Текст книги "Кровь алая (сборник)"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Возможно. Не факт, но очень похоже. Когда ты, сыщик, перестаешь фиглярничать и начинаешь думать, у тебя порой получается. Значит, какой нож и где он – знаем. Если замахнуться времени нет, то удар наносится от пояса, то есть снизу. Перехватывать его следует левым предплечьем, одновременно левой ногой в голень, тут же правой рукой… Если до правой руки дойдет, ты, сыщик, победил. Вообще-то, ты мужик последовательный, потому начал считать с конца. И правильно, следует сначала убедиться, как ты атаку отобьешь, потом решать, как атаку вызвать. При каких условиях убийца, человек легко возбудимый, схватится за нож? Если поймет, что я могу его разоблачить? Что его сейчас может беспокоить? След протектора у дачи? Мало. Когда я пришел, Трунин был жив и назвал убийцу? Хорошо, но не достаточно. Кроме того, Трунин имя не назвал, а сыщик Гуров в жизни не давал ложных показаний. Убедить убийцу, что он оставил на месте преступления улику. Она в кармане полковника, он сейчас идет в прокуратуру. Хорошо и достаточно. Вопрос: почему не передал улику приехавшему на место следователю? Ответ: ночью власть в городе принадлежала мафии. Недурственно и достаточно правдоподобно. Убийца к мафии не принадлежит, но уверен, что полковник Гуров считает убийцу человеком мафии. Теперь улика. Что она может собой представлять? Оброненный на месте преступления предмет? Какой предмет? Что у человека в карманах? Что он может обронить и не заметить пропажу? Пачку сигарет? Неплохо, но убийца не курит. Оставить пальцы на стакане или бутылке? Плохо, так как убийца всю посуду со стола сложил в раковину, тщательно вымыл, для верности залил водой. Ручки кресел и дверей вытерты, и это убийца отлично помнит. За что он мог схватиться и забыть? Окно? Плохо. Так, попробуем восстановить действия преступника после убийства.

У человека в руке нож, с которого капает кровь. Значит, первым делом вымыть нож и руки. Так, он прошел в ванную, вымыл нож и руки, взял полотенце, перенес посуду, протер мебель, все ручки, налил ведро воды, залил пол комнаты, заткнул сток в раковине, где лежит посуда, пустил воду, вытер кран, полотенце бросил в раковину. Все, можно уходить.

Трунин был жив. Чтобы не добили, лежал неподвижно, только когда убийца ушел, жертва доползла до стены. Трунину даже удалось сесть и вынуть из кармана пистолет.

Как убийца выходил на крыльцо? На дверных ручках отпечатков не нашли. Перчатки? Нет, в случае обнаружения они вызовут ненужные вопросы. Носовой платок? Скорее всего. Он достал платок, открыл дверь, вышел, закрыл дверь, либо держа в руке носовой платок, либо захлопнув дверь ногой. Все. Никаких отпечатков, оброненных предметов. Совершенно напрасно порой бытует мнение, что преступник всегда оставляет следы. Ни черта, часто следов нет, есть только почерк, свидетельствующий об опыте, спокойствии, некоторых чертах характера.

Стоп, одернул себя сыщик, отвлекаюсь, хотя о спокойствии и характере подумал верно. Убийца очень быстр в момент нападения, в повседневной жизни его движения неторопливы, расчетливы, последовательны. Он человек обстоятельный. Значит, когда он вышел на крыльцо, захлопнул за собой дверь, убрал платок, то вполне мог дверь ладонью прихлопнуть, для верности, так сказать, в знак того, что дело, этап жизни закончены. Такое движение естественно, оно в характере убийцы. Главное, он никогда не вспомнит, прижал он дверь рукой или нет. Если заявить, что он оставил на внешней стороне двери отпечатки, он не сумеет вспомнить, делал он такое движение или не делал.

– Ну, сыщик, вперед! – сказал Гуров, встал и сбежал по проходу к арене.

Прибыл в цирк Орлов, сверкнул генеральским погоном, исчез за железной дверью медвежьей обители.

