Текст книги "Полная история государства Российского в одном томе"

Автор книги: Николай Карамзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 150 страниц)

А.И. Иванов. Подвиг молодого киевлянина при осаде Киева печенегами в 968 году

[964–966 г.] Сей Князь, возмужав, думал единственно о подвигах великодушной храбрости, пылал ревностию отличить себя делами и возобновить славу оружия Российского, столь счастливого при Олеге; собрал войско многочисленное и с нетерпением юного Героя летел в поле. Там суровою жизнию он укрепил себя для трудов воинских, не имел ни станов, ни обоза; питался кониною, мясом диких зверей и сам жарил его на углях; презирал хлад и ненастье северного климата; не знал шатра и спал под сводом неба: войлок подседельный служил ему вместо мягкого ложа, седло изголовьем. Каков был Военачальник, таковы и воины. – Древняя летопись сохранила для потомства еще прекрасную черту характера его: он не хотел пользоваться выгодами нечаянного нападения, но всегда заранее объявлял войну народам, повелевая сказать им: иду на вас! В сии времена общего варварства гордый Святослав соблюдал правила истинно Рыцарской чести.

Берега Оки, Дона и Волги были первым феатром его воинских, счастливых действий. Он покорил Вятичей, которые все еще признавали себя данниками Хана Козарского, и грозное свое оружие обратил против сего некогда столь могущественного Владетеля. Жестокая битва решила судьбу двух народов. Сам Каган предводительствовал войском: Святослав победил и взял Козарскую Белую Вежу, или Саркел, как именуют ее Византийские Историки, город на берегу Дона, укрепленный Греческим искусством. Летописец не сообщает нам о сей войне никаких дальнейших известий, сказывая только, что Святослав победил еще Ясов и Касогов: первые – вероятно, нынешние Оссы или Оссетинцы – будучи Аланского племени, обитали среди гор Кавказских, в Дагестане, и близ устья Волги; вторые суть Черкесы, коих страна в Х веке именовалась Касахиею: Оссетинцы и теперь называют их Касахами. – Тогда же, как надобно думать, завоевали россияне город Таматарху, или Фанагорию, и все владения Козарские на восточных берегах Азовского моря: ибо сия часть древнего Царства Воспорского, названная потом Княжеством Тмутороканским, была уже при Владимире, как мы увидим, собственностию России. Завоевание столь отдаленное кажется удивительным; но бурный дух Святослава веселился опасностями и трудами. От реки Дона проложив себе путь к Воспору Киммерийскому, сей Герой мог утвердить сообщение между областию Тмутороканскою и Киевом посредством Черного моря и Днепра. В Тавриде оставалась уже одна тень древнего могущества Каганов.

[967 г.] Неудовольствие Императора Никифора Фоки на Болгарского Царя Петра служило для Святослава поводом к новому и еще важнейшему завоеванию. Император, желая отмстить Болгарам за то, что они не хотели препятствовать Венграм в их частых впадениях в Грецию, велел Калокиру, сыну начальника Херсонского, ехать Послом в Киев, с обещанием великих даров мужественному Князю Российскому, ежели он пойдет воевать Болгарию. Святослав исполнил желание Никифора, взяв с Греков на вооружение несколько пуд золота, и с 60000 воинов явился в ладиях на Дунае. Тщетно Болгары хотели отразить их: россияне, обнажив мечи и закрываясь щитами, устремились на берег и смяли неприятелей. Города сдалися победителю. Царь Болгарский умер от горести. Удовлетворив мести Греков, богатый добычею, гордый славою, Князь Российский начал властвовать в древней Мизии; хотел еще, в знак благодарности, даров от Императора и жил весело в Болгарском Переяславце, не думая о том, что в самое сие время отечественная столица его была в опасности.

