Текст книги "Исповедь сыщика (сборник)"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 45 страниц)

Глава 8
Наемный убийца

Ему везло с момента рождения: родители душевные, почти интеллигентные люди, в семье достаток, мальчика назвали красивым именем Олег, фамилия у него тоже была подходящая – Сергеев. Он был не красив, но лицом приятен, росту не высокого, но сложен отлично, может, и не имел бешеного успеха, но в большинстве случаев женщинам нравился.

Почему Олег Сергеев стал убийцей, мало того, согласился работать по найму, не знал никто. Ученые сумели пробраться только в космос, человеческий мозг, или что там человеком руководит, остался пока неизведанным. Мы привыкли повторять, мол, бытие определяет сознание. С бытом у Олега все было в порядке, отец – кадровый военный, мама зубной врач, в доме ссорились редко, алкоголиков в роду вроде бы не прослеживалось. Учился Олег не отлично, однако хорошо, без срывов, ничем, кроме кори да ангины, не болел, головой не ударялся, школу закончил благополучно, правда, из института после третьего курса ушел, так это, извините, не потрясение, которое способно заставить человека хладнокровно убивать других людей.

Первый, кто понял, что с мальчиком не все в порядке, была мама – Светлана Александровна. Впрочем, когда прозвенел первый звонок, женщина была еще так молода, что отчество ей не полагалось. История произошла банальная, однако страшноватая. Олег готовился к выпускным экзаменам, Светлана готовила на кухне обед и уронила кастрюлю с кипящим бульоном, ошпарила ногу, закричала и от болевого шока потеряла сознание.

Первой на этот дикий вопль прибежала соседка из соседней квартиры, начала звонить, барабанить в дверь, лишь тогда Олег вышел из своей комнаты, отпер замок, взглянул удивленно.

– Что? Что? – повторяла соседка. – Где Светлана? Пожар? Она так кричала!

– Слышал. – Олег махнул рукой. – Мать на кухне, у меня задача не получается.

Мучилась Светлана ужасно, но ногу удалось спасти. Муж взял отпуск, дневал и ночевал в больнице. Олег мать навещал, точнее, заскакивал, оставлял цветы, чмокал в щеку и убегал. Страдая от дикой боли, обласканная заботливым мужем, Светлана наблюдала за сыном, все собиралась с ним поговорить, ведь соседка рассказала, что Олег не вышел из комнаты, хотя крик женщины был слышен даже в других квартирах. Светлана так и не поговорила с сыном, сначала не хватало сил, а позже она поняла, что Олег совершенно равнодушен к чужим страданиям. Равнодушен в равной степени как к боли матери, так и к мучениям женщины из африканского племени. Светлана поделилась своими опасениями с мужем, они начали вспоминать, каким был Олежка в детстве. И, к своему ужасу, поняли, что он таким родился, его полное равнодушие к несчастьям окружающих проявлялось постоянно, но они, родители, не обращали внимания на потрясающую черствость, бездушие любимого чада. Отец пытался потолковать с сыном как мужчина с мужчиной, парень лишь удивился, даже возмутился. Олег категорически заявил, что это он человек абсолютно нормальный и современный, а все остальные, в том числе и предки, сентиментальные марсиане. Между родителями и сыном появилось отчуждение, которое довольно быстро превратилось в глухую стену. И если Светлана в эту стену порой пыталась стучать, то Олег лишь удивлялся, считая, что у них хорошая благополучная семья, слюнявых разговоров он терпеть не может, просит по пустякам не беспокоить.

Когда подполковник Сергеев получил назначение на новое место службы, Олег ехать с родителями отказался, заявив, что они его утомляют.

Случается, что у здоровых людей рождается урод, и родители, сломленные горем, отказываются брать ребенка, бросают на произвол судьбы и государства, стараются сбежать от него, от себя, быстрее забыть.

Собираясь к переезду и услышав заявление сына, Сергеевы даже себе не признались, что почувствовали облегчение. Подполковник сдал служебную двухкомнатную квартиру, добился для сына однокомнатной. Примерно с год обменивались письмами, затем открытками к юбилеям, вскоре ниточка порвалась окончательно.

