Текст книги "Исповедь сыщика (сборник)"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 45 страниц)

Колыхнулась портьера, скользнул к столу человек, который, естественно, весь разговор слышал, поставил перед Гуровым чашку ароматного кофе, положил пачку «Мальборо» и дорогую зажигалку.

– Большое спасибо. – Гуров взглянул на официанта внимательно и спросил: – Тебя случайно не Гури зовут?

– Так. – Гури смотрел растерянно.

– Слушай, Гури, поздравляю, твоему сыну завтра месяц исполнится! Давайте выпьем за молодого джигита, и чтобы у него был богатый и честный отец!

Аут! Сыщик положил присутствующих на лопатки. А фокус был прост, словно кукиш. Шалва назвал кафе, где состоится встреча, через несколько часов Гуров получил все данные о сотрудниках.

Выпили за здоровье младенца, Гури поклонился, взглянул на Гурова испуганно и исчез, а Джуверин Мелик упрямо повторил:

– Не человек – шайтан.

– Это моя работа, Мелик, и только. – Гуров скромно потупился. – Шалва спросил, какой у меня интерес. Хороший вопрос. Мне непонятно… Вот вы серьезные люди, я ваш бизнес не знаю, он мне неинтересен. Я знаю, что ни один из вас не убивал, не насиловал, даже оружие в руках не держал. – Сыщик лгал, ему было известно точно, что Ринат Галиев с месяц назад застрелил конкурента. – Так почему вы, занимаясь крупным бизнесом, платите солидные деньги своей охране и позволяете всякой шпане разъезжать по городу, стрелять, убивать? Почему?

«Авторитеты» переглядывались, пожимали плечами, наконец Шалва заговорил:

– Верно, нам мешает стрельба и беспредел. – Он замялся, взглянул хитро и спросил: – Лев Иванович, ты полковник, важняк, в большом авторитете, так почему менты берут взятки на каждом углу? Хорошо, им платят гроши, а им надо кормить семью. Мы их понимаем и прощаем. Но когда нам подбрасывают наркотик, не могут ничего доказать и лепят по-черному? Почему?

– Ты прав, Шалва, такое случается, – Гуров болезненно поморщился, – но мы боремся, стараемся от нечистых избавиться! А вы обезопасили себя, на людей плюете, отдали на растерзание шакалам. А в конце концов, если разобраться, то ваши рубли из копеек простого человека складываются. Кто режет курицу, которая несет золотые яйца?

«Авторитеты» согласно кивали, молчали, сказать им было нечего. Гуров вел разговор пустой, сыщик прекрасно знал, что разномастные вооруженные бандиты не подчиняются воровским законам и в грош не ставят признанных «авторитетов». Они способны укоротить лишь некоторых связанных с полулегальным и нелегальным бизнесом, а простой бандит, он и есть бандит – стреляет по всякому поводу и вообще за просто так. Убил, машину захватил, на толковище поехал, мол, смотрите, какой я крутой, у меня что ни день – новая тачка. Но разговор такой сыщику был необходим – пусть люди поверят в свое всесилие, тогда легче будет перейти к главному вопросу, ради которого Гуров в кафе и приехал.

– Понимаете, Лев Иванович, мы далеко не все можем, – честно признался Шалва. – Шакалы подбирают объедки льва, но ему не подчиняются, они от него просто убегают.

– Не говори за всех, Шалва, – чеченец Ринат рассердился. – Я поговорю со своими, стрельбу пора кончать, полковник прав.

Азербайджанцы синхронно кивнули и тихо заговорили между собой, затем Рафиз Караев сказал:

– А что делать с Челюстью? Если мы его… – он на секунду замялся и продолжил: – Если мы его не попросим затихнуть, он тебя, Лев Иванович, убьет.

– Стоп! – Гуров рассмеялся. – Я за себя постою, а ваши разборки – ваши дела. Будет убийство – будет следствие, если я убийцу найду, надену наручники. Таков закон!

– Как знаешь, как знаешь, хотели решить лучше, – быстро проговорил Мелик.

Чеченец зыркнул на него черным глазом и недовольно забормотал на своем языке.

