Текст книги "Четвёртый раунд"

Автор книги: Николай Крамной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Виктор Георгиевич, – обратился к нему Друян. – Помогите нам прояснить один вопрос.

– Затруднения с подследственным? Надо провести экспертизу? – предупредительно улыбнулся главврач.

– Да нет... Нужно выяснить: не поступал ли к вам несколько дней назад молодой человек. Фамилии его мы, к сожалению, не знаем, – виновато сказал Друян.

– А откуда он должен был поступить?

– Из дома семьдесят один, улица Степная. Есть сведения, что его забирали ваши сотрудники. У вас есть машина «скорой помощи»?

– Ну а как же! И не одна... Но вообще-то мы очень редко берём больного сами. К нам они поступают после предварительного заключения районного психиатра или невропатолога. Это обычный путь. Но бывают и исключения. Мы выезжаем по сигналам родных или милиции к тем больным, которые уже лечились у нас и состоят на учёте. Медлить в таких случаях нельзя! А с этим больным, которым вы интересуетесь... Я помню этот случай: его при мне привезли. Как вы назвали улицу?

– Степная, семьдесят один, – напомнил Друян.

– Есть тут такой адрес, – после недолгого шуршания страницами журнала заявил Виктор Георгиевич. – Вызов сделан работником милиции. Больной Александр Павлович Любченко. Шестьдесят третьего года рождения, прописан в общежитии № 7, улица Прибрежная. Диагноз: приступ буйного помешательства.

– Данные о себе он вам сам сообщил? – пряча улыбку, поинтересовался капитан.

– У него с собой был паспорт, – серьёзно ответил врач. – Работник милиции сдал нам его.

– А кем конкретно был сделан вызов? – спросил капитан.

– Старшим лейтенантом Живгиным... Так тут записано. Да он и сопровождал сюда больного.

– А у него документы вы смотрели? – не унимался Кириков.

– Зачем? – удивился главврач. – Он же в форме был. У вас же я их не проверяю. Да и вызов не ложным оказался. Но больного вы, к сожалению, увидеть не сможете.

– В плохом состоянии? – спросил Друян.

– Хуже некуда. Вот запись в журнале: убит в палате.

– Как – убит? – воскликнул капитан. – Кем?

– Сейчас я вам покажу – кем, – сухо ответил главврач и щёлкнул тумблером на пульте, вмонтированном в крышку стола.

На экране телевизора, стоявшего в углу кабинета, появилось изображение просторной палаты. Больные, находившиеся в ней, сидели или стояли с отрешённым видом, прижавшись спинами к стене. А двое, прохаживавшихся по середине палаты, часто оглядывались назад и при сближении обходили друг друга стороной.

– Вот, одним из них... Здесь, в основном, находятся бывшие афганцы и... несколько ваших коллег, – посмотрел Патов на капитана.

– Мои коллеги?

– Да. Бывшие сотрудники милиции и внутренних войск. Диагноз: посттравматический стрессовый синдром. Страшного ничего нет: болезнь легко излечимая, но приятного мало. А чему вы так удивляетесь? Привыкли видеть своих товарищей по работе всегда здоровыми? А между тем люди вашей профессии в этом отношении относятся к группе повышенного риска. И объясняется это всё очень просто: постоянная боязнь нападения сзади, трудность с опознанием действительного противника. Например, в толпе... Вот нервишки и сдают. А для афганцев к тому же развенчание целей войны и озлобление на то, что ты подвергался опасности, в то время как твои сверстники жили полнокровной жизнью. Кроме того, все эти люди имели постоянный и свободный доступ к оружию. А обладание оружием, кроме чувства превосходства над окружающими, вызывает иногда непреодолимое желание применить его. Против воображаемого врага, разумеется... С медицинской точки зрения здесь всё ясно, – выключил телевизор главврач. – Теперь вам понятно, кто убил?

– А зачем же вы его поместили в такую палату? – задал нелепый вопрос Друян.

– А вы полагаете, что у меня есть другие, более безопасные? – сузил серые глаза Патов. – Могу провести по всем помещениям, убедитесь сами, как обстоят дела, – предложил главврач.

