Текст книги "Пламя в джунглях"

Автор книги: Николай Сучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Пожалуйста, все что хочешь! – ответил также шепотом Алекс, не зная еще, что задумал его первый помощник. Он был доволен. Начало положено, великое начало.

Гаро поднялся, огромный, торжественный. Лицо его посуровело, заострилось. Темные глаза смотрели сосредоточенно. Он гордо закинул голову и начал:

 
На славу бойцу,
Врагу на беду
Взрывается ночь кличем смерти.
Враг не пройдет!
Свобода зовет!
Стеною встают нага вместе.
 

Люди в морунге начали раскачиваться под, припев, звучавший все грознее и громче: Хэй, хэйо, хэй! Хэйо-о-о-о!

Гаро раскинул руки. Он походил на орла с распростертыми крыльями. Взмахнув полами черного пледа, он запел еще громче. И песне стало тесно в морунге, она вырвалась за прокопченные стены, туда, на вольные просторы джунглей Нагаленда:

 
Пламя, гори
Победой зари.
Родины нага слава гремит.
Солнце, взойди!
Ночь, отступи!
Жизни нага не кончатся дни.
Хэйо, хэй, хэй, хэйо-о-о!
 

Толпа уже гудела грозно и воинственно, дружно раскачиваясь. Заколебались языки пламени. Заметались тени по стенам, стропилам. На середину выскочили воины в боевом наряде. Они высоко подпрыгивали, колотя копьями о щиты.

Танцы продолжались всю ночь. Алекс не стал ждать, когда закончится пир – он очень устал. Они с Гаудили вернулись в дом старосты, где их временно поселили.

– Ты помнишь такую же ночь, дорогой? – ласково спросила Гаудили, прижимаясь к мужу.

– Да, родная. Я все помню.

– В ту ночь ты решил, что останешься здесь, с нами. Ты до сих пор этого хочешь?

Повисла напряженная тишина.

Алекс долго молчал. Потом сказал тихо:

– Я хочу на родину. Ведь человек без родины, как поваленный бурей тик: гниет и чахнет.

– Но ты носишь ее в сердце. Разве этого не достаточно?

– Видно не достаточно, – вздохнул Алекс. – Такой уж я уродился. Хочу стоять на земле отцов ногами, видеть ее глазами, щупать руками. И драться за нее. Ведь ей так же тяжело, как твоей родине. А я бью не ее врагов…

– Неправда! Ты же сам говорил, что джапони напали на землю твоих предков. Значит, они и твои враги. Ты бьешь их здесь, значит, помогаешь и нам, и своей родине. Разве не так?

– Дорогая, ты мудра, как совет старейшин. И все же мне очень хочется на землю отцов.

– А как же я?

Алекс внимательно посмотрел на нее.

– Поехали на мою родину вместе?

– Ты возьмешь меня с собой? – встрепенулась Гаудили, прижалась к нему еще теснее. – Правда, возьмешь? Как я рада! Любимый мой! Знаешь, я должна сказать тебе… У нас будет сын!

– Что? – подскочил Алекс. – Неужели?! А почему ты думаешь, что сын?

Она нежно улыбнулась.

– Потому что очень хочу, чтобы это был именно сын. Тебе нужен помощник.

ДРУЗЬЯ ИЛИ ВРАГИ?

Лето 1943 года в Калькутте выдалось на редкость жарким и душным. Если от тропического ливня можно было укрыться дома, то стрелы раскаленного солнца, казалось, пронизывали все насквозь. Тень не спасала – нагретый, плотный воздух был недвижим. Пот обжигал лицо.

Подогреваемое невыносимой жарой, нарастало ощущение больших перемен. Алекс почувствовал это уже в день своего приезда. У городского вокзала он увидел демонстрацию трудящихся. Встретивший их майор Кирк поспешил увезти всю группу закоулками в гостиницу. Оставив Алекса там, он просил не выходить пока в город. Кирк приезжал каждое утро, извинялся и просил ждать. Газет не было. Из разговора с администратором отеля Алекс узнал, что огромный калькуттский порт бездействует – бастуют докеры. Их поддерживают другие рабочие. За чашкой кофе этот интеллигентный индус доверительно сообщил Алексу, как сильно обеспокоены «хозяева» Индии состоянием своего тыла. Англичане оказались между двух огней, и самым страшным для них было пламя народного гнева. Они держали наготове огромную «пожарную команду», насчитывающую сотни тысяч солдат и полицейских.