– Вы политикой не интересуетесь, но наверняка слышали, что в верхах России неспокойно, – Гуров решил переходить к главному. – Ринат, рядом с твоим земляком двух людей убили. Твой земляк…

– Шакал ему земляк, он на людей оперся, поднялся, потом нас продал! – перебил зло Ринат.

– Если эти убийства не остановить, то вам это может обернуться крупными неприятностями, – сказал Гуров, не обратив внимания на реплику Рината.

– Что говоришь, дорогой! – воскликнул Шалва и смешался, так как обращение «дорогой» к менту никак не подходило. – Лев Иванович, пусть они там все друг друга передавят, мы при всех властях жили, живем и будем жить.

– Точно, ты, полковник, нас в политику не вяжи, – поддержал грузина чеченец.

Азербайджанцы вновь синхронно закивали и о чем-то заспорили.

Иного ответа Гуров от «авторитетов» уголовного мира и не ждал, потому улыбнулся и пожал плечами.

– Вы люди взрослые, солидные, не мне вас учить, – он закурил, долго держал паузу, все молчали, понимая, что полковник не закончил, – но если, не дай бог, случится переворот, лавочки ваши, мастерские, заводики быстренько позакрывают, наличность конфискуют. Понимаю, – он улыбнулся, – вы нищими не останетесь, так ведь обидно из-за одного сумасшедшего потерять недвижимость, снова уйти в подполье, снова прятаться от милиции, снова из-за каждого пустяка давать миллионные взятки, переписывать свои машины на родственников. – Гуров замолчал и вздохнул: – Сейчас порой наркотик подбросят. Согласен, что беспредел. А если все повернется, никто ничего и подбрасывать не будет – наручники, последнее слово и этап.

– Пугаешь, – сказал чеченец. – Тебе человек нужен, ты хочешь, чтобы мы ссучились и человека отдали. Ты нас просто пугаешь!

– Факт, точно, мамой клянусь! – сказал Шалва.

– За обед спасибо, найти меня легко, обращайтесь. – Гуров поднялся. – Что от меня зависит, что в рамках закона, я для каждого из вас сделаю.

– Господин полковник, присядьте, – сказал Мелик, и только сейчас Гуров понял, что маленький плешивый азербайджанец здесь за старшего. – Вы сказали о каком-то человеке. – В его голосе неожиданно пропал акцент, зазвучала мягкая интеллигентность. – Какой окраски человек? Если он из наших, мы ваши слова забудем, если он чужой, можно вопрос обсудить.

– Мелик Юсуф-оглы, я старый сыщик и никогда не попрошу человека из семьи или дома. Это совсем чужой человек, он для нас враг и для вас враг. Он друг только сам себе, своему тщеславию. Каждый из вас ходит по проволоке, шаг в сторону – тюрьма. Каждый из вас хлебал тюремную баланду и знает, сколько весит ватник. Этот человек сидит в норе, через посредников, через третьих лиц дергает за веревочки, придумывает планы. Прошло дело – ему в миску капает, не прошло – кто-то сказал последнее слово и вышел на этап.

– Мразь! – сказал Шалва. – Его удавить надо! – Следуя примеру Мелика, Шалва тоже стал обращаться к Гурову на «вы»: – Кто он и что вы о нем знаете, Лев Иванович?

– Знаю мало, – вздохнул Гуров, – иначе не стал бы и беспокоить вас. Видимо, но не точно, кличка Профессор. Предположительно, лет тридцати пяти, русский, образование высшее, проживает в Москве. Ринат, – сыщик повернулся к чеченцу, – почти наверняка он участвовал в деле с фальшивыми авизо.

Лицо чеченца оставалось бесстрастным, лишь слегка шевельнулась смоляная бровь – Ринат Галиев на этом деле потерял большие деньги. Сначала его взяли в долю, потом выкинули, и Гуров об этом знал.

– Торопятся молодые, они спешат. – Шалва Гочишвили поднялся. – Мы уже отбегались, нам подумать надо.

На улице Гурова догнал чеченец Ринат и спросил:

– Полковник, ты далеко едешь?

– На Петровку.

– И мне в ту сторону. Не подбросишь?

– Почему нет? Садись. – Гуров открыл машину.

