Текст книги "Четвёртый раунд"

Автор книги: Николай Крамной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

«Интересно, есть у этой солистки домашний телефон? – подумал Виктор Георгиевич, взяв со стола справочник. – Если она из той компании – обязательно.» Долго искать не пришлось: в алфавитном указателе против фамилии Клавы был указан номер телефона. Патов посмотрел на часы. Судя по времени, она ещё должна быть дома: в дневные часы эстрада не работала.

Клава ответила сразу, как будто давно ждала этого звонка и, забросив все домашние дела, дежурила возле телефона.

– Вы ещё не передумали насчёт мебели из ореха? – спросил Виктор Георгиевич.

– А-а-а, это вы... Нет, не передумала. А что, появилась возможность достать что-нибудь хорошее?

– Не сегодня, конечно, – уклонился от прямого ответа Патов. – И надо бы ещё уточнить с вами кое-какие детали. Цену, в частности. Но это не телефонный разговор.

– Понятно... Встретиться с вами где-нибудь мы уже не успеем: мне скоро надо ехать на работу. А вы где сегодня ужинаете? – спросила Клава. – Может, найдёте время завернуть к нам?

– Твёрдо не обещаю, – ответил Патов, – но, может, подъеду.

«Поеду сам, – решил он, кладя трубку, – без Шуртова. Помощи от него всё равно никакой. Только надо отправить туда заранее двух своих. На всякий случай. А самому приехать позже. Сегодня надо решить всё!»

* * *

Таким он себе и представлял этого человека: подтянутым, ухоженным, уверенным в себе, одетым без крикливой броскости, но достаточно дорого. К столику, за которым сидел Патов, он подсел незаметно и естественно, без излишних церемоний, словно выходил куда-то на несколько минут, а теперь вот вернулся на своё место и ждёт официанта, чтобы сделать заказ.

– Клава просила передать, что она подойдёт позже, – сказал незнакомец, просматривая меню. И, снисходительно улыбнувшись, добавил: – Ничего не поделаешь – артистка. А эта публика не без капризов. Но вы можете предварительно поговорить о её заботах со мной. Или... о своих. Зовут меня Игорь Сергеевич.

«С Валерием в тот вечер говорил он! – понял Патов. – И не скрывает этого, иначе бы назвал другое имя. Да, собственно, зачем ему скрывать?»

Но это и к лучшему: он тоже понимает, что эта встреча должна быть решающей, после которой они либо станут друзьями, объединёнными общим делом, либо врагами, готовыми идти до конца и на всё. Собственно, они и были до этого врагами, но по векселям приходилось платить другим, а они, оставаясь в стороне, только подписывали их. Теперь, зная друг друга в лицо и сопоставив потенциальные возможности собеседника со своими, они должны были – каждый для себя – сделать окончательный вывод, что выгодней: заключить союз или продолжать вражду.

– Вы сказали Клаве по телефону, что возникли какие-то трудности с приобретением мебели, – начал разговор Игорь Сергеевич. – Может, я в чём-то смогу помочь? На женщин в таких случаях рассчитывать нечего: они не любят трудностей. И неудачников, – добавил он.

– Давайте, наверное, вначале закажем ужин, – предложил Виктор Георгиевич, – а уж потом поговорим.

– А ужин уже заказан, – улыбнулся Игорь Сергеевич. И, поймав удивлённо-вопросительный взгляд своего собеседника, пояснил: – Сегодня вы мой гость, и я заранее обо всём позаботился. Учёл даже и то, что вы не любите коньяк. Хотя я, признаться, не понимаю, как можно водку предпочитать коньяку?

– Это объясняется просто: достаток ко мне пришёл слишком поздно, а потом я уже не захотел менять свои привычки. И потом, мне кажется, безразлично, чем туманить себе мозги. Но вы можете не обращать на меня внимания и пить то, что вам больше по душе.

– Да нет, – возразил Игорь Сергеевич, – надо уважать вкусы гостя. Тем более, что и жертва с моей стороны не так уж велика.

Мишка-пингвин, очевидно, заметил какой-то поданный ему знак, и за два приёма уставил столик закусками.

– Одна из немногих вещей, которые на Руси умеют делать на уровне мировых стандартов, – ядовито заметил Игорь Сергеевич, разливая водку в рюмки.

