Текст книги "Кровь алая (сборник)"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Генерал тяжело выдохнул, оглядел собравшихся и как бы через «не могу» веско произнес:

– В случае неповиновения применить силу.

Скрипнули стульями, заговорили, кто-то громко спросил:

– Вплоть до оружия? Раз он важняк, руками с москвичом не совладать.

– Такой команды дать права не имею. Решайте, товарищи, по обстановке, нельзя всю ответственность на одну шею, каждый решает самостоятельно. Все свободны. Капитан Стаднюк, задержитесь.

Сценарий действа сотворил оперативник, действиями генерала остался доволен. Когда все вышли, показал начальству большой палец и сказал:

– Восемь человек у меня в руках, они готовы на все. Я повидал Крещеного…

– Стоп, капитан, – генерал поднял руку. – Ваши агентурные дела меня не интересуют.

– Не смешите, генерал. В бардаке девки тоже носят кресты, даже порой заглядывают в храм. Но они проститутки. Мы с вами такие, как есть, и не стоит представляться.

Генерал вытер лицо ладонью, словно умылся, и промолчал. Сейчас без этого блатняка не обойтись, значит, надо терпеть. Стаднюк согласно кивнул и сказал:

– Се ля ви, генерал, приходится терпеть. Значит, Крещеный согласился помочь, уже дал указания, потом мы ему кое-что отстегнем, не обеднеем. Раз деловые заговорят, агентура и доносчики всех мастей услышат, наши порядочные, – он усмехнулся, – напишут рапорты. К утру на вашем столе, генерал, вырастет гора бумаги, в которой черным по белому будет зафиксировано, что действительно на полковника Гурова объявлена охота, и мы делаем все, что можем. А от чьей пули или ножа погиб полковник, значения не имеет.

– А ваши удостоверения, личное номерное оружие, главное, подробный рапорт? Гуров наверняка спрятал, вы его прикончите, а мина всплывет.

– Какая мина, генерал? – удивился Стаднюк. – Мы и не будем скрывать, что пытались его доставить в контору, а полковник офицеров оглушил и скрылся. Последовательность событий восстановить нельзя, неизвестно, когда были получены сигналы о нависшей над ним опасности. Когда его пытались спасти, а он оказал сопротивление. Даже комиссию по расследованию назначать не будут, полистают бумаги, выразят сожаление. А и назначат расследование? Да ни одна комиссия ни разу ничего толком не расследовала. Приедут, надуют щеки, испишут еще гору бумаги и убудут восвояси. Раньше банкетом провожали, подарки дарили, нынче обойдутся, я в гостинице шепну, им такие номера обеспечат – долго не задержатся.

– Умен, – генерал одобрительно покачал головой. – Почему же ты только капитан?

– А мы по разным лестницам карабкаемся, Илья Николаевич, – ответил Стаднюк. – Вы по парадной, а я по пожарной, и я не тщеславный, были бы деньги настоящие, а звезды, погоны – мишура.

– Тоже верно, – генерал пожевал губами, обдумывал, прикидывал, где может проступить слабина. – Все ты рассудил верно, одно плохо. Начальник Гурова генерал Орлов из сыщиков, если он…

– Стоп, генерал, – дерзко перебил Стаднюк. – Настоящих сыщиков нам тут не надо. Генералы, любые руководители, хоть весь Верховный Совет, это пожалуйста, а настоящих сыщиков не надо!

– Он большой начальник, не прикажешь…

– Бросьте, генерал, нет начальника, у которого над головой лишь небо да звезды!

Зазвонил телефон, заместитель Орлова наконец прорвался к однокашнику, сообщил, что шеф вылетает первым рейсом.

– Что присоветуешь? – спросил генерал, кивая Стаднюку и жестом объясняя, что дело плохо.

– Шеф умный, но неуправляемый. Встретишься, не верь глазам своим. У него физия, будто он только от сохи либо сменился с вахты, но все сплошной обман. Он хитрый, коварный, взяток не берет. Все чего-то ищет, говорит, что правду.

– Как остановить?

