Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни
Текст книги "Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни"
Автор книги: Николай Доризо
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
«Я видел вчера настоящее чудо…»
Стихами
слишком поздними
Хочу воспеть красавиц
С морозными,
серьезными,
Замужними глазами.
Вы не были обещаны,
И я
не смел
влюбляться.
Для нас красивы женщины,
Которых не боятся.
Как часто
в повседневности
С житейскою тщетою
Доступность
мы по лености
Считаем
красотою.
Я тоже
по наивности
Считал былое новью,
Дежурные взаимности —
Единственной любовью.
Ведь даже
в зрелом возрасте
Мы ждем любовь,
как диво,
И сказка о серьезности
Нам так необходима!
Я славлю вас,
красавицы,
Что взглядом
нас минуют,
В которых не влюбляются,
Влюбившись,
не ревнуют.
Идете не замечены,
А ваша стать
прекрасна,
Вас чаще хвалят женщины —
Им это не опасно.
…Невесты наши строгие,
Живете вы годами
С такими
одинокими
Замужними
глазами!
Одну я понял истину
Всем существом глубинным:
Как трудно быть
единственным
И как легко
любимым!
1961
«Быть может, я с тобою оттого…»
Я видел вчера настоящее чудо,
Не мог и представить подобного я:
На Ново-Басманной, сюда прилетевшие бог весть откуда,
Дрались два соперника —
Два воробья.
Дрались на дороге, отчаянно сыпались перья,
Вцепились друг в друга,
А клювы, как шпаги, в крови.
Толпа собралась:
– Это что за мистерия?!
– Дерутся! Смотрите!
– Да кто?
– Воробьи!
Машины столпились растерянно.
Автобус внезапно и круто
Остановился.
Гудит взаперти.
И даже милиция – сам представитель ОРУДа —
Порядок не может никак навести,
Водитель такси подошел к ним,
Схватил,
Оторвал друг от друга
И, в разные стороны их разбросав,
Вытер ладони в крови.
А через минуту на ветке…
– Смотрите!
– А ну-ка… А ну-ка!
– Смотрите! Дерутся!
– Да кто?
– Воробьи.
Мальчишки бросают в них камни с размаху,
А им нипочем! Наплевать им на нас.
И этим великим отсутствием страха
Два крохотных тельца прекрасны сейчас.
Какая Джульетта им клювы сцепила,
Им, витязям непостижимой любви?
Герои, достойные кисти Шекспира,
О, как я завидую вам, воробьи!
1970
СТИХИ О СЫНЕ
Быть может, я
С тобою оттого,
Что ты меня
Мне
Лишь по крошке даришь.
Я о себе не знаю
Ничего,
Ты обо мне
И наперед все знаешь.
Ты личность,
Личность жеста,
Личность глаз,
Ты личность тела,
Личность маленьких ладошек,
Во мне запела
Или занялась
Какая-то покойная
Хорошесть.
Красива ты.
И все же красота —
Не ямочек
Лукавая мгновенность.
Спасибо,
Что в тебе есть доброта
И высшая есть верность —
Достоверность.
Кем был я,
Кем я был без рук твоих?
Черновиком был,
Глиной был слепою,
Один мазок,
Один твой легкий штрих,
И, наконец,
Я стал самим собою.
Все отошло,
Что мне мутило кровь.
Нет от меня вчерашнего
Ни голоса,
Ни жеста.
Спросите:
Что такое есть любовь?
Я вам отвечу:
Жажда совершенства.
1966
1
Был я невнимательным супругом,
Забывал тебе подать пальто,
А теперь вот
со смешным испугом
Только я и думаю про то,
Чтобы лишний раз ты не нагнулась,
Чтоб себя ты бережней несла,
Боже упаси —
не поскользнулась
До того заветного числа.
Именем семейного устава
Ты должна к себе нежнее быть,
Ведь тебе дано святое право
Больше всех теперь себя любить.
Ничего нет в мире человечней,
Чем твоя забота о себе,
Ничего нет в мире бесконечней
Новой той судьбы
в твоей судьбе!
Сколько на лице твоем покоя, —
Стало так задумчиво оно,
Будто что-то слышишь ты такое,
Что другим услышать не дано.
Выполняю просьбы,
как приказы.
Мы вдвоем
и все же – не вдвоем:
Выпущены в талии запасы
На любимом платьице твоем…
Тяжелей твоя походка стала,
Глубже взгляд,
значительней слова.