На четвертый день Кирк приехал веселый: кончилось их затворничество, вся группа приглашена на бал к генерал-губернатору. Алекса он увел на склад подобрать костюм. По дороге обычно немногословный английский майор разговорился: бал устраивается по случаю окончания забастовки в порту.

В тот вечер у губернатора Алекса наконец представили тем, кто вызвал его в Калькутту: английскому полковнику Хэтчинсону и американскому подполковнику Роберту Морроу, возглавлявшим отдел специальных акций.

Никогда еще красивый губернаторский дворец не видел таких необычных гостей с крепкими скулами и пронзительными черными глазами. Не трудно было понять этих вылощенных леди и джентльменов, забывших всю свою чопорность и правила этикета. Они с неподдельным любопытством разглядывали рослых воинов, одевших на бал полный боевой наряд. Особенно занимали их шлемы воинов, украшенные кабаньими клыками, орлиными перьями и лисьими хвостами, замысловатая татуировка на коричневых лицах. Холеные руки, пальцы в перстнях так и тянулись дотронуться до больших медных колец в ушах и бус део-мони на груди, но отпугивали гренадерские фигуры, перепоясанные патронташами, и сверкающие дахи за поясом.

Самое большое любопытство возбуждал Алекс. Кто он? Почему эти свирепые дикари так послушны ему? Но приблизиться к Алексу невозможно – от него ни на шаг не отходит закутанный в черный плед Джонни. Он так посверкивает глазами на особо любопытных, что те невольно пятятся.

Дым костров, терпкий запах джунглей и вольный ветер гор ворвались во дворец и заставили многих поежиться. Может быть, поэтому толпа выхоленной знати так быстро рассыпалась, и гаронды остались одни на сверкающем паркете. Алекс понял: спектакль окончен, пора убираться. Воины с облегчением покинули неприютный дом, населенный холодными непонятными существами с бледной нездоровой кожей, напоминавшей им термитов, боящихся света и предпочитающих мрак.

На Алекса хотели произвести впечатление. Его возили в шумный калькуттский порт, где с океанских кораблей разгружали танки, бульдозеры, орудия, автомашины и бесчисленное количество ящиков с оружием, боеприпасами, продовольствием, медикаментами. Его водили по краснокирпичным казармам английской дивизии, где рослые упитанные солдаты четко маршировали по булыжнику плаца, стремительно ходили в штыковую атаку, ловко орудовали штыком, прикладом и кинжалом, метко стреляли по мишеням, далеко бросали гранаты.

Его познакомили с полковником Мериллом и группой его «матадоров». «Матадоры», прибывшие из Соединенных Штатов, насчитывали три тысячи человек. Их набрали в юго-западной части Тихого океана и островов Карибского моря. Эта часть была известна под названием «Галахад», Вместе с новой группой Уингейта из пяти бригад они обучались в ста пятидесяти милях от Бомбея ведению партизанской войны в джунглях.

Полковник Фрэнк Мерилл получил недавно назначение командовать полком американских пехотинцев. Его «разбойники», здоровенные мордастые парни, шумные, наглые, с громким восторгом осматривали воинов Алекса, щупали их мускулы, хлопали по спине и плечам, пробовали силу рук.

Фрэнк Мерилл рассказал Алексу, как во время маневров его «разбойники», или «матадоры», как они еще себя называли, захватили в плен штаб одной из бригад Уингейта и уговорили многих солдат сдаться в плен на том основании, что их, «матадоров», лучше кормят.

Потом Громова принял подполковник Морроу. Он был приветлив и предупредителен. Усадил гостя в низкое тиковое кресло против себя, предложил виски. Закурили. Серыми острыми глазками разведчик впился в Громова. Алекс спокойно выдержал этот изучающий взгляд.

– Я советский офицер, – первым прервал он молчание. – Мое место там, где наш народ громит фашистского зверя…

Морроу ничем не выдал своего удивления, он умел владеть собой. Но для подстраховки поморщился и бросил небрежно первое, что пришло на язык:

– Джунгли не отучили вас заниматься пропагандой.

