Текст книги "Исповедь сыщика (сборник)"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 45 страниц)

– Мне посоветовал? Не переезжать? – замялся он, понял, что соврет неубедительно, удержаться не мог. – Да никто не советовал, я сам.

Гуров кивнул, заглянул в свой бокал, добавил в него джина. Он не понимает, что убийца находится рядом и готов нажать на спусковой крючок, думал сыщик. Последний выстрел, последний труп. Главный интриган России заблудился в трех соснах, последним трупом станет именно он, спикер парламента. Как его спасти, кому здесь можно довериться?

– Новые сутки распечатали, они не легче прошедших будут, спать пойду. – Гуров выпил, поднялся, небрежно спросил: – А кто, наоборот, уговаривал на городскую квартиру переехать?

– Новый начальник охраны, что за дверью стоит, – легко ответил спикер.

– Спасибо, спокойной ночи.

– Спасибо вам, Лев Иванович, – неожиданно ответил спикер.

Гуров вышел из кабинета, молча раскланялся с лощеным охранником, посмотрел гэбисту в глаза. Чужая душа потемки, а я не Вольф Мессинг. Сыщик продолжал смотреть в лицо охранника, не решаясь открыться. Если я ошибусь, то ускорю события. Хотя вряд ли, к последнему выстрелу они не готовы, ведь требуется ликвидировать исполнителя. Этот человек советовал спикеру ехать на городскую квартиру. Если я поддержу его, то практически не открываюсь и не рискую.

Гэбист не опускал глаз, понимая, что милицейский сыщик хочет сообщить самое важное, но не может решиться. Гуров собирался сказать одно, произнес совсем другое:

– Если этой ночью застрелят спикера, а вы ликвидируете убийцу, я вас найду и вся служба безопасности вас не спасет.

– Хорошо, я согласен, – охранник кивнул, голос у него был спокоен, словно они говорили не о жизни и смерти, а договаривались поутру идти на рыбалку.

– Спокойной ночи, – Гуров прошел коридором, получил свои пистолеты, наручники и ключи и спустился по мраморным ступенькам в парк. В его квартире светились окна, сыщик знал, кто его ждет, принимал судьбу покорно, как истинный христианин.

Вера верой, а профессия профессией, – он распахнул дверь ногой и шагнул в сторону.

– Здесь Гранин. Если не считать только початой бутылки коньяка, то я один.

Гуров вошел, оглянулся, пожал полковнику руку, упал на тахту.

– Излагай короче, если я не высплюсь, то поутру залезу под трамвай. Начни с Николая. Когда, где, как? – Гуров закурил, откинулся на спинку и прикрыл глаза.

– В пятнадцать, в его квартире, спящего, из пистолета того же калибра, – Гранин после обильного ужина успел окончательно протрезветь, продолжал пить кофе.

– Никто и ничего, – утвердительно сказал Гуров.

– Никто и ничего, – ответил Гранин.

– Нормально. Что еще нового?

Гранин рассказал об обеде-ужине в ресторане, о записи разговора между депутатами-оппозиционерами и Юсовым.

– В принципе, пустая болтовня, за исключением того, что Бесковитый считает себя основным кандидатом.

– Это важно, – пробормотал Гуров, стряхнул пепел и спросил: – Кто тебе сообщил о болезни сестры Николая и о том, что она выезжала лечиться за рубеж?

Гэбист мгновенно понял – вопрос не свалился с потолка, сыщик получил дополнительную информацию.

– Исполнителя не помню, все обычным путем, я заказал установку, через несколько часов получил ответ.

– Лживый ответ. Сестра имеется, больна отнюдь не так тяжело, лечиться никогда не выезжала. – Гуров погасил сигарету, встал и с хрустом потянулся. – До чего же хреново у вас работают, Сергеич, даже смешно.

– У нас так же, как и у вас, разные люди, и они по-разному работают.

– Не заводись, против тебя лично я ничего не имею.

– Спасибо. Что у тебя?