Гуров в кабинете Колесникова взглянул с отвращением на торт, взял кружку с чаем и сказал:

– Оттого у тебя такое пузо, Капитан, что лопаешь торты, – и сел у стола.

Присутствующий в кабинете Сильвер скосил хитрый глаз, сверкнул золотым зубом и сказал:

– Директор должен обладать весом, – и рассмеялся. Капитан подписывал какие-то накладные, видимо, их принес Сильвер, дернул подбородком и сердито сказал:

– Ты, полковник, не знаю, из чего сделан. Слышал, ночью еще одного порешили, а тебе все хрен по деревне. Ты когда убийцу поймаешь? Вчера, вроде, обещал, – и, не подписав, швырнул Сильверу одну из бумаг. – Ты меня придурком считаешь? Перепиши по-людски, воруй, но меру знай!

– Труженика обидеть, что два пальца обмочить, – Сильвер забрал свои бумаги и захромал к двери.

– Ну? – Капитан навалился на стол. – Ты большой молодец, нашего говенного генерала прихлопнул. Я слышал, он в Москве парится и отмывается. Не вернется?

– Это вряд ли, – Гуров взглянул на часы. – Думаю, генерала уже задержали, и вскоре он будет арестован.

– Я тебе памятник обещал? В городе поставить не разрешат, а в своем дворе я хозяин. Поймай убийцу, полковник, и будешь стоять в бронзе!

– Ловят бабочек, Капитан. Убийц устанавливают и задерживают, – сыщик закинул ногу на ногу, улыбнулся. – А в бронзе меня сваяют в рост или по грудки? Еще интересуюсь, я буду в мундире или в цивильном?

– Что-то ты больно веселый. Слышал, из Москвы большой генерал прибыл?

– Большой? – Гуров скорчил гримасу. – Росту среднего, мне вот так, – он провел ладонью под ухом. – Но вот с такой головой, – и сомкнул руки в кольцо.

– Значит, урод, – сказал Капитан. – Выйдет на пенсию, пусть приезжает, мы ему номер поставим, будет народ веселить.

– Передам, – сыщик посерьезнел, – у меня к тебе просьба.

– Не надо, – быстро ответил Капитан, выставив перед собой ладони.

– Стерпишь, – сказал Гуров и изложил свою просьбу: – Сейчас сюда генерал заявится, так ты о нашем разговоре помалкивай, ему пока ничего знать не следует.

– Это почему, раз у него такая голова?…

– А в огромной голове огромное количество мыслей помещается, порой лишние, – перебил Гуров. – Договорились?

Как на сцене театра, точно на реплику, в дверь постучали, и, не ожидая ответа, в кабинет вошел генерал Орлов, обменялся с Колесниковым рукопожатием и заговорил так, будто они знакомы многие годы.

– Алексей Иванович, вы один из отцов города, неформальный лидер, используйте ситуацию, наведите порядок в милиции. Соберите в мэрии авторитетных, уважаемых людей и помогите кадрам УВД подобрать людей на должности участковых.

– А генерал? – спросил Колесников.

– Вашего генерала его подчиненные да и прокуратура продали с потрохами, он в Москве задержан. Когда я привезу документы, его арестуют, пришлют другого. Но не обольщайтесь: генерал, даже распрекрасный, навести в городе порядок не может, а участковые могут. Я вам попозже расскажу, как и где подобрать нужных парней, а пока я забираю своего сыщика, нам надо потолковать.

– Толкуйте здесь, Петр Николаевич, – Колесников вышел из-за стола, – я пойду на конюшню, дела.

Когда он вышел, Орлов повернулся к Гурову, взглянул, словно прицеливался, и сказал:

– Чую, у тебя новости. Выкладывай.

– Какие новости? – удивился сыщик. – Ты был в прокуратуре, говорил с Москвой, затем с Рогожиным. А я лишь беседовал с сыщиком Гуровым, да в затылке чесал.

– Лева, ты врать не умеешь, вижу, что-то придумал, принял решение. Рассказывай.

– Петр, не изображай Вольфа Мессинга, как дела в прокуратуре – понятно, выкладывай, что рассказал Рогожин?