– Нет, я не в этом смысле, – поспешил исправить свой промах Друян. – Я к тому, что не заметил в палате санитара...

– ...следящего за порядком? – насмешливо закончил его мысль Виктор Георгиевич. – А откуда же у меня такие штаты? Раньше, когда больница была ведомственной, у меня было меньше больных и больше обслуживающего персонала, – с сожалением сказал главврач. – А теперь – хозяин Минздрав... На его ассигнованиях далеко не уедешь. Да и не согласится никто постоянно в одном помещении с больным сидеть. Чем же он тогда от него отличаться будет? Спасибо хоть за то, что от прежних времён вот эта аппаратура осталась, – кивнул Виктор Георгиевич в сторону пульта. – При нужде можно спокойно посмотреть и послушать, чем они занимаются.

– А к какому ведомству вы раньше относились? – спросил Кириков.

– Да это не так важно... – ушёл от ответа Патов. – Это была спецбольница. Тогда к ней было иное внимание! И снабжение. О штатах и говорить нечего. А теперь у меня даже охранников нет.

– И кто же в этой больнице раньше... лечился? – задал вопрос Сергей Викторович. Он хотел сказать «сидел», но в последний момент воздержался.

– Те же, кто и сейчас: бывшие военнослужащие, иногда – гражданские лица, направленные сюда правоохранительными органами для обследования. В основном по направлению КГБ. Сейчас-то это общая больница.

– И каждый раз выяснялось, что направляемый на обследование болен? – спросил Кириков.

– Как правило! – нисколько не смущаясь, ответил главврач. – Но произвола никакого не было! – поспешил он заверить своих гостей. – Вам как работникам спецорганов, – употребил он устаревший термин, – должно быть известно, что больные этой категории стремятся в первую очередь заверить окружающих в том, что они абсолютно здоровы.

Виктор Георгиевич побарабанил тонкими нервными пальцами по крышке стола, затем, неожиданно встав с места, сухо сказал:

– Извините, но мне нужно идти на обход. Если ещё есть вопросы – пожалуйста! Только недолго...

– Вопросов два, – тоже поднялся Друян с места. – Есть ли акт о смерти и где сейчас этот парень?

– Которого убили?

– Да.

– В городском морге. Нам труп не нужен. Захоронениями мы не занимаемся. А акт о смерти у старшей медсестры. Кроме того, мы сообщили об этом случае в прокуратуру, и её представитель у нас здесь был. Всё сделано по закону. Идёмте, я провожу вас к старшей медсестре. Вся документация подобного рода – у неё. И корешки больничных листов на выписавшихся.

– А отсюда выписываются? – удивился Денис Николаевич.

– Большая часть! – с укоризной посмотрел главврач на капитана. – Наша задача – вылечить человека, а не посадить сюда здорового, как... некоторые думают. Кстати, там вы сможете и с санитарами поговорить, которые того парня забирали. Сестра их к вам вызовет. Ну, – подал он худую, но сильную руку, – желаю успеха... коллеги. – Поймав вопросительный взгляд гостей, пояснил: – Вы же тоже в своём роде врачи... По профилактике общества.

* * *

– О чём ты задумался? – спросил Друян у капитана на обратном пути в город.

– Когда мы у медсестры в кабинете сидели, я в окно «скорую» увидел. Как раз из гаража собиралась выезжать.

– Я тоже видел. Ну и что?

– А в кабину к шофёру сел какой-то мужчина. И знаешь на кого похож?

– На кого?

– На того неизвестного, которого Барков с милиционером спутал. Правда, до гаража далековато было – мог и ошибиться.

– Вполне, – успокаивающе заметил Друян. – Тем более, ты всё время про него думал.

У следователя была своя забота: в кабинете главврача его внимание привлёк письменный прибор, изготовленный из орехового капа. Вещь неординарная и дорогая. Точно такой прибор, если ему не изменяла память, он видел в магазине «Восток». И рядом с этой мыслью, – не отступая на задний план, – крутилась другая: зачем директору магазина понадобился телефонный номер морга? Какая связь между этим номером, убитым парнем и письменным прибором?