– Дела уголовные, к политике отношения не имеют, пытались добыть информацию о Профессоре, пока без результата.

– Ты установил технику у Сабурина?

– Зачем тебе? Дело незаконное, не знаешь – не отвечаешь. Разбегаемся, давай спать.

– Темнишь, сыщик!

– Есть немного, – признался Гуров. – Обещаю, если у меня появится что-нибудь серьезное, ты узнаешь об этом первым.

Оперативники распрощались, Гуров запер за гэбистом дверь, проверил все окна, сунул под подушку «вальтер» и мгновенно заснул.

Уже в восемь утра Гуров находился в кабинете МУРа, прослушивал запись звонков. Их было пять, у всех информаторов были нелады с русским языком. После многократного прослушивания, расшифровки искалеченных и недоговоренных слов, перевода их на русский получилось следующее: около сорока, среднего роста, плотный, полноватый, светлый, блондин или рыжий, лохматый, грязный, любит кошек, живет за мостом… Надо понимать, в Замоскворечье.

Все было понятно, кроме – грязный. Гуров перемотал пленку, включил автоответчик.

Фрол Осипов, которого назвал арестованный Савиков, жил в одном из переулков старого Арбата, в трехэтажном доме, вдвоем с сожительницей занимал комнату в трехкомнатной квартире. Соседи больше года как переехали, желающих поселиться в освободившихся хоромах не нашлось, так что практически супруги владели отдельной квартирой. Оперативникам повезло: черный ход отсутствовал, и Крячко со Светловым поставили свои машины в переулке, один приткнулся к забору новостройки, другой встал между двух иномарок. При современной аппаратуре, которой обладали оперативники, прослушивать квартиру на втором этаже было делом пустяковым.

Ночь прошла муторно, тоскливо, оперативники изредка переговаривались, в основном определяя, кто час подремлет, а кто бдит.

В девять утра, когда переулок давно проснулся, люди побежали на работу, по магазинам, в общем, начали жить, Крячко увидел Гурова, который прошел мимо, жестом приглашая следовать за собой.

Они присели на скамейке крохотного сквера. Не ожидая вопроса, Крячко сказал:

– Пока пусто, пьяная матерщина, звонков не было.

– Терпи, Станислав, понимаю, что не дело такого аса столь бездарно использовать, – ответил Гуров, – но сам понимаешь… Машину у тебя забираю, моя слишком известна. Через час Савикова выпустят на волю, они должны зашебуршиться.

– Лев Иванович, не нравится мне наше занятие, и не потому, что тоска зеленая, – сказал Крячко. – Фрол барыга и алкаш, не могут его в серьезном деле использовать.

– У каждого человека не одно лицо, даже не два, терпи. Командиру, Профессору или Академику, совершенно необходимо переговорить с Савиковым, проверить его, узнать, что мы знаем. Конечно, сам он на связь с Савиковым не пойдет, но человека пришлет обязательно. И первый контакт с Савиковым установит именно Фрол Осипов, потом передаст в другие руки. Именно эти руки нам и нужны. Так что, как только передача состоится, Осипова бросай, переключайся на третье лицо.

– Да, понимаю, – тоскливо протянул Крячко, – главное, было бы на кого переключиться.

– У тебя есть другие предложения?

– Держи. – Крячко передал Гурову ключи от машины. – Будут новости, сразу звони нам в машину, что-то у меня за Бориса душа болит. Следовало парню тут болтаться, а по адресам мне идти.

– Что душа болит, хорошо, значит, она живая. А глупости говорить начальнику отдела МУРа не к лицу. Удачи, и я тоже жду вашего звонка.

– Удачи, удачи. – Крячко проводил взглядом статную фигуру полковника и вразвалочку, шмурыгая, так ходят люди, еще не опохмелившиеся, направился к машине Светлова.

Крячко отлично понимал Гурова, для выполнения задания, порученного Вакурову, нужен парень, зрелый мужчина не годится, однако знать и чувствовать – вещи разные. Нехорошо было на душе подполковника, он ощущал себя человеком, спрятавшимся за бруствер и пославшим приятеля в простреливаемую зону.