Неизвестно откуда вынырнули два здоровенных амбала и молча устроились на заднем сиденье.

– Из нашей деревни, – пояснил Ринат, усаживаясь рядом с Гуровым. – А машина у тебя, полковник, хорошая, почти новая, но надо заменить.

– Знаю, Ринат, все времени нет на базар заехать. – Гуров взглянул в зеркало заднего вида – за его «жигуленком» на проспект вырулил роскошный «Мерседес» с затемненными окнами.

– Ты, полковник, говорил с Челюстью как мужчина. Но мужчина не всегда бывает прав. Скажи, зачем тебе лишний кровник? Если бы ты унизил человека один на один, он бы тут же забыл. Но ты плюнул ему в лицо при нас, он не может простить. Тебе придется быть очень осторожным, полковник. – Чеченец говорил бесстрастно, тихо, словно беседовал сам с собой.

– Я сказал правду. Он убил своего напарника выстрелом в затылок, и он обломал женщине пальцы, чтобы снять перстни.

– Мы знаем. – Ринат помолчал. Когда Гуров остановил машину на Петровке и охранники вышли, чеченец закончил: – Если бы я говорил вслух, да еще на людях, все, что я знаю, меня закопали бы еще вчера.

«Авторитет» чеченской группировки сел в сверкающий «Мерседес», и роскошная машина, сверкнув затемненными окнами, унеслась в сторону Садового кольца.

– Я делаю карьеру, – произнес вслух Гуров, запирая машину. – Меня стали охранять уголовники.

Глава 10
На другой стороне

Когда сыщик Гуров еще дремал в служебном кабинете и только собирался на обед с «авторитетами» уголовного мира, в Белом доме проходило вечернее заседание Верховного Совета России.

В комнате прессы у монитора расположился Геннадий Артурович Бланк. Когда говорят, что не одежда красит человека, то либо лукавят, либо не имеют возможности хорошо одеваться. Бланк был одет великолепно – одежда не просто красила его, а превращала в принципиально другого человека. Костюм-тройка мышиного цвета, безукоризненный, без единой морщинки, воротничок рубашки, почти белый, но с каким-то голубоватым или сероватым – не разберешь – отливом галстук ручной работы, носки в тон рубашке, туфли черные, сверкающие, казалось бы, самые простые, но, стоит лишь взглянуть, понимаешь – за такую простоту заплачены бешеные деньги. Презренный металл, – к слову, презирают его лишь неимущие, богатенькие относятся к деньгам уважительно – способен творить чудеса.

Бланк носил огромную башку уродливой формы, покрытую рыжеватой шерстью, нос просто формы не имел, бесцветные бровки торчком, ресниц, казалось, нет и в помине. Утром он позвонил знакомой мастерице, договорился о встрече, через час, усаживаясь в кресло, расположенное в дальнем кабинете парикмахерской, взглянул на свое отражение без всякой симпатии, сказал:

– Милочка, сделай меня если не красивым, то хотя бы цивилизованным.

«Милочка» знала, в какой валюте платит клиент, к тому же недавно стригла его, всплеснула руками и фальшивым голосом воскликнула:

– Вы симпатичный мужчина! – она провела ладонью по его вихрам. – Боже, два дня назад я вас отлично постригла, причесала! Простите, вы головой дымоходы прочищаете?

– Бакс, наглец, спит только на моей голове.

– Бакс? – удивилась парикмахерша. – При чем тут доллары?

– Рыжий нахальный кот, я купил его у мальчишек за доллар, назвал Баксом. Он мой ближайший друг, – пояснил Бланк и закрыл глаза.

Голову тщательно вымыли, чем-то спрыснули, долго укладывали, даже вывели пробор. Бланк взглянул на свою новую прическу одобрительно.

– М-да, превосходно, но Баксу это может не понравиться. – Он провел ладонью по лицу, покрутил нос, насупил брови. – А с этим что делать?

– Данный вопрос женщины решают ежедневно, дело техники.

– Валяйте, только чтобы я не стал похож на гомика.

– Как можно? – возмущенно сказала «милочка».

– Валяйте-валяйте, демонстрируйте свою технику, – устало произнес Бланк. Парикмахерша начала его утомлять. Следует заметить, он вообще быстро уставал от женщин.