Орлов чувствовал, Лева темнит, что-то задумал, но генерал знал упрямство своего друга: не хочет говорить – уговаривать бесполезно. Он потер лицо, погримасничал и сказал:

– Как ты и предполагал. Шантаж. Угрожают убить медведя, требуют достать из-под пола посылку, кому передать, пока не сообщили. Михаил пол вскрыл, вытащил довольно увесистый тючок, килограммов двадцать, на ощупь мягкий. Вскрывать я не стал, так как нужен специалист. Говорила с Михаилом женщина, он убежден, что она к уголовщине непричастна.

– Что ты решил? – спросил Гуров.

– Решение простое, боюсь, выполнить его будет сложно. Содержимое посылки вытряхнуть, изготовить «куклу», вложить в нее грамм сто наркотика, проследить путь следования, задержать получателя.

– Константин Васильевич Роговой, – сказал Гуров.

– Заклинило тебя на этом толстяке, ты ему прошлогодний номер с крахмалом простить не можешь. Дело не в получателе, а в исполнителях транспортировки. Если это героин, то, значит, стоимость около двадцати миллионов долларов, следовательно, исполнители будут высококлассные. А у нас кто? Эх, нам бы сюда опергруппу МУРа, того же Станислава Крячко с ребятами.

– Можно позвонить, но не успеют, – Гуров взглянул на часы. – Сейчас пятнадцать, на вечерний рейс не успеют. Наркотик заберут этой ночью, а скорее всего завтра поутру.

– Значит, ты да я, да мы с тобой, – усмехнулся Орлов. – Признаться, из меня помощничек весьма хреновый.

– Не прибедняйся.

– Нужна засада, а генерал, известно, говорить-руководить горазд, а сидеть-терпеть, бежать-драться, – Орлов вздохнул, – был конь, да изъездился.

– Бежать и драться – операцию провалить, а наблюдать – я людей найду.

– Местных ментов брать нельзя, там чистых и нечистых пятьдесят на пятьдесят, не угадаешь, хоть один, да затешется, тогда провал.

– Нам Колесников своих ребят даст, – ответил Гуров. – Парни ловкие, сильные, выносливые.

– Артисты? Зачем им ввязываться?

– Во-первых, они уже ввязались, во-вторых, они мне сегодня еще больше задолжают, а люди они – гордые, самолюбивые, долги всегда отдают.

– Ты сумеешь им выдать убийцу?

– Нет, убийцей начнем заниматься завтра, – ответил Гуров, открыто посмотрел другу в глаза, опровергая суждения генерала, что сыщик Гуров врать не умеет. – Ты возвращайся в прокуратуру, а то при тебе они так решают, а без тебя могут решить иначе, я же занимаюсь подготовкой группы наблюдения, инструктажем. Встречаемся в гостинице часиков в десять-одиннадцать.

– Ты никаких глупостей не задумал?

– Обижаешь, генерал, мне уже пятый десяток.

Орлов взглянул на друга с сомнением, пробурчал невнятно, разобрать можно было лишь «известный авантюрист» и ушел. Сыщик с довольным видом уселся в кресло Капитана, вытащил из правого нижнего ящика стола хлеб и колбасу и начал сооружать бутерброд.

Первым, конечно, явился Сильвер, сказал, что нынче колбасу едят только начальники, включил электрический самовар, достал из кармана краюшку ржаного хлеба с салом. Естественно, что вторым в кабинет пришел Классик, от него слегка попахивало, но он был, как сам выразился, «трезв до неприличия». Потом дверь уже практически не закрывалась. Приходили руководители номеров, прибыл и администратор Жуков в сопровождении неизменной Матильды, через несколько минут в кабинете собрались все, кто был и вчера, когда сыщик сказал, что готовится арест убийцы и его руководителя. Последним пришел хозяин, принес огромную коробку с тортом. Гуров, уступая место, вышел из-за стола, но Колесников махнул рукой.

– Сидите уж, как-никак вы полковник, а я только Капитан. Сидите и рассказывайте, кого вы вчера схватили и как наша доблестная милиция в очередной раз лопухнулась?

– Рассказывать нечего, а что есть, то пока нельзя.

– Не положено, – изрек Сильвер.