Борис Вакуров пребывал в отличном, бесшабашном настроении, он не учился актерскому мастерству, но оперативником был уже опытным и знал: если ты кого-нибудь изображаешь, следует начинать со своего нутра. Проверяемые были примерно его возраста. Крячко посоветовал, и Борис с начальником согласился, что самая хорошая легенда – разыгрывать человека, вернувшегося после многолетнего отсутствия и заскочившего к приятелю, с которым последний раз виделся лет семь-восемь назад. И вот оказался рядом с домом, вспомнил детство и решил заглянуть.

Значит, геолог или что-то вроде того, здесь можно подпустить тумана, бесшабашный парень, ошарашенный Москвой, вчера с трапа самолета, при деньгах, без всяких планов и забот.

Борис оделся фирменно – затертый джинсовый костюм, ношеные кеды, зато рубашка свежая, в кармане фляжка коньяка, он даже затянул для запаха. Помахивая ключами от «Жигулей», Вакуров около полудня взбежал на второй этаж солидного дома, расположенного на Ленинградском проспекте. Это был второй адрес, в первой квартире Борис помог выкупать трехлетнего, очень серьезного пацана, сбегал для супруги проверяемого за хлебом, потом пил с неряшливо одетой, но уже накрашенной женщиной кофе и трепался за жизнь. Хозяйка оказалась натурой противоречивой. С одной стороны, она считала супруга мерзавцем и проходимцем, который бросил ее с ребенком, появляется в доме раз в неделю, а то и в две, словно командированный, а она губит свою молодость и красоту. По данному вопросу у Бориса было собственное мнение. С одной стороны, мужик никчемный, с другой – работает у самого спикера, и женщина не забывала этого и не давала забывать другим.

Борис потрепался про тайгу, которую видел только в кино, выслушал сплетни о жизни спикера, которого хозяйка видела тоже только на экране телевизора. На крючки, заброшенные оперативником, о том, какой искусный стрелок ее муж, хозяйка никак не реагировала, и Борис, принося извинения за беспокойство и обещая звонить, ретировался.

Дверь была обита красивым кожзаменителем, в центре имелся глазок, что свидетельствовало о разумной осторожности хозяев. Борис прорепетировал несколько улыбок, позвонил спокойно, ненавязчиво, но и не боязливо тренькнул. За дверью послышались шаги, женский голос спросил:

– Вам кого?

Главное суметь войти в квартиру, если не сумею, сыщики не простят, подумал Вакуров и смущенно улыбнулся:

– Здравствуйте, Виктория Александровна, я давнишний приятель вашего сына, Борис Вакуров. Вы меня, конечно, не помните, прошло столько лет…

– А Гарика нет дома. Он работает за городом, бывает редко.

– Какая обида! Я шесть лет не был в Москве, шел мимо и вспомнил, решил заглянуть. Ностальгия по ушедшей молодости. – Борис вновь улыбнулся. – Как Гарик, институт закончил? – Он чувствовал, что его внимательно разглядывают, провел руками по волосам, демонстрируя, что не держит никакого оружия или другого предмета. – Значит, за городом работает… Помнится, мечтал за границу…

Борис сделал верный ход – какой матери не хочется поговорить о сыне, тем более когда его карьерой можно гордиться. Щелкнул замок, скрипнула задвижка, и дверь приоткрылась. Оперативник не дотронулся до ручки, осторожную женщину можно испугать, а дверь окажется на цепочке. И он угадал, женщина смотрела оценивающе, дверь не открывала, тогда оперативник пошел ва-банк.

– Извините за беспокойство и навязчивость. – Он поклонился. – Привет Гарику, если он помнит меня. – И шагнул к лестнице.

– Да зайдите же! – сказала женщина таким тоном, словно уговаривала зайти в квартиру, а он отказывался.