[968 г.] Печенеги напали на Россию, зная отсутствие храброго Князя, и приступили к самому Киеву, где затворилась Ольга с детьми Святослава. На другой стороне Днепра стоял Воевода Российский, именем Претич, с малочисленною дружиною, и не мог иметь с осажденными никакого сообщения. Изнемогая от голода и жажды, Киевляне были в отчаянии. Один смелый отрок вызвался уведомить Претича о бедственном их состоянии; вышел с уздою из города прямо в толпу неприятелей и, говоря языком Печенежским, спрашивал, кто видел его коня? Печенеги, воображая, что он их воин, дали ему дорогу. Отрок спешил к Днепру, сбросил с себя одежду и поплыл. Тут неприятели, узнав свою ошибку, начали стрелять в него; а россияне с другого берега выехали навстречу и взяли отрока в лодку. Слыша от сего посланного, что изнуренные Киевляне хотят на другой день сдаться, и боясь гнева Святославова, Воевода решился спасти хотя семейство Княжеское – и Печенеги на рассвете увидели лодки Российские, плывущие к их берегу с трубным звуком, на который обрадованные жители Киевские ответствовали громкими восклицаниями. Думая, что сам грозный Святослав идет на помощь к осажденным, неприятели рассеялись в ужасе, и Великая Княгиня Ольга могла, вместе со внуками, безопасно встретить своих избавителей за стенами города. Князь Печенежский увидел их малое число, но все еще не смел сразиться: требовал дружелюбного свидания с предводителем Российским и спросил у него, Князь ли он? Хитрый Воевода объявил себя начальником передовой дружины Святославовой, уверяя, что сей Герой со многочисленным войском идет вслед за ним. Обманутый Печенег предложил мир: они подали руку один другому и в знак союза обменялись оружием. Князь дал Воеводе саблю, стрелы и коня: Воевода Князю щит, броню и меч. Тогда Печенеги немедленно удалились от города.

Освобожденные Киевляне отправили гонца к Святославу сказать ему, что он для завоевания чуждых земель жертвует собственною; что свирепые враги едва не взяли столицы и семейства его; что отсутствие Государя и защитника может снова подвергнуть их той же опасности, и чтобы он сжалился над бедствием отечества, престарелой матери и юных детей своих. Тронутый Князь с великою поспешностию возвратился в Киев. Шум воинский, любезный его сердцу, не заглушил в нем нежной чувствительности сына и родителя: летопись говорит, что он с горячностию лобызал мать и детей, радуясь их спасению. – Дерзость Печенегов требовала мести: Святослав отразил их от пределов России и сею победою восстановил безопасность и тишину в отечестве.

[969 г.] Но мирное пребывание в Киеве скоро наскучило деятельному Князю. Страна завоеванная всегда кажется приятною завоевателю, и сердце Героя стремилось к берегам Дунайским. Собрав Бояр, он в присутствии Ольги сказал им, что ему веселее жить в Переяславце, нежели в Киеве: "ибо в столице Болгарской, как в средоточии, стекаются все драгоценности Искусства и Природы: Греки шлют туда золото, ткани, вино и плоды; Богемцы и Венгры серебро и коней; россияне меха, воск, мед и невольников". Огорченная мать ответствовала ему, что старость и болезнь не замедлят прекратить ее жизни. "Погреби меня, – сказала она, – и тогда иди, куда хочешь". Сии слова оказались пророчеством: Ольга на четвертый день скончалась. – Она запретила отправлять по себе языческую тризну и была погребена Христианским Священником на месте, ею самою для того избранном. Сын, внуки и благодарный народ оплакали ее кончину.

Предание нарекло Ольгу Хитрою, Церковь Святою, История Мудрою. Отмстив Древлянам, она умела соблюсти тишину в стране своей и мир с чуждыми до совершенного возраста Святославова; с деятельностию великого мужа учреждала порядок в Государстве обширном и новом; не писала, может быть, законов, но давала уставы, самые простые и самые нужнейшие для людей в юности гражданских обществ. Великие Князья до времен Ольгиных воевали, она правила Государством. Уверенный в ее мудрости, Святослав и в мужеских летах своих оставлял ей, кажется, внутреннее правление, беспрестанно занимаясь войнами, которые удаляли его от столицы. – При Ольге Россия стала известной и в самых отдаленных странах Европы. Летописцы Немецкие говорят о Посольстве ее в Германию к Императору Оттону I. Может быть, Княгиня Российская, узнав о славе и победах Оттоновых, хотела, чтобы он также сведал о знаменитости ее народа, и предлагала ему дружественный союз чрез Послов своих. – Наконец, сделавшись ревностною Христианкою, Ольга – по выражению Нестора, денница и луна спасения – служила убедительным примером для Владимира и предуготовила торжество истинной Веры в нашем отечестве.