Когда Олег встретился с Ниной, им было по двадцать три, роман случился скоротечный. Олег работал в телеателье, деньжата водились, но Нину деньжата не устраивали, она хотела иметь деньги, точнее – деньжищи. Олег никого не любил, Нина исключения не составляла, для постели найти женское тело сложности не представляло, так что расстались тихо и мирно. Нина и забыла бы парня в одночасье, если бы не одна история. За девушкой начал ухаживать грубый и надоедливый парень, и она пожаловалась Олегу, который взглянул на ухажера, кивнул, обещал разобраться. Нина тогда решила, что Олег трус и трепло, а через два дня узнала – на стройке неподалеку нашли труп незадачливого ухажера. Нина в это время не работала в «Алмазе», не спала с Тимошей, еще и не ездила к матери в Германию, девушка была лишь обыкновенной студенткой, потому прибежала к Олегу, напуганно сообщила о найденном трупе и спросила:

– Олежка, неужели?

– Ты же просила, – равнодушно ответил Олег. – Какое нам дело, одним меньше, забудь.

За несколько лет Нина проскочила огонь, воду и разные трубы, создала собственную систему координат, определилась в ней, познакомилась с Тимошей, тогда и вспомнила о телевизионном мастере, который убил человека, потому что девушка попросила. Она познакомила мужчин, рассчитывая, что они друг другу подойдут, но ошиблась. Тимоша хоть и небольшого ума, но чутья потрясающего, сразу почувствовал, что Олег совершенно неуправляем, такие люди авторитету были не нужны; Олег, в свою очередь, провожая Нину, обронил:

– Мне на людей плевать, но своей жизнью я не торгую, тем более за деревянные. Появится валюта, и чтобы я один, и никаких концов, приходи, подумаем.

Несколько лет назад Олег выслушал наставления бывалого немолодого телемастера:

– Олежка, ты парень с головой и руками, но электроника не твое призвание. Ты недурственный подмастерье, поверь моему опыту, сколько ни горбаться, ни протирай штаны, но таким и останешься. На хлеб с маслом всегда заработаешь, но не более того. Кто в жизни добивается настоящего успеха? – Он поднял обожженный кислотой палец. – Тот, кто умеет делать что-то лучше, чем все остальные. Неважно, что именно. Чертить, играть, петь или заворачивать в сортире гайки. Важно, чтобы человек был мастером и делал это лучше других. Ты, парень, должен найти свое призвание, упереться и стать лучшим.

Старый, мудрый мастер и представить не мог, к какому результату приведут его вещие слова.

Олег довольно много читал: и русскую классику, и зарубежную, небрежно листал детективы и удивлялся, как много люди рассуждают о цене человеческой жизни, о муках совести, раскаянии. Он понимал – человек должен оберегать свою жизнь, это естественно, таков закон природы. Но почему он обязан беречь жизнь соперника? Ведь все люди на земле соперничают, земля мала, а благ на ней и совсем немного и на всех не хватает. Раз соперничают, значит, побеждает сильнейший. В конце концов он запутался, книжки забросил, начал думать конкретно о себе, Олеге Сергееве. «Никакими комплексами неполноценности я не страдаю, и в этом моя сила». Услышав наставления мастера, задумался: а что я могу делать лучше других? Надо признаться, выбор оказался невелик, и очень скоро он пришел к выводу, что, скорее всего, он сумеет лучше других убивать. «С психикой и нервами у меня, слава богу, полный порядок, значит, дело за техникой». Ножи, цепи, восточные единоборства, которые хорошо смотрятся по телевизору, он отмел сразу. «Это от лукавого и для публики, а мне они ни к чему. Я человек современный, и оружие у меня должно быть современное», – решил Олег, записался в секцию, начал тренироваться в стрельбе из пистолета. Через год усиленных занятий тренер сказал:

– Олежка, ты парень не бездарный, но дальше мастера спорта не пойдешь. – И пошутил: – В уличной перестрелке ты будешь ас, гарантирую.