Я с тобой не спорю,
как бывало, —
Высшей правдой
ты теперь права!
2
Встреча с сыном началась с разлуки.
Мне тепло и грустно оттого,
Что в роддоме держат чьи-то руки
Без меня
мальчишку моего.
Пятый день пошел со дня рожденья.
В дверь стучу —
закрыта на засов.
Да, роддом – такое учрежденье —
Плохо приспособлен для отцов!
Шлю жене я разные вопросы:
«Точно опиши его глаза,
Нос какой – прямой или курносый,
Русым ли мой мальчик родился?»
«Он красавец!» —
мать мне отвечает.
В подтвержденье всех его красот
Факт один пока что отмечает:
Вес – три килограмма восемьсот!
Я иду,
прохожим улыбаюсь, —
Черт возьми, мне здорово везет!
Засыпаю – сразу просыпаюсь:
Вес – три килограмма восемьсот!..
А при встрече повторяю сразу
Эту фразу всем моим друзьям.
Смысл огромный вложен в эту фразу,
А какой?
Не понимаю сам!
3
Мать, и ты гуляла босоногой,
Думала в тот дальний детский век,
Что бывает мамой
самый строгий,
Самый взрослый в мире человек.
А теперь ты пишешь мне о сыне,
Будто вновь вернулась в те года, —
Нет, такой девчонкою, как ныне,
Не была ты прежде никогда!
Перед счастьем матери робея,
Стала ты моложе
и старей,
В нежности своей – чуть-чуть глупее,
В мудрости своей – куда мудрей!
Мне, отцу и мужу, думать лестно,
Что тебя и сына поутру
Из роддома с главного подъезда —
Двух детей
я сразу заберу!
4
«Любовь, когда она одна, – любовь…»
Стоит у роддома машина,
От нетерпенья ворча.
– Берите же на руки сына! —
А я все гляжу на врача.
Гляжу боязливо, тревожно.
Беру, по паркету иду
Так медленно,
так осторожно,
Как будто ступаю по льду.
Мой путь вдруг становится топок,
Почти как дрожащая нить,
Как будто и сам я ребенок,
А мать меня учит ходить.
И вправду, мой возраст отцовский
Такой, как сыновний его…
Спит крохотный житель московский,
Не видит отца своего.
Постелью рука моя стала,
На ней уместился он весь,
Запрятан в конверт-одеяло —
Живая
грядущего весть!
Лишь первая строчка, поверьте,
Той вести в руках у меня.
Так пусть в этом теплом конверте
Растет она день ото дня.
Ее не постичь за минуту,
Такая уж доля отца, —
Всю жизнь я читать ее буду
И все ж не прочту до конца.
Волосики,
мягкое темя,
Цвет глаз – невозможно понять,
И спать ему долгое время,
Чтоб первые сны увидать.
Глядит он, не зная, что значит
Глядеть так серьезно на свет.
Он плачет, не зная, что плачет.
В нем – жизнь.
А его – еще нет…
И, вторя движениям нашим,
Рукой протирая глаза,
Не знает он главного даже,
Что сам он уже родился!
Так ясно все в нем,
так несложно:
Улыбка,
движения век…
И все ж разгадать невозможно,
Какой же в нем спит человек?!
Смеется мой мальчик безбровый,
Наш главный хозяин в дому;
Мы все по-солдатски готовы
Во всем подчиняться ему.
Пусть он, улыбаясь, не знает,
В каком государстве рожден, —
Отец за него понимает,
Чему улыбается он!
1952
«Ты запомни строки эти…»
Любовь,
Когда она одна, —
Любовь.
А если много,
Как сказать – любвей,
Или любовей?
Размышляю вновь
Над тонкостями слов и падежей.
Не любит множественного числа
Любовь на русском языке моем.
А почему?
Не думал я о том,
Пока однажды не пришла…
Через века
Я понял вдруг того,
Кто это слово мудро сочинил.
Быть может, верность предка моего
Родной язык навеки сохранил.
В земле далекий предок мой лежит,
А слово не стареет на земле.
И для меня оно теперь звучит
В твоем
Одном-единственном числе.
1953
ВЕРБА
Ты запомни строки эти…
Было так:
На белом свете
Жил какой-то человек,
Почему-то мною звался,
Очень часто увлекался,
Слишком часто ошибался
Он за свой короткий век.
