинским, что Хан в сетях; что спереди Царь, сзади Шереметев в одно время стиснут, истребят неприятеля. Наместники разгласили счастливую весть, которая дошла и до Хана чрез жителей, захваченных Крымцами. В ужасе он решился бежать. Между тем мужественный, деятельный Шереметев взял обоз Девлет-Гиреев, 60000 коней, 200 аргамаков, 180 вельблюдов; отправил сию добычу во Мценск, в Рязань; остался только с семью тысячами воинов; во 150 верстах от Тулы, на Судбищах, встретил всю неприятельскую силу и не уклонился от битвы: сломил Передовой полк, отнял знамя Ширинских Князей и ночевал на месте сражения. К Хану привели двух пленников: их пытали; один молчал, а другой не вынес мук и сказал ему о малом числе россиян. Опасаясь нашего главного войска, но стыдясь уступить победу горсти отважных витязей, Девлет-Гирей утром возобновил нападение всеми полками. Бились часов восемь, и россияне несколько раз видели тыл неприятеля; одни Янычары Султановы стояли крепко, берегли Хана и снаряд огнестрельный. К несчастию, Герой Шереметев был ранен: другие Воеводы не имели его духа; – усилия наши ослабели, а неприятель удвоил свои. россияне смешались; искали спасения в бегстве. Тут мужественные чиновники, Алексей Басманов и Стефан Сидоров, ударили в бубны, затрубили в трубы, остановили бегущих и засели с двумя тысячами в буераке: Хан трижды приступал, не мог одолеть их и, боясь терять время, на закате солнца ушел в степи.

Государь приближался к Туле, когда донесли ему, что Шереметев разбит и что Хан будто бы идет к Москве с несметною силою. Люди боязливые советовали Царю идти назад за Оку, а смелые – вперед: он послушался смелых и вступил в Тулу, куда прибыли Шереметев, Басманов, Сидоров с остатком своих воинов. Узнав, что Хан спешит к пределам Тавриды и что нельзя догнать его, Иоанн возвратился в Москву. Он милостиво наградил всех усердных сподвижников Шереметева, не победителей, но ознаменованных славою отчаянной битвы. Многие из них умерли от ран, и в том числе храбрый Воевода Сидоров, уязвленный пулею и копьем: отслужив Царю, он скинул с себя обагренный кровию доспех и скончался в мантии Схимника.

В сие время Иоанн должен был обратить внимание на Швецию. Густав Ваза, с беспокойством видя возрастающее могущество России, старался тайно вредить ей: сносился с Королем Польским, с Ливониею, с Герцогом Прусским, с Даниею, чтоб общим усилием Северных Держав противиться опасному Иоаннову властолюбию; и, встревоженный нашею выгодною торговлею с Англичанами, убеждал Королеву Марию запретить оную как несогласную с благосостоянием Швеции и дающую новые средства избытка, новую силу естественным врагам ее. Несмотря на то, ни Густав, ни Царь не хотел кровопролития: первый чувствовал слабость свою, а последний не имел никаких видов на завоевания в Швеции. Но споры о неясных границах произвели войну. Ссылаясь на старый договор Короля Магнуса с Новогородцами, россияне считали реки Саю и Сестрь пределом обеих держав: Шведы выходили за сей рубеж; ловили рыбу, косили сено, пахали землю в наших владениях; именовали Сестрею совсем иную реку и не слушали никаких возражений. россияне жгли их нивы, а Шведы жгли наши села, умертвив несколько Боярских Детей и посадив одного из них на кол: отняли у нас также несколько погостов в Лапландии и хотели разорить там уединенный монастырь Св. Николая на Печенге, против Варгава. Новогородский Наместник, Князь Димитрий Палецкий, отправил к Королю Густаву сановника Никиту Кузмина: его задержали в Стокгольме как лазутчика по ложному донесению Выборгского начальника, и Густав не дал ответа Князю Палецкому, желая объясниться письменно с самим Царем. Жители новогородской области вооруженною рукою заняли некоторые спорные места: Шведы побили их наголову. Еще с обеих сторон предлагали дружелюбно исследовать взаимные неудовольствия; назначили время и место для съезда поверенных: Шведские не явились. Государь велел Князю Ногтеву и Воеводам Новогородским защитить границу; а Густав, опасаясь нападения, сам прибыл в Финляндию единственно для обороны. Но Адмирал его, Иоанн Багге, пылая ревностию отличить себя подвигом славы, убеждал Короля предупредить нас; ответствовал ему за успех; донес, что слух носится о внезапной кончине Царя; что Россия в смятении; что он надеется собрать двадцать тысяч воинов и проникнуть с ними в средину ее владений. Старец Густав, им обольщенный, согласился действовать наступательно; а Багге немедленно осадил Нотебург, или Орешек, с конницею, пехотою, со многими вооруженными судами: громил стены из пушек и жег наши селения. россияне взяли меры: крепость оборонялась сильно; с одной стороны Князь Ногтев, с другой Дворецкий Симеон Шереметев теснили неприятеля, разбивали его отряды, хватали кормовщиков, брали суда. Настала осень, и Багге, потеряв немало людей в течение месяца, возвратился в Финляндию, хвалясь единственно тем, что россияне не могли преградить ему пути и что он везде мужественно отражал их.