Она занималась его лицом больше часа, затем, как истинная артистка, сделала шаг в сторону и торжественно произнесла:

– Откройте глаза!

Он послушно открыл глаза, взглянул на себя мельком, нахмурился, посмотрел внимательно и после паузы спросил:

– Как зовут этого типа? Не припомню точно, но где-то я его видел! – Он дернул себя за ухо. – Вроде я, с другой стороны… – Бланк состроил мину, но даже зверская гримаса не испортила впечатления. Такой интересный мужик мог себе позволить и погримасничать.

Веснушки не пропали, однако погасли, не портили, лишь оживляли гладкую, слегка смугловатую кожу. Проступили, удлинились брови, устремились чуть вверх к вискам, отчего лицо слегка вытянулось, перестало походить на кошачью морду. Появились ресницы, пусть рыжеватые, не длинные, но густые, отчего открылись глаза – янтарные глаза с глубоко запрятанным озорным огоньком. А нос? Отчего он выпрямился, ведь никакой операции не делали?!

– Ну в кино я сниматься не буду, на телевидение не пойду, но при такой внешности следует что-то предпринять. – Бланк подмигнул сам себе, искренне улыбнулся, что уже было против всяких правил.

– Минуточку, Геночка, – парикмахерша взяла его под руку. – К твоему лицу и костюму такие руки не прикладываются. Руки говорят о человеке больше, чем все остальное.

– Руки не отдам! – по-детски воскликнул Бланк, взглянул на свои короткие пальцы – в пятнах кислоты, ногти с траурной каймой. – Я зайду домой и тщательно их отмою.

– Глупости, Геночка, – парикмахерша схватила его за рукав и потащила в соседнюю комнату. – Верунчик, обслужи моего клиента и приятеля, – шепнула подружке на ухо, девушка расплылась крашеной улыбкой.

– Здравствуйте, всегда рады, проходите, присаживайтесь, – произнесла она так быстро, что слова плотно сцепились между собой, не отделишь друг от друга.

Бланк покорно опустился в кресло, сунул пальцы в чеплышку с кипятком, он привык к кислоте и паяльнику и, на удивление маникюрши, даже не поморщился. Валютный, крутой парень, решила девица, надо его закадрить, и сделала ему жестом предложение не терять времени даром в ожидании, пока пальцы отпарятся. Но Бланк не разбирался в профессиональной жестикуляции, привычно закрыл глаза. Маникюрша решила, что, раз ей предлагают только руки, следует заниматься только руками.

Через час Бланк с облегчением покинул салон, рассуждая, что деньги, конечно, сила, все очень здорово, но уж слишком утомительно.

Итак, Геннадий Артурович Бланк, интересный, элегантный мужчина, сидел в Белом доме у телевизора и равнодушно наблюдал, как проходит очередное заседание Верховного Совета России. Он не знал повестки дня, несколько минут пытался понять, какой вопрос обсуждается, не понял. Ясно было, что каждый оратор стремился обратить на себя внимание, суть дела его не интересует. У большинства выступающих четко прослеживались сложности с русским языком. И дело даже не в том, что они не могли правильно произнести слово, – черт бы с ним, с ударением, слово узнаваемо, – депутаты столько сил тратили на эмоции, что по мере выговаривания фразы теряли смысл.

Конечно, выступил и Сергей, и Бланк с гордостью отметил, что друг детства на общем фоне выглядит человеком разумным. С ним можно соглашаться или нет, но понять, что именно Сабурин говорит, можно было без труда.

Бланк явился в Белый дом не слушать народных избранников – разговоры ему были неинтересны. Он заложил «мину», с минуты на минуту ожидал взрыва, хотел взглянуть на реакцию, оценить результат трудов: правильно ли он все рассчитал, не работает ли впустую. Он сидел одиноко, никто не обращал на него внимания, по фойе праздно шатался народ. Бланку представился детский сад – малыши бегают, суетятся, каждый занят своим делом, сталкиваясь со сверстниками, лопочет, не слушает, бежит дальше. Конечно, у присутствующих отсутствовала детская непосредственность, наоборот, каждый был переполнен чувством собственного достоинства, своей значимости, но погружение в собственное «я» было поистине детским.