– Совершенно секретно, – добавил Классик.

– Вы, извините, изволите мою колбаску кушать, – сказал Колесников. – Хозяин, гость, дело житейское. А вот что люди налоги платят, вам огромную зарплату выдают, а вы мышей не ловите, в секреты играете, то это не житейское дело, а просто безобразие!

– Вот так мы вам со всей прямотой и объявляем! – заявил Сильвер.

Колесников собрал людей и направлял разговор по просьбе сыщика. Директор также по просьбе полковника объявил сегодня выходной, а вечернее представление перенес на утро воскресенья, приписав в афише, что желающие могут билеты сдать, а пришедшие в воскресенье дети получат гостинцы.

– Друзья, не берите за горло, – миролюбиво ответил Гуров. – Вы мне у гостиницы помогли, я тоже кое-что для города сделал, как выражаются в определенных кругах – мы по краям.

– Ну что-то нельзя сказать, а что-то и можно, – сказал кто-то из гимнастов.

– Ну, что можно? – Гуров развел руками. – Моя накладка, я опоздал. Не хотел я раньше убийцы приезжать, машину не спрятать, можно спугнуть, потому тянул. Уж что они не поделили? Только когда я приехал, хозяин был уже…

– Мертвец! – сказал Сильвер.

– Живой, даже разговаривал, но до приезда «скорой» не дотянул.

– Если говорил, то имя убийцы должен был назвать, – убежденно произнес Капитан.

– Назвал, – неохотно ответил сыщик. – Только не имя, а кличку.

– Значит, махровый! – изрек Сильвер.

– Сильвер, Классик, Капитан, – улыбнулся Гуров. – Вы все махровые?

– Я точно махровый, только пьяница, – сказал Классик, – а какая кличка? Может, мы знаем?

– Возможно, только этот вопрос вам зададут в прокуратуре.

По заданию сыщика Колесников начал активно наступать:

– А следы? Как ни читаешь о доблестных сыщиках, они всегда находят следы. Какой-нибудь крохотный волосок обнаружат – и преступнику конец.

– Бумага все терпит, – Гуров оглядел собравшихся, мазнул взглядом по предполагаемому убийце. – След машины у крыльца, одна покрышка с дефектом, эксперты сняли слепок. Мы машину, конечно, найдем. Но хозяин ведь может заявить, что был дома и не знает, кто и куда ночью на его машине ездил.

– А пальцевые отпечатки? – гнул свое Колесников.

– Преступник – не сопливый пацан, опытный, профессиональный убийца, – ответил Гуров. – Он всю посуду вымыл, поверхности стола, стульев протер, ручки дверей не забыл. Нашел я один пальчик, – сыщик достал из нагрудного кармана квадратик пленки, взглянул на свет. – Только чей он?

Присутствующие слушали, затаив дыхание, многие непроизвольно стали разглядывать свои пальцы. Высказался, конечно, Сильвер:

– Вы же его смажете!

– Невозможно, пленка двойная, отпечаток на внутренней стороне. Вот если этот пальчик совпадет с отпечатками владельца машины, тогда петля, – Гуров убрал пленку, погладил нагрудный карман. – Если совпадет.

– Как же он все вымыл, а отпечаток все равно оставил? – спросил Колесников.

– Как говорится, на всякого мудреца довольно простоты, – улыбнулся Гуров. – Убийца на крыльцо вышел, думаю, дверь ногой закрыл, а тут расслабился и рефлекторно дверь рукой прихлопнул. Ну это я так предполагаю, может, все иначе, жизнь покажет.

– Странно, Лев Иванович, у вас одна прямая улика, а вы ее в кармане таскаете? – сказал Колесников и продолжал: – Ведь ночью на месте следователь прокуратуры присутствовал, чего же ему эту пленочку не передали?

Вопросы эти подготовил сыщик, боялся, что их задаст себе убийца и не найдет ответа. А если нет ответа, то полковник просто врет, ничего у него нет, внимание на себя провоцирует.