Алекс сделал вид, что не расслышал реплики.

– Обращаюсь к вам, как к союзникам, помочь мне вернуться на родину.

– Вы хорошо сделали, что обратились ко мне, – сказал Морроу, наклоняясь вперед и одобрительно похлопывая Алекса по плечу. – А то ведь этот старый осел Хэтчинсон вообразил, будто вы, извините, – англо-туземный гибрид, которых бритты немало развели здесь.

Морроу привстал, давая понять, что аудиенция окончена, «Будь ты хоть сам дьявол, лишь бы помог нам осесть в джунглях, а потом… Потом мы уже позаботимся о тебе, парень. Будь уверен». Но сказал совсем другое.

– Можете быть спокойны. Дезертиром вас не сочтут… Ваше командование будет знать о вас…

Алекс вернулся в гостиницу и, как обычно, попросил коридорного принести все сегодняшние газеты и журналы на английском языке. Чтение прессы стало для него самым радостным событием во время пребывания в Калькутте. Это были дорогие мгновения общения с родиной. Ведь ее заботы, ее дела и здесь составляли смысл жизни Алекса.

Снова появился коридорный.

– Газеты и журналы, сэр! Что еще изволите, сэр?

– Благодарю. Больше ничего не нужно.

Алекс с нетерпением зашелестел газетами. Целый день он не слыхал ничего о родине! Первые полосы были заполнены сообщениями с разных фронтов мировой войны. На советско-германском фронте фашисты начали свое летнее наступление. Под Курском развернулось гигантское сражение. Комментаторы расходились во мнениях об исходе этой битвы. Тревога охватила Алекса. Не может быть, чтобы немцы победили под Курском. Нет! Дали же им по зубам на Волге. И теперь дадут, еще крепче.

Он вдруг почувствовал нестерпимую тоску по родине. Вскочил, возбужденно заходил по комнате. Нет, так дальше нельзя! Скоро снова джунгли, бессонные ночи, кровавые схватки. Надо послать весточку домой. Как обрадуются отец с матерью! А военная цензура? Пропустит! Союзники они или кто, в конце концов?!

Не раздумывая больше, Алекс вырвал из блокнота листок. Торопливо написал: «Мама, отец! Дорогие мои! Жив я и здоров! Ждите с победой! Скоро вернусь. Ваш Санек». Всего несколько слов. Дрожащей рукой вывел на конверте: «СССР, Ташкент». Здравствуй, Родина!

Потом торопливо, словно боясь передумать, сбежал вниз по лестнице и сунул письмо в щель почтовой тумбы на углу улицы. Медленно вернулся в отель. На душе стало легко, будто он поговорил с родителями, пожал руку далекой родине. А немного погодя зародилось неясное тревожное предчувствие.

На другой день Алекса вызвал полковник Хэтчинсон. Утром за ним прикатил майор Кирк, как всегда холодно любезный и подтянутый. Офицер выскочил из машины, отдал честь. Он поморщился, когда вслед за Алексом в джип пролез Джонни, кутавшийся в неизменный черный плед, но промолчал. За рулем сидел круглолицый бородатый сикх. Кончик его бороды был упрятан под чалму.

– Доброе утро, Алиссандер! Как поживаете? – приветливо поздоровался шофер.

– Доброе утро, Сингх! Благодарю, все хорошо! Как у вас дела? Как жена, дети?

Сингх не успел ответить. Улыбка сползла с его широкого лица – в джип просунулся Кирк и грузно опустился на сиденье.

Индийские сикхи известны как прекрасные воины. Их насчитывается более шести миллионов. Сикхи – это воинственная секта, своеобразный мост между индуизмом и мусульманством, Как индуисты они кремируют умерших и не едят мяса. Как мусульмане они поклоняются одному богу и не признают кастовых барьеров. Ортодоксальный сикх никогда не бреется, потому что отращивание бороды и волос на голове – признак силы и мужского достоинства. Он закручивает волосы на затылке и покрывает их тюрбаном обычно белого цвета. Самое распространенное имя среди сикхов – Сингх, то есть человек с львиным сердцем. Это вроде титула, показывающего принадлежность носителя его к братству сикхов.