Четко выделялись журналисты – не только блокнотом и авторучкой либо магнитофоном, а конкретностью своих движений, заинтересованным выражением лица, тем, что они не говорили, а слушали, причем слушали внимательно. Что уж они потом напишут – дело темное, но выглядели они как нормальные люди, явно заинтересованные в происходящем.

Ну-ну, валяйте, суетитесь. Бланк улыбнулся, словно взрослый, наблюдающий за детьми. Кукольный театр, да и только, никто не подозревает, что висит на ниточках, за которые умный человек дергает. Он отключился от экрана и от окружающих, погрузился в свои расчеты.

Взрыв должен произойти до начала избирательной кампании, иначе в Москве да Петербурге рванет, а до России, которая, как известно, очень даже большая, волна не докатится, и народ проголосует по инерции. Нужно, чтобы разразился вселенский бардак и люди, уставшие до предела от микрофонных разборок и бесконечных обещаний, закричали: «Пошли вы все к… матери! Пусть правит черт, дьявол, сумасшедший ёрник Бесковитый, но обеспечьте порядок, дайте жить и работать!»

И хотел того Бланк или не хотел, а мысли его пронеслись по раскрученной спирали событий и уперлись в сыщика Гурова. Только он представлял реальную угрозу, возможно, Бланк его переоценивает, у страха глаза велики, так ведь лучше сто раз перестраховаться. Гуров напугал Бланка с первого дня тем, что очень вяло, практически никак не прореагировал на подставку шофера Карима Танаева. А приманка, по мнению Профессора, была очень заманчивая, ее организация потребовала значительных усилий. Но, как спринтер-чемпион не реагирует на фальстарт, так и сыщик на Танаева не дернулся, легкоатлеты выражаются – железно сидел в колодках. Бланк забеспокоился, второй тревожный звонок прозвучал, когда Профессор узнал, что сыщик не потребовал сменить всю охрану, хотя такая замена напрашивалась, да и свидетельствовала бы об активных действиях розыскника. А ведь прекрасно известно – любой милицейский не столько занят розыском преступника, сколько обеспокоен тем, чтобы у властей сложилось благоприятное мнение о его особе. Гуров и здесь плыл против течения. Пусть Бланк не планировал убийство начальника охраны, но, когда оно произошло, сыщик должен был полезть на стену. Он же, как доложили, в присутствии генералов даже не подошел к трупу.

Бланка привело в полное замешательство нежелание, даже категорический отказ прожженных убийц ликвидировать Гурова. Когда же удалось найти исполнителя, придумать совершенно безопасный способ ликвидации, вручить самое современное оружие, то Гуров отловил парня за несколько часов. Он словно ждал его, – как опытный ботаник, стоял с сачком, зная: сейчас сюда прилетит искомая бабочка.

Мадам Гораева из резиденции выехала. Случайность? Или сыщик предугадал следующий его ход? Смерть жены спикера парламента – это была бы вторая Хиросима. Пусть спикера не любят, но, когда у человека убивают жену, люди возмущены. Кроме того, разразился бы международный скандал, во всем мире боятся и ненавидят террористов и презирают правительство, которое не способно с ними справиться. Конец нынешнему правительству, рейтинг президента летит к чертовой матери. Народ отшатнется от своего идола, но не пойдет за спикером, – в людском сознании они в равной мере виноваты в творящемся беспределе. Спикера не любят, как ставленника депутатского корпуса. А любой депутат для россиянина как красная тряпка для быка.

Бланк приказал себе не думать о политике, оглянулся, увидел госсекретаря, который, привычно склонив голову, вышел из зала, увернулся от журналистов, быстро зашагал к боковым дверям. Зачем он появился тут? Крысы бегут с тонущего корабля? Этой крысе не спастись, первым, кого отдаст президент, будет, конечно, госсекретарь. Увидев Сергея Сабурина, который беседовал с кем-то из журналистов, Бланк самодовольно улыбнулся. Он заметил, что на экране засуетились активнее, кого-то оттолкнули от микрофона. Бланк взглянул на часы и кивнул – так режиссер кивает актерам, мол, давайте, ребята, показывайте свое мастерство.