На моей он спал кровати,
Надевал мое он платье,
И курил он мой табак.
Веселился он некстати
И грустил совсем некстати.
Жил не так,
Любил не так,
Был он слаб,
А я сильнее.
Скуп он был,
А я щедрее,
Груб он был,
А я нежнее.
Нет такого в нем огня,
Если б он тебя не встретил,
Значит, не было б на свете
Настоящего меня.
1945
ЛЮБОВЬ
Идя из северных сторон
Далекого степного края,
Ласкает вербу тихий Дон,
Под низкой кручей протекая.
Кипучий, буйный и седой,
Он в майский дождь, в шумящий ветер
Срывает пенною волной
С ее ветвей весенний цветень.
Отдав ему весну свою,
Она не знала и не знает,
Что, может быть, в другом краю
Он иву тонкую ласкает.
1938
ПОСЛЕНОВОГОДНЯЯ ЕЛКА
Отыскала мой адрес,
С мороза вошла.
И горючей
Своей красотой
Обожгла.
Нет!
Она не вошла —
Это слишком земно,
Как подбитая ласточка,
Залетела в окно.
И робеет, молчит
Как-то очень всерьез,
И большие глаза
Хорошеют от слез.
– Чем обязан?..
Простите, что без пиджака…
Но, по-моему,
Мы не знакомы пока? —
И притих
От притихших,
Доверчивых глаз.
– Я пришла…
У меня вся надежда
На вас!
Не с кем
Мне поделиться.
Молчу и терплю.
Понимаете,
Очень его я люблю!
Подружились
Еще мы на школьной скамье…
Напишите стихи —
Он вернется ко мне!
Он послушает вас,
Он поверит, поймет,
Что нелепой,
Неправильной жизнью живет! —
Я молчу…
Виновато гляжу на нее.
Как петлей,
Перехвачено горло мое.
Что же мне ей ответить,
Когда в первый раз
Получил я такой
Социальный заказ?
О, святая наивность
Хороших людей,
Ничего нет прекрасней
Ошибки твоей!
«Он послушает вас!»
Только здесь я немой.
Да, но адрес
Взяла она именно мой!
Как укор, как награда,
Звучит в тишине:
– Напишите стихи —
Он вернется ко мне!
Нет! Конечно, не даром.
Ведь это ваш труд!
Вот за них гонорар…
Вся стипендия тут. —
О, святая наивность,
Постой, говорю,
Так за зельем любовным
Идут к знахарю!
И сижу одинокий,
Молчанье храня.
Если б так же безгрешно
Любили меня!
1961
Завьюженная челочка,
Пушистая игла…
В – лесу родилась елочка,
В лесу она росла.
«Какая тишь – какая вольница…»
Не в ярком убранстве
Парадном,
Венчавшем ее красоту,
На лестничной клетке
В парадном
Увидел я елочку ту.
За дверь
Ее выставил кто-то,
Поскольку теперь не нужна.
И как-то устало и кротко
К стене прислонилась она.
Осыпались желтые ветки,
Ни бус, ни браслетов на ней.
Ей зябко на лестничной клетке
Без шубы роскошной своей.
Всего лишь неделя, —
Не месяц,
И вот с нее сняли красу.
О, как она старше ровесниц,
Зеленых ровесниц в лесу!
Чтоб только ты нас не винила
За праздник,
Который так мал,
Иголки,
Что ты обронила,
Я б все до одной
Подобрал.
1964
ОРЕНБУРЖЬЕ
Какая тишь – какая вольница!
Снег, снег, насколько хватит глаз.
Песец и за границей водится,
А снег, ей-богу, лишь у нас!
Он русский, дедовский, старинный,
Такой, что тройку б под уздцы!
Летят снежинки над долиной
И тают, словно бубенцы.
А ночью на сугробах тени
И свет из позднего окна.
Не паровое отопленье —
Сквозь снег, сквозь свет мне печь слышна.
Всю жизнь мечтавший об уюте,
Стою я в сумраке ночном
И так завидую тем людям,
Что за своим живут окном!
Там елка лучшая в России,
Там елка детства моего!
А вот меня не пригласили
В тот теплый дом на торжество.
О снег, мягка твоя печальность.
В снегу поляны, как во сне.
Веселье, грусть, патриархальность,
Все краски, звуки – в белизне!
И боль, и нега, нега снега.
О, русский снег под Новый год!
Как будто с неба,
с неба,
с неба
Не снег,
а музыка идет!