Машина быстро мчалась по оживленным улицам Калькутты, разбрызгивая лужи. Иногда джипу приходилось преодолевать целые озера, и вода чуть не захлестывала его. Шофер лишь следил в основном за тем, чтобы не задеть священную корову.

В Калькутте коровы невозмутимо разгуливают по центральным улицам. Они не обращают никакого внимания на снующий транспорт, презрительно пережевывая свою бесконечную жвачку. И, действительно, их никто не трогает. Грузовик скорее заденет человека, чем корову. Поэтому то и дело раздается скрежет тормозов – это корова спокойно переходит улицу. Нигде, пожалуй, нет такого скопления коров, как в Индии – одна корова на каждых два жителя. Индуисты чтут корову за то, что она дает молоко детям, удобрение полям, а ее мужское потомство пашет землю.

Наконец, джип вырвался на зеленую чистую аллею. По сторонам ее тянутся живые изгороди из аккуратно подстриженного бамбука. За ними газоны ядовито-зеленой кудрявой травы, яркие цветочные клумбы, веерообразные пальмы, пышнокронные деревья манго, смоковницы, магнолии, кустарники с разноцветными листьями. В глубине дворов – громоздкие замшелые дома с колоннами и изящные виллы.

Джип резко затормозил перед низкими решетчатыми воротами. На черном столбе блестели золотом большие начищенные буквы «IN» – въезд, а метров через двадцать у таких же ворот сверкали – «OUT» – выезд. Ворота отворились. Машина прошуршала по дорожке, посыпанной битым красным кирпичом, и остановилась под покоящейся на белых колоннах лоджии. Могучий бородатый сикх с бесстрастным лицом распахнул массивную дверь в просторный холл и, держа перед собой сложенные ладонями вместе руки, почтительно склонился. Появился высокий щеголеватый офицер. Небрежно козырнув, он провел их к другой огромной двери, у которой стоял тоже бородатый гигант-сикх, и процедил:

– Прошу, сэр!

Алекс, а за ним Джонни, вошли в просторную комнату, утонувшую в полумраке. Из-за массивного стола, стоявшего в дальнем конце, поднялся Хэтчинсон и пошел навстречу. Обменявшись рукопожатием и обычными в таких случаях любезностями, полковник жестом попросил Алекса пройти к задней стене.

– Хэллоу, сэр! Нехорошо не замечать друзей! Как поживаете, старина? – услышал Алекс знакомый голос.

Алекс повернулся направо. От полузатемненного гардинами окна шагнула коренастая фигура подполковника Морроу. Вынув изо рта дымящуюся трубку, он крепко пожал руку Громова. Потом похлопал по плечу и посоветовал держаться, как дома.

Полковник Хэтчинсон отдернул голубоватую портьеру на стене и одновременно щелкнул выключателем. Свет залил большую подробную карту Индо-бирмано-китайского театра военных действий. Линия фронта проходила, примерно, по индо-бирманской границе. Главное направление прикрывала четырнадцатая армия под командованием английского генерала Слима, входившая в одиннадцатую армейскую группу Джиффарда. Фронт стабилизировался. У японцев пока еще не хватало сил для решающего броска на последний азиатский оплот британской империи. В японском тылу англо-американское командование наметило создать несколько опорных баз для действий диверсионных групп. Партизанскому отряду нага полезно связаться с одной из этих баз.

Алекс внимательно следил за указкой полковника Хатчинсона, блуждающей по карте, вслушивался в бесстрастные четкие слова. Для него было все ясно. Пожалуй, даже более ясно, чем того хотело союзное командование.

В брошенных вскользь словах полковника он находил подтверждение уже слышанным разговорам, вычитанным сообщениям из газет, подчищенным военной цензурой. Больше половины четырехсоттысячной армии было обращено против внутреннего фронта, где упорно росло народное движение против колонизаторов. Перед японцами редкой цепочкой выстроилось несколько слабых не полностью укомплектованных дивизий. Они не представляли серьезной преграды для агрессоров. Индия была открыта для вторжения.