– Почему? – сыщик изобразил смущение. – Потому! В городе часть милиции и прокуратуры коррумпирована, отдашь кому попало, там пленку подменят, и с концами. Сейчас власть прибыла, местные в сознанку пошли, кто не сильно увяз, перекрестился. Я сейчас в прокуратуру, – Гуров взглянул на часы, – там в присутствии генерала оформим, копию сделаем.

Сыщик словно опомнился, что слишком много болтает, и резко сменил тон:

– Все, пресс-конференция окончена, доживем до завтра. Алексей Иванович, у меня колесо спустило, запаски нет, так я пешком пойду, тут ведь недалеко. Объясни, как побыстрее добраться.

– Не Москва, у нас все недалеко, – Колесников взял лист бумаги, начал чертить и объяснять.

Артисты начали расходиться, заговорили о своих профессиональных делах, лишь Сильвер пытался Капитана поправить, давал советы и все талдычил про какой-то проходной двор, да Классик, ткнул длинным пальцем в чертеж, сказав, что в этом месте яма.

– Стоп, господа артисты! – крикнул Колесников. – Минуточку! Кто там убег, вернитесь! Я вам дал выходной не для того, чтобы вы бросились к ящику и смотрели на рыдания «Богатых»! Сегодня генеральная уборка. Привести в порядок свои помещения, проверить реквизит, что надо чинить, тащить сюда. Я все проверю, кто схалтурит, намылю холку!

Когда все разошлись, Колесников спросил:

– Как я смотрелся?

– Класс! – сыщик показал большой палец.

– Не скажешь, кто?

– Остерегусь, скажу лишь, что не твой служащий. – Гуров помедлил и добавил: – Думаю, что не твой.

– Артист? – Колесников посмотрел в потолок, дернул подбородком. – Легче, но все равно дерьмо. А он тебя не зашибет? Может, подстраховать?

– От удара ножа не подстрахуешь, а вот подождать меня в определенном месте было бы совсем неплохо. Я для того и попросил тебя людей от выступлений освободить, а из цирка не выпускать.

* * *

Все работали, сыщик болтался без дела, ждал наступления темноты, чтобы создать для убийцы условия наибольшего благоприятствования. Болтался-то он без дела, но был предельно внимателен, не давал никому оказываться у него за спиной, выкладки выкладками, психология вещь хорошая, но чем черт не шутит, а жизнь одна, другой не выдадут. Он не проходил близко от портьер, боковых проходов, старался держаться среди людей, хотя и помнил, что Клыка зарезали в толпе.

– Господин полковник, сказали, что торопитесь, а сами бродите, словно тень отца Гамлета, – сказал подошедший Классик, подмигивая, и чуть вытащил из кармана фляжку коньяка.

– Может, по глоточку?

– Можно, а штрафные санкции? – улыбнулся сыщик. Уж Классика-то он исключал полностью, однако фляжку отклонил.

– После вас.

Артист понял, лицо у него вытянулось еще больше, хлебнув из фляжки, сказал:

– Ну да, а то у меня иной возможности не было.

– Извини, рефлекс, профессия. Извините, – сыщик сделал несколько глотков, спохватился. – Хотите, я у Капитана займу? Мне он не откажет.

– Спасибо за заботу, но у меня сегодня есть запас.

– И вам спасибо и всего наилучшего, мне пора, – сыщик ощутил, как тепло разлилось по телу. Он напряг мышцы, расслабился, кивнул артисту и направился к выходу.

* * *

Сыщик шел по улице, не по тротуару, чтобы не проходить мимо дворов и подъездов, а по проезжей части. В начале седьмого наползла мартовская хмарь, выражаясь по-научному, видимость была ограниченная. Сыщик старался ни о чем постороннем не думать, лишь смотреть, слушать, ощущать. Где мои рефлексы пращуров? Человек чует опасность, потому выжил. Так представь, что на тебе шкура, в руке дубина, кругом затаились враги, готовятся к прыжку, ты тоже готов. На улице ни души, где-то за домами прогрохотал грузовик, из-за тускло светящегося окна донеслась музыка, тут же пропала. Справа на тротуаре человеческая фигура. Мужчина. Сыщик вытер ладони. Почему я уверен, что убийца подойдет и ударит ножом? У человека имеется пистолет с глушителем. Нет, из пистолета не интересно и опасно, выстрелил, подбежал, ведь надо забрать пленку с отпечатком, а тут, как назло, люди из дома вышли, машина из-за угла вырулила, всего не учтешь. Нож вернее и совсем другое удовольствие. Знаменитый сыщик, а ты ему сердце проткнул и в глаза смотришь. Кайф! А появится кто неожиданно, так два человека, обнявшись, стоят, знакомая картина, трезвым в такую погоду на улице делать нечего.