1964
КВИТАНЦИЯ
Азиатская даль Оренбуржья.
Степь желтеет,
как шерсть
вековая,
верблюжья.
А холмы —
как верблюжьи горбы.
Край ты древний
Нелегкой судьбы.
Где-то здесь,
Средь простора степного,
Звон копыт,
След копя Пугачева.
И не смыли
тот праведный свет
Все дожди
твоих весен и лет.
Как ты радуешь
Сердце весною
Своей зеленью
Нежно-льняною.
Одиноких деревьев шатры
И тюльпанов
живые костры.
Дед-казак,
Хоть и не был поэтом,
Так сказал
О просторе об этом,
Будто выдохнул
Он из себя:
– Посмотри:
Все степ я ,
все степ я !..
И нежнее
Народного слова
Не найдешь
Для простора степного,
Чтобы было достойно тебя:
Все степ я ,
Да какие степ я !..
1973
«Ты спрашиваешь меня – люблю я тебя или нет…»
Впервые в жизни
Он пришел на станцию,
Немолодой черкес,
В двадцатые года.
Впервые в жизни
Получил квитанцию,
Обычную
Багажную квитанцию,
Квитанцию,
квитанцию,
квитанцию, —
Он слов таких
Не слышал никогда.
Таинственно,
заманчиво
и женственно
Звучало слово,
Пело слово в нем.
И дочь свою
Назвал черкес торжественно
Квитанцией
За праздничным столом.
Квитанция,
Квитанция,
Квитанция…
А он был прав —
Мечтатель и джигит, —
Не хуже, чем Джульетта,
Чем Констанция, —
Квитанция, —
Как здорово звучит!..
А я хожу
Открытой небу
Нивою
Так,
Будто я
Уже не раз здесь был,
А я гляжу
На женщину красивую
Так,
Будто я
Уже ее любил.
Нет,
Не отвык
Природе удивляться я
И все-таки не я,
А он поэт, —
Ведь для меня
Не девушка —
квитанция,
А счет за газ,
за воду
и за свет.
1965
«Я живу потому, что я – это воздух морозный…»
Ты спрашиваешь меня —
Люблю я тебя или нет.
Если б я был совсем молодым,
Я б ответил тебе:
– Да!
– Да,—
ответил бы тебе
Мой вечерний поцелуй.
– Да! Да! —
ответил бы тебе
Мой ночной поцелуй.
Но мне уже не двадцать лет,
И я очень хорошо знаю, —
Все зависит от того,
Каким будет
Утренний мой поцелуй,
И будет ли он.
1965
СТИХИ О ПРИРОДЕ
Я живу потому, что я – это воздух
морозный,
Тот, которым дышу.
Я живу потому, что я – это вечер стозвездный,
На который гляжу.
Я живу потому, что колется вьюга,
А руки теплы.
Потому что есть добрые, мягкие волосы друга,
На висках чуть белы.
Я – то голос его прозвучавший, недавний,
То вчерашней улыбки твоей красота…
Я живу потому, что слышна тишина мне
И видна темнота.
…Я лицо свое вижу,
когда мне приходится бриться,
А потом забываю о нем среди белого дня.
Вот глаза у прохожей навыкате
в желтых ресницах…
А какие, скажите, глаза у меня?
Если ими на небо гляжу,
то глаза мои сини,
А на ель,
то, ей-богу, они зелены!
Как же мне не любить, как себя,
Все цвета
и оттенки
России.
Под моими бровями – простор белизны!
Я живу потому, что со мною все это.
Если ж я – только я,
то меня уже нет, —
Если будут глаза мои
одного только черного цвета…
Но об этом не надо!
Я живу,
И в окне моем синий рассвет.
1957
«Я родился давно…»
На станции
У самых шпал
Он вдруг пророс —
Росток травы,
зелен и мал,
Из-под колес.
Кузнечик,
Он почти приник
К металлу рельс.
Самоубийца каждый миг,
Зачем он здесь?
Все поезда,
Со всех сторон,
В сто тысяч тонн
Спешат сюда,
Чтоб ими был
Раздавлен он.
А он растет,
Трава травой,
Как прежде рос
Зеленой искрою живой
Из-под колес.
1970
«В любом мужчине после сорока…»
Я родился давно.
Бесконечно давно.
Будто вычитал это
В старинном романе,
Самовара урчанье…
Немое кино…
В новогоднюю ночь
краснолицых извозчиков
сани.