Встреча старых друзей

Виктор Георгиевич после ухода следователей погрузился в привычную сутолоку больничных дел: обход палат, назначение лечебных процедур, хозяйственные распоряжения. Знакомый до мелочей распорядок дня. Однообразный и мучительно длинный. А в последнее время ещё и насыщенный тревожным ожиданием неведомой беды, подкравшейся к самому порогу и терпеливо ждущей удобного момента, чтобы всей тяжестью обрушиться на него и раздавить. И чувство это не было ложным самовнушением, лишённым оснований, и не являлось отголоском мрачно-тревожной больничной обстановки. Нет, к этому он за долгие годы работы привык, и то, что происходило в палатах для больных, его давно не волновало. Все человеческие трагедии, случавшиеся в стенах этой больницы, Виктор Георгиевич старался пропустить не через себя, не через личные переживания, а мимо, оставаясь как бы сторонним наблюдателем, видевшим только сам факт, дающий пищу для научных размышлений и выводов. И факт этот был важнее людских страданий. Равнодушие стало привычкой, а затем, потеснившись, уступило место рядом с собой жестокости.

Всё это было давно знакомо и не могло вызывать никаких иных чувств, кроме профессионального любопытства к неизвестному до этого симптому или загадочному поведению больного, который не должен был себя так вести. На этот раз всё было по-другому... Теперь, после визита следователей, чувство это трансформировалось в твёрдое убеждение: беда уже неслышно переступила порог.

– Кажется, мы с тобой влипли... – сказал Виктор Георгиевич вызванному в кабинет Жогину. – Слишком много событий в одном дворе. Теперь они будут рыть и рыть... Не понимаю, зачем ты дал команду ухлопать того алкаша? Чем он тебе мешал?

– Так он же опознал меня! – стал оправдываться Жогин. – Одень, говорит, на него форму, и точно тот легавый.

– Ну и что из этого? Алкоголик, два раза лечился от белой горячки... Кто ему поверил бы? Мало ли что ему на похмелье могло примерещиться? В конце концов мог он тебя раньше где-нибудь в форме видеть? Когда ты ещё служил...

– А санитары? Я, говорит, эти морды на всю жизнь запомнил!

– Ду-у-рак! Потому тебя и из милиции выгнали. – И с холодным бешенством продолжил: – Да при чём тут санитары? У меня же этот выезд зарегистрирован! Гнать машину в город, забирать человека среди бела дня и не сделать записи в журнале? Что ж я, по-твоему, совсем без ума? Ну, опознал бы он их, а дальше что? Никто же не отказывается от этого факта! Всё равно с ними следователи сегодня беседовали... Э-эх! Трус ты последний, а ещё за безопасность дела отвечаешь! Да и я дурак, что тем людям поверил, которые тебя рекомендовали.

Патов встал из-за стола и задёрнул на окне голубую плотную штору, погасив на полированной столешнице солнечные блики. Затем достал из холодильника бутылку без этикетки, плеснул в стакан чуть меньше половины бесцветной жидкости и залпом выпил. Жогина, сидевшего на диване, угощать не стал.

«Спиртиком побаловался, – подумал Жогин, постаравшись придать своему лицу безразличное выражение. – Здоров ещё, собака, даже водой не запивает! Может, отойдёт теперь немного. Надо помалкивать пока: пусть выговорится, потом сам скажет, что делать дальше...»

– Ну ладно. Испугался ты того старика, я тебя вполне понимаю, – продолжил после некоторого молчания разговор Патов.

«Как врач...» – мысленно подсказал Жогин следующую фразу.

– Как врач... Но зачем было торопиться? Днём человек сказал, что видел «скорую» из психиатрички, а вечером его убивают. Да тут у любого следователя, если он даже будет глупей тебя, подозрения возникнут. А ведь можно было напоить его где-нибудь в другом месте и забрать без шума сюда.

– Да, тут я маху дал, – покорно согласился со своим шефом Жогин, стараясь придать своему взгляду покаянное выражение.

– Маху он дал! – возмутился главврач. – Ещё неизвестно, во что это всё выльется. Вот ты в милиции служил.

– В ГАИ, – поправил его Жогин.

– Один чёрт! – махнул рукой Виктор Георгиевич. – Вот скажи мне: куда они теперь, по-твоему, направятся?