– У тебя на столе «вертушка». Верти, приятель. Учти, я тебе не звонил, братские могилы хороши только для неизвестных солдат. А живой я тебе, может, еще пригожусь. Удачи!

– Стой! Кто из начальников Орлова из наших?

– Пожалуй, Бабурин. Да не оратор с бородкой, другой, у нас в министерстве свой имеется. Запомни, Фрол Кузьмич Бабурин. Он, конечно, рядится современно, но кровей точно наших. Удачи!

Генерал положил трубку, долго молчал, листал справочник, отбросил. Нужен домашний, начинать надо с дежурного.

– Что задумался, генерал, хреновые у нас дела? – спросил Стаднюк.

– Иди работай, капитан, и время у тебя – до прибытия московского рейса, – сказал генерал. – Я сделаю, что могу, но ты особо не надейся.

– Валяй, генерал, – Стаднюк поднялся. – Мы уже выяснили, у каждого по одной шкуре и дубликатов не дают.

Генерал переставил «вертушку» с приставного столика на свой, снял трубку и неожиданно почувствовал прилив сил. Нет, нас голыми руками не возьмешь, поборемся, еще посмотрим, кто кого.

Глава девятая
Облава

Вылет самолета по метеоусловиям порта назначения задерживается. Пассажиров просят из здания аэропорта не отлучаться, о времени будет сообщено дополнительно.

Орлов данного объявления не слышал, так как находился не в аэропорту, а в кабинете своего начальника. Фрол Кузьмич Бабурин позвонил Орлову в пять утра и недовольно произнес:

– Здравствуйте, Петр Николаевич, мне только что сообщили, что вы собрались отлучиться. Так я вас убедительно прошу этого не делать.

– Фрол Кузьмич, я не сержант срочной службы, вы не ротный старшина, – ответил несколько ошарашенный столь неожиданным звонком Орлов. – Я генерал, черт вас подери, и за свои поступки отвечаю.

– Мне позвонил начальник городского управления Фомин, кстати тоже генерал, и сообщил о художествах, которые вытворяет ваш Гуров. Полнейший беспредел!

– Согласен, – Орлов успокоился, в его тоне зазвучала ирония. – Конечно, беспредел. Я слетаю, разберусь и доложу.

– А я сказал, вы никуда не полетите! Или вы желаете, чтобы я сейчас, в пять утра, разбудил министра, и он лично попросил вас воздержаться от выезда? – Голос Бабурина дрожал от напряжения. Больше всего он боялся, что этот бывший опер сейчас шмыгнет носом и заявит, что с удовольствием перебросится с министром парой слов. Эти выбившиеся из низов, грубые и неотесанные люди, от них можно всего ожидать.

Нехитрые мысли Бабурина опытному сыщику были абсолютно ясны, он не боялся министра, если надо, можно и разбудить, ничего страшного. Но для этого должен существовать повод серьезный, а не склока между подчиненными. Черт с тобой, молокосос, известно, кто умнее, тот и уступит. «Ну так я вылечу к Леве не утренним, а вечерним рейсом, потерпит», – решил Орлов и ответил:

– Я поболтаю с министром чуть позже, а к вам загляну около девяти, обсудим поступивший донос, – он умышленно употреблял простонародные слова. – Договорились? – И, не ожидая ответа, положил трубку.

Бабурина перебросили в милицию два месяца назад, и Орлов не сомневался, что «товарищ» в министерстве не задержится. Приятели быстренько пересадят парня в более уютное кресло.

Сейчас они сидели друг против друга, их разделяли стол, цели и задачи, мировоззрения и объединяла взаимная неприязнь.

Бабурин был опытным царедворцем, политиком, дипломатом, служба в номенклатурных войсках научила многому, в том числе и общению с малокультурными хамами. Но в прошлой жизни подобными людьми могли быть только начальники, подчиненные в независимости от культурного уровня смотрели подобострастно и открывали рот лишь в том случае, если их спрашивали. Сегодняшняя ситуация даже для многоопытного Бабурина оказалась внове, и он перекладывал на столе бумаги, не зная, с какого боку начать. Он понимал, что мужик в мятом костюме, что сидит напротив, трет и без того бесформенный нос, хлопает белесыми глазами, умен, хитер, главное, плохо управляем. Бабурин пришел к такому выводу еще месяц назад, когда на совещании раздавал указания. Присутствующие молча их записали, а Орлов, шмыгнув носом, неторопливо произнес, мол, прежде, чем проглотить, следует тщательно разжевать. Еще тогда Бабурин подумал: от этого мужика надо избавиться. Сегодняшний разговор по телефону «поболтаю с министром», «обсудим и договоримся» доказал, что мужик ничего не понимает и его следует опасаться.