Алекс, правда, не знал, что Индо-бирмано-китайский театр военных действий еще окончательно не оформился. Лишь спустя месяц было создано командование театра во главе с адмиралом Луи Маунтбеттеном. Это был честолюбивый молодой человек, двоюродный брат короля Георга, любимец премьера Черчилля. До своего нового назначения он руководил комбинированными операциями в Англии. Заместителем к нему назначили генерал-лейтенанта армии США Стилуэлла, которого за беспокойный нрав и упорство в отстаивании своих планов штабники прозвали «старым козлом».

Потом слово было предоставлено Алексу. Он коротко рассказал о своем отряде. Заметил, что действия отряда могли бы быть более успешными, если бы союзники обеспечили хорошую помощь, особенно вооружением, медикаментами, продовольствием.

– У меня пятьсот воинов. Какие они, можете судить по прибывшей со мной группе, – закончил Алекс. – С началом восстания нага дадут пять тысяч бойцов. А в будущем году это число удвоится и утроится.

– Восстание? – поморщился Хэтчинсон. – Какое еще восстание? Бунт, очевидно. Против кого? Объясните!

– Разумеется, против захватчиков. Нага хотят жить свободными. Я считаю это стремление глубоко справедливым и законным.

– Простите, сэр, – вмешался Роберт Морроу, обращаясь к Алексу с простецкой улыбкой на лице. – Скажите откровенно, Алиссандербонг – так кажется величают вас ваши молодцы. Ну вот мы поможем вам выгнать японцев. Бирма и область нага как часть ее территории будет возвращена прежнему хозяину – Великобритании. Как тогда будут смотреть на англичан ваши нага и вы? Как на освободителей или как на угнетателей.

– Видите ли, – начал Алекс после некоторой паузы. – Нага, конечно, будут встречать союзников, как своих освободителей. Если союзники не вздумают остаться на их земле…

– Браво, браво! – хлопнул в ладоши оживившийся Морроу. – Из вас получится неплохой дипломат. Что вы на это скажете, полковник?

Хэтчинсон вяло махнул рукой. Потом, пронизывая маленькими глазками Алекса, назидательно сказал:

– Нас вполне устраивает ваш отряд. Вы можете увеличить его до полка, и мы поддержим вас в этом. Но зачем вам понадобилось восстание? Это же анархия, хаос. Восстание годится лишь для таких варваров, как русские. У нас все должно идти в строго обдуманном порядке, без суетливости, хаоса.

– Но, господин полковник, не я организую восстание. Это же реакция населения! Семена восстания сеют сами захватчики, и плоды уже зреют.

– Вы должны предотвратить бунт. Вы руководитель племен. У вас есть вооруженная сила. Мы поможем вашему отряду, произведем вас в офицеры. Но вы должны во всем советоваться с нашим представителем, майором Бичером. Через него мы будем держать связь с вашим отрядом.

– Хорошо, господин полковник. Я постараюсь сработаться с ним, – уперся Алекс взглядом в лошадиное лицо англичанина. – Хочу только докончить свою мысль: если слить удар восставших с ударом ваших войск с фронта, враг будет неминуемо раздавлен. Разве это не устраивает союзников? Ведь, хотите вы этого или нет, ненависть растет и взрыв неизбежен. Бегущего слона за хвост не остановишь.

– Ха-ха-ха! Отличная пословица! – расхохотался Морроу. – Ее нужно запомнить, Хэтчинсон. В Индокитае я слышал нечто подобное: чем больше давить лимон, тем кислее будет.

– Опять вы с этой навязчивой идеей! – поморщился полковник, – Мы уже, кажется, договорились с вами обо всем.

– Ну, будь вы русским, вас бы не выпустили отсюда, дружище, – вмешался Морроу. – Нет, это только подумать: русский в сердце Азии, в жемчужине Великобритании, делает революцию. Ха-ха-ха! Да Черчилль лопнет от ужаса!

– Оставьте глупые шутки, господин подполковник! – рассердился Хэтчинсон. – Вы – американцы, как и русские, никогда не были джентльменами. В общем, так, – повернулся он к Алексу. – Завтра утром вы явитесь сюда со своими воинами, получите необходимое и после лэнча отбудете поездом обратно. Прощайте!

– До свидания, господин полковник, – Алекс поднялся, кивнул американцу и вышел.