– Я тебя ненавижу! Иди куда хочешь! Можешь домой не возвращаться! – кричала женщина визгливо.

Сыщик шел, не останавливаясь, на тротуаре виднелись две фигуры, мужская и женская. Сыщик обрадовался, стыдно признаться, но обрадовался, на какое-то время опасность отступила, свидетели убийце ни к чему.

– Матильда, дорогая моя, – ответил мягкий баритон, в голосе звучала ирония. – Твоя ревность даже не смешна. Ну что подумает о нас человек?

– Ничего плохого, – ответил Гуров, подходя к Жукову с супругой. – Ревность – составляющая любви. А любовь во все времена – явление прекрасное и довольно редкое.

– Лев Иванович, вы настоящий мужчина и джентльмен, – Матильда поправила прическу, подняла накрашенную бровь, от чего лицо не стало кокетливее, просто перекосилось, – Александр утверждает, что идет за бутылкой, а я убеждена, что это предлог. Заявится часа через три пьяный, будет говорить, что встретил друзей, и от него будет вонять дешевыми духами этой профессионалки.

Жуков держался, как всегда, спокойно. Гуров давно отметил, что в администраторе непонятным образом сочетались достоинство, ирония и некоторая пришибленность. Сыщик это объяснял просто: человек стеснялся своей вульгарной, глупой супруги, изо всех сил старался нести крест достойно, отсюда подчеркнутая элегантность и ироническая улыбка: ну, тащу я свой горб, что поделаешь, извините, могила исправит.

– Матильда, дорогая, одно из двух, – Жуков достал сигареты, угостил Гурова, щелкнул зажигалкой, мужчины закурили. – Либо ты идешь со мной в магазин и обратно, либо возвращаешься домой, я приду через двадцать минут.

– В магазин? – фыркнула Матильда. – Там эти мужики, они хлопают тебя по плечу, зовут Сашкой, и ты пьешь с ними из одного стакана.

Сыщик жадно закурил, он остерегался курить, пока был один, боялся спровоцировать выстрел, смотрел улицу, прокладывал дальнейший маршрут, пытался предугадать, какое место выберет убийца.

– Такова се ля ви, дорогая, у нас плохо с посудой, – Жуков взглянул на Гурова. – Извините, Лев Иванович, вы идите, нашим интеллигентным беседам много лет, и окончания не предвидится.

– Да-да, конечно, я пошел, – рассеянно ответил сыщик, жадно затянулся, в ближайшее время курить не придется, а нервы свое требовали.

– Проваливай! – Матильда оттолкнула мужа. – Если через тридцать минут тебя не будет, я запираю дверь. С вашего позволения, – она кивнула Гурову, застучала каблучками по асфальту и свернула в ближайший двор.

– Так и живем, – усмехнулся Жуков. – Каждому свое. Вы женаты?

– Был, – сыщик перестал осматривать улицу, взглянул на администратора, увидел в его руке зажигалку, по плечам и бедрам побежали мурашки, рядом запела струна.

Как просто! Они в паре! Женщина! Зажигалка! И он обошел меня, встал справа… Сейчас он опустит зажигалку под полу пиджака… Я так и представлял. Я гений! Не поднимать взгляда, смотреть на его руки и ноги. Кури, думай о своем, тебе есть о чем думать.

– Идемте, до угла нам по пути, – Жуков левой рукой взял сыщика под руку, щелкнул зажигалкой.