По кончине матери Святослав мог уже свободно исполнить свое безрассудное намерение: то есть перенести столицу Государства на берега Дунайские. Кроме самолюбивых мечтаний завоевателя, Болгария действительно могла нравиться ему своим теплым климатом, изобилием плодов и богатством деятельной, удобной торговли с Константинополем; вероятно также, что сие Государство, сопредельное с Империею, превосходило Россию и в гражданском образовании: но для таких выгод долженствовал ли он удалиться от своего отечества, где был, так сказать, корень его силы и могущества? По крайней мере Святославу надлежало бы овладеть прежде Бессарабиею, Молдавиею и Валахиею, то есть выгнать оттуда Печенегов, чтобы непрерывною цепию завоеваний соединить Болгарию с Российскими владениями. Но сей Князь излишно надеялся на счастие оружия и на грозное имя победителя Козаров.

[970 г.] Он поручил Киев сыну своему Ярополку, а другому сыну, Олегу, Древлянскую землю, где прежде властвовали ее собственные Князья. В то же время новогородцы, недовольные, может быть, властию Княжеских Наместников, прислали сказать Святославу, чтобы он дал им сына своего в Правители, и грозились в случае отказа избрать для себя особенного Князя: Ярополк и Олег не захотели принять власти над ними; но у Святослава был еще третий сын, Владимир, от ключницы Ольгиной, именем Малуши, дочери Любчанина Малька: новогородцы, по совету Добрыни, Малушина брата, избрали в Князья сего юношу, которому судьба назначила преобразить Россию. – Итак, Святослав первый ввел обыкновение давать сыновьямособенные Уделы: пример несчастный, бывший виною всех бедствий России.

Святослав, отпустив Владимира с Добрынею в Новгород, немедленно отправился в Болгарию, которую он считал уже своею областию, но где народ встретил его как неприятеля. Многочисленное войско собралось в Переяславце и напало на россиян. Долговременное кровопролитное сражение клонилось уже в пользу Болгаров; но воины Святославовы, ободренные его речью: Братья и дружина! Умрем, но умрем с твердостию и мужеством! – напрягли силы свои, и ввечеру победа увенчала их храбрость. Святослав взял приступом город Переяславец, снова овладел царством Болгарским и хотел там навсегда остаться. В сем намерении еще более утвердил его знатный Грек, именем Калокир, самый тот, который от Императора Никифора был послом у Святослава. Калокир с помощию россиян надеялся свергнуть Государя своего с престола и царствовать в Константинополе: за что обещал им уступить Болгарию в вечное владение и присылать дары. – Между тем Святослав, довольствуясь властию над сею землею, позволял сыну умершего ее Царя, именем Борису, украшаться знаками Царского достоинства.

Греки, призвавшие россиян на берега Дунайские, увидели свою ошибку. Святослав, отважный и воинственный, казался им в ближнем соседстве гораздо опаснее Болгаров. Иоанн Цимиский, тогдашний Император, предлагая сему Князю исполнить договор, заключенный с ним в царствование Никифора, требовал, чтобы россияне вышли из Болгарии; но Святослав не хотел слушать Послов и с гордостию ответствовал, что скоро будет сам в Константинополе и выгонит Греков в Азию. Цимиский, напомнив ему о бедственной участи ненасытного Игоря, стал вооружаться, а Святослав спешил предупредить его.

В описании сей кровопролитной войны Нестор и Византийские Историки не согласны: первый отдает честь и славу победы Князю Российскому, вторые Императору – и, кажется, справедливее: ибо война кончилась тем, что Болгария осталась в руках у Греков, а Святослав принужден был, с горстию воинов, идти назад в Россию: следствия, весьма несообразные с счастливым успехом его оружия! К тому же Греческие Историки описывают все обстоятельства подробнее, яснее, – и мы, предпочитая истину народному самохвальству, не должны отвергнуть их любопытного сказания.