– В общежитие, проверить, где тот парень работал, кто друзья.

– А ты, Юрий, не совсем безнадёжен, – съязвил шеф. – А потом?

– Наверное, милиционера искать, который «скорую» сопровождал, – предположил Жогин.

– Совсем хорошо! – продолжал издеваться Патов. – Даже удивительно, до чего здраво смыслишь! Только с большим запозданием. Ну, а отсюда вывод... тебе надо исчезнуть, – спокойно сказал Виктор Георгиевич. Увидев, что в маленьких бесцветных глазках бывшего сотрудника дорожного контроля заметался страх, снисходительно заметил: – Рано пугаешься... Я же не сказал «насовсем». Квартиру немедленно брось! О том, чтобы тебя выписали сегодняшним числом, я позабочусь сам. Причём прямо сейчас. Только не забудь в паспорт штамп поставить. Ну, жены у тебя нет, плакать некому. Вещи вывезут из квартиры без тебя, сколько успеют. Поедешь в Самарканд, а там тебе скажут, что дальше делать. Но ехать туда будешь через Минск или Одессу. Не знаю ещё. Это зависит от того, куда билеты свободные будут. А уж там пересядешь. Хотел Валерий Борисович ехать, да не пришлось. Эх, вот голова была! – с искренним сожалением сказал главврач. – Не уберегли. А, между прочим, твой человек к нему приставлен был! Такой же, видно, дурак, как и ты, – начал вновь распаляться Патов. – Сам погиб и помощника моего с собой потащил. Ищете хоть, кто к этому руку приложил?

– Вышли на ресторан «Уют» – доложил Жогин. – Там несколько дней Володька Филиппов с друзьями гулял. Бывший чемпион по спортивной стрельбе. Из спорта ушёл. Хвастался по пьянке, что ему теперь за каждый выстрел платят больше, чем за чемпионские медали. Стреляли, наверное, из пистолета с глушителем, потому что во дворе никто выстрелов не слышал.

– Какая разница, из чего ухлопали? – с досадой поморщился Патов. – Нам же от этого не легче.

– Не легче, – согласился Жогин. – Но разница есть. Кустарным способом глушитель изготовить не так просто. Значит, кто-то снабдил их спецпистолетом или наставкой.

– Ладно. Иди готовься, – разрешил шеф. – В конце дня зайдёшь, получишь адреса, деньги, билеты.

– А надолго ехать, Виктор Георгиевич? – осведомился Жогин.

– Я сообщу, когда можно будет приехать. И жильём новым обеспечу. Ты насчёт этого не беспокойся. Тебя там приютят и чем нужно помогут. Отдохни немного в тёплых краях.

Жогин поднялся с дивана и направился к двери. В этот момент в кабинет без стука вошла старшая медсестра Лариса. Не ответив на приветствие Жогина, она прошла вглубь кабинета к маленькому столику, примыкающему торцом к письменному.

«Не хочешь здороваться, не надо, чёрт с тобой! – раздражённо подумал Жогин, выходя из кабинета. – Тоже мне, фифа!» Вышел он с чувством облегчения. В последнее время он начал не на шутку побаиваться своего шефа. И дело было даже не в том, что он совершал иногда досадные промахи. Это поправимо. А вот то, что он постепенно и незаметно стал обладателем многих тайн, тщательно оберегаемых Виктором Георгиевичем от внешнего мира, сделало его ценным и в то же время опасным компаньоном. И, если возникнет угроза его собственному благополучию, Виктор Георгиевич долго раздумывать не будет.»

«Вызовет санитаров, – с дрожью в душе думал Юрий Семёнович, – сделают пару уколов, и будешь всю жизнь пузыри изо рта пускать. И собственное имя забудешь...» На этот счёт он никаких иллюзий себе не строил и давно решил, что, если возникнет такая ситуация, будет отбиваться до последнего. «Пусть лучше убьют! Но я тоже успею кого-нибудь уложить!»

Оружие Жогин носил при себе всегда. Хоть и рискованно, но спокойнее на душе.

* * *

– Что с тобой? – спросил Патов Ларису, когда за Жогиным закрылась дверь. – Вы что, поссорились с ним?