Выпили молча, без тостов, каждый за своё.

– Меня обложили со всех сторон, – начал жаловаться Виктор Георгиевич, принимаясь за закуску. – Всё парализовано, и думать сейчас о какой-то мебели...

– А кто обложил? – живо заинтересовался собеседник. – Мои люди в последнее время вас не тревожили.

– Обложили следователи. Причём не очень-то и скрывают это. Очевидно, специально так делают, чтобы оказать психологическое давление. Приятного мало. И мешает.

– Расскажите подробней, если можно, – попросил Игорь Сергеевич. – Вот, например, сегодня, когда ехали сюда, вы заметили что-нибудь?

– Конечно! Но добрался я без помех, и то лишь потому, что заранее продумал всё до мелочей. Они, наверное, до сих пор мотаются по городу за моей машиной. А вот прошлый раз уйти удалось с трудом. Но это не основное. Главное – парализован Шуртов.

Игорь Сергеевич слушал своего собеседника очень внимательно, стараясь не пропустить в рассказе ни одной мелочи и не забывая изредка подливать в рюмки. Выслушав, помолчал, то ли обдумывая, что посоветовать, то ли ожидая дополнений к рассказу. Затем, приняв какое-то решение, сказал:

– А что если мы поступим так...

И в этом «мы поступим», Виктор Георгиевич уловил не только готовность помочь ему, но и явное желание собеседника после устранения всех временных трудностей взять на себя часть забот по дальнейшему ведению дел, включив в них своих людей, финансы и опыт.

– Как? – с надеждой спросил Виктор Георгиевич.

– Прежде всего надо выключить из дела следователей.

– Вы... имеете в виду...

– Нет, нет... Совсем не то, что вы подумали, – успокоил Патова собеседник.

Лицензия на убийство

Азией Жогин пресытился быстро: от жирного плова и бараньей шурпы постоянно мучила изжога, в ушах стоял неумолчный рёв бесчисленных ишаков и перезвон бубенцов верблюжьих караванов, а по ночам снились купола древних мечетей, с чьих минаретов несколько раз в день раздавался заунывный голос муэдзина, призывающий верующих совершить молитву. И ко всему этому изматывающая, сухая жара днём и плотная – почти осязаемая на ощупь – духота ночью. Облегчение наступало только под утро, когда от протекавшей через город бурной горной реки начинало веять прохладой, а в садах, окутанных предрассветной туманной дымкой, затихали страстные призывы перепелов.

Но эти часы, наполненные утренней свежестью и первозданной тишиной, были слишком коротки, и для того, чтобы полностью отдохнуть и почувствовать себя свежим, Жогину их явно не хватало. День начинался с томного воркования горлинок, облюбовавших почему-то для своих объяснений перила балкона, на котором спал Жогин. Деревянный балкон проходил по всему фасаду дома на уровне второго этажа, и горлинок, разбившихся на влюблённые пары, усаживалось на отполированные перила не менее дюжины. Затем откуда-то из поднебесья доносился протяжный крик, напоминающий мусульманам об их долге. В такие минуты Жогин едва сдерживал себя от того, чтобы не достать из-под подушки пистолет и перестрелять как можно больше горлинок. Но приходилось терпеть.

После такой своеобразной побудки он уже не мог уснуть и, свесив ноги с широкой деревянной тахты, выкуривал натощак несколько сигарет, обдумывая, что ему предпринять, чтобы поскорей избавиться от этой дремотной скуки. Окурки и обгоревшие спички он с каким-то непонятным злорадством швырял прямо вниз, в гущу цветущих петуний, мяты и еще каких-то неизвестных ему цветов, пахнувших тревожно и остро.

Вскоре из лабиринта многочисленных комнат появлялся заспанный хозяин дома, присаживался рядом со своим гостем на тахте и, блаженно почесывая через вырез белой рубахи могучую волосатую грудь, произносил ритуальную фразу:

– Сейчас будем чай пить... Зелёный.

Откашлявшись после сна, хозяин плевал через перила в собственный цветник и знакомил гостя с планами на день:

– Потом манты покушаем и поедем к одному мастеру. Покажу тебе, как медные кувшины делают.