Орлов был политик никакой, дипломат и того хуже, опытный оперативник перевидал на своем веку столько начальников, что приобрел иммунитет буквально на все виды болезней. Он прекрасно видел, что Бабурин его боится, не знает, с чего начать, не хочет ссориться, так как опасается потерять лицо. Конечно, можно было на этого хлыща наплевать и улететь. Лева зря не позовет, значит, будет серьезный результат, и никто нам ничего не сделает. Орлова удержали в Москве и привели в этот кабинет два соображения: первое, вечерний самолет в девятнадцать, а двенадцать часов такой волк, как Лева, наверняка продержится. Второе, здесь можно получить дополнительную информацию, которой Гуров не располагает.

– Так вот, – Бабурин понял, что молчание становится неприличным. – Я хотел бы знать, с каким заданием вы послали полковника Гурова.

– Сугубо оперативным, – Орлов пожал плечами. – Полковник Гуров старший оперуполномоченный по особо важным делам, задание, соответствующее его должности. Вернется, напишет отчет, я приложу свой рапорт, вы ознакомитесь с деталями операции.

– Хорошо, – Бабурин начал раздражаться, что непозволительная роскошь для человека его ранга и положения. – Ну, а его задача в общих чертах?

– Задача оперативника одна – защищать человека, а общих черт в нашей работе не бывает, у нас все очень конкретно.

– Вы не желаете отвечать?

– Я отвечаю, – Орлов вновь пожал плечами. – Однако известно, каков вопрос, таков ответ. У Гурова возникли непредвиденные обстоятельства, он попросил меня прилететь, – он демонстративно посмотрел на часы.

– Никуда вы не полетите! – Бабурин шлепнул ладонью по столу. Он решил, что нечего беречь мосты, тем более что их и не существует. – Мне звонил генерал Фомин, сообщил, что после прибытия вашего опера в городе начались убийства!

– К сожалению, в нашей работе такое случается, – констатировал Орлов и в этот раз не пожал плечами, а вытянул губы, постарался на них взглянуть, отчего лицо его приобрело идиотское выражение.

– Ведите себя прилично, генерал!

– Извините, непроизвольно… Жена тоже говорит, что нельзя. Я пытаюсь следить. Непроизвольно, – забормотал Орлов. Он расстроился не от крика начальства, а оттого, что вспомнил неоднократные предупреждения жены, что когда он, забываясь, гримасничает, то становится похож на макаку.

– Слушайте внимательно, – уверенно произнес Бабурин. Увидев идиотскую гримасу Орлова, он успокоился: такой кретин не может быть опасен.

И Фрол Кузьмич Бабурин насколько мог подробно нарисовал обстановку в городе: по агентурным данным, уголовники охотятся за Гуровым, а последний скрылся и на связь с правоохранительными органами не выходит. С особым удовольствием Бабурин произносил слова «криминогенный», «связь», «агентура», не замечая, как бледнеет и вытягивается лицо Орлова, что над бровями у него заблестели капельки пота.

– Вы поняли, что вам следует сидеть тихо, иначе эта история вышвырнет вас на пенсию. И скажите мне спасибо…

– Значит, Леву сейчас убивают, – спокойно, даже безразлично произнес Орлов, взглянув на часы.

– Если он выйдет на связь…

– Ну это вряд ли, – Орлов не обращал на начальника внимания, говорил сам с собой. – Убить Леву дело сложное: волчара. Однако генерал милиции в союзе с авторитетами… – он взглянул на Бабурина пустыми, казалось, бездумными глазами. – Я много чего видел, меня удивить сложно. Ты молись, Фрол Кузьмич, молись за Левино здоровье. Если его убьют, я тебе не только погоны, я тебе уши поотрываю!