– Нет, – ответила Лариса. – А что мне с ним делить? Просто он мне неприятен как человек. И в последнее время стал вести себя нагловато. Ходит по больнице с таким видом, словно он твой заместитель. Ты что, в чём-то зависим от него? И вообще я не пойму, чем он здесь занимается?

– А зачем тебе это понимать? – нахмурился Патов. – У тебя свои обязанности, у него – свои.

– Обязанности! – иронично сказала Лариса. – Он же у нас никем не числится! Его фамилии и в платёжной ведомости нет!

– Пока – да, – согласился с ней Патов. – У меня нет свободных мест в штатном расписании. А терять человека не хочется. Хороший специалист по автомашинам. И любую запчасть к ним достать может. В наше время это немало.

– А как же ты ему платишь? – заинтересовалась Лариса.

– А это уж не твоя забота, – начал сердиться Патов. – Надеюсь, ты сюда шла не затем, чтобы спросить об этом?

– Не затем, – согласилась Лариса. – Я... пришла тебе сказать... что я опять беременна.

Патов закусил губу и молча стал ждать продолжения разговора.

– Ну... вот пришла спросить... как мне быть? – негромко продолжила Лариса. Немного помолчав, попросила: – Витя! Можно я его оставлю? Мне скоро сорок. Четвёртый раз... Я не хочу больше делать аборт. – И, не выдержав, заплакала: – Я боюсь, что могу вообще остаться без детей! Ты сколько раз обещал...

Виктор Георгиевич встал из-за стола и, подойдя к двери, запер её на ключ. Затем подошёл к Ларисе и стал успокаивать:

– Потерпи немного. Скоро в отпуск пойдём. Съездим к морю. Вот только кое-какие дела закончу и поедем.

– А потом? – с надеждой спросила Лариса. – Распишемся? Мне надоело скрывать всё от людей! Что я – ворую?

– Не скрывай, – разрешил Патов. – Разве я тебе говорил, чтоб ты скрывала? Вернёмся из отпуска и распишемся.

– А как быть с ним? – положила Лариса руку себе на живот. – Мне так хочется ребёнка, Витя!

– Решай сама,– глядя в сторону, сказал Виктор Георгиевич. – Вообще-то как-то неудобно, если к свадьбе всё это слишком заметно будет. Могут подумать, что я на тебе вынужденно женюсь. Решай сама... – повторил Патов, отходя от Ларисы.

* * *

После ухода Ларисы Виктор Георгиевич облегчённо вздохнул. Сев к столу, мысленно похвалил сам себя за принятое решение отослать отсюда Жогина подальше. Если уж он привлёк внимание Ларисы... «Глуп, конечно, но предан и пока нужен, – размышлял он, оставшись в кабинете наедине со своими мыслями. – Да и знает многое, не нужно растолковывать, что к чему... Пусть пока побудет в Самарканде, а потом посмотрим, что с ним дальше будет. Убрать мы его всегда успеем...»

Патов вспомнил, как много лет назад к нему, жившему тогда в однокомнатной квартире, поздним вечером явились два гостя. Были они смуглолицы, по-русски говорили хорошо, но с заметным акцентом и чувствовали себя в незнакомой квартире весьма уверенно. К делу, за которым они пришли, незнакомцы приступили сразу, не тратя время на ненужные околичности. Дело было серьёзным и рискованным. Их земляк, находясь здесь по торговым делам, допустил оплошность, за которую ему теперь предстояло расплатиться собственной свободой. И срок ему, судя по всему, должны были дать немалый.

– Я не адвокат, – сказал Виктор Георгиевич, – вы меня с кем-то перепутали.

Оказывается, посланцы из далёкой среднеазиатской республики ничего не путали. Адвокат у них уже есть и неплохой, а теперь им нужен врач. И не просто психиатр, а такой, которого бы знали в суде и прокуратуре.

– Ты ведь заведуешь больницей МВД? – спросил один из них.

– Недавно, – скромно ответил Патов.

– Это неважно. Кого попало туда не назначат. К тебе привезут нашего друга, и ты дашь заключение, что он болен.

– Чем?