– Уважаемый Имран Русланович, простите, что не по повестке дня, но мне только что сообщили, – депутат поправил очки, взглянул в свой блокнот, – мне сообщили, что час назад под окнами вашего загородного дома убит полковник службы безопасности Николай Васильевич Авдеев.

Разговоры в зале умолкли, спикер успел сказать:

– Мне ничего не известно, думаю, что это лишь провокационные слухи, попытка сорвать нашу работу…

– К сожалению, это не…

Микрофон у депутата отняли, общий шум заглушил говорящего, были слышны лишь щелчки спикера по микрофону и его срывающийся голос:

– Спокойно, товарищи! Спокойно! Мы не должны поддаваться на очередную провокацию правительства, – он запнулся, начал клониться к столу, в горле что-то застряло, глаза застелил туман.

Гораев чувствовал, как его подхватили под мышки, старался выпрямиться, идти самостоятельно, однако ноги отказали. Мозг оставался в норме, первая мысль была: «Слава богу, значит, не инсульт… Этот мент знал… По поводу вашей охраны у каждого своя точка зрения… Пусть мадам Гораева съедет на городскую квартиру, лучше за границу… За какие грехи мне наказание?»

Спикера увели, точнее, вынесли из зала. Каждый рвался к микрофону, а кто не мог приблизиться, кричал с места. Через некоторое время удалось установить относительную тишину. На трибуне, в наполеоновской позе, заложив руку за борт пиджака, стоял Семен Вульфович Бесковитый. Он смотрел на коллег сверху, губы кривила усмешка, покрывая утихающий гомон, закричал:

– А что я вам говорил? Дайте мне сформировать правительство, и через два дня в России будет порядок!

«Авантюрист, фанфарон, но не дурак, – глядя на экран, рассуждал Бланк, – на трибуне оказался вовремя. Эх, если бы там лежал не продажный гэбист, а мадам… Сейчас бы мы имели варенье – абрикосовое, с косточкой. Чеченец в обморок упал в самый раз. А может, играет? Наплевать! Все едино!»

Бесковитый заговорил о великой державе, о танках от моря до моря. Причем западной точкой, судя по всему, имел Ла-Манш. Оторванный от микрофона, ведомый по проходу, Бесковитый продолжал кричать и размахивать руками. Даже на лицах умных и порядочных депутатов – а в зале присутствовали и такие, и в изрядном количестве, – появилась озабоченность.

Через некоторое время решили заседание прервать до завтра, на утреннее заседание пригласить руководство силовых министерств, писак заставить молчать. Кто-то возразил, что заставить нельзя, следует попросить, умника запинали, оттолкнули в сторону.

Профессор наблюдал, как журналисты бросаются к выходившим из зала депутатам, и думал, что совсем не зря он, Генка Бланк, заварил такую кашу и не напрасно мучился два с лишним часа в парикмахерской, – такое зрелище согревало душу. Он поднялся, не торопясь, подошел к двум молодым ребятам, которые тыкали микрофонами в Сережку. Тот раскраснелся, говорил сдержанно, с паузами, однако рубил воздух ладонью. Бланк смотрел на друга детства без зависти, скорее с презрением, и думал: что бы сейчас произошло, узнай присутствующие, кто именно способен ответить на все вопросы? Он услышал рядом английскую речь, повернулся – молодая, симпатичная девушка протягивала ему микрофон, обращалась на английском. Язык он не знал, понимал с пятого на десятое, однако внимательно и с удовольствием выслушал красотку и ответил:

– Спасибо за внимание, мне проще говорить по-русски. – Бланк начал слегка увечить родной язык. – Я не могу ответить на ваш вопрос, считаю, вы должны решить его самостоятельно.

– Простите, как ваше имя, из какой вы страны, какую газету представляете?

– Я из России и представляю сам себя. – Бланк увидел нацеленный фотоаппарат, поднял руку, поправил волосы, проклиная себя, что вылез из кресла и начал беседовать с журналисткой.

– Понимаю, вы из Прибалтики, – быстро говорила журналистка. – Нашему читателю интересно мнение человека, который представляет сам себя. Вы не возражаете, если мы напечатаем ваше фото и напишем: вот человек, который пожелал остаться неизвестным?..