Один мудрый человек сказал, мол, в наше время в цене только профессионалы, другой, исходя из лучших побуждений, научил Олега стрелять, а по сути своей он был готов к убийству от рождения.

Заказывают торты и костюмы, просят починить ботинки или машину, Олег знал, никто не придет и не предложит работу по его новой специальности. Следует искать самому, но как и где? Из разговоров клиентов Олег знал, что в городе сражаются две бандитские группы, имена не назывались, болтуны имен не знали, а люди информированные не болтали.

Однажды Олега вызвали на дом, якобы испортился телевизор. Олег сменил перегоревший предохранитель, хотел ругнуться, мол, из-за такой ерунды время зря потерял, но хозяин, хитро улыбнувшись, хлопнул по плечу, пригласил за стол и сказал:

– Не сердитесь, молодой человек, предохранитель я мог сменить и сам, но у меня имеются проблемы более серьезные.

Олег пригубил коньяк, убрал в карман сто рублей, по тем временам деньги.

– Жизнь сложна, люди завистливы, – философствовал хозяин. – Каждый норовит ножку ближнему подставить, а то и за горло взять.

Олег пил кофе, молчал, словно и не слышал. Нинка, стерва, навела, понял он. А может, и к лучшему?

– Слышал, вы человек без предрассудков и отличный стрелок, – сказал хозяин и замолчал.

– Выкладывайте! – Олег постучал пальцем по столу.

Хозяин тотчас положил перед Олегом пять тысяч и бумажку, на которой печатными буквами были написаны все данные горлохвата. Олег, как, впрочем, и многие в городе, этого человека знал, деньги и записку убрал в карман, не торопясь допил кофе, подхватил свой чемоданчик и сказал:

– После выполнения работы выплатите столько же. – Взглянул на хозяина вопросительно.

– Нет проблем, молодой человек, – заверил хозяин. Дважды побывавший в зоне, он удивился спокойствию телемастера и простоте, с которой был принят заказ.

Через два дня горлохвата с простреленной головой нашли в собственной машине. Человека в городе знали, ни обыватели, ни тем более милиция происшедшему не удивились.

Заказчик, хотя и был у «хозяина» дважды, ума не нажил, с Олегом, который пришел за расчетом, повел себя развязно, начал болтать на фене. Олег всадил ему пулю в лоб, удалился, заглянул в «Алмаз», выпил рюмку водки, расплачиваясь с Ниной, сказал:

– Дорогая, я же говорил, что только валюта, и я один, и никаких концов.

Когда поступило предложение выехать в Мюнхен, Олег принял его не задумываясь.

Он был далеко не глуп, скорее умен, хотя обладал внешностью не особо приметной, понимал, что и ее следует изменить. От парика, фальшивых усов, очков он отказался сразу, решение он принял простое, но эффективное. Олег по мере возможности хорошо одевался, ежедневно брился и вообще следил за внешностью, был чистюлей. Он решил изменить свой социальный облик, бриться стал раз в неделю, перестал стричь ногти, и под ними быстро образовалась траурная кайма, оделся похуже, не гладил брюки, не чистил обувь.

Когда Олег добрался до Мюнхена и его, в целях конспирации заметая следы, начали передавать из рук в руки, он отнесся к этому спокойно, философски, с умными людьми работать легче.

Выполнив задание и благополучно вернувшись в город, Олег честно отдал Нине половину гонорара, решив в следующую поездку установить с заказчиком прямую связь, обойтись без посредников. Марка, как и доллар, стремительно дорожала, Олег стал миллионером, жил спокойно, ни в чем себе не отказывал, ждал, уверенный, что заказчики объявятся.

И сегодня, когда Нина позвонила и сказала, мол, вечером заглянет поболтать за жизнь, Олег не удивился.

Нина смотрела на Дитера, который отворачивался к стене, уже не блевал, лишь мучился икотой, переводила взгляд на брезгливо улыбающегося полковника, кляла Академика, Мустафу и не знала, что сказать.