– Головой! – простодушно ответили смуглолицые гости.

– Да ведь психических заболеваний десятки! – развеселился хозяин квартиры.

– Выбирай любую, – разрешили друзья пострадавшего, – только чтоб он не попал в тюрьму.

– Ну так в сумасшедшем доме сидеть будет! Это что, лучше тюрьмы?

– Лучше! – с глубокой убеждённостью ответили гости. И далее повели разговор так, словно уже всё было решено: – Дашь ему отдельную палату, посидит человек, подумает, а потом, через год-полтора, ты его выпишешь по просьбе родственников. Уедет он домой, тут и знать об этом никто не будет. Так адвокат сказал. Он нам и адрес твой дал.

– А адвокат подумал, в каком помещении потом буду сидеть я: в отдельном или общем?

– Ты будешь сидеть в своём кабинете, – негромко, но внушительно сказал один из них. – Как ты думаешь, почему именно к тебе направят нашего товарища? Разве мало в этом городе других врачей?

И тут до Патова дошло, что прежде, чем идти к нему, эти друзья уже уладили и обговорили все детали с теми людьми, от которых зависел благополучный исход дела. Он – последняя ступенька, поднявшись на которую, они откроют через время своему другу дверь на свободу. И если он им сейчас не уступит... Может, его предшественника и сняли с должности главврача за его излишнюю принципиальность? Чтобы проверить свои сомнения, Патов спросил:

– А если я не соглашусь?

– Ну что ж, – пожали плечами гости. – Наш товарищ всё равно будет в больнице. В другой. Этого хотим не только мы. Но в этой больнице ему было бы лучше. И другим спокойнее. – И тут же объяснили: – К тебе и этой больнице больше доверия.

– Если я даже соглашусь, – после некоторого раздумья сказал Виктор Георгиевич, – мне его придётся сделать действительно больным на некоторое время.

– А это не опасно? Он потом выздоровеет? – забеспокоились южане.

– Полностью! – заверил он их. – Но не сразу. У него будет ретроградная амнезия. Он потеряет память... Забудет обо всём. Этот диагноз подтвердит любой психиатр, который будет участвовать в консилиуме. И пусть его тогда допрашивают о чём хотят. Он всё равно ничего не скажет. Если б даже и захотел...

Вся эта медицинская терминология была для гостей пустым звуком, но они верили ему и потребовали, чтобы Патов сразу же назвал фамилии тех врачей, которых бы он хотел видеть в составе консилиума.

– Мы сами позаботимся о том, чтобы их туда включили, – заверили гости хозяина квартиры. – Теперь скажи: сколько стоит твой труд?

На этот вопрос Патов ответить не смог. Уж слишком необычен был предмет торга, да и определённой рыночной цены он не имел. Южане сами предложили цену, и была она так велика, что он только согласно кивнул и коротко сказал:

– Пусть направляют. Сделаю, что смогу.

С тех пор прошло много лет. Виктор Георгиевич давно защитил кандидатскую, квартира у него теперь трёхкомнатная, хоть и живёт он в ней один, а за городом, в сосновом бору, затаилась небольшая, двухэтажная дачка. Отличное место для встреч с друзьями. Некоторые из тех, кто судил когда-то его подопечного, взлетели по служебной лестнице очень высоко, но это не мешает им иногда заглядывать к нему на дачу в гости. И, хоть времена с тех пор несколько изменились, это никого из них не беспокоит. Времена меняются, а связи остаются.

А с друзьями из Средней Азии они настолько окрепли, что рвать их – если только в этом возникнет необходимость – придётся с кровью. Спецхранилище для лекарств имеет в одном месте двойные глухие стены, промежуток между которыми заполнен кипами первосортных каракулевых шкурок, которые идут на шапки и воротники в кооперативных мастерских во всех концах республики. И вход в этот тайник знают только несколько человек, а принадлежит он его бывшему пациенту, страдавшему потерей памяти.