«Чтоб ты провалился вместе со своими мантами и кувшинами! – мысленно желал ему Жогин. – На хрена мне это знать? То к ковровщикам возил, то какие-то брёвна ореховые показывал...»

– А может, просто чаю с фруктами выпьем? – предлагал Жогин, у которого после обильного ужина только под утро утихла изжога.

– Э-э-э... – шутливо грозил толстым пальцем хозяин, – а потом поедешь к Виктору и будешь жаловаться, что голодным был? – И, вспомнив своего многолетнего друга, благодаря которому он и гуляет-то до сих пор на свободе, восхищённо добавлял: – Вот военный мужик! Такому своего ребёнка можно отдать воспитывать.

По-русски Расул-ака разговаривал почти без акцента, только иногда прерывал свою речь в самом неожиданном месте, подыскивая в памяти необходимое слово, или, в крайнем случае, подходящую замену ему. Был невысок, чёрен, любил хорошо и много поесть, но своё полное тело носил легко и на жару не жаловался.

«Привык, дикарь! – неприязненно думал о нём Жогин. – Живёт в этой духовке всю жизнь, и другой ему не надо...»

– Мне, Расул-ака, каким-то делом заняться надо, – намекнул он как-то утром хозяину дома. – А то я только целыми днями виноград ем да на экскурсии хожу по мастерским. Жиреть уже начал, – похлопал он себя для большей убедительности по тугому животу.

– Какую я тебе работу дам? – сердился Расул-ака. – Виктор передал, чтобы ты отдыхал. Вот и отдыхай. А работа... Людей наших не знаешь, город тебе незнаком. Если тебя и пошлёшь куда-нибудь, на каком языке разговаривать будешь?

Всё сказанное хозяином дома было правдой: и местного языка он не знал, и с городом был незнаком. О людях – и говорить нечего. И получалось, что Патов, отправляя его сюда, заранее обрекал его на бездействие.

«Действительно, военный мужик, – думал он, валяясь на широкой тахте после сытного обеда. – Продумал всё. Уехал человек, и ищите, кому нужно. Дел за мной никаких не числится, а подозрения... Их ещё обосновать надо и свидетелей найти! А они все в раю уже! Он бы меня, наверное, убрал и там, да не хотел лишний раз внимание к больнице привлекать. Интересно, вызовет он меня назад, или мне тут и доживать придётся на окраине этого Вавилона? Хотя, кому я тут нужен? Своих забот хватает. Трахнут когда-нибудь ночью, вывезут за город и поминок справлять не будут. Рвануть отсюда, что ли, пока не поздно? Деньги на первый случай есть... А куда? Жить где? Э-эх!»

Этих полуденных часов раздумий Жогин особенно не любил. Деревянный навес над балконом хоть и защищал от солнца, но прохлады не давал. Воздух был раскалён настолько, что вершины далёких гор колебались в знойном мареве, шумный город обессиленно затихал на некоторое время, погружаясь в полуденную дремоту, и лишь неутомимые коршуны выписывали неторопливые круги в белесом, выжженном солнцем небе. И мысли у Жогина в эти часы были ленивые, липкие и неохотно уступали место одна другой.

Как-то за ужином хозяин дома, неторопливо прожевав кусок баранины, спросил:

– На охоту хочешь поехать? В заповедник. Мои люди нашли такое место, где ирбис живет.

– Логово? – догадался Жогин.

– Да, – важно кивнул Расул-ака. – Охота опасная, надо высоко в горы лезть. Зато денег много можно получить. Одна шкура ирбиса больше стоит, чем сотня каракулевых.

– А разве в заповеднике можно охотиться?

– У моих людей бумага будет. Разрешение на охоту.

– Лицензия, – подсказал Жогин.

– Да, лицензия. Только в ней будет написано, что можно горного барана бить. Поедешь?

– Мне один чёрт кого бить, барана или ирбиса. Конечно, поеду, – согласился Жогин.