Гуров подошел к «Волге», в которой на переднем сиденье сидел ТТ, и очень спокойно сказал:

– Привет, Тимофей Тимофеевич, в твоем государстве бардак творится. Это я так, к слову, ученого учить – только портить. У тебя в машине бутылочки воды не найдется? У моего немца от шуток твоего Мустафы все нутро повыворачивало.

Тимоша молча изучал свои ладони, глаз не поднимая, спросил:

– Где Мустафа?

– В подвале остался, – ответил полковник, – ты туда не ходи и ребят не посылай, нечего следить, а там мокро. Я воду просил.

С заднего сиденья протянули бутылку коньяка:

– Мы воду не пьем.

– Спасибо. – Гуров взял коньяк. – Уезжай, нечего вам тут светиться.

Гуров направился к Дитеру, около Нины задержался, сказал:

– Ты, девочка, мне изрядно надоела.

– Я позвоню, – нерешительно сказала Нина, происшедшие события подорвали ее уверенность.

– Завтра утром, и разговаривай с Дитером, я к вашим делам отношения не имею.

– Спасибо, господин полковник, – неожиданно даже для себя ответила Нина, села за руль «Волги», и машины укатили.

– Ты большой молодец. – Сыщик протянул Дитеру бутылку. – Хлебни, полегчает, и поехали домой, отмоемся, выпьем кофе и придем в норму.

Они долго мылись, переоделись, выпили по две чашки кофе; с приходом в норму обстояло хуже. Дитер, который в подвале вначале не понимал безвыходности положения и нависшей опасности, испугался задним числом. Сыщик, точно оценивший ситуацию с первого мгновения, свой страх предельно зажал; теперь, когда полковник расслабился, перед глазами непроизвольно возникали кошмарные картины. Они сидели на кухне за столом и молчали; полковник не выдержал, налил два полных стакана коньяка и сказал:

– Естественно, нельзя, но если очень нужно, то можно. Не пригубливай, пей, как лекарство, одним махом. – И продемонстрировал, как это делается.

Приехал Василий, сыщик не дал ему войти, встретил на крыльце, они сели в «Жигули».

– Возможно, девица поедет на встречу с человеком, который меня очень интересует. – Гуров вынул из кармана прибор, который походил на пульт дистанционного управления телевизором, и объяснил: – Это прибор слежения. Я приклеил к их «Волге» датчик. Когда зажжется вот эта лампочка, значит, ты находишься от «Волги» на расстоянии около десяти километров. Цифры на этой шкале указывают расстояние до объекта, стрелка фиксирует направление движения. Василий, сейчас все зависит от тебя, мне необходимо знать, с кем встретится наша дама. В поисках этого человека мы и прибыли в ваш город.

Насупив белесые брови, Василий слушал и кивал.

– Может случиться, что ты обнаружишь «Волгу» припаркованной у какого-то дома, спрячь свой «жигуль», жди, постарайся определить, из какого дома выйдет девица, дай ей уехать, ищи мужчину лет тридцати, худощавого, стройного, без особых примет.

– Я постараюсь, господин полковник.

– Последнее, совсем неприличное пожелание – побереги себя, Василий. И приказ! – Полковник выждал, когда оперативник поднимет голову, встретился с ним взглядом. – При малейшей опасности уходи. Выявление самого важного преступника не стоит твоей жизни.

– Я очень постараюсь, господин полковник, – заверил Василий и уехал.

Гуров проводил взглядом «Жигули», вернулся в дом и громко сказал:

– Знаешь, Дитер, я с возрастом становлюсь жестче, циничнее и сентиментальнее. Не могу понять, как данные качества можно приобретать одновременно.

Дитер ничего не ответил, все так же сидел за столом, рассматривал мощные ладони и бормотал по-немецки.

– Я с тобой согласен, парень, но ты все-таки переведи, чтобы я согласился еще полнее. – Гуров прошел мимо Дитера и сильно ударил его по плечу.

– Русский, я убил в своей жизни впервые… Этими руками… Ужасно.

– Человека? – удивился Гуров. – А у тебя был выбор?

– Человека, руками, – бормотал Дитер.