Магазин «Восток» только прикрытие: надо же где-то встречаться всем этим кооператорам, договариваться о получении следующей партии каракуля, делить без помех прибыль и намечать планы на будущее. Да и подарки нужным людям удобнее делать через магазин. Его бывший клиент не забывал своих благодетелей и время от времени присылал дорогие вещи. Так, на всякий случай. Ведь здесь находился филиал его обширного дела. Вот и недавно прислал три шкуры снежного барса по накладной, в которой они числились как «шкуры дикой кошки». Хороши кошки! Тысяч на пятьсот, наверное, потянут. Как раз хватит на женскую шубку. Но у той женщины, которая её будет носить, никто не спросит, где она её купила и сколько она стоит. Не осмелятся спросить. А для тех немногих, кто может задать этот вопрос, есть в магазине накладная и в ней проставлена цена: тридцать тысяч рублей штука. Никто сейчас не хочет рисковать: даже люди с высоким служебным положением.

Мало кто знал, что Валерий Борисович был в этом магазине второстепенным лицом, ширмой, связующим звеном между Патовым и кооператорами. А фактически его главой был старший продавец Анатолий Иванович Шуртов. Это он через подставных лиц закупал на огромные суммы ювелирные изделия, золото, антиквариат и отправлял всё это в Среднюю Азию. Только для скупки валюты у иностранных туристов специально держал в Крыму несколько человек. Так что перемещать Шуртова с этого места на должность директора магазина было неразумно.

* * *

Человека этого Степан Фомич заметил ещё на остановке пригородного автобуса. Высокий, с короткой, выгоревшей на солнце стрижкой, светлая рубашка «в арифметику» туго обтягивала литые мускулы. Держался он всё время в стороне от толпы ожидающих. Часто курил, ещё чаще без нужды посматривал на часы. «А вот рукава напрасно закатал, – подумал Степан Фомич, – сейчас картинки не в моде. Выставил, дурак, вся биография на виду: и как зовут, и когда родился.» Но держался мужчина спокойно и даже уверенно. Значит, гулял по чистой и «засветиться» не боялся. Сел он в один автобус со Степаном Фомичом и вышел вместе с ним у грунтовой развилки дорог, ведущих в два села.

«Чего он ко мне прилип? – думал Фомич, не спеша шагая по обочине грунтовки. – Может, послали рассчитаться за что-нибудь? Так у меня, вроде бы, долгов перед кодлой нету. Вести его к себе или переговорить тут? Пойду напрямик, через лес, – решил Фомич. – Увяжется, – придётся поговорить, а сразу к себе вести нельзя.»

Степан Фомич прошёл ещё несколько десятков метров и решительно свернул с грунтовки на узенькую тропинку, протоптанную грибниками. Пользовались этой тропинкой и рыбаки, пробирающиеся росными, туманными утрами к берегам проток и рукавов огромной реки, протекавшей через город. Свернул, и боковым зрением успел заметить, что мужчина, шедший до этого сзади небольшой группы селян, в растерянности затоптался на месте и стал в очередной раз закуривать.

«А-а-а, притормозил! – насмешливо подумал Фомич и резко прибавил ходу. – Постой, пошевели мозгами. Это тебе не по дороге идти, в затылок дышать. Да и людей вокруг сколько. А в лесу – один бог свидетель.» Степан Фомич наддал ещё и на одном из поворотов оглянулся. Ни на тропинке, ни между стволов сосен не было видно светлой рубашки. «Побоялся? Или хитрит? Проверим...» Ещё раз внимательно оглядев лес, Фомич пустился тяжёлой рысцой, стараясь бежать без шума, на одних носках. Вскоре стало не хватать дыхания и неприятно закололо в боку. Высмотрев в стороне небольшую заросль лещинных кустов, он свернул с тропинки и залёг в её гуще. «Полежу, отдохну, торопиться некуда.»

Вскоре появился и навязчивый попутчик. Шёл он быстро, явно стараясь нагнать исчезнувшего неизвестно куда Фомича и не забывая при этом посматривать по сторонам настороженным взглядом. Степан Фомич выждал, пока тот пройдёт заросли лесного орешника, и только тогда, не выходя из кустов, окликнул:

– Стой, Дуплет! Куда шагаешь?

– К тебе. Нужен ты мне, Дед! – явно обрадовался мужчина. – Ты не стерегись: я без зла. И пустой, – провел он руками по карманам брюк.