* * *

Дуплет часто задумывался, зачем он понадобился Игорю Сергеевичу? То, что он делал сейчас, нельзя было назвать работой. К трём часам дня он приезжал к загородному ресторану «Уют» и торчал там до его закрытия, слоняясь без дела по многочисленным подсобным помещениям, А в полночь его и ещё нескольких человек какая-нибудь машина развозила по домам. Иногда кто-то неизвестный, распоряжавшийся этими перевозками, забывал прислать машину, или её у него под рукой не оказывалось. В таких случаях вся компания оставалась ночевать в ресторане, не поднимая лишнего шума и никому на это не жалуясь. Но такое случалось очень редко. Едой и выпивкой его не обижали, иногда Фомич привозил сотню-другую на карманные расходы, и Дуплет посапывал в две дырочки, понимая, что его держат для каких-то будущих дел. А с недавнего времени ему приказали неотлучно находиться возле швейцара и запоминать всех приезжающих в ресторан.

– Вы что, совсем уже надломились? – выразительно повертел Дуплет пальцем у виска, выслушав эту новость от Фомича. – Там народа каждый день сотни две бывает! А иной раз сразу на двух автобусах приезжают... И в каждом – иностранцы.

– Иностранцами без тебя есть кому заниматься, – спокойно сказал Фомич, переждав вспышку раздражения своего приятеля. – Нам с тобой эти дяди не по зубам. Там надо все валюты знать, что почем. И болтать по-ихнему уметь. А мы и по-русски толком не выучились. Да и рожей не вышли, – добавил Фомич. – А у тебя, кроме того, еще и кракли с метками. Только подойдёшь к иностранцам, сразу «караул!» кричать начнут.

Дуплет и сам теперь частенько подумывал над тем, как ему избавиться от татуировки на кистях рук. Молод был, глуп, наделал себе меток по всему телу, а теперь бы и рад избавиться, да поздно! Бабка, к которой его определили жить, застав как-то утром Дуплета в кухне в одних трусах, выронила от неожиданности из рук тарелку и перекрестилась на маковки церковных куполов, синеющих на могучей дуплетовой груди.

– За веру пострадал, сынок? – сочувствующе спросила она своего постояльца.

– За веру... – хмуро ответил Дуплет.

Затем ахнул на похмелье кружку холодной воды и молча пошёл из кухни, показав хозяйке на спине ещё один этюд: весёлого негра в объятиях русалки.

Знать бы раньше, что можно вот так в жизни устроиться: не работать и деньги получать, разве он лез бы на рожон из-за нескольких тысяч рублей? А потом после каждого года отсидки докалывал на груди очередной церковный купол с колоколом или крестом. Теперь, чтобы избавиться от этой пакости, надо с себя шкуру целиком снять. Интересно, как бы повела себя бабка, если ей показать, какие у него наколки под трусами находятся? На ка-. кое бы место тогда крестилась? Подумав об этом, Дуплет невольно улыбнулся.

– Чего ты скалишься? – обиделся Фомич, почему-то решивший, что приятель смеётся над ним.

– Да так, мелочь. Ну ладно, запомню я кого-нибудь, а дальше что?

– Скажут, что дальше. Тебе какая разница, чем заниматься? Прописан, паспорт получил, деньги имеешь. Живи! А то, я смотрю, ты борзеть начал.

– Ладно, Фомич, не бухти, – примирительно попросил Дуплет. – А стоять там как? Тоже форму надрючивать? – спросил он, мысленно представив себя с нашитыми со всех сторон галунами и лампасами.

– Зачем? Стой в костюме на крыльце, будто покурить вышел, или ждёшь кого-то... Всего-то и делов, – презрительно закончил Фомич. – А ты шум поднимаешь.

Как-то под вечер к ресторанному крыльцу подкатила «волга» Игоря Сергеевича, и шофёр, не выходя из кабины, поманил к себе из-за стекла Дуплета пальцем. Тот, видя, что шофёр один, шёл к машине не торопясь, стараясь хоть внешне сохранить чувство собственного достоинства. После часа хорошей езды приехали к тому дому, где Фомич впервые представил его своему шефу. Ничего с тех пор здесь не изменилось, только одуряющий аромат многочисленных цветников, смешанный с горьковатым смолистым запахом соснового леса, стал в прозрачном осеннем воздухе ещё гуще и резче. «Кем они все работают, что такие домины себе отгрохали? – с завистью думал Дуплет, рассматривая роскошные двухэтажные особняки, спрятавшиеся за добротными заборами с ажурными железными или резными деревянными воротами. – И, наверное, машина в каждом дворе. Конечно, пешком в город не ходят и автобус на обочине не ждут.»