Великий Князь (говорят они), к русской дружине присоединив Болгаров, новых своих подданных – Венгров и Печенегов, тогдашних его союзников, вступил во Фракию и до самого Адрианополя опустошил ее селения. Варда Склир, Полководец Империи, видя многочисленность неприятелей, заключился в сем городе и долго не мог отважиться на битву. Наконец удалось ему хитростию разбить Печенегов: тогда Греки, ободренные успехом, сразились с Князем Святославом. россияне изъявляли пылкое мужество; но Варда Склир и брат его, Константин Патрикий, принудили их отступить, умертвив в единоборстве каких-то двух знаменитых богатырей Скифских.

Нестор описывает сию битву таким образом: "Император встретил Святослава мирными предложениями и хотел знать число его витязей, обещая на каждого из них заплатить ему дань. Великий Князь объявил у себя 20000 человек, едва имея и половину. Греки, искусные в коварстве, воспользовались временем и собрали 100000 воинов, которые со всех сторон окружили россиян. Великодушный Святослав, покойно осмотрев грозные ряды неприятелей, сказал дружине: Бегство не спасет нас; волею и неволею должны мы сразиться. Не посрамим отечества, но ляжем здесь костями: мертвым не стыдно! Станем крепко. Иду пред вами, и когда положу свою голову, тогда делайте, что хотите! Воины его, приученные не бояться смерти и любить Вождя смелого, единодушно ответствовали: Наши головы лягут вместе с твоею! Вступили в кровопролитный бой и доказали, что не множество, а храбрость побеждает. Греки не устояли: обратили тыл, рассеялись – и Святослав шел к Константинополю, означая свой путь всеми ужасами опустошения…" Доселе можем не сомневаться в истине Несторова сказания; но дальнейшее его повествование гораздо менее вероятно. "Цимиский (пишет он) в страхе, в недоумении призвал Вельмож на совет и решился искусить неприятеля дарами, золотом и паволоками драгоценными; отправил их с человеком хитрым и велел ему наблюдать все движения Святославовы. Но сей Князь не хотел взглянуть на золото, положенное к его ногам, и равнодушно сказал Отрокам своим: возмите. Тогда Император послал к нему в дар оружие: Герой схватил оное с живейшим удовольствием, изъявляя благодарность, и Цимиский, не смея ратоборствовать с таким неприятелем, заплатил ему дань; каждый воин взял часть свою; доля убиенных была назначена для их родственников. Гордый Святослав с торжеством возвратился в Болгарию". Греки не имели нужды искушать Великого Князя, когда он с малыми силами уже разбил их многочисленное войско; но сия сказка достойна замечания, свидетельствуя мнение потомства о характере Святослава.

В следующий год, по известиям Византийским, сам Цимиский выступил из Константинополя с войском, отправив наперед сильный флот к Дунайскому устью, без сомнения для того, чтобы пресечь сообщение россиян водою с Киевом. Сей Император открыл себе путь ко трону злодейством, умертвив Царя Никифора, но правил Государством благоразумно и был Героем. Избирая Полководцев искусных, щедро награждая заслуги самых рядовых воинов, строго наказывая малейшее неповиновение, он умел вселить в первых древнее Римское славолюбие, а вторых приучить к древней подчиненности. Собственное его мужество было примером для тех и других. – На пути встретили Императора Послы Российские, которые хотели единственно узнать силу Греков. Иоанн, не входя с ними в переговоры, велел им осмотреть стан Греческий и возвратиться к своему Князю. Сей поступок уже доказывал Святославу, что он имеет дело с неприятелем опасным.

Оставив главное войско назади, Император с отборными ратниками, с Легионом так называемых Бессмертных, с 13000 конницы, с 10500 пехоты, явился нечаянно под стенами Переяславца и напал на 8000 россиян, которые спокойно занимались там воинским ученьем. Они изумились, но храбро вступили в бой с Греками. Большая часть их легла на месте, и вылазка, сделанная из города в помощь им, не имела успеха; однако ж победа весьма дорого стоила Грекам, и Цимиский с нетерпением ожидал своего остального войска. Как скоро оно пришло, Греки со всех сторон окружили город, где начальствовал Российский Полководец Сфенкал. Сам Князь с 60000 воинов стоял в укрепленном стане на берегу Дуная.