Он на секунду оказался чуть позади сыщика, за его правым плечом. Гуров не видел правой руки убийцы, понял, что опаздывает, и подсек спутнику ноги. Убийца был ловок и быстр, и нож уже в руке, осталось развернуть жертву на себя и ударить. Сыщик опередил убийцу лишь на мгновение, подсечка оказалась столь неожиданной, что Жуков не устоял, упал на колени. Можно ударить ногой в голову, отпрыгнуть и выхватить пистолет, но сыщик решил доиграть спектакль до конца и бросился бежать. Он бегал хорошо, но, что может бежать так быстро, даже не подозревал, и все-таки слышал, как убийца приближается. Достать пистолет не может ни он, ни я, для этого надо остановиться, хотя бы замедлить бег. Бежать мне еще два квартала, если не успею, брошусь в ноги, собью. Он не сможет удержать нож, выронит. Хотя черт его знает, цирковой, и не известно, что он может. Только не поскользнуться, не упасть. Почему сердце лезет к горлу! Топот и тяжелое дыхание приближались, неожиданно сбились с ритма, чуть отдалились. Он достал пистолет, понял сыщик, метнулся в сторону, услышал хлопок выстрела, увидел силуэты стоявших по обеим сторонам улицы машин. Цирк так цирк! Было бы здоровье, так сыщик крикнул бы победные слова. Но сил и дыхания у Гурова хватило лишь на то, чтобы издать вопль. Возможно, так кричали его далекие предки.

Вспыхнули фары, распахнулись дверцы машин, выскочили люди, они бежали и из дворов, людей было много, но Гуров видел только белую голову Рогожина, прыгнул и упал в руки гиганта.

Жуков, ослепленный светом, пытался свернуть, споткнулся, упал на колени, задыхался. Убийцу окружала толпа.

– Брось пистолет, паскуда, у тебя на всех патронов не хватит! – кричал Капитан.

– Сейчас я эту сучку на свет выдерну, – шептал Рогожин, обнимая могучей рукой сыщика за плечи. – Ну ты, парень, солист, нет слов. Солист!

Гуров отплевывался, вытирая пот, еле прошептал:

– Даму не трогать! Молчи, ты ничего не знаешь!

Орлов сидел в кресле, изучал пузырьки в своем бокале, переводил взгляд на сидевшего напротив Гурова, качал головой. Сыщик чувствовал себя плохо и физически, и морально, неожиданно вспомнил название боевика «Победитель не получает ничего» и сказал:

– Тот самый случай.

Орлов понял, что друг беседует сам с собой и спросил:

– А может, тебе у них остаться?

– У кого? – рассеянно спросил сыщик.

Орлов, довольный, что Лева попался, хохотнул.

– У цирковых. У тебя очень эффектно получается. А может, в каскадеры податься? Слышал, они свою лигу создали.

– Надо подумать, – серьезно ответил сыщик, – потому как преступники и генерал Орлов лично мне надоели до смерти…

* * *

Роговой и Бунич не обменивались колкостями и остротами, разговаривая по телефону, старались не употреблять непарламентских выражений, хотя ныне в нашем парламенте загибают достаточно круто.

– Доставить ваш груз в Москву и получить десять процентов? – спросил Бунич. – Мысль интересная…

– Два миллиона зеленых за простую транспортировку, – от переполнявшей его злости Роговой слегка заикался.

– Десять и, как говорил классик, «торг здесь неуместен».

– Вы здоровы? Покажитесь врачу.

– Кто мне мешает забрать все?

– Не блефуйте, я знаю, вы не занимаетесь этим товаром.

– Верно, – согласился Бунич. – Видимо, не стоит и начинать.

– Три, – сказал Роговой.

– Известно, мы не любим друг друга, но коммерция есть коммерция. Вы не понимаете сложившейся у нас обстановки. Практически вы на девяносто процентов потеряли уже все. Я могу попытаться утерянное вернуть, хотя не знаю, как и подступиться к делу. У вас связь с товаром через женщину, чей муж взят два часа назад при попытке совершить убийство, – Бунич выдержал паузу. – Рядом прогуливаются, просто изнывают от безделья два лучших сыщика России. Прилетайте. Берите свой товар, за скромные деньги я помогу вам транспортом и людьми.

– Не говорите глупостей, меня знают в лицо.