Хозяин дома встретил Дуплета, сидя в кресле у низенького столика. Руки при встрече не подал, но был приветлив и предложил гостю сесть в кресло напротив. Дуплет опрокинулся в непривычно низкую чашу кресла и смущённо заёрзал по полу длинными ногами, не зная, куда их деть.

– Ну, как работается? – спросил хозяин дома, внимательно разглядывая Дуплета серыми глазами.

– Хорошо, – неуверенно ответил тот. И, спохватившись, добавил: – Спасибо вам. Человеком сделали.

– Ну, до этого ещё далеко, – улыбнулся уголками губ Игорь Сергеевич, – но постараюсь сделать. Денег хватает?

– Хватает, – уже уверенней ответил Дуплет, – а куда мне их тратить?

– Деньги всегда есть куда потратить, – заметил хозяин. – И жалеть их не нужно. Для того они и созданы, чтобы их тратить. Хозяйка нравится?

– Какая? Где живу, что ли? – уточнил Дуплет.

– Да.

– Ничего старушка, смирная. Лишнего не спрашивает.

– А о чём же спрашивать, – опять улыбнулся Игорь Сергеевич, – ей за тебя платят хорошо. Но ты иногда привози ей из ресторана что-нибудь... такое... – неопределённо покрутил пальцами Игорь Сергеевич. – Ну, фруктов хороших или конфет. Старики внимание любят. Ты же у неё прописан как опекун по уходу за престарелой. Вот и заботься... Человеку иногда и ласки хочется. Не всё же деньгами мерить. Она на твоё имя и завещание на дом составила. Большего пока сделать не могу: биография у тебя слишком громкая. Поживи немного там, со временем о тебе реже вспоминать будут, тогда, может быть, и к городу ближе переберёшься. Если, конечно, работать будешь как следует, – многозначительно закончил он.

– Я понимаю, – сказал Дуплет, – такие дела сразу не делаются. Да мне и там неплохо. Ездить только далеко.

Игорь Сергеевич подвинул к Дуплету лежавший на столике конверт из плотной чёрной бумаги и попросил:

– Посмотри фотографии. Только внимательно. Если знакомые лица встретятся – откладывай в отдельную стопку.

Занятие оказалось не таким уж и лёгким, как подумал вначале Дуплет. Снимки были сделаны в самых неожиданных местах и не всегда качественно: на улице, возле подъездов домов, на стоянках автомашин, даже за ресторанными столиками. Но всё же после некоторых сомнений и колебаний он отложил в сторону небольшую стопку фотографий. Оставшиеся – сложил в конверт.

– Вот этих людей точно видел несколько раз, – уверенно сказал Дуплет, отдавая Игорю Сергеевичу.

– Где? – равнодушно спросил тот.

– В ресторане. Не один раз приезжали.

– А те, значит, – показал хозяин дома на конверт, – не приезжали?

– Может, и были, – заколебался Дуплет, – но точно сказать не могу. Или – без меня приезжали.

– Так-так... – задумчиво сказал Игорь Сергеевич, подравнивая края фотографий в стопочке. – А должны были бы приезжать. Ладно, проверим по другим точкам. Некоторые из этих людей, Лёша, работают мало, а денег – по нашим сведениям – получают очень много. Очень! И поэтому шиковать едут в загородный ресторан, а не в городской. Там и любопытных глаз поменьше, и девочку хорошую свободно выбрать можно. А с некоторыми – картина другая: они нормально трудятся, у них в руках большая власть, а денег – пшик! Голая зарплата... Здорово не разгонишься. Но им тоже хочется обедать и ужинать в таком ресторане, как «Уют». И с красивой девочкой они посидеть не против... Чем они хуже других? Да и не с руки им в общую столовую идти, положение не позволяет. Вот такая задача, положение есть – денег нет. А где их взять?

На этот счёт у Дуплета было определённое мнение: облюбовать «кота» пожирнее, выбрать время, когда он находится на работе или ужинает в ресторане и наведаться к нему в дом. Незваным гостем.

– А если он в это время вернётся домой? – спросил Игорь Сергеевич. – Или там будет кто-то из его семьи?