Калокир, виновник сей войны, по словам Греческих Летописцев, бежал из Переяславца уведомить его, что столица Болгарская осаждена. Но Цимиский не дал Святославу времени освободить ее: тщетно предлагав россиянам сдаться, он взял город приступом. Борис, только именем Царь Болгарский, достался Грекам в плен, со многими его знаменитыми единоземцами: Император обошелся с ними благосклонно, уверяя – как бывает в таких случаях – что он вооружился единственно для освобождения их от неволи и что признает врагами своими одних россиян.

Между тем 8000 воинов Святославовых заперлись в Царском дворце, не хотели сдаться и мужественно отражали многочисленных неприятелей. Напрасно Император ободрял Греков: он сам с оруженосцами своими пошел на приступ и должен был уступить отчаянной храбрости осажденных. Тогда Цимиский велел зажечь дворец, и россияне погибли в пламени.

Святослав, сведав о взятии Болгарской столицы, не показал воинам своим ни страха, ни огорчения и спешил только встретить Цимиския, который со всеми силами приближался к Доростолу, или нынешней Силистрии. В 12 милях оттуда сошлись оба воинства. Цимиский и Святослав – два Героя, достойные спорить друг с другом о славе и победе, – каждый ободрив своих, дали знак битвы, и при звуке труб началось кровопролитие. От первого стремительного удара Греков поколебались ряды Святославовы; но, вновь устроенные Князем, сомкнулись твердою стеною и разили неприятелей. До самого вечера счастие ласкало ту и другую сторону; двенадцать раз то и другое войско думало торжествовать победу. Цимиский велел распустить священное знамя Империи; был везде, где была опасность; махом копия своего удерживал бегущих и показывал им путь в средину врагов. Наконец судьба жестокой битвы решилась: Святослав отступил к Доростолу и вошел в сей город.

Император осадил его. В то же самое время подоспел и флот Греческий, который пресек свободное плавание россиян по Дунаю. Великодушная Святославова бодрость возрастала с опасностями. Он заключил в оковы многих Болгаров, которые хотели изменить ему; окопал стены глубоким рвом, беспрестанными вылазками тревожил стан Греков. россияне (пишут Византийские Историки) оказывали чудесное остервенение и, думая, что убитый неприятелем должен служить ему рабом в аде, вонзали себе мечи в сердце, когда уже не могли спастися: ибо хотели тем сохранить вольность свою в будущей жизни. Самые жены их ополчались и, как древние Амазонки, мужествовали в кровопролитных сечах. Малейший успех давал им новую силу. Однажды в счастливой вылазке, приняв Магистра Иоанна, свойственника Цимискиева, за самого Императора, они с радостными кликами изрубили сего знатного сановника и с великим торжеством выставили голову его на башне. Нередко, побеждаемые силою превосходною, обращали тыл без стыда: шли назад в крепость с гордостию, медленно, закинув за плеча огромные щиты свои. Ночью, при свете луны, выходили жечь тела друзей и братьев, лежащих в поле; закалали пленников над ними и с какими-то священными обрядами погружали младенцев в струи Дуная. Пример Святослава одушевлял воинов.

Но число их уменьшалось. Главные Полководцы, Сфенкал, Икмор (не родом, по сказанию Византийцев, а доблестию Вельможа) пали в рядах неприятельских. Сверх того россияне, стесненные в Доростоле и лишенные всякого сообщения с его плодоносными окрестностями, терпели голод. Святослав хотел преодолеть и сие бедствие: в темную, бурную ночь, когда лил сильный дождь с градом и гремел ужасный гром, он с 2000 воинов сел на лодки, при блеске молнии обошел Греческий флот и собрал в деревнях запас пшена и хлеба. На возвратном пути, видя рассеянные по берегу толпы неприятелей, которые поили лошадей и рубили дрова, отважные россияне вышли из лодок, напали из лесу на Греков, множество их убили и благополучно достигли пристани. – Но сия удача была последнею. Император взял меры, чтобы в другой раз ни одна лодка Русская не могла выплыть из Доростола.

Уже более двух месяцев продолжалась осада; счастие совсем оставило россиян. Они не могли ждать никакой помощи. Отечество было далеко – и, вероятно, не знало их бедствия. Народы соседственные волею и неволею держали сторону Греков, ибо страшились Цимиския. Воины Святославовы изнемогали от ран и голода. Напротив того, Греки имели во всем изобилие, и новые Легионы приходили к ним из Константинополя.