Орлов быстро вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Бабурин застыл в кресле, словно парализованный. Фрол Кузьмич за время пути наверх пережил разное. Случалось, на него кричали, топали ногами, грозили изничтожить, даже отобрать партбилет, что было равносильно смерти. Но, во-первых, грозили только руководители, а начальникам все можно, во-вторых, Бабурин всегда знал, что это лишь игра по правилам. А этот мужик… Страшный. Если не дай Бог что – так явится и просто изобьет. Он может. Бабурин по белым мертвым глазам подчиненного понял, что тот все может.

* * *

Узнав, что самолет задерживается, Гуров взгрустнул. И не потому, что опасался за свою жизнь, а потому, что хотел как можно быстрее спихнуть местную мафию на плечи Орлова, а самому вплотную заняться цирковой историей. Гуров отнюдь не был храбрецом, бесстрашным героем, наоборот, он скорее был человеком осторожным, порой чрезмерно расчетливым и рациональным. Если бы он знал масштаб осуществляющейся против него операции, то мгновенно все бросил, сумел бы выскользнуть из города. Сыщик ситуацию оценивал неверно. Сам генерал, как каждый генерал, ничего не может, нужны исполнители. Опер, недобитый капитан опасен, но у него верных людей не больше пяти-шести человек, максимум десять. Другое дело, если он оперативник настоящий, у него есть выходы на местных авторитетов-уголовников. Серьезные цеховики, белые воротнички помочь откажутся и денег не дадут: им шум, комиссии, приезд в город разнокалиберного начальства ни к чему. С другой стороны, если капитан пригрозит, что москвич способен коррумпированную милицейскую верхушку города разрушить, то бизнесменам, которые еще не отмылись и полностью не легализовались, замена милицейских властей тоже крайне нежелательна. Новая метла, пока не измочалится, всегда метет чисто. В общем, капитан деньги на его ликвидацию может получить. А деньги – это люди, пусть половина из них наркоманы и алкаши. Но за серьезные деньги за дело могут взяться и серьезные исполнители. Только времени у капитана в обрез: сейчас туман, а через час ведро, и самолет приземлится, и Петр, шмыгая носом, войдет в главный кабинет.

* * *

Гуров тихо рассмеялся, потирая руки, оглядел жилище Классика – экзотическую мебель, манекен в гороховом пиджаке с соломенным канотье вместо головы. История завернулась неожиданная и крутая. Петр прибудет и разберется, а мне надо вернуться к Рогожину и разобраться с ним.

Сыщик вытянулся на кровати, положил рядом пистолет, закрыл глаза, анализировал.

«Рогожин. Медведь. Клетка, в которой транзитный груз. Я изначально допустил ошибку, полагая, что в клетку собираются положить контрабанду. Груз уже на месте, видимо, давно, его поместили где-то за рубежом, рассчитывая, что он беспрепятственно проследует через наши просторы к месту назначения. Спутала карты Австралия, наверняка она возникла на пути „медведей“ в последний момент, первоначально планировались гастроли в Европе, возможно, Канаде. Я торопился, в Москве недоработал: надо было выяснить, где гастролировали „Русские медведи“, куда собирались. Выяснив это, я поумнел бы раньше, не терял бы времени. Если в клетке груз на миллион долларов, то охотиться за ними могут противоборствующие силы. Отсюда противоречивость действий, путаница.

Убийца? Он лишь пуля, в чьих руках пистолет? Скорее всего, владельца пистолета знает лишь убийца. И может знать застрявший в тумане приятель Юдина. Прилетит он или нет? Один человек раздевает подпольных миллионеров и застрял в клетке у медведя, или это разные люди? Я могу ошибаться и подгонять ответ под условия задачи. Роговой? Он обобрал авторитетов Корпорации, ликвидировал боевиков. Как он установил связь с Иксом, который собрал группу и шарашит тщательно выбранные жертвы? А если наоборот? Икс вычислил Рогового, они сцепились, подошли друг другу, теперь действуют сообща. А может, Рогового я тоже сюда подгоняю, а его тут совсем и нет? Наркотики, не мешки дешевки, небольшой объем, миллионная прибыль. Роговой? Похоже, но не факт. Но если он, то наверняка двойная игра. Патрон иначе не может, ему неинтересно, и добычей он никогда не делится. Использовать клетку как контейнер, путешествующий без границ и таможни по всему миру – для этого требуется голова. Роговой? Похоже, но не факт. Не упирайся, сыщик, сделай шаг в сторону.