– Ты убил не человека, а тварь, которая угрожала твоей жизни, угрожала не просто смертью, а страшными мучениями.

– В жизни можно оправдать буквально все…

– Инспектор, твоя фамилия случайно не Достоевский? – Сыщик налил в кружку холодного чая и жадно выпил.

– Я начал убивать, через несколько лет могу превратиться в холодного, равнодушного человека. Герр полковник, вы знаете, что походите на робота, запрограммированного на розыск и уничтожение?

– Я знаю про себя вещи и похуже. – Гуров, и без того бледный и осунувшийся, осунулся лицом еще больше. – Ты, парень, иди спать, завтра тебе петь первым голосом.

– Я ничего не хочу…

– Молчать! – крикнул полковник, подхватил Дитера под мышки, рывком поставил на ноги. – Инспектор, я приказываю вам немедленно лечь спать!

…Старинная настольная лампа с зеленым колпаком стояла на тумбочке в изголовье тахты, освещая призрачным светом лишь тахту, круглый стол, отражалась в экране телевизора; стены комнаты утопали в полумраке, отчего казалось, что комната огромна и не имеет границ.

Нина лежала навзничь, натянув простыню до подбородка, хотя совсем не отличалась стыдливостью, и наблюдала за Олегом, который обнаженным стоял у стола, переставлял бутылки, решая, чего же налить. Он не мог похвастаться хорошо развитой мускулатурой, но тело у парня было ладное и гибкое, движения ловкие и точные. Нина умела скрывать свои чувства, она боялась Тимошу, но Олега боялась значительно больше, слава богу, общаться с Олегом приходилось довольно редко. Тимоша животное прямолинейное и понятное, хитрое, жестокое, глупое, со слабостями, на которые всегда можно надавить, обмануть, заставить подчиниться. Олега же Нина не могла постичь ни умом, ни чутьем, ни женской интуицией. С тех пор, как Нина выяснила, что парню убить человека так же просто, как выпить рюмку, и об убитом он забывает сразу, словно о пустой рюмке, женщина поняла, что и ее жизнь здесь никакой цены не имеет. И если Олег лишь подумает, что она опасна, убьет и через секунду забудет. Парень абсолютный феномен, ведь он читал книжки, прекрасно знает Достоевского, Чехова и Ницше. Нина не могла понять своего любовника, отчего боялась его вдвойне. Почему-то молодой красивой женщине не приходила мысль взглянуть в зеркало или в собственную душу, хотя тоже читала разные книжки, и пусть сама не стреляла, однако распоряжалась человеческими жизнями и спала прекрасно. Видно, так человек создан: он удивляется, возмущается поступками окружающих, а себя считает индивидуумом правильным, скроенным вполне логически.

Олег присел на край тахты, протянул Нине бокал с вином, улыбнулся:

– А теперь выкладывай, как сказал отец сыну, когда тот проглотил полтинник. Ильф и Петров, я плагиатом не занимаюсь. Подружка, ты отлично знаешь, меня не обмануть, и я понимаю, что ты прилетела ко мне не за любовью. Тем более и фасад у тебя сильно попорчен, даже свежая штукатурка не прикрывает.

– Не только за любовью, – с чисто женским упрямством возразила Нина и облизнула распухшую губу. – Прибыли заказчики, мы не уточняли детали, прежде я хочу получить твое принципиальное согласие.

Нина не могла открыться, объяснить, мол, имеются два супермена, один из них немец, и возможно, они нуждаются в наших услугах, но я точно ничего не знаю, буду выяснять. С другой стороны, она не хотела ехать завтра на дачи, вести опасные разговоры, не убедившись, что вооружена и пистолет для стрельбы готов.

– Так вроде твой работодатель устранился, меня в Мюнхене передавали из рук в руки, я своей визитки не оставлял, – сказал Олег. – Как они нас разыскали?

Нина лишний раз убедилась – Олег умен, не моргнув, соврала:

– У меня не один канал связи с Германией, я же там жила почти два года. Кстати о визитках, ты абсолютно уверен, что ничего не обронил в Мюнхене?