В отличие от молодой мамаши, Виктория Александровна была одета аккуратно, строго, не по-домашнему. Вакуров подумал, что, возможно, она собиралась уходить, но вскоре понял, что таковы манеры и привычки хозяйки дома.

Минут пятнадцать разговор никак не вязался, хозяйка держалась скованно, отвечала односложно. Вакуров начал было повторять свои байки о тайге, быстро понял, что женщину они совершенно не интересуют. Ясно, ей хотелось поговорить о сыне. Борис такой разговор начинать боялся, так как обладал лишь сведениями, когда и где дражайший сынок родился, что имеет незаконченное высшее образование, холост…

– Боря… Вы не возражаете, если я буду звать вас по имени?

– Что вы, сочту за честь, – Вакуров церемонно поклонился, увидел, что попал в цвет, и определил свою дальнейшую линию поведения.

– Боря, вы не учились с сыном в школе, я не помню вас среди его товарищей по институту. Простите, когда и где вы с сыном познакомились?

– Давным-давно, точно не скажу. – Вакуров махнул рукой. – Мы познакомились в тире…

На лицо женщины легла тень, оперативник понял, что попал и с темы надо быстренько соскакивать.

– Простите, Виктория Александровна, вы коренная москвичка?

– Естественно, – она слабо улыбнулась, – разве это не видно?

– Столь отчетливо видно, что я и спросил. Скажите, а чем коренные москвичи отличались от петербуржцев? Почему они, как я читал, поглядывали на нас свысока?

– Интеллигенция ничем не отличалась. Извините, – хозяйка прошла на кухню, чиркнула спичкой, видимо, поставила чайник.

Парень бывал в тире, и с ним связаны какие-то неприятности, подумал Вакуров, немного погодя надо вновь тронуть тему, проверить. Пользуясь отсутствием хозяйки, он оглядел комнату. Гостиная была обставлена добротной старой, даже старинной, мебелью: круглый стол, стулья с высокими спинками, массивный комод, диван тоже с высокой спинкой, на верхней полке выстроились слоники, стены чистые, обои современные, чувствуется, недавно наклеены, и телевизор – супер. Надо понимать, что обои и телевизор – подарки сына, остальное со старых времен.

Хозяйка вернулась с подносом, на котором стояли кофейник и чашки голубоватого прозрачного фарфора и хрустальная вазочка с печеньем.

– Живу я довольно одиноко, Гарик работает под Москвой, навещает редко, – женщина расставила посуду, разлила кофе. – Угощайтесь.

– Благодарю, но право, не стоило беспокоиться, – учтиво, по-книжному ответил Вакуров, взял хрупкую чашечку осторожно.

Оперативнику показалось, что, упомянув о работе сына, хозяйка пытливо взглянула на гостя. Она испугана, и это естественно, учитывая количество трупов в загородной резиденции, где работает ее парень, понял оперативник.

– Если Гарик относительно недалеко обосновался, я бы к нему заскочил, но боюсь, не получится, мне завтра улетать, – сказал Вакуров.

– И далеко?

– Как все таежники, неоригинален, стремлюсь к теплому морю, Сочи.

– Там неспокойно.

– А где сейчас в России спокойно? В медвежьих углах, так они мне поднадоели, устал. Да я когда ваш дом увидел, Гарика вспомнил, решил заглянуть и старый долг вернуть. Хотя сегодня те деньги просто смешными кажутся. Сто рублей! Какая у нас инфляция? Процентов тысяча, наверное?

– В долг брали? – поинтересовалась хозяйка.

– Нет, соревнование проиграл. Стреляли мы с ним из пистолета. Он мне фору, естественно, давал. – Вакуров говорил задумчиво, словно вспоминая, и с интересом разглядывал чашечку с кофе. – Но он все равно выиграл. Классный стрелок был, помню, тренер его в сборную пригласил…

– Извините, – перебила хозяйка, – мне больно вспоминать увлечение сына. Вы же знаете, чем это кончилось.