А мои соседи? Люди Рогового? Нет. Парень простоват, суть не та, мелок. Ольга? Красивая, волевая, себе на уме, с мужем неоткровенна, преследует явно свои цели, похоже, криминальные. Не годится. Роговой не станет пользоваться услугами женщины, не доверится. Роговой серьезный финансист, а не пустоголовый сыщик.

Глаза, губы, атласная грудь, пьянящий аромат и дрожащие руки – это для психов-романтиков, людей никчемных, потенциальных клиентов морга. Понимаю, но все равно хочу. Если она не в деле – найду обязательно. А если в деле? Тогда на войне как на войне, и я не Андрей, она не Паненка, и проза жизни не проза, написанная гениальными сумасшедшими. Но Ольга звонила в Москву. Кому? Здесь тупик, позже я проложу дорогу, но пока тупик; значит, не биться головой, отступить, свернуть в сторону.

Снова Рогожин. Гиганта прихватили, видимо, элементарным шантажом. У артиста на руках малый ребенок, весу в нем пудов двадцать и в рукопашной нет равных, а для преступника просто большая мишень. Родитель в случае опасности закрывает свое дитя, естественно, что Рогожин прикрывает собой беззащитного друга. И я не имею права его осуждать, человеку наши проблемы чужды, он решил однозначно: мертвых хоронят, живых защищают. Он чувствовал опасность, не понимал происходящего и обратился за помощью. Теперь ему прочистили мозги, и он клянет себя, Петра и больше всего настырного сыщика. Рогожин – не помощник. Он собирается переделывать клетку. Разговор, вероятно, был прост предельно: „Друзья из далекого далека в твоей клетке нам кое-что прислали. Ты отдаешь нам это кое-что, и мы оставляем тебя и медведя в покое. В любом другом случае первым умрет медведь“. Просто, как попка новорожденного. На что уж просто колесо, а людям понадобились века, прежде чем они колесо придумали. И все-таки здесь что-то не складывается. Сначала отравленное мясо, выстрел, а через некоторое время ультиматум, мол, отдай по-хорошему. Сыщик, ты прав, действуют две силы. Одна хочет отнять-украсть, вторая „просит“ отдать. И вступила в борьбу сначала грубая сила, и потому я здесь, а чуть позже подоспела сила ума. Снова тупик, хотя я и молодец, что пробрался до самого конца. Что бы сейчас сказал Петр? „Ты самонадеянный, хотя и не без способностей. Если хотя бы одна из посылок – ошибка, фантазия, значит ты, Левушка, построил воздушный замок. Опустись на землю, взгляни проще“. Так бы и сказал и вытянул бы губы, скосил глаза, потом взглянул бы насмешливо, но с гордостью, мол, глядите, какого чудного сыщика воспитали! Ни у кого нет, а у меня есть. Почему Петр считает, что вырастил меня? Он смешной парень; любой ежик знает, что нельзя вырастить ни писателя, ни композитора, ни сыщика. Если в человеке есть зерно, так вырастет, а если нет, так можешь поливать и окучивать до самой смерти…

О чем это я? Опять о себе, дорогом и любимом. Интересный человек, вроде не дурак, а время от времени заклиниваюсь на собственной персоне. Ничего страшного, я всего лишь человек», – быстро оправдал себя Гуров и заставил переключиться на дела.

«Цирк полон прокурорских и других нежелательных Рогожину людей, поэтому в ближайшие сутки артист клетку не вскроет, груз не вынесет. И торопить его никто не будет, слишком ставка велика, чтобы рисковать. К тому же шантажист должен опасаться и убийцу, как боевую фигуру противника. Эх, знать бы, с кем встречался ночью Рогожин? Бодливой корове Бог рог не дает, потому тебя и остановили, что очень шустрый парнишка.