– На все сто, – соврал в свою очередь Олег. – Немцы не имеют даже словесного портрета, я выступал под личиной неряшливо одетого уголовника, эдакого прямолинейного дебила. – Он взглянул на свою кисть, на которой в свое время тщательно нарисовал татуировку.

Олег не мог признаться, что один прокол у него произошел. Когда мы говорим, что мир тесен, то сами в это не верим, полагая, мол, красивая байка и не более. Однако Олег убедился, что люди расхожие выражения не придумывают для красного словца, а концентрируют в них опыт своей жизни. Ожидая, пока немцы решат его судьбу, он вечерами прогуливался в районе проживания, заглядывал в бары. Олег раньше никогда за границей не бывал, ему все было интересно и в новинку. Он догадывался, что хозяева приглядывают за ним, считал подобную страховку закономерной, а так как двойной игры не вел, ничего не скрывал, шатался спокойно, пил себе пиво, какого в жизни не пробовал, и ни о чем не беспокоился.

Как вскоре выяснилось, совершенно напрасно не беспокоился. Однажды, сидя с бокалом пива в забегаловке, – это по ихним меркам забегаловка, а по российским представлениям так чистенькая, уютная пивная, – он услышал:

– Привет, приятель! Или я обознался? – И к нему за стол подсел парень, которого Олег сначала не узнал.

– Не помню, как тебя зовут, но вроде мы вместе учились. Я Моня Шеин из «букашек».

Олег вспомнил Моню, который учился в параллельном классе «Б», отхлебнул пива и, растягивая слова на блатной манер, ответил:

– Вали отсюда, Моня! Если я тебя где и видел, так в гробу! – И, растопырив пальцы, ткнул однокашника по глазам.

Моню как ветром сдуло. Инспектор Вольф, начав разыскивать наемника, Моню не нашел, но бармен рассказал, что еврей из России как-то удивлялся, ведь бывают же люди так похожи. Так всплыло название российского города, бармен знал, откуда родом русский еврей, но больше о нем не знал ничего. Дитер получил описание русского, который отказался признать соотечественника, обнаружил его следы в других пивных и маленьких барах. Столь скудная информация и легла в основу розыска.

Если бы Олег Сергеев знал о последствиях своей случайной встречи в Мюнхене, то не только бы отказался от свидания с Ниной, а просто бы застрелил любовницу, порвал единственную ниточку.

Признаваться Нине, что такая накладка произошла, Олег не собирался, искренне полагал: хотя встреча в Мюнхене и была неприятной, однако дурных последствий иметь не может.

– Надеюсь, люди серьезные? – достаточно равнодушным тоном спросил Олег.

– Очень серьезные, – искренне ответила Нина.

И Олег почувствовал эту искренность, кивнул и сказал:

– Прекрасно. Я от работы не отказываюсь. Только в этот раз и деньги будут другие, и конкретную обстановку я должен прояснить сам, здесь, а не двигать неизвестно куда, неизвестно к кому и болтаться там, будто лакей в прихожей. Ты, подруга, обговори вопрос в принципе, реши свои финансовые проблемы. Если все сложится, сведи нас и уходи в сторону.

Такая постановка вопроса Нину вполне устраивала, она села, обнажила грудь, которая в зеленоватом свете казалась перламутровой, сказала:

– Договорились, дорогой, иди ко мне.

…Василий нашел «Волгу» с работающим передатчиком довольно быстро. Она стояла в тупичке между трехэтажными домами. Оперативник проехал квартал, загнал «Жигули» во двор, прошелся по темному безлюдному переулку, на углу в коммерческом киоске купил бутылку коньяка, не столько для согрева, больше для прикрытия. Известно, мужик в России, от которого пахнет, а карман у него оттопыривается, – фигура столь обычная, естественная, как дерево в лесу.