– Я полагаю, вы согласитесь провести последний вечер в Калькутте в компании веселых друзей, – говорил по дороге Кирк. – Когда вам еще удастся вырваться из джунглей!

– Благодарю за приглашение. Извините, сегодня хочу побыть один.

– Смотрите, не пожалейте! Прелестная Лора жаждет видеть вас. Гордитесь, вы завоевали ее любовь с первого взгляда.

– Я должен привести в порядок свои дела. А Лоре, если вас не затруднит, передайте мой нижайший поклон и наилучшие пожелания.

– Только и всего? Ну что ж, рад служить вам. Завтра я провожу вас. Будьте готовы к двенадцати ноль-ноль! Гуд бай!

Алекс поднялся к себе в номер. Попросил боя принести свежие газеты и журналы. Прилег на тахте, приказав Джонни готовиться к отъезду. Настроение у него испортилось. И все из-за письма. Беседа у Хэтчинсона окончательно все прояснила. Ему несдобровать, если перехватят его весточку на родину. Да что – он! Все нага пострадают. Как он мог?! Мальчишка! Размяк, расчувствовался.

Не читалось. Отложил газету в сторону. Попытался отвлечься другим. Вспомнил Лору. Эта женщина, конечно, интересовала его. Интересовала потому, что ее, славянку, как и Алекса, война забросила далеко от родины, сюда, в сердце Азии. И он очень жалел ее, как женщину страшно одинокую в этом шумном блестящем окружении поклонников, как человека, потерявшего в жизни все: родину, друзей, любовь.

В первый же вечер после приема у губернатора майор Кирк предложил проехаться пр ночной Калькутте. Алекс охотно согласился. Город был затемнен – наведывались японские бомбардировщики. И тем не менее было приятно окунуться в ночной свежий воздух после духоты губернаторских апартаментов.

Быстрая езда, бьющий в лицо ветер, сытое урчание мотора, таинственность каменных нахохлившихся громад и темные провалы ущелий-улиц – все это доставляло острое наслаждение.

Джип неожиданно остановился под развесистым деревом. Шофер дал два коротких сигнала, ворота бесшумно отворились, и они въехали во двор. Кирк, чертыхаясь, окунулся в кромешную тьму и потянул за собой Алекса.

– Пропустим по паре пеков и домой, – сказал Кирк. – А то я совсем продрог. Нуреддин!

– Да, сэр, – отозвалась темнота. – Прошу вас, сэр. Очень рады вам, сэр.

Неслышно открылась дверь и тотчас закрылась за ними. Распахнулась тяжелая портьера, открыла зал, заполненный мерцающими свечами, голыми плечами и полированными жирными затылками. Они бесчисленное количество раз отражались в зеркалах, сплошь покрывавших стены. Справа на ярко освещенных подмостках шло представление.

Алекс не успел еще осмотреться, как к ним по-кошачьи подкрался метрдотель в белоснежном смокинге и провел их к свободному столику, на котором в тяжелом серебряном подсвечнике горела толстая свеча. Кирк что-то шепнул подскочившему официанту, отодвинул свечу и, усаживаясь удобнее, сказал:

– Этого ты не увидишь в своих джунглях.

Утром Алекс со своей группой прибыл в штаб специальных акций. Их встретил подполковник Морроу. Американец передал Алексу подробную карту Нагаленда, изготовленную английским генштабом для корпуса парашютистов Уингейта. У Морроу была копия. На обеих картах наметили пункты сбрасывания грузов, нанесли примерное местоположение партизанской базы в Хванде, договорились об опознавательных сигналах.

Затем Морроу от имени союзного командования подарил каждому по новенькому автомату и стилету с прямым обоюдоострым лезвием из темно-синей стали. На черной эбонитовой рукоятке надпись: «Побеждает быстрейший». Кинжалы были изготовлены специально для английских «коммандос». Воинов нагрузили коробками с драгоценным хинином, консервированными продуктами. Сунули в джип ящик с ромом.

Американец пригласил Алекса в кабинет на «отвальную чашу».

– Тебе с содовой? Нет? Правильно. Прощальная чарка должна быть крепче, чтобы дольше помнилась друзьями, – он протянул Алексу полный стакан неразбавленного виски.