Шантажиста не определить, а к убийце подобраться можно, а от него дорога к Иксу. Но, чтобы он меня привел к хозяину, убийца должен быть убежден, что я его не раскрыл. Если я его выявлю, соберу улики и арестую, он будет молчать как рыба. Одно дело спонтанное убийство, которое исполнитель может объяснить помутнившимся рассудком либо никак не объяснить: мол, сами расстарайтесь в мотивировках, у меня голова болит, а вам за работу деньги платят. Совсем иное дело назвать руководителя, практически признаться в заранее спланированном убийстве с корыстными целями. Даже обсуждать такой вариант – сплошной идиотизм. К убийце следует подойти тихо, интеллигентно, чтобы у него ни в одном ухе, ни в одной ноздре не защекотало, и он спокойно отправился бы к Иксу за инструкциями, советом, деньгами, черт его знает зачем, но отправился бы. Начать следует с пустяка – всего-навсего выяснить, кто убийца.

Икс! Выявить и взять этого человека для меня значительно интереснее и важнее, чем посадить генерала Фомина голой задницей на раскаленную сковородку. Конечно, я не прав, неизвестный уголовник менее опасен, чем коррумпированный генерал, но он уже клиент Петра и прокуратуры, а Икс еще не установлен, а я сыщик, и мой долг… Я, как все, заштамповался, даже мыслю штампами. Я хочу его выявить и обезвредить, надоело слышать, что мы ничего не можем. Кто он? Кто? Думай, сыщик, думай, просчитывай.

Лет ему примерно тридцать с небольшим, он преступник новой формации, но не сопляк. Образование имеет высшее, возможно, закончил инфизкульт. Вряд ли, такие больше тяготеют к действию, а он скорее психолог и аналитик. Юрист? Учился на юрфаке или в ВЮЗи? Так, теплее, может, он из наших, из спецслужб? Милицейский или комитетский? Знаком с оперативной работой? Или он комсомольско-партийного происхождения? Как же он собрал свою команду, откуда такие связи? Он крысолов. Естественный отбор: выживает сильнейший, знает повадки сородичей и уничтожает поодиночке. Нет, он не пахан, не авторитет уголовного мира, иначе информация о нем прошла бы по кровеносной системе, и мы бы услышали. А сейчас парадокс: о жертвах говорят – один пропал, другой внезапно разорился, а о палаче никто ничего не знает, даже не слышал. Нет, Икс не из уголовного мира, человек пришел со стороны, но лес, в котором ведет охоту, отлично знает, иначе бы давно прокололся. Он из спецслужб, не из комитета, он наш доморощенный, милицейский, скорее всего бывший розыскник. Он знает полковника Гурова в лицо? Вот оно! Я же сразу почувствовал, что моя журналистская легенда не работает, решил, что протекло из Москвы, из окружения Петра. А меня просто узнали здесь, на месте. Значит, Икс заходил в цирк или гостиницу? Нет, если у него на плечах голова, он так близко не подойдет. А как узнал? Идиот, у преступника голова, а у сыщика лишняя часть тела. Я же под своим именем, а убийца в цирке узнал, что приехал журналист, сообщил шефу, так и так, некто Гуров Лев Иванович собирает материал для журнала. Для убийцы что Гуров, что Иванов и Рабинович, а для бывшего розыскника мое имя звучит очень неприятно. И наверняка Икс приказал затаиться и не дергаться, выждать. Убийца ослушался, значит, у него не было выхода, майор Фрищенко преступника расколол. Эх, Семен, как же ты позволил нанести удар, да еще спереди, когда убийца стоял перед тобой? Хватит горевать о мертвых, надо беречь живых. Допустим, я рассуждаю верно. Что мне это дает? Очень даже немало. Если убийца знает, кто я есть, то из кругов подозреваемых автоматически и бесповоротно выпадает Александр Аверков по кличке Сильвер. У него под рукой был телефон, убийца не преминул бы разделаться с опасным противником руками местных властей. Второе, у убийцы с Иксом постоянная связь, почти наверняка телефон, опытный человек воздержится от встреч, предпочтет держаться в стороне. Где он укрылся? В гостиницу он не пойдет, снимать квартиру тоже не годится, так как придется разговаривать с хозяином, оставлять свидетеля. Загородная резиденция с городским телефоном? Как он на резиденцию вышел? Имеет приятеля среди местных авторитетов либо опять же в верхнем эшелоне милиции. Эх, Семен Петрович, был бы ты жив…»