– Ну что ж. Не возвращаться же с пустыми руками, – отвёл взгляд в сторону Дуплет.

– Дур-рак! – беззлобно сказал Игорь Сергеевич, выслушав его соображения. – Потому ты и сидел столько лет. Не-е-ет. Надо заставить этих людей самих поделиться своими излишками! А потом часть отдать тем, кто имеет власть, но не имеет денег, а часть оставить себе. И все будут с куском хлеба в зубах. Делиться нужно заставить многих. А ты один! И у тебя будет не просто кусок хлеба, а с маслом! Ты, наверное, думал, что я тебя пустым делом заставил заниматься?

– Вообще-то сомнение было, – честно признался Дуплет.

– Молодец, что сознаёшься, – похвалил Игорь Сергеевич. – Теперь сомнения отбрось и запоминай всех, кто туда ездит. И получше запоминай! Ладно, – прервал свои поучения хозяин дома. – Я тебя пригласил сюда не только за этим, – перешёл к основному вопросу Игорь Сергеевич. – Неприятности наклёвываются у меня. Вот ты мне скажи: как у вас поступают там... где ты был... с теми, кто дело предаёт?

– Да просто: кормят досыта землёй, – не задумываясь, ответил Дуплет.

– А если это друг или бывший подельник?

– Какая разница. Друг один, а дело общее. Тут и выбирать нечего, – убеждённо сказал Дуплет. – Прикажет пахан, и отправишь, хоть друга, хоть брата.

– Здесь тоже по этим законам живут, – задумчиво сказал Игорь Сергеевич. – У меня, Лёша, «стукач» завелся, – поведал он о своей беде гостю. – И кто, ты думаешь?

– Кто?

– Приятель твой новый... Таран. Которому ты деньги передал.

– Не может быть! – привстал в кресле Дуплет. – Я же с ним разговаривал, предупредил.

– Сядь! – приказал хозяин дома. – Всё может быть. Люди на всё способны.

– Да зачем ему это? – всё ещё не верил этой новости Дуплет.

– Этого я спрашивать не стал. Но что настучал он – это проверено. Причем тем людям, с которыми я куском хлеба делюсь, – кивнул он в сторону стопки фотографий. Теперь ты понял, зачем я тебя вызвал?

– Понял. Я пойду, – покорно сказал Дуплет. – Жаль только, погулял мало... Заметут меня. На виду я... И встречался с ним. А второй, друг его, Витькой, что ли, зовут. С ним как?

– Тем другие займутся, – ответил Игорь Сергеевич. – Хватит с тебя одного. Но убрать их надо, иначе через этих боксёров милиция на Фомича выйдет, а потом...

– Ясно, – крупно сглотнул враз пересохшим ртом Дуплет.

– Ты не бойся! – ободрил его Игорь Сергеевич. – Всё подготовим так, что тебя никто ни о чём не спросит. Лишние хлопоты мне тоже ни к чему.

* * *

Старшая медсестра вошла в кабинет без стука. Вошла не как ближайший помощник, а как женщина, имеющая на мужчину, занимающего этот кабинет, определённые права и от которой у него нет никаких секретов. Села за письменный столик, стоявший вплотную к большому, за которым сидел Патов, и нервно затарабанила длинными ухоженными пальцами по полировке стола.

– Что случилось? – удивлённо спросил её Патов.

– Это я у тебя должна спросить, что случилось, – глухо ответила медсестра.

– У меня? Как будто всё в порядке.

– Ты собираешься в отпуск? – спросила она.

– Да... А что?

– А про меня ты забыл? – с обидой спросила медсестра.

– Тебе, Лариса, в этом году придётся пойти в отпуск позже. Когда я вернусь. Путёвку я тебе достану. А пока кому-то надо остаться приглядывать за всем.

– А твой заместитель? Он что, не справится?

– А-а-а, это не то... Ты же знаешь, что я имею в виду.

– Та-а-ак... Теперь ты, значит, решил возложить на меня ещё и обязанности сторожа? Недурно придумано! И из какого расчёта: полставки или тридцать процентов за совместительство? Или просто – благодарность в приказе?

– Лариса! Я тебя прошу, только без шутовства, – поморщился Патов. – Ты же знаешь, в каком положении я сейчас...