Напротив тупичка, в котором стояла «Волга», кособочился домишко, как в сказках говорится, без окон, без дверей. Видимо, домишко готовили под снос, жильцов выселили, власти в очередной раз сменились и о хибаре забыли. Василий вошел в подъезд, в нос ударило таким густым амбре, что даже привычный к различным запахам русский человек должен был несколько раз выдохнуть, прежде чем акклиматизироваться. Помянув полковника, снабдившего деньгами, добрым словом, оперативник сделал несколько больших глотков, плеснул на ладони, протер шею и грудь, сосредоточенно оглядывал переулок. Теперь все зависело от осторожности Нины. Если девица в одном из ближайших домов, то он ее выход засечет и квартиру, в которой Нина была, установит. А вот если официантка перестраховалась и появится из-за угла, с улицы, тогда плохо, даже безнадежно.

Полковник – сыщик настоящий, сам в таких засадах сиживал, рассуждал Василий, и меня поймет, но уж очень нужна удача. Ведь как ни объясняй, а сегодня с сопровождением капитан лопухнулся. И судя по словам полковника, они цеплялись за край, пока он, оперуполномоченный угро, разглядывал автоматчика, решал, что можно предпринять, коллег могли прирезать.

Опер беспокоился напрасно, Нина вышла из подъезда двухэтажного дома, расположенного вплотную к развалюхе, в которой прятался Василий. И хотя темень была глаз выколи, Василий отодвинулся в глубь дома, и, лишь когда стук мотора «Волги» пропал в шелестящей тишине засыпающего города, опер вышел на чистый воздух.

Оперативник вернулся на дачу около четырех утра.

…Дитер спал крепко, как и положено солдату после тяжелого боя. Гуров даже не ложился, сидел в кабинете, развалившись в низком кожаном кресле, положив ноги на журнальный столик; порой дрема побеждала, полковник уплывал в туман, но он быстро рассеивался. Он не хотел признаваться, как сильно его задели слова Дитера о роботе, запрограммированном на розыск и уничтожение, почему-то виделся механический пес из романа Брэдбери – сколько-то градусов по Фаренгейту. Полковник не мог вспомнить, сколько именно градусов, но механического пса, способного чуять жертву на огромном расстоянии и выпускающего из пасти иглу, с которой капал парализующий яд, представлял отчетливо.

Задолго до появления Василия сыщик вновь сварил себе чашку кофе, достал из кармана тонизирующие таблетки, полученные весной от коммерсанта Юдина, принимать не стал, решив, что еще не вечер, главные события впереди. Он заставил себя переключиться с Брэдбери на реальную жизнь, тогда подсознание сделало ему подарок, вернуло к мыслям о допущенной ошибке. Он ломал голову над этим вопросом больше суток, происшествия последних часов, борьба за жизнь утопили сомнения, теперь они вновь вернулись, требовали ответа. Это были даже не сомнения, уверенность, что ошибка допущена, она особенно опасна, так как не удавалось ее установить, вспомнить что-то совершенно элементарное.

Когда полковник увидел оперативника, продрогшего, грязного, главное, с лицом человека, явно потерпевшего поражение, то бодрым голосом сказал:

– Ладно, ладно, Вася, ты, главное, не раскисай, умойся, переоденься, я тем временем сварю кофейку, дам таблеточку, ты оклемаешься и неторопливо расскажешь о своих подвигах.

Василий взглянул на Гурова благодарно, в который уже раз удивляясь энергии полковника и сколь он бывает разный, чаще сдержанный, жесткий, редко шутит, а вот порой участливый, но всегда собранный и конкретный.

Оперативник, в великоватом ему тренировочном костюме Гурова, сухих шерстяных носках, пил обжигающий кофе и рассказывал, как все хорошо начиналось и сколь плачевно закончилось. Дом двухэтажный, в подъезде, из которого вышла Нина, всего шесть квартир, в которых в тесноте и бедности прозябают люди совершенно неподходящие, жильцов не содержат, да и места для постороннего человека в их жилище физически нет. Лишь на втором этаже занимает однокомнатную квартиру одинокий мастер из телеателье. Живет он свободно, даже богато, так ведь человек, умеющий сегодня наладить телевизор, никак не беднее даже мясника. Гуров со столь очевидным выводом согласился, взял со стола принесенную Василием початую бутылку коньяка.