Выпили. Громова передернуло. Он поспешно проглотил подряд три маленьких сэндвича.

– Война, – усмехнулся Морроу. – Все испортилось. Даже виски – дрянь.

Помолчал. Потом придвинулся вплотную и, глядя прямо в глаза Алексу, доверительно заговорил:

– Слушай, дружище! Я ценю твой размах и решительность. Это по-нашенски, по-американски. Самодовольные бритты хотят загребать жар чужими руками. И в то же время страшно боятся, как бы другие не вывели их из игры и не дали бы пинка, как джапам. Англичане не простят тебе, если твои парни поднимут восстание. Но ты не отчаивайся. Вот тебе моя рука здесь, а там – Рэджи и Даниэль. А это возьми, пригодится.

Он протянул ему побрякушку.

– Зачем это мне? – спросил Алекс, недоуменно вертя в пальцах кольцо с квадратным вензелем. – Я же не барышня.

Морроу молча взял кольцо обратно. Нажал сбоку неприметный с булавочную головку выступ, и вензель раскрылся. Внутри в белый квадратик были вписаны черным лаком три буквы «C. I. C.». Он щелкнул крышечкой и вернул кольцо.

– Покажешь это кольцо американцу, и он всегда поможет тебе. Но не дай бог, если его увидят бритты или их агенты. Не будь наивным, мой мальчик! Давай лучше выпьем! – Морроу наполнил стаканы виски, сделал большой глоток и продолжал энергично. – У англичан своя цель – не выпустить своих владений из рук. У нас совсем другое: дать им новую жизнь под эгидой Америки! Вот так-то, кадонги! Ну, пора на поезд. Держи со мной связь. Счастливого пути! – Морроу под руку вывел Алекса из кабинета. – Если что-нибудь тебе не ясно, обратись к Рэджи. Он в курсе. Прощай, дружище!

На вокзале было столпотворение. Казалось, весь мир помешался на бегстве. Прибывавшие поезда были до отказа набиты теми, кто жаждал попасть в славный город Калькутту. Отходящие составы штурмовались толпами тех, кто рвался из каменной клети города. Эти два встречных потока бушевали, затягивая в свой водоворот все новые массы беженцев. Полчища нахальных крикливых носильщиков с неистовой яростью бросались на приезжающих и отъезжающих, выхватывая поклажу прямо из рук обалдевших пассажиров.

Алекс и его группа затерялись бы в этом кипящем море, не будь с ними услужливого майора Кирка. Выстроившись гуськом во главе с Кирком и двумя солдатами, они тараном дробили галдящую массу. Воины шли охотничьей цепочкой, как ходили в родных джунглях. Алекс замыкал шествие.

И вот поплыли за окном залитые водой поля, перелески, вспухшие мутные речки. На полустанках и станциях поезд осаждали толпы изможденных людей, желавших уехать. Но двери вагонов были накрепко заперты, за ними стояли угрюмые усатые проводники. Только отдельным солидным господам, одетым в ослепительно белые дхоти или хороший европейский костюм, удавалось пробиться на поезд. Их обычно сопровождала целая армия слуг: одни несли хозяйские чемоданы, узлы, зонты, судки с едой, другие палками расчищали путь.

Алекс с воинами должен был добраться до Димапура, а потом уже пешком добираться через линию фронта до своих. Димапур – крупный узел на Ассам-Бенгальской железной дороге. От него вело мощеное шоссе на Имфал, главный опорный пункт союзных войск на центральном участке фронта. От Имфала уже рукой подать до Нагаленда.

Ехали оживленно. Воины рассказывали о своих впечатлениях со всеми подробностями, заново переживая необыкновенные приключения в необыкновенной гигантской деревне чужеземцев. День, когда, наконец, показались холмы и горы, стал праздником. Все прилипли к окнам, неотрывно глядя на синеватые силуэты горных в зазубринах хребтов. Потом попросили у Алекса горячительного.

Они все собрались в одном купе, отметить праздник чаркой рома. Сидели кружком и пели родную песню. Купе гудело низкими грубыми голосами:

 
Горы не выдадут, горы укроют,
Злому врагу глаза заметут.
Горе трусу, слава герою!
Горы беду отведут.
 

Женщины и ребятишки у полустанков махали им руками.