Сыщик взглянул на часы, хозяин отсутствовал около часа, многовато. В цирке сейчас делать нечего, репетировать Классик не в состоянии, опохмелился, сейчас в состоянии эйфории, может сболтнуть лишнего, проговориться.

В своем кабинете Колесников распивал чай со своей командой, обсуждал замену номера в вечерней программе – травмировался один из акробатов, и говорили, что пора менять программу. Зритель еще терпел, но земляков следует уважать, многие побывали два-три раза, надо и совесть иметь, ведь цену на билеты, как ни держи, а приходится поднимать.

Капитан, сидя за столом, помалкивал. Разрезав стоявший перед ним торт, ножом передвигал куски, симметрично заполняя образовавшиеся пустоты. Теперь круглый торт походил на рулевое колесо.

Присутствовали лишь руководители. Главный администратор, как всегда в элегантном костюме. Если бы он не был тщательно отутюжен, можно было подумать, что Александр Валентинович Жуков даже спит в костюме, белой рубашке и галстуке. За его плечом примостилась Матильда: хотя женщины в кабинете отсутствовали, но могли и заглянуть, и необходимо быть начеку.

Сильвер, сверкая золотыми зубами, крутил коротко стриженной курчавой головой, сидел на стуле верхом, засунув под него кривую ногу, изо всех сил старался не ухмыляться. Хитрый косящий взгляд и постоянная ухмылка были для Сильвера естественны, как штаны, но сейчас атмосфера была совсем не подходящая, и он по мере сил пытался соответствовать.

Классик сидел в обычной позе, откинувшись, вытянув худые ноги, якобы закрыв глаза, наблюдал за всеми внимательно и блаженствовал. Что ни говори, патриотизм – это хорошо, но французский коньяк – не портвейн и даже не столичная.

Рыжий конюх Вася, ему катило под полтинник, но иначе как Вася и на «ты» его в цирке никто не звал, из уважения к Капитану прикрыл татуировки рваной ковбойкой, но заправить ее в штаны сил не хватило. Вася знал, что лучше его конюха в городе нет, и кстати, был абсолютно прав, без лошадей цирку не обойтись, так что, мол, терпите мой вид и навозный дух.

Присутствовали еще жонглер, руководитель группы акробатов и хозяйка кошек-виртуозов. Заглянула на минуту разобиженная амазонка, она располнела, и Капитан отлучил ее от чаепития, пригрозил, что, если она не приведет в порядок свою задницу, снимем номер с программы.

С делами уже покончили, все знали, Капитан слушает присутствующих внимательно, решение примет, позже объявит. Наступил момент, когда можно говорить не по делу, а чего захочется, но сегодня больше поглядывали на дверь. О чем трепаться, если зарезали Ванюшку? Вчера прикончили постороннего, так все одно – покойник в доме.

– Николай Иванович, ты вечером в манеже или мне замену искать? – спросил Капитан.

Классик прекрасно знал, что обращение к нему по имени и отчеству означает высшую степень недовольства, широко открыл глаза и обиженно забормотал:

– Незаслуженно, Алексей, абсолютно беспричинно подозреваете артистов.

– Товарищ начальник, вопрос не по делу! – сорвался Сильвер, молчать было уже невмоготу. – Вы что, не видите, они опохмелившись, им сейчас море по колено, а вечер далеко.

– Самые высоконравственные люди – это раскаявшиеся бляди и завязавшие алкоголики, – изрек администратор и сник, так как супруга вцепилась ему в плечо и зашептала так, что можно было услышать за дверью.

– Молчи! В твоей компетенции по вопросу о проститутках никто не сомневается.

А Сильвер ничуть не обиделся, подцепив стул ногой-клюшкой, выдвинулся к центру.