– Для согрева и конспирации, правильно мыслишь, капитан. – Полковник налил Василию щедро, себе чуть-чуть. – А как тебе ночью все это выяснить удалось?

– Лев Иванович, тут же не Москва, тут, считай, каждый второй если не приятель, так знакомый, а коли нет, то уж обязательно дружок твоего соседа. Отыскал бухгалтера ЖЭКа, поднял, притащил в контору, пролистал книгу, расспросил. – Василий поднял стакан. – Можно?

– С ума сошел? – Гуров взглянул строго. – Я тебе налил, чтобы ты смотрел и запоминал, чего на работе пить никогда не разрешено.

Опер растерялся, опустил стакан.

– Василий! – Гуров постучал пальцем по виску.

– Понял, господин полковник! – радостно воскликнул Василий и выпил.

– Вася, ты умница, настоящий опер, – сказал Гуров. – А кто этот телемастер, почему ты его так категорически отмел в сторону?

– Лев Иванович, я Олега знаю, балованный малый, из богатой семьи, сам при деньгах, одевается франтом, девицы рядом вьются, никаких связей с блатными. Господин полковник, поверьте, Олег Сергеев совсем не тот цвет. Зацепил он Нинку когда-то еще студенткой-соплячкой, балуются по старинке.

– А как он внешне выглядит? – спросил Гуров.

– Нормально. – Василий пожал плечами. – Ростом чуть повыше меня, стройный, ладный, одет всегда модно, вежливый, не пьет. – Он вздохнул и покачал головой.

Что Олег Сергеев именно тот человек, которого он ищет, Гуров был почти уверен, сначала не хотел Василия обучать и перевоспитывать, потом передумал, так как без помощи оперативника не обойтись, спросил:

– Скажи, Василий, как ты полагаешь, нормально, когда женщина с надорванными нервами и разбитой губой бросает все дела и спешит в койку давнего любовника?

Оперативник задумался, смущенно улыбнулся, шлепнул ладонью по лбу:

– Верно! Нинке сейчас не до утех! Господин полковник, я же не знаю, какого цвета человека вы разыскиваете.

– Мы разыскиваем наемного убийцу.

– Простите, Лев Иванович, – Василий развел руками, – но вы Олега не знаете, даже не видели.

– Чего на него смотреть? – удивился Гуров. – Или ты полагаешь, что убийца, как казак, фуражку с кокардой носит? Ты, дружок, ложись спать, а поутру двигай в город и выясни, не выезжал ли твой протеже в июне из города.

– Я и так знаю, – ответил оперативник. – Олег в июне ездил к родителям, они где-то под Москвой живут.

– И прекрасно, значит, сумеешь выспаться. – Гуров взглянул на часы. – Спасибо тебе огромное, капитан, – он подмигнул, сплюнул через плечо, – скоро ты станешь майором.

…Нина сидела в кабинете в том же кресле, что и вчера, но за столом находился не полковник Гуров, а инспектор Вольф. Разговор не клеился, никто не желал делать первый ход. Дитеру запретил полковник, а Нина не знала, с чего начать. Вроде она подготовилась, но в дороге ее охватили сомнения, появилось неосознанное предчувствие ловушки. Еще вчера, пикируясь с полковником, Нина интуитивно почувствовала, мелькнула мысль, что ее обманывают, причем не в мелочах, где ложь естественна, даже необходима, а в самом главном. Потом она уехала, началась схватка с Академиком, прочее и прочее, разговор с Олегом, возвращение домой, объяснение с Тимошей. Рано утром явился с повинной Академик. Нина оставила дурных мужиков, заперлась в ванной, занялась макияжем, пытаясь прикрыть следы удара.

Нине представился фраер, который борется с наперсточником, пытается найти шарик, даже не представляя, что последнего ни под одним из колпачков не существует. Неужели я такой фраер и есть, меня чешут в одни ворота? Как? Где? Когда?

Дитера мучили воспоминания о вчерашнем вечере, в памяти зияли черные дыры, инспектор силился вспомнить слова, сказанные в адрес полковника. Слова злые и несправедливые, но какие именно – Дитер вспомнить не мог.