– Чем кончилось? – Вакуров поставил чашку, взглянул удивленно: – Понятия не имею, видимо, я уже уехал. Какое-то несчастье произошло?

– Не будем об этом, – Виктория Александровна махнула тонкой рукой. – Моего мальчика, такого светлого… обвинили в убийстве. – Она смешалась и торопливо закончила: – Следствие, пришлось уйти из института… Кошмар!

Семен Вульфович Бесковитый в Доме журналистов встречался с пишущей и говорящей братией. Рядом с героем сидели Сергей Сабурин и еще двое красно-коричневой ориентации, у одного руку чуть выше локтя обхватывала повязка со свастикой. Бесковитый был со вкусом одет и непривычно сдержан, даже лаконичен. Взбудораженные журналисты, среди которых тоже были и левые, и центристы, и правые, красные, коричневые, даже серо-буро-малиновые, поначалу активно щелкали фотоаппаратами, тянули вверх микрофоны, снимали на видео, минут через тридцать разочарованно поутихли. Журналисты ждали этой пресс-конференции, одни рвались потерзать новоявленного фюрера вопросами, другие собирались поднять его как знамя, третьи пришли просто ради развлечения.

И на тебе – лидера-крикуна, кандидата в президенты, который прикрывает наготу фиговым листочком, словно подменили. На трибуну поднялся человек, похожий на прежнего только лицом. Одежда, манера держаться, жестикуляция, голос, главное, конечно, суть выступления, – ответы на вопросы были не ответами сумасшедшего авантюриста, а спокойного, разумного человека. Он никого не клеймил, ничего экстравагантного не обещал, казалось, не он кричал вчера с трибуны парламента, грохотал гусеницами танков и грозил перстом.

«Профессиональная армия, способная защитить Россию в ее сегодняшних границах. Военнослужащим – достойную зарплату. В России нет малых народов, как в семье нет нелюбимых сыновей и дочерей, – всем равные права. Парламент должен избираться, заниматься лишь законотворчеством и не присваивать себе функций исполнительной власти. Журналисты свободны и подчинены лишь закону, потому должны быть ответственны в своих выступлениях как письменных, так и устных…»

Гуров еще несколько дней назад позвонил знакомому журналисту и попросил приглашение на встречу с Бесковитым. Сыщик сидел в дальнем углу и – наверное, единственный из присутствующих, – ничему не удивлялся. В принципе, все происходит, как и должно происходить, рассуждал он. Если некие силы делают ставку на человека, то не станут тратить время и деньги впустую, позаботились, чтобы их лошадка выглядела достойно, бежала, соблюдая правила, слушалась наездника беспрекословно.

Когда пресс-конференция закончилась, нашлись сумасшедшие, которые попросили у Бесковитого автограф. Подошел к нему и Гуров, некоторое время наблюдал за происходящим, затем достал из кармана блокнот и дорогую авторучку, протянул депутату:

– Черкните несколько слов единомышленникам.

Бесковитый по инерции взял блокнот, начертал несколько слов, витиевато расписался, авторучку хотел вернуть «поклоннику», но сыщик взял только блокнот и, отступив за чью-то спину, сказал:

– Ручку оставьте на память, Семен Вульфович, – и затерялся в толпе.

Бесковитого дергали за рукав, подсовывали фотографии, он взглянул на ручку, хмыкнул, расписался. Когда он пробился к дверям, сунув в карман полученный в подарок миниатюрный магнитофон, Гуров удовлетворенно кивнул и направился к своему приятелю, бравшему интервью у Сергея Сабурина, который, ошарашенный выступлением шефа больше, чем кто-либо иной, говорил рассеянно, оглядывался, вел себя нервозно. Гуров, держа газету с кроссвордом, подошел, взял Сабурина под локоть, словно старого знакомого, быстро заговорил:

– Привет, коллеги, подскажите, интеллектуалы: домашнее животное из трех букв?

– Кот, – мгновенно ответил приятель, предупрежденный о вопросе заранее.