Бог ты мой,
Сколько было
военных
и мирных
дорог!
Я когда-то и грезить не мог
О летящей в пространство
ракете…
Сколько прожито мною
событий,
эпох, —
Их, пожалуй, хватило б
на несколько тысячелетий!
Жизнь моя,
размышляю сегодня о ней
То тревожно,
то нежно,
то строго…
А ведь было всего
сорок семь новогодних ночей.
Это, право,
не так-то уж много!
1971
СНЫ
В любом мужчине
После сорока
В шестнадцать лет
Я видел старика.
Чем больше я живу на свете
И чем белей
мои виски,
Тем
для меня
становятся моложе
Все старики.
1974
1
Мне двадцать лет. Гремит трехтонка.
Со мною в кузове девчонка.
Вокруг смертельная война.
Навстречу нам грохочут взрывы.
А я беспечный и счастливый…
И вдруг внезапно – тишина.
И пенье птицы почему-то,
И почему-то в окнах утро…
И сна засвеченная пленка.
Засвеченная пленка сна.
2
УЛИЦА ЭНГЕЛЬСА
Себе я снился молодым.
Проснулся и не шелохнулся.
Себе я снился молодым
И все не верил, что проснулся.
А может, это был не сон?
А то, что я проснулся, снится?
Мне снится утро,
Тихий звон
Дождя.
Кто может поручиться,
Что пробуждение
не сон!
1973
С. Гурвичу
ОБАЯНИЕ
Нет, дорогой,
не седеющий волос,
Хоть от него
никуда ты не денешься.
Знаешь, мой друг,
что такое наш возраст, —
Улица Энгельса,
улица Энгельса.
Была эта улица
нашей,
как сверстница и как подруга.
До каждого деревца
нашей,
до каждого облачка пыли.
О, милые лица
чугунных,
все видевших люков, —
Гляжу я на наши морщинки —
вы те же,
вы те же,
что были!
На улице этой
случались внезапные встречи,
На ней назначались свиданья
у входа в горсад под часами.
Носили мы модные,
острые,
ватные плечи
И галстуки наши
роскошно вязали
большими узлами.
Еще не забрезжил нейлон.
Был от нас он далек марсиански,
И атом дремал,
как невинный младенец,
в учебнике химии.
Была эта улица нашей
от звезд
до оконной замазки,
На ней всех прохожих
мы знали по имени.
И вот, наконец, я вернулся,
объехав полсвета,
на улицу нашу.
Топчусь я в толпе одиноко,
затерян среди молодежи
И юность свою
здесь на каждом шагу
все ищу,
как пропажу.
Я был здесь хозяином —
стал незаметным прохожим.
Как это случилось?
Мне даже не верится, право,
Как будто весь мир перевернут
движением резким.
Когда-то здоровался здесь я
налево,
направо,
Теперь и здороваться
вроде бы не с кем!
Нет, дорогой,
не седеющий волос,
Хоть от него
никуда ты не денешься.
Знаешь, мой друг,
что такое наш возраст,
Улица Энгельса,
улица Энгельса.
1964
«О, краски и запахи детства…»
Не заслуживают внимания
Слишком правильные черты.
Обаяние, обаяние —
Совершенство живой красоты.
Как, скажите,
достичь совершенства,
Совершенства улыбки
и жеста,
Совершенства лица своего?
Детство, детство,
безгрешное детство.
Обаяние —
лучик его.
1963
О, краски и запахи детства!
Вы там,
на Кубани моей!..
Дымок испеченного теста,
И жар самоварных углей,
И лужиц весенних свеченье,
И сумерек тихий секрет,
И позднего солнца
вечерний,
Почти электрический свет.
Душистая свежесть навоза
На глине просохших дорог,
А ночью гудок паровоза,
Какой-то уютный гудок!
О, краски и запахи детства —
Заветная память души!
О, краски и запахи детства,
Как после дождя,
вы свежи!
Какая ж великая сила
В тех красках
и звуках степных
Ведь мне до сих пор еще мило
Лишь то,
что похоже на них.
А может,
обрадован летом,
Синицей,
присевшей на пень,
Я в детстве
был больше поэтом,
Мир видел острей,
чем теперь?
О, как бы вернуть мне все это!
Ей-богу, дороже в сто раз,
Чем детство,
которое где-то,
То детство,
которое в нас.
1964