– А я в каком? Держал как наложницу несколько лет, столько абортов из-за тебя сделала, а теперь не нужна?

– Ну зачем ты так? Кто тебе сказал, что ты не нужна?

– А зачем мне говорить? Я не девочка и сама всё прекрасно понимаю. Ты уже второй месяц не приходишь ко мне, на работе стараешься не оставаться наедине со мной и не отвечаешь на телефонные звонки.

– Сейчас же мы вдвоём, – попробовал отшутиться Патов. – А если откровенно, замотался я в последнее время – дальше некуда. Да и не хочу тебя ни во что вмешивать. На всякий случай.

– Скажите, какая забота! – язвительно заметила Лариса. – Виктор! Тебе с ней будет хуже, чем со мной, – неожиданно заплакала она.

– С кем?

– С той проституткой, которую ты берёшь с собой на курорт. Это – временно. Она не будет терпеть от тебя всё то, что терпела я. И если ты попадёшь в беду, она сразу тебя бросит.

– Ни с кем я не еду, и перестань плакать. Люди могут войти.

– Люди... А кого ты здесь считаешь за людей? Тех, что сидят в палатах, или тех, кто за ними присматривает? Я же знаю: для тебя они все одинаковы.

– Перестань! Я же сказал, что еду один. Мне надо отдохнуть от этого бедлама. Одному...

– Не ври... зачем унижать себя? Ты едешь с проституткой из ресторана. С певицей... Я знаю.

– Кто тебе это сказал?

– Какая тебе разница? – устало ответила Лариса, вытирая слёзы. – Не думай, что только один ты всё знаешь про окружающих. Ты уже до того зарвался, что потерял всякую осторожность.

– Лариса! – мягко сказал Виктор Георгиевич, встав со стула. – Давай поговорим, как умные люди, не оскорбляя друг друга и не устраивая сцен.

– Давай, – согласилась она.

– Прежде всего разберёмся в наших отношениях, – прошёлся по кабинету Патов. – Все эти годы я делал для тебя только хорошее. Мы упустили время, а теперь, мне кажется, я для тебя несколько стар.

– В сорок лет – стар? А для неё, значит, – нет? Лучше уж скажи прямо, что я старуха!

Тёмные глаза её опять стали наполняться слезами обиды отвергнутой женщины, модная чёлочка, спускающаяся на лоб, едва заметно подрагивала, а синеватая жилка на шее пульсировала часто и тревожно.

– Так мы ни о чём не договоримся, – раздражённо сказал Патов, возвращаясь к своему месту. Но садиться не стал, а опёрся о спинку стула и о чём-то задумался.

– Я и не пришла договариваться, – покусывая губы, сказала Лариса, – я пришла требовать!

– Требовать? – удивился Патов. – Что? Если тебе нужны деньги, ты могла об этом сказать без скандала. Я тебе дам... Помогу купить дачу, если нужно – машину. Обеспечу полностью. Я же понимаю: ты уже не девочка, и для того, чтобы начать новую жизнь, тебе нужно достаточное обеспечение. Всё у тебя будет...

– Я пришла требовать тебя! Одного тебя! Если ты уедешь с той певицей, то вернёшься уже не сюда! – встала Лариса со стула. – Я об этом позабочусь!

– А о себе ты подумала? – с наигранным спокойствием спросил Виктор Георгиевич.

– А-а-а, мне всё равно, – беспечно махнула она рукой. – Не нужны мне ни деньги, ни твоя дача, ни машина... Катись оно всё к чертям! – пошла она к двери. – Я ещё зайду к тебе к концу дня, – пообещала она, – а ты подумай, с кем тебе будет лучше. И спокойнее...