– Верно! – Гуров хлопнул себя газетой по лбу, продолжая крепко держать Сабурина. – Мы привыкли к слову «кошка». Кстати, у меня есть знакомый, такой чудак, обожает кошек! Маньяк, да и только! – Гуров взглянул Сабурину в лицо и, словно только узнав, смущенно улыбнулся: – Господин Сабурин! Извините, не узнал, думал, кто-то из своих… – Сыщик смотрел вслед спешащему к дверям депутату.

– Ну интриган! Сумел кого заловить? – рассмеялся приятель. – И что за чушь нес?

– Нести чушь – привилегия гения, – парировал Гуров. – Заловить не заловил, а на след встал прочно.

Когда сыщик держал Сабурина под руку, почувствовал, как тот вздрогнул, а когда, заглянув в глаза, увидел в них страх и смятение, понял, что попал.

– В одном случае я промахнулся и вышел к Херсону. Сегодня я шарил наугад, вслепую, но ухватил, что искал. – Гуров улыбнулся недоумевающему журналисту: – Спасибо, приятель, ты с меня имеешь, звони.

Гуров сел в «Жигули», завел мотор, но не двинулся с места, раздумывая, как можно использовать знакомство Сабурина с любителем кошек.

Юсов ждал звонка неизвестного, готовился к переговорам. Когда рано утром позвонили в дверь, он, не проспавшийся после вчерашнего, накинул халат, посмотрел в глазок, увидел незнакомого мужчину и недовольно спросил:

– Вам кого?

– Вас, Петр Саввич, – ответил незнакомец и улыбнулся. – Меня, с вашей легкой руки, зовут Козел.

Юсов облизнул и без того пересохшие губы, приоткрыл дверь:

– Здравствуйте, проходите.

– Здравствуйте, – мужчина среднего возраста, плотного телосложения, одетый номенклатурно, как одевались партийные функционеры во времена застоя, сверкнул золотым зубом и прошел в комнату. – Не ожидали? – Он взглянул на Юсова оценивающе, усмехнулся: – Опохмелись, нам нужно, чтобы ты находился в рабочем состоянии.

– Тогда я с твоего разрешения и переоденусь.

– Валяй, – гость кивнул, взял с журнального столика газету и развалился в кресле.

Давний знакомый Гурова, некогда служивший на Петровке, позже в ЦК, сегодня сотрудник аппарата президента Виктор Юрьевич Совков нервничал, потому держался излишне развязно. Он прекрасно понимал, что от того, как он справится с порученным заданием, зависит его судьба. Когда говорят, мол, твоя судьба в твоих руках, то где-то подспудно имеют в виду, что человеку повезло и он ни от кого не зависит. Совков всю жизнь получал указания сверху и отправлял их вниз, ничего и никогда не решал. Среди заговорщиков он тоже оказался по указанию начальства…

Его передали из рук в руки, словно неодушевленный предмет, присовокупив:

– Надежен, прекрасный исполнитель.

Неожиданно Совков получил самостоятельное задание, он не мог спустить его по инстанции, обязан был выполнить сам, главное, отвечать за результат. Сейчас он сидел в квартире Юсова на диване, ждал, пока хозяин приведет себя в порядок, листал журнал, слепо смотрел на грудастых красоток, мандражировал и напускал на себя небрежный, уверенный вид.

Чисто выбритый, с влажными после душа волосами, опохмелившись, Юсов принес гостю кофе, поставил на столик бутылку виски, сказал:

– Рад, что вы пришли, извините, что грубил по телефону, не разобрался в ситуации.

– Случается. – Совков кофе взял, от спиртного отказался.

– Мы раньше встречались? – Хозяин налил себе виски, взглянул испытующе.

– Служили в одни годы на Петровке.

– Мир тесен, – Юсов выпил, – у меня отличная память на голоса, это не вы звонили…

– Не имеет значения! Вы будете выполнять наши… просьбы! – Как большинство не уверенных в себе людей, Совков разговаривал грубо.