– Так пришлите кого-нибудь, – подсказал Бунич. – Одного убили, второго арестовали, и вы остались без людей? Вопрос риторический. Я знаю, что у вас людей нет. Вы старый, жирный, подлый боров. Вы обманули всех и остались один. Вы меня слушаете и трубку положить не смеете, потому как я – ваш последний шанс. Вы задумали хорошо, даже гениально, но поскупились, наняли дерьмовых исполнителей и практически разорились.

– Хорошо, вы получите десять миллионов, – просипел Роговой.

– Предупреждаю…

– Не надо, знаю, – перебил Роговой. – В этот раз я расплачусь полностью, – и положил трубку.

Бунич услышал гудки, тоже положил трубку, вызвал секретаря. Тот явился мгновенно, сел напротив. Хозяин получал информацию через секретаря, потому начал без предисловий.

– Тебе ситуация в городе и цирке известна. Стоит нам ввязываться?

– Нет, я считаю партию законченной.

– Твой гонорар два миллиона долларов.

У секретаря были отличные нервы, но, услышав сумму, он закашлялся, ослабил узел галстука.

– Я понимаю, что, получив такие деньги, ты от меня уйдешь, захочешь самостоятельности. Мне жаль, я ценю тебя. Если все пройдет удачно, мы можем стать партнерами.

– Я благодарен, хозяин, надо подумать.

– Думай, пока пригласи близнят.

Когда братья явились, Бунич впервые предложил им сесть. Такое удивит хоть кого, и на бесстрастных монголоидных физиономиях братьев появилось замешательство. Охранники молча сели, они многое знали, поняли хозяина с полуслова и синхронно покачали головами.

– Извините, хозяин, но покойнику деньги ни к чему, – ответил один, другой согласно кивнул.

– Наркотики – не расстрельная статья, – сказал Бунич.

– Если начинать, то с убийства полковника, а это верная вышка.

– Согласен, риск велик, но в случае удачи каждый получает миллион долларов, сегодня это двести миллионов рублей, завтра – половина миллиарда. Даю два часа, думайте.

Братья поднялись, бесшумно направились к дверям, но секретарь их остановил:

– Стойте, у меня есть идея.

* * *

В люксе, оплаченном Юдиным и незаконно оккупированном сыщиками, в одиннадцать вечера появились супруги Соснины. Пригласил их Гуров, беседу вел генерал Орлов, а сыщик, чтобы не присутствовать при унижении строптивой Ольги Дмитриевны, поднялся на второй этаж, открыл старый «Огонек», начал решать кроссворд.

Примерно через час Орлов крикнул:

– Вылезай, твоя Дульцинея удалилась!

Гуров спустился, не глядя другу в глаза, начал готовить коктейль, хотя терпеть не мог смеси, предпочитал напитки в чистом виде. Такой профессионал, как Петр, конечно, понял, что между ним, сыщиком Гуровым, и этой женщиной что-то было. Хотя на самом деле ничего и не было. Но Гуров стыдился и объясняться не хотел.

– Перестань, Лева, ты ставишь меня в неловкое положение, – сказал Орлов, хотел друга обнять, но лишь похлопал по спине. – Ты сделал большое дело, я приехал практически пожинать плоды и укорять тебя в ерунде, мне, право, стыдно. Ну заморочил бабенке голову, сам слегка заморочился, наплевать и забыть. Давай о деле.

– Слушай, Петр, выпей, – Гуров сунул другу бокал. – А то я себя чувствую, как последний алкаш, хлещу напропалую, а ты все пузырьками любуешься.

Орлов взял бокал, пригубил.

– Значится, так. Мужик к делу отношения не имеет, у него в области меховой интерес. Мадам же знакома с нашей Матильдой давно, полагаю, у них и общие мужики имелись, но это к делу отношения не имеет. Матильда собиралась использовать Ольгу втемную, переслать с ней в Москву наркотик, обещала щедро заплатить в валюте. Твою пудреницу Ольга подруге продала. Вот и все, конечно. Ольга понимала, что повезет криминал, но считаю, что нас это интересовать не должно.

Орлов подошел к сыщику, чокнулся и сказал:

– За тебя, сыщик!