Бланка спас парень-фотограф, который дернул девицу за рукав, крикнул:

– Быстрее! Здесь госсекретарь! – и побежал через зал.

Бланк промокнул лоб носовым платком, поднял глаза и увидел стоявшего рядом Сергея. У него был такой вид, словно он встретился с инопланетянином.

– Ты? – Сабурин оглянулся и тоже вытер пот. – Конечно, тебя не узнать, однако ты с ума сошел…

– Это почему? – Бланк уже взял себя в руки, беспечно пожал плечами: – Приятель, ты его не знаешь, сделал мне пропуск. Я решил взглянуть, чем вы тут занимаетесь. Кстати, очень интересно. Конечно, вы стоите нам огромных денег, – издевательским тоном продолжал Бланк. – Но отрабатываете их честно, ваше шоу высокого мирового класса.

– Геннадий, ты понимаешь, что натворил? – Губы у Сабурина прыгали, он, словно пьяный, с трудом справлялся с артикуляцией.

– Я? – Бланк взглянул недоуменно. – При чем тут я? – Он посмотрел на друга внимательно, казалось, Бланк только сейчас понял, какой страшный смысл вкладывал Сабурин в свой вопрос. – Ты умом двинулся, Серега? Ты что же, связываешь меня со всей этой кровавой кутерьмой, происходящей вокруг спикера?

– Но ты говорил, дал мне понять…

– Что я говорил? – Бланк так вошел в роль, что схватил друга за лацкан пиджака, спохватился, лишь огладил и криво усмехнулся: – Тебе морду надо набить, чтобы в мозгах прояснилось. Я аналитик, а не убийца. Я считал, что фюрер Бесковитый имеет шансы на выборах, потому как русский человек любит самодержцев. У нас в генах царь. Поляк он, немец, грузин, придурок, сын юриста, – главное, чтобы был царь и порядок. Сегодня он называется «президент». Нынешнему президенту ты даром не нужен, спикеру ты не ко двору, потому я и сказал – приблизься к Вульфовичу. А какие ты, недоумок, выводы сделал, дело твое, сугубо личное.

Бланк был настолько искренен в недоумении и гневе, что Сабурин в своих предположениях засомневался, потом вспомнил, как Геннадий категорически запретил звонить, тем более к нему заходить. Оценил его костюм, прическу, лицо, обратил внимание на руки, сам факт появления в Белом доме, и именно в тот момент, когда поступило известие о последнем убийстве, пришел к однозначному выводу. Генка Бланк – член могущественной мафии, они валят президента и правительство, и если он, Сергей Сабурин, сейчас же другу не подыграет, то… подумать страшно! Сабурин фальшиво улыбнулся, иная улыбка у него с детства не получалась, сказал сердито:

– А ты посиди в этом сумасшедшем доме хоть денек, так тебе, Генка, не такое привидится, начнешь трезвым чертей ловить. Извини, тороплюсь. А ты выглядишь на миллион долларов. – Он хлопнул друга детства по плечу: – Будет время и желание – звони, – и зашагал к дверям.

Бланк платил долларами, и с такси у него проблем не было. Выслушав адрес, водитель оценил внешность клиента и вынес приговор:

– Тридцать «зеленых».

Бланк опустился на заднее сиденье и спокойно ответил:

– Десятью подавишься, ложкомой, – он знал расстояния и расценки, назвал хорошую цену. Водитель глянул на «иностранца» уважительно и молча тронул с места.

Бланк проехал мимо дома еще квартал, осмотрел улицу, заметил одиноко маячившую фигуру, в которой признал своего посредника и связного. Еще раз проверившись и убедившись, что никого за собой не приволок, Бланк вернулся к дому и, проходя мимо соседнего подъезда, где стоял человек, небрежно обронил:

– Ну, раз явился, идем.

Они прорвались через блокированный котами подъезд, вошли в квартиру. Посредник, которого звали вычурным русским именем Семен, на иностранную внешность хозяина не реагировал.