Но Юсов был тоже трусоват, и хамский тон гостя на хозяина подействовал. Тем более что последним убийством он был напуган до предела.

– Я же не отказываюсь, – он вновь плеснул в стакан виски. – Я только не могу понять, кто вы и своей роли в вашей игре.

– Прекратите пить! – заметив страх и неуверенный голос хозяина, Совков повысил тон. – Мы патриоты России, надеемся, что вы тоже патриот. Если мы ошиблись, положение легко исправить известным вам методом.

– Хорошо, хорошо, говорите, что я должен сделать, – Юсов отодвинул стакан.

– Бесковитый сегодня встречается с журналистами. Мы хотим, чтобы он сменил окраску, выглядел солидно.

– Вульфович – человек неуправляемый, я не пользуюсь достаточным влиянием.

– Глупости! Каждый человек управляем. – Совков достал из кармана сложенную вчетверо бумагу, протянул хозяину: – Вот его основные тезисы. Поезжайте к нему, передайте.

Юсов прочитал полстраницы текста, часто заморгал, прочитал вторично, даже шевелил губами.

– Да он никогда…

– Скажет, скажет! – перебил Совков, сверкнув золотым зубом. – Принципов у него нет, а мужик он умный, хитрый и рвется к власти. Мы возьмем его под руки, доведем до трона, взойти на него он должен с этой программой, а дальше… Дальше жизнь покажет! – Совков расхохотался и выпил виски хозяина. – Передайте ему наше предложение. Если он на встрече с писаками станет вести себя разумно, то сегодня же встретится с большим человеком и обсудит ход предвыборной кампании.

– А если нет? – еле выговорил Юсов.

– Если нет, то – нет! И для него, и для тебя! – Совков поднялся, взял со стола журнал и спросил: – Чего это девки у тебя такие худые? Смотреть тошно! – Он бросил журнал на место, пошел к дверям, на пороге обернулся: – Я буду в Доме журналистов, от вас зависит, куда вы оттуда поедете.

Парадокс жизни заключается в том, что порой трус и дурак добивается результата быстрее, чем человек умный и мужественный. Конечно, такое случается лишь в том случае, если он имеет дело с представителем своего племени.

Борис Вакуров как мальчишка скатился со второго этажа по перилам. Стрелок выявлен! Конечно, с наводки полковника, но конкретный результат получил Борис Вакуров. Классный он опер, Борька Вакуров!

Он уселся в «Жигули», включил рацию, вызвал полковника.

– Вас слушают, – немедленно отозвался Гуров.

– Говорит самый молодой, – Вакуров вспомнил предупреждение Гурова не болтать лишнего, так как рация сегодня у каждого любопытного.

– Слушаю тебя, парень.

– «Он шел на Одессу» – хорошая песня, очень хорошая.

– Молодец. Поезжай немедленно домой, смотри под ноги.

Вакуров положил трубку, взглянул в зеркало заднего вида, однако опоздал, – замызганный «Москвич», стоявший позади, уже выехал на Ленинградку и медленно катился правым рядом. Вакуров лихо его обогнал, свернул в первый переулок направо. Даже самый опытный сыщик не всегда обращает внимание на машины, которые он обгоняет. Он проезжал мимо выстроившихся вдоль тротуара коммерческих палаток, когда шедший сзади «Москвич» обогнал «Жигули», встал поперек, из машины выскочили двое, один полоснул из автомата по палатке. Оперативник инстинктивно схватился за пистолет, открыл дверцу, выпрыгнул, успел подумать, что не имеет права вмешиваться… Если убьют, полковник ничего не узнает, оперативник хотел сесть за руль, когда сзади к нему подошел мужчина, который выскочил из «Москвича» на повороте. Он выстрелил Вакурову под лопатку, втолкнул труп в «Жигули», вскочил в «Москвич».

Немногочисленные свидетели, которых позже удалось разыскать, заикаясь, рассказывали о нападении на палатку, как был убит водитель «Жигулей», никто не видел.