– Вопрос, где они раздобыли горючее? Надеюсь, подозревать артиста, что они оставили хоть каплю про запас, никто не посмеет? Я их поутру ждал, даже приготовил стопарь, они не соизволили даже заглянуть.

Сильвер встретился взглядом с Капитаном, вспомнил о ночном звонке, о том, как утром друг-сосед забрал телефон, вспомнил, что о ночном госте приказано молчать, театрально хлопнул себя по лбу и фальшивым голосом произнес:

– Прошу пардону, Классик! С больной головы да на здоровую! Я же сам ночью к вам заглянул, вижу дремлете, думаю, они проснутся, тяжко будет, я на комоде и оставил маленькую.

Если кто и не вникал ранее в треп Сильвера, то сейчас обратил внимание, как человек азартно врет.

Убийца же слушал внимательно с самого начала и сейчас, скрывая радость открытия, на всякий случай отвернулся.

В дежурной части УВД менялась смена. Седоголовый капитан, явно пенсионного возраста, с красными, как у кролика глазами, сменялся с суточного дежурства. Принимавший дежурство лейтенант облизывал пересохшие с перепоя губы, с отвращением листая журнал регистрации происшествий, спросил:

– Нападение на капитана Стаднюка и его шайку не регистрировали?

– Не было никакого нападения, а если и было, так то военная тайна, – ответил капитан, засовывая в сумку пустые пакеты, ложки, кружку, которые приносил из дома на дежурство.

– Весь город говорит, а у нас тайна, – усмехнулся криво лейтенант, жестами объясняя лохматому сержанту, что срочно требуется опохмелиться.

– Деревня ты, вчера от сохи, – добродушно сказал капитан, впереди маячили трое суток отдыха, хотелось быть великодушным, и он пояснил: – Стратегия! Генерал розыск москвича объявил, а о сраме Стаднюка не сказал, и так все знают. Стрелять не разрешил, но и дураку ясно: коли человек цельный наряд обесточил, то человек вне закона, и, защищаясь, делай, что хошь.

– Слыхал, что кто задержит басурмана, тому квартира вне очереди, – лейтенант отбросил журнал регистрации, заглянул в грязный бокал, вновь глянул на длинноволосого сержанта, который стоял по другую сторону барьера, как истукан. – У Митрофановны, что на углу, вчера пиво давали.

– Держи карман, – хохотнул капитан, подхватил свою сумку, но выйти за барьер не успел, зазвонил телефон, и капитан автоматически снял трубку: – Дежурный.

– Ты, ментяра, отряхни пыль с ушей, подтяни штаны и двигай к цирку. Человек, которого вы ищите, в желтой одноэтажке, в комнате клоуна, – произнес низкий мужской голос и скрылся за частыми гудками.

– Какой человек? – не понял сразу капитан, он уже сидел дома, хлопнул стакан самогончика, хлебал горячие щи, решал, добавить стаканчик или завалиться в койку, а стакан оставить на пробуждение.

– Какой человек? – дернул ушами лейтенант. – Чего передали?

Капитан вернулся в суровый мир реальности, прикинул, что все оперативники в разгоне. Взять сержанта, снять постового у дверей и срочно бежать… Мне завтра на пенсию, квартиры не видать как своих ушей, а тут шанс. Если сразу стрелять, то никакой опасности, ведь на мне милицейский мундир, и москвич первым стрелять не посмеет. А если я промахнусь и схвачу пулю, то мне ни пенсия, ни квартира не понадобятся.

Дверь распахнулась, и в дежурку тяжело вошел капитан Стаднюк, за ним ввалились оперы.

– Я у себя, – бросил на ходу Стаднюк и, хотя лишь мазнул взглядом по лицу сменившегося капитана, сначала приостановился, затем подошел к барьеру, навалился и спросил:

– Что? Где? Говори, паскуда!

– На Ленина, в желтой одноэтажке…

В кровь ударил адреналин – ни сонливости, ни усталости, Стаднюк буквально катапультировал из дежурки, молодые оперы еле поспевали. Опергруппа влетела в опоясанные галстуком «Жигули» и исчезла.