В сих трудных обстоятельствах Святослав собрал на совет дружину свою. Одни предлагали спастися бегством в ночное время; другие советовали просить мира у Греков, не видя иного способа возвратиться в отечество; наконец, все думали, что войско Российское уже не в силах бороться с неприятелем. Но Великий Князь не согласился с ними и хотел еще испытать счастие оружия. "Погибнет, – сказал он с тяжким вздохом, – погибнет слава россиян, если ныне устрашимся смерти! Приятна ли жизнь для тех, которые спасли ее бегством? И не впадем ли в презрение у народов соседственных, доселе ужасаемых именем Русским? Наследием предков своих мужественные, непобедимые, завоеватели многих стран и племен, или победим Греков, или падем с честию, совершив дела великие!" Тронутые сею речью, достойные его сподвижники громкими восклицаниями изъязвили решительность геройства – и на другой день все войско Российское с бодрым духом выступило в поле за Святославом. Он велел запереть городские ворота, чтобы никто не мог думать о бегстве и возвращении в Доростол. Сражение началося утром: в полдень Греки, утомленные зноем и жаждою, а более всего упорством неприятеля, начали отступать, и Цимиский должен был дать им время на отдохновение. Скоро битва возобновилась. Император, видя, что тесные места вокруг Доростола благоприятствуют малочисленным россиянам, велел Полководцам своим заманить их на обширное поле притворным бегством; но сия хитрость не имела успеха: глубокая ночь развела воинства без всякого решительного следствия.

Цимиский, изумленный отчаянным мужеством неприятелей, вздумал прекратить утомительную войну единоборством с Князем Святославом и велел сказать ему, что лучше погибнуть одному человеку, нежели губить многих людей в напрасных битвах. Святослав ответствовал: "Я лучше врага своего знаю, что мне делать. Если жизнь ему наскучила, то много способов от нее избавиться: Цимиский да избирает любой!" За сим последовало новое сражение, равно упорное и жестокое. Греки всего более хотели смерти Героя Святослава. Один из их витязей, именем Анемас, открыл себе путь сквозь ряды неприятелей, увидел великого Князя и сильным ударом в голову сшиб его с коня; но шлем защитил Святослава, и смелый Грек пал от мечей дружины Княжеской. Долгое время победа казалась сомнительною. Наконец самая природа ополчилась на Святослава: страшный ветр поднялся с юга и, дуя прямо в лицо россиянам, ослепил их густыми облаками пыли, так что они долженствовали прекратить битву, оставив на месте 15500 мертвых и 20000 щитов. Греки назвали себя победителями. Их суеверие приписало сию удачу сверхъестественному действию: они рассказывали друг другу, будто бы Св. Феодор Стратилат явился впереди их войска и, разъезжая на белом коне, приводил в смятение полки Российские.

Святослав, видя малое число своих храбрых воинов, большею частию раненных, и сам уязвленный, решился наконец требовать мира. Цимиский, обрадованный его предложением, отправил к нему в стан богатые дары. "Возьмем их, – сказал Великий Князь дружине своей: – когда же будем недовольны Греками, то, собрав войско многочисленное, снова найдем путь к Царюграду". Так повествует наш Летописец, не сказав ни слова о счастливых успехах Греческого оружия. Византийские Историки говорят, что Цимиский, дозволяя Святославу свободно выйти из Болгарии и купцам Российским торговать в Константинополе, примолвил с великодушною гордостию: "Мы, Греки, любим побеждать своих неприятелей не столько оружием, сколько благодеяниями". Императорский Вельможа Феофан Синкел и Российский Воевода Свенельд именем Государей своих заключили следующий договор, который находится в Несторовой летописи и так же ясно доказывает, что успех войны был на стороне Греков: ибо Святослав, торжественно обязываясь на все полезное для Империи, не требует в нем никаких выгод для россиян.