Ночью на остановке перед Димапуром Алекс вышел на платформу. Дождь, ливший весь день, прекратился. Сырая мгла прильнула к телу. Алекс поежился.

Послышалось хлюпанье многих ног. Алекс прижался к стене вагона, пропуская колонну солдат.

– Заходи по-одному, – раздалась команда, и солдаты, бряцая котелками и оружием, полезли в соседний с ними последний вагон.

Дверь купе отворилась, голос Джонни позвал:

– Кадонги, где вы? Отзовитесь!

– Здесь я, иду, – Алекс направился на узкую полоску света.

– Если ты русский, удирай немедленно, – шепнул у самого уха кто-то. – В Димапуре или раньше тебя схватят. Беги!

Алекс стремительно обернулся – никого. Показалось, что ли? Нет, секунду назад он ясно даже чувствовал на затылке чье-то теплое дыхание.

«Неужели все-таки письмо меня подвело? – подумал встревоженный Алекс, входя в свое купе. – Не для нас ли прибыл этот почетный эскорт? Скорее всего просьба о возвращении на родину…

Паровоз свистнул и медленно тронулся.

Что же делать? Выпрыгнуть на ходу? Но нельзя оставить воинов, они не догадываются об опасности. Что же делать? Кажется, придумал. Очень рискованно, совсем как в детективном романе. Но там, конечно, все получается. А вот получится ли здесь?..

Джонни все понял с полуслова. Потушив свечу и приказав воинам ждать его, Алекс распахнул дверь. Джонни ногой придерживал ее открытой, пока Алекс взобрался по двери наверх и уцепился за крюк крыши. Подтянулся на руках, впился ногтями в железо. Тугие порывы ветра толкают, спихивают вниз. Вот и грибок вентилятора. Пальцы соскальзывают. Кругом мокро. Наконец-то! Он распластался на крыше, перевел дух. Опустил конец веревки Джонни. Вот они оба уже на скользкой крыше. Потом по лесенке спустились на буфера.

Джонни жмется к нему, дрожит то ли от ужаса, то ли от сырого ветра. А ветер стегает по глазам, щекам, не дает раскрыть рта. Кругом мрак. Две полоски белеют внизу – рельсы. И грохот. Он бьет в барабанные перепонки, отдается в мозгу. Они летят над самой землей.

Алекс ощупью нашел ухо Джонни, крикнул в него:

– Все хорошо. Хэйо, Джонни! Держи меня за ремень. И сам держись крепче!

Нагнувшись, отсоединил шланги воздушного тормоза. Нащупал сцепление. Теперь нужно уловить момент: когда натяжение ослабнет, откинуть петлю с крюка.

Грозно стучат колеса. Уже совсем близко. Вот, наконец, и этот момент! Усилие, еще одно – и тяжелая петля потянула за собой, лязгнула о буфера. Вагон быстро отдаляется, становится все меньше.

– Уф! – Алекс выпрямился и с облегчением вздохнул. – Брат! Подожди здесь, а я пойду на паровоз!

Взяв у Джонни свой автомат, Алекс поднялся на крышу вагона. Сжав зубы, он побежал по скользкой крыше. Глаза шарят перед собой. Вот черная пропасть. Сжалось тело, холодок пробежал по спине. Прыжок. Есть, перепрыгнул. Снова разбег, прыжок и дальше. Замаячил высокий тендер паровоза.

Алекс скатился по лесенке, рысцой по буферам и снова наверх. Уселся на водяной бак. Ну, кажется, все. Только здесь и перевел дух. Паровоз пронзительно засвистел, и к Алексу прижалось что-то теплое, дрожащее.

– Джонни, ты? Зачем ты сделал это?

– Оставить своего кадонги – никогда! Я не боюсь его теперь, – он довольно засмеялся. – Не боюсь этого дракона, который дышит огнем и дымом.

Они съехали с угольной кучи, и полуголый кочегар с широкой лопатой в руках отпрянул назад, изумленно тараща глаза. Две мрачные фигуры решительно шагнули в тесную металлическую коробку туда, где среди блестящих ручек и колесиков священнодействовал одетый в серую спортивную курточку и короткие шорты под ремень машинист. Он обернулся на сдавленный крик кочегара.