Патов принял решение гораздо раньше назначенного срока. Над чем тут было так долго думать? Жаль, конечно, Ларису, но ничего не поделаешь... Уступить её желаниям он не мог: это значило бы попасть к ней в вечную зависимость, жить под угрозой постоянного шантажа. Да и не пара она ему... Красива, конечно, ничего не скажешь, но этого мало. Нет той раскованности, что у Клавы, умения держать себя в обществе независимо, с какой-то колдовской загадкой в глазах. К тому же он не испытывал к Ларисе чувства любви. Был просто чисто физиологический интерес здорового мужчины к красивой, влекущей к себе женщине. Да и тот уже со временем стал не таким жгучим. Было и ещё одно соображение: договорённость с Игорем Сергеевичем о их дальнейших совместных действиях. Он просто обязан забрать с собой Клаву на курорт, играя роль влюблённого. Как уж там дальше будут развиваться между ними отношения – неизвестно, но ехать нужно с ней. Это для окружающих объяснит его частые посещения ресторана «Уют». А с Ларисой... Угроза с её стороны не пустой звук, она знает, если и не всё, то многое, и без долгих раздумий выложит это, где нужно. А сама на свободе останется, скажет, что делала всё по принуждению. Под страхом. Ну, в крайнем случае, получит год-два условно. Больше Патов не колебался и нажал кнопку вызова дежурных санитаров.

Явившиеся подручные выслушали приказ своего шефа молча и без всякого удивления. Один из них только коротко спросил:

– А где она?

– У себя должна быть. Если нет, найдите и попросите что-нибудь такое... ну... чтоб она к себе в кабинет вошла.

– Понятно, – угрюмо буркнул санитар. И тяжело вздохнув, добавил: – Жалко... Всё-таки свой человек.

– Ты себя жалей! – зло бросил Патов и, открыв сейф, стал наполнять шприц из ампулы. Наполнив, подал его одному из санитаров и достал ещё одну ампулу. – А это – внутривенно! – приказал он.

– А потом её куда? – подавленно спросил санитар. – В общую палату?

– Нет... Не надо... Отведите её пока в изолятор.

После ухода санитаров Патов выпил чистого спирта, отдышался и обессиленно сел за стол.

– Вик-то-ор! – донёсся из конца коридора женский крик.

Было в нем столько ужаса, мольбы и надежды, что Патов обхватил голову руками, зажав уши. Но крик не повторился. Посидел так некоторое время, затем, опустив руки, прислушался. Привычную больничную тишину нарушало только жужжание осы, бившейся между двойными рамами окна. Виктор Георгиевич набрал номер и, дождавшись ответа, спокойно сказал:

– Андрей Васильевич! У меня неприятность: старшая медсестра... словом, я вынужден был поместить её в изолятор. Да... Конечно, могу и сам установить, но свой сотрудник всё-таки. Непривычно как-то. Будет лучше, если диагноз установит кто-нибудь, не связанный с больницей. Да, я очень прошу... Завтра с утра. Пустая формальность... Я позвоню ещё Сыртову.

Виктор Георгиевич облегчённо вздохнул, закурил сигарету и набрал очередной номер:

– Коллега! Это Патов... У меня неприятность: старшая медсестра...

* * *

На охоту почему-то выехали глубокой ночью, когда на смену липкой духоте вот-вот должна была прийти предрассветная прохлада, а вместе с ней несколько часов освежающего сна. Жогин, мысленно проклиная тот день и час, когда он согласился приехать в этот край диких обычаев и традиций, быстро собрался и, позёвывая, спустился с веранды в тёмный колодец двора. В переулке, у задних ворот, тихонько позвякивали удилами лошади.

Хозяин дома за ворота выходить не стал, попрощался со своим гостем во дворе. Крепко пожав руку Жогину, покровительственно похлопал его по спине и пожелал счастливой охоты.

– Тоже хочется поехать, – признался Расул-ака. – Давно в горах не был. – И, сожалеюще вздохнув, добавил: – Нельзя. Дела. Всю жизнь как верблюд работаю.

«Оно и видно! – с иронией подумал Жогин, глядя на пухлые щёки хозяина дома и выпирающий из-под халата живот. – Заработался, бедняга... Тебе, если на охоту ехать, медведя нужно взнуздывать – лошадь такую тушу долго не пронесет.»

– А где же ружья? – недоумённо спросил своих спутников Жогин, когда низкорослые, мохнатые лошади вынесли их из тесного переулка на широкую грунтовую дорогу, ведущую за город.

– Уже там, – успокоил его один из спутников. – Наш товарищ вперёд поехал. В заповеднике охотиться нельзя. Это так... по знакомству мы едем. Сейчас люди, знаешь, какие? Увидят, что с ружьями поехали, сразу разговоры пойдут. Кому это надо?