– А я и не стерегусь, – слукавил Фомич, выходя из кустов. – Проверить только хотел, один ты идёшь или ещё кого за собой тащишь. Я ведь тебя давно приметил, на остановке ещё... Только виду не подал. Может, думаю, в бегах.

– На остановке... – пренебрежительно сказал Дуплет. – Я за тобой полдня ходил! Как только засёк – сразу прилип. Стареешь, Дед, чутьё потерял.

– Да оно мне теперь ни к чему, чутьё-то, – подошёл Фомич вплотную к своему недавнему преследователю, – нового за мной ничего не числится, а за старое мы с властью в расчёте. Ну, здорово! Говори, зачем я тебе понадобился?

* * *

После выпитой водки и хорошей закуски Дуплет разморился, отяжелел, но разговаривал много и без устали. Фомич выпил мало, лишь бы не обижать гостя, и предпочитал больше слушать, чем рассказывать о себе.

– Ну, и куда ж ты теперь думаешь податься? – спросил он Дуплета, выбрав паузу в разговоре. – В городе не пропишут – и думать нечего.

– Пока у тётки двоюродной остановился. На несколько дней. Осмотрюсь... Может, завалюху какую-нибудь куплю на окраине. Я кой-чего привёз оттуда с собой. За девять лет собрал.

– Бесполезно! – убеждённо сказал Фомич.

– Что – бесполезно? – не понял Дуплет.

– Думать об этом бесполезно. И купить не дадут, и денег у тебя не хватит. Все завалюхи на учёте и стоят больше, чем иная квартира. Они ж под снос идут! – Заметив непонимающий взгляд товарища, сочувственно добавил: – И вообще. Трудно тебе будет, Дуплет. Времена не те пошли. Такие, как мы с тобой, – сегодня не в цене.

– Ты же устроился? – неожиданно разозлился Дуплет. – Ещё и как классно: два этажа... цветы... Один живёшь?

– Я же не вчера устраивался. Да и не мой это дом, Дуплет. В этом районе так, с ходу, не каждого и пропишут. Ты не смотри, что это село. Кругом дачи, и не чьи-нибудь... – начал Фомич просвещать своего гостя и осёкся, глядя куда-то за спину Дуплета.

– Чего ты? – встревожился тот и, оглянувшись через плечо, увидел, что от резной добротной калитки к веранде, на которой они так уютно расположились с Фомичом, идёт мужчина лет сорока. Одет вроде бы просто, но дорого, подтянут не по годам, а главное – это Дуплет отметил сразу – чувствует себя здесь хозяином. Проходя по выложенной кирпичом дорожке, остановился у клумбы с розами, поправил какой-то стебель. Сквозь прорези штакетного забора виднелась чёрная машина, подъехавшая к дому так тихо, что они ничего не услышали. Но больше всего Дуплета поразила мгновенная перемена в облике Фомича. Лицо его приняло выражение какой-то не то покорности, не то явного желания услужить. И сам он весь как-то подобрался, готовый в любой момент вскочить из-за стола и выполнить то, что ему прикажут. Он даже рюмку, из которой недавно пил водку, успел отодвинуть от себя подальше, и весь его вид говорил о том, что к этому бражничанью среди белого дня он никакого отношения не имеет.

– Чего ты? – с ещё большим недоумением спросил Дуплет.

– Тиш-ше! – прошипел Фомич, вставая из-за стола навстречу входившему на веранду мужчине.

– Гуляешь, Фомич? – добродушно осведомился пришедший, проходя к столу и ни с кем не здороваясь.

– Да вот... кореша бывшего встретил, – заторопился с ответом Степан Фомич. – Отметить решили немного...

– Оттуда? – спросил мужчина, разглядывая многочисленные татуировки на оголённых руках Дуплета.

– Оттуда, – подтвердил Фомич. – Пришёл совета просить, что ему дальше делать.

– Ну и как: дал ты ему совет? – поинтересовался пришедший, продолжая стоять у столика. Взял со стола початую бутылку водки, повертел её в руках и поставил обратно на стол.

– Да ведь так сразу, Игорь Сергеевич, такие дела не делаются. Подумать надо, – ответил Степан Фомич.