Зимою собралося многочисленное войско в Новегороде; а Царь оказывал еще миролюбие: Воеводы Московские писали к Королю, что он, бессовестно нарушив перемирие, будет виновником ужасного кровопролития, если в течение двух недель сам не выедет к ним на границу или не пришлет Вельмож для рассмотрения обоюдных неудовольствий и для казни обидчиков. Вместо Густава ответствовали Выборгские чиновники, что адмирал Багге начал войну без Королевского повеления; что Шведы, доказав россиянам свое мужество, готовы возобновить старую дружбу с ними. Но сей ответ казался неудовлетворительным: Воеводы, Князья Петр Щенятев и Дмитрий Палецкий, с Астраханским Царевичем Кайбулою вступили в Финляндию: взяли в оставленном Шведами городке Кивене семь пушек, сожгли его и за пять верст от Выборга встретили неприятеля, который, смяв их передовые отряды, расположился на горе. Место давало ему выгоду: Иоанновы искусные Воеводы обошли его, напали с тылу, – решили победу и пленили знатнейших сановников Королевских. Шведы заключились в Выборге: три дни стреляв по городу, россияне не могли сбить крепких стен; опустошили берега Воксы, разорили Нейшлот и вывели множество пленников. Летописец говорит, что они продавали человека за гривну, а девку за пять алтын. – Иоанн был доволен Воеводами; послал в дар Ногайскому Князю Исмаилу несколько Шведских доспехов и писал к нему: «Вот новые трофеи России! Король Немецкий сгрубил нам: мы побили его людей, взяли города, истребили селения. Так казним врагов: будь нам другом!»