К. В. Лебедев. Свидание киевского князя Святослава с византийским императором Цимисхием

"Месяца июля, Индикта XIV, в лето 6479 [971 г.], я, Святослав, Князь Русской, по данной мною клятве, хочу иметь до конца века мир и любовь совершенную с Цимискием, Великим Царем Греческим, с Василием и Константином, Боговдохновенными Царями, и со всеми людьми вашими, обещаясь именем всех сущих подо мною россиян, Бояр и прочих никогда не помышлять на вас, не собирать моего войска и не приводить чужеземного на Грецию, область Херсонскую и Болгарию. Когда же иные враги помыслят на Грецию, да буду их врагом и да борюся с ними. Если же я или сущие подо мною не сохранят сих правых условий, да имеем клятву от Бога, в коего веруем: Перуна и Волоса, бога скотов. Да будем желты как золото, и собственным нашим оружием иссечены. В удостоверение чего написали мы договор на сей хартии и своими печатями запечатали". Утвердив мир, Император снабдил россиян съестными припасами; а Князь Российский желал свидания с Цимискием. Сии два Героя, знакомые только по славным делам своим, имели, может быть, равное любопытство узнать друг друга лично. Они виделись на берегу Дуная. Император, окруженный златоносными всадниками, в блестящих латах, приехал на коне: Святослав в ладии, в простой белой одежде и сам гребя веслом. Греки смотрели на него с удивлением. По их сказанию, он был среднего роста и довольно строен, но мрачен и дик видом; имел грудь широкую, шею толстую, голубые глаза, брови густые, нос плоский, длинные усы, бороду редкую и на голове один клок волос, в знак его благородства; в ухе висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами и рубином. Император сошел с коня: Святослав сидел на скамье в ладии. Они говорили – и расстались друзьями.

Но сия дружба могла ли быть искреннею? Святослав с воинами малочисленными, утружденными, предприял обратный путь в отечество на ладиях, Дунаем и Черным морем; а Цимиский в то же время отправил к Печенегам Послов, которые должны были, заключив с ними союз, требовать, чтобы они не ходили за Дунай, не опустошали Болгарии и свободно пропустили россиян чрез свою землю. Печенеги согласились на все, кроме последнего, досадуя на россиян за то, что они примирились с Греками. Так пишут Византийские Историки; но с большею вероятностию можно думать совсем противное. Тогдашняя политика Императоров не знала великодушия: предвидя, что Святослав не оставит их надолго в покое, едва ли не сами Греки наставили Печенегов воспользоваться слабостию Российского войска. Нестор приписывает сие коварство жителям Переяславца: они, по его словам, дали знать Печенегам, что Святослав возвращается в Киев с великим богатством и с малочисленною дружиною.

[972 г.] Печенеги обступили Днепровские пороги и ждали россиян. Святослав знал о сей опасности. Свенельд, знаменитый Воевода Игорев, советовал ему оставить ладии и сухим путем обойти пороги: Князь не принял его совета и решился зимовать в Белобережье, при устье Днепра, где россияне должны были терпеть во всем недостаток и самый голод, так что они давали полгривны за лошадиную голову. Может быть, Святослав ожидал там помощи из России, но тщетно. Весна снова открыла ему опасный путь в отечество. Несмотря на малое число изнуренных воинов, надлежало сразиться с Печенегами, и Святослав пал в битве. Князь их, Куря, отрубив ему голову, из ее черепа сделал чашу. Только немногие россияне спаслись с Воеводою Свенельдом и принесли в Киев горестную весть о погибели Святослава.

Таким образом скончал жизнь сей Александр нашей древней Истории, который столь мужественно боролся с врагами и с бедствиями; был иногда побеждаем, но в самом несчастии изумлял победителя своим великодушием; равнялся суровою воинскою жизнию с Героями Песнопевца Гомера и, снося терпеливо свирепость непогод, труды изнурительные и все ужасное для неги, показал Русским воинам, чем могут они во все времена одолевать неприятелей. Но Святослав, образец великих Полководцев, не есть пример Государя великого: ибо он славу побед уважал более государственного блага и, характером своим пленяя воображение Стихотворца, заслуживает укоризну Историка.

Если Святослав в 946 году – как пишет Нестор – был еще слабым отроком, то он скончал дни свои в самых цветущих летах мужества, и сильная рука его могла бы еще долго ужасать народы соседственные.