Семен, или проще Сеня, не имел ни возраста, ни отчества, и фамилии не имел. Он являл собой копию хозяина, только в гораздо меньшем масштабе. Умный, осторожный, равнодушный к чужой жизни, Сеня боготворил Бланка и вольно или невольно следовал его привычкам и образу жизни. Он, человек богатый, жил в скромной обшарпанной квартирке, одевался кое-как, не пил, любил вкусно поесть, но мог есть все что угодно и был доволен. Все внешние атрибуты власти и денег Сеня презирал, ему нравилось повелевать, втайне от всех распоряжаться людскими судьбами. И неважно, что команды отдавал другой человек, но вилку в штепсель включал именно Сеня, такая роль его вполне устраивала.

Они работали вместе больше пяти лет, Бланк долго приглядывался к Сене, долго держал втемную, на побегушках, прокачал по милицейским картотекам и, только убедившись, что Сеня несудим и на учете не состоит, приблизил и приоткрыл прислужнику занавесочку. Как ни крути, как ни перестраховывайся, а без такого человека Бланк оказывался как без рук, головой можно что хочешь придумать, а ложку ко рту не поднесешь и сдохнешь с голоду.

Сеня оценил иностранный вид хозяина, но виду не подал, ждал, пока Бланк переодевался в замасленный, покрытый кошачьей шерстью адидасовский костюм, вскипятил чайник, накрыл на стол, порезал колбасу и хлеб. Оказавшись в привычной одежде, Бланк облегченно вздохнул, плюхнулся в кресло.

– Ну, что нам пишут из Янины? – Так называлась одна из глав «Графа Монте-Кристо». Бланку нравилось сравнивать себя с известным литературным героем.

Первоисточника присказки о Янине Семен не знал, к вопросу привык давно, рассказывал о новостях обстоятельно, неторопливо.

Он передал хозяину новости об аресте Юрия Савикова, которые по агентурным каналам по распоряжению Гурова передал подполковник Крячко. Мол, повязали парня ловко, но, кроме машины, ему ничего предъявить не могут, а тачка ничейная, и дело у ментов разваливается.

– А перо? – спросил Бланк, оглаживая примостившегося на коленях Бакса. – Сыщик не мог прошляпить, дело пахнет провокацией.

– На допросах вроде бы о ручке разговор не велся, Юрка в камере о ней тоже молчит. Однако известно, сам Гуров с Юркой разговаривал единожды, сегодня утром, следствие ведет не прокуратура.

– Странно, – Бланк почесал подведенную бровь, – запомни, Сеня, когда все складывается очень хорошо, это настораживает.

– Это по твоей части, Геннадий, я сообщаю, что сумел выведать.

– На такой кривой козе меня не объедешь. Ты этого умельца, который Савикову перо и машину передал, успокой, связи с ним не теряй. Если Юрку выпустят, дашь ему наркотик и потолкуешь. Какие вопросы ему следует задать, подскажу. Ты умница, валяй дальше.

– Гуров в пять часов встретился с «авторитетами». – Сеня назвал имена. – О чем был разговор, неизвестно. А час назад в кабаке, где собирается чечня, была названа кличка Профессор. Интересовались, кто его знает и прочее, объяснили – слышали, что Профессор – большая голова, хотят с ним посоветоваться.

– Гуров, мать его! – Бланк выругался. – Зацепился, ищейка! Где же он за меня зацепился? Что делать? – Бланк растерялся, даже вскочил и уронил рыжего Бакса.

Кот с недовольным видом отошел в сторону и отвернулся.

– Только без нервов, Геннадий, без нервов! – Бланк, поддергивая штаны, прошелся по комнате. – Ты не больно верил сказкам о чертовом сыщике, а он такой, такой, мать его в душу!

– Есть и хорошая новость.

– Заткнись! Хорошая новость лишь одна, что Гуров попал под трамвай!

– Еще не попал, но считай, лежит на рельсах. – Семен впервые видел хозяина испуганным и растерянным и неожиданно понял, что получает от зрелища удовольствие.

– Ну? Не тяни!

Семен спокойно, без эмоций рассказал, что Челюсть был на встрече сыщика с «авторитетами», но сразу ушел. А через пару часов, в лоскуты пьяный, клялся на крови, что мента Гурова под землей найдет и тот будет просить, чтобы убили скорее.