[1557 г.] Густав, от самой юности пример благоразумия между Венценосцами, ибо умел быть Героем без воинского славолюбия, и великодушно избавив отечество от иноземного тирана, хотел всегда мира, тишины, благоденствия – Густав на старости мог винить себя в ошибке легкомыслия: видел, что Швеция без союзников не в силах бороться с Россиею, и прислал сановника Канута в Москву. Он писал к Иоанну учтиво, дружелюбно, требуя мира, обвиняя бывшего Новогородского Наместника, Князя Палецкого (тогда смененного), и доказывая, что не Шведы, а россияне начали войну. Канут представил дары Густавовы: десять Шведских лисиц, и хотя был Посланником недруга, однако ж имел честь обедать с Государем, ибо сей недруг уже просил мира. Ответствуя Густаву, Царь не соглашался с ним в причинах войны, но соглашался в желании прекратить ее. «Твои люди, – писал он, – делали ужасные неистовства в Корельской земле нашей: не только жгли, убивали, но и ругались над церквами, снимали кресты, колокола, иконы. Жители Новогородские требовали от меня Больших полков, Московских, Татарских, Черемисских и других; Воеводы мои пылали нетерпением идти к Абову, к Стокгольму: мы удержали их, ибо не любим кровопролития. Все зло произошло оттого, что ты по своей гордости не хотел сноситься с Новогородскими Наместниками, знаменитыми Боярами великого Царства. Если не знаешь, каков Новгород, то спроси у своих купцов: они скажут тебе, что его пригороды более твоего Стокгольма. Оставь надменность, и будем друзьями». Густав оставил ее: Послы его, Советник Государственный Стен Эриксон, Архиепископ Упсальский Лаврентий, Епископ Абовский Михаил Агрикола и Королевский Печатник Олоф Ларсон в феврале 1557 года приехали в Москву на 150 подводах, жили на дворе Литовском как бы в заключении, не могли никого видеть, кроме Царских чиновников, поднесли Иоанну серебряный кубок с часами, обедали у него в Грановитой палате и должны были принять все условия, им объявленные. О рубеже не спорили: возобновили старый; но Послы долго требовали, чтобы мы освободили безденежно всех пленников Шведских и чтобы Король имел дело единственно с Царем. Бояре отвечали: «1) Вы, как виновные, обязаны без выкупа отпустить россиян, купцов и других, вами захваченных; а мы, как правые, дозволяем вам выкупить Шведских пленников, у кого их найдете, если они не приняли нашей веры. 2) Не бесчестие, а честь Королю иметь дело с Новогородскими Наместниками. Знаете ли, кто они? Дети или внучата Государей Литовских, Казанских или Российских. Нынешний Наместник, Князь Глинский, есть племянник Михаила Львовича Глинского, столь знаменитого и славного в землях Немецких. Скажем вам также не в укор, но единственно в рассуд: кто Государь ваш? Венценосец, правда; но давно ли еще торговал волами? И в самом великом Монархе смирение лучше надменности». Послы уступили: за то Бояре, желая изъявить снисхождение, согласились не именовать Короля в договоре клятвопреступником! Написали в Москве перемирную грамоту на сорок лет и велели Новогородским Наместникам скрепить ее своими печатями. Между тем Послам оказывалась честь, какой ни отец, ни дед Иоаннов никогда не оказывал Шведским: их встречали и провожали во дворце знатные сановники; угощали на золоте, пышно и великолепно. Вместо дара Государь прислал к ним двадцать освобожденных Финляндских пленников. Историк Швеции рассказывает, что Иоанн желал слышать богословское прение Архиепископа Упсальского с нашим Митрополитом: выбрали для того Греческий язык; но Переводчик, не разумея смысла важнейших слов, толковал оные столь нелепо, что Государь велел прекратить сей разговор, в знак благоволения надев золотую цепь на грудь Архиепископа.

В сей кратковременной Шведской войне Король август и Магистр Ливонский естественно доброжелательствовали Густаву; обещались и помогать ему, но оставались спокойными зрителями. Первый только ходатайствовал за него в Москве, убеждая Иоанна не теснить Швеции, которая могла бы вместе с Польшею действовать против неверных. «Я не тесню никого, – писал Государь в ответ августу: – имею Царство обширное, которое от времен Рюрика до моего непрестанно увеличивается; завоевания не льстят меня, но стою за честь». Возобновив перемирие с Литвою до 1562 года, Иоанн соглашался заключить и вечный мир с нею, если август признает его Царем: но Король упрямился, ответствуя, что не любит новостей; что сей титул принадлежит одному Немецкому Императору и Султану. Бояре наши явили его Послам грамоты Папы Климента, Императора Максимилиана, Султановы, Государей Испанского, Шведского, Датского, которые именовали еще деда, отца Иоаннова Царем; явили и новейшую грамоту Королевы Английской: ничто не убедило августа. Казалось, что он страшился титула более, нежели силы Государя Российского. Иоанн торжественно уведомил его о завоевании Астрахани: Король изъявил ему благодарность и писал, что радуется его победам над неверными! Такое уверение было одною учтивостию; но разбои Хана Девлет-Гирея, не щадившего и Литвы, могли бы склонить сии два государства к искреннему союзу, если бы не встретились новые, важные противности в их выгодах.