Текст книги "По зову сердца"

Автор книги: Николай Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

На другой день Кудюмова вызвали к майору Дитцу. Но там его провели не к Дитцу, а совсем в другой конец коридора, к Груббе, как понял Михаил Макарович, на задворки. Отсюда он сделал вывод, что Груббе временщик. Но против кого он нацелился?

– А, господин Кудюмов? Здравствуй! – протянул Груббе руку и предложил сесть. – Вот тебе пропуск в Рославльский район, а это командировочное на отбор скота.

– Командировочное мне ни к чему. Мне ведь только к жене. За пропуск большое спасибо. – И Михаил Макарович командировочное положил на стол.

– Возьми. – Груббе возвратил ему командировочное предписание. – Оно оправдывает выдачу пропуска. Ну, всего! Передай жене мои самые наилучшие пожелания.

Выйдя на улицу, Михаил Макарович быстро пошагал от этого дома. «Пропуск – само собой, – думал он. – А вот командировочное – это, наверняка, приманка. А если приманка, то за ней должен быть глаз. Значит, надо смотреть в оба».

До Смоленска «хвоста» не было. В Смоленске в последний момент перед отходом поезда обратил внимание на садившегося щупленького, в цивильном, пассажира, даже помог сесть.

– Благодарствую. – Приподнял тот кепочку. – Далеко путь держите?

– До Рославля.

– До Рославля? Значит, попутчики. – И пропустил Михаила Макаровича вперед. Потом сел на противоположную лавку. Какое-то время сидел молча, затем предложил Михаилу Макаровичу пройти в тамбур покурить.

– По делу аль родню навестить?

– По делу, – ответил Михаил Макарович.

Щупленький не стал интересоваться, по какому именно делу.

– А вы, позвольте вас спросить, к родным следуете?

– Нет, тоже по делу, – ответил щупленький и тяжело вздохнул. – Не знаю только, где вот остановиться-то? А вы где думаете?

– Где уж русскому человеку, как не на постоялом дворе. Там проще и дешевле.

– Вы правы. Там дешевле, чем в гостинице. Да потом и наши, русские. Пожалуй, и я там размещусь.

Как и в старину, в губернии корчмарь корчмаря знал, так и теперь, своего рода «корчмари» знали друг друга. И хозяин постоялого двора устроил по комнатушке и Кудюмову и его попутчику.

Михаилу Макаровичу надо было дождаться, когда щупленький уляжется спать, и только после этого уйти. Приведя себя после дороги в порядок, он спустился вниз. Зал наполовину пустовал. За столиками лишь развлекалась с «барышнями» солдатня, да в углу за чаем скучали три девицы.

Михаил Макарович подошел к буфету, за которым хлопотал сам хозяин, и сунул ему в руки деньги:

– Гордей Васильевич, не поскупись, угости как следует моего попутчика, Ивана Кирилловича, и девицу подсунь ему надежную.

Корчмарь так и сделал.

Михаил Макарович взял мешок с продуктами и черным ходом прошмыгнул во двор, а там прямо к сараю, где его уже ждал Василий. Тот взял у него мешок и повел безопасными тропами за город, на шоссе. Там выкатил из кустов мотоцикл, и они помчались к Маше.

– Дорогие друзья, ночь коротка, так что давайте без чаев и ужинов и сразу к делу. Ко всему этому, доложу вам, ко мне прицепился «хвост». Он там же, где и я, – на постоялом. Сейчас дрыхнет с феей Леонорой. Так что, пока он не очухался, я должен вернуться к себе в номер. А теперь садитесь. Ты, Вера, остаешься Юлией Петровной Баскаковой. Будешь работать в Ельне, в полосе знакомого тебе корпуса. Следи, что идет на фронт и с фронта и особенно за штабом корпуса. Помогать тебе будет тетя Стеша.

– Тетя Стеша? – удивилась Вера. – А где она?

– Сейчас она, наверное, спит где-нибудь в дремучих Малеевских лесах. Завтра будет на месте, в «Земском дворе». Так что дня через четыре на адрес Маши от нее будет письмо. – И Михаил Макарович обратился к Василию:

– Клим, как с ее размещением? – Глазами он показал на Веру.

– Все готово.

– Надежно?

– Надежно, – отвечал Василий. – Люди наши. Рекомендовали подпольщики. Хозяин почтарь, а хозяйка работает в управе. Само размещение никудышное – вместе с хозяевами. Но зато много приусадебных построек и даже в саду убежище. Поживет, оглядится, а там и получше квартиру найдет.

– Некогда, Климушка, оглядываться-то. Через неделю наши начнут наступление на Смоленск. «Гигант» обращает наше внимание на Ельню. Полагаю, это главное направление. Вот так-то! – И перевел взгляд на Аню. – Она здесь была очень нужна. В лесах северо-восточнее Рославля, в сторону Вешки, размещался штаб армии генерала Хейндрица. За ним надо следить хотя бы издалека. В случае отхода гитлеровских войск не упустить момент, когда штаб начнет сниматься, и усмотреть, куда он двинется. – Но болезненно усталый вид Ани и поблеклый взор ее глаз не позволили Михаилу Макаровичу поставить ей эту задачу. И он, тепло пожимая ее руку, как можно душевнее сказал: – А это тебе, Маша. Тут сахар, консервы и даже карамель. – Михаил Макарович поставил мешок на лавку и вручил ей пачку денег. – Отдыхай, поправляйся, набирайся сил и за нас не волнуйся. Поправишься, будешь помогать Климу. А наблюдение за штабом Хейндрица возлагаю на тебя, Клим. Так что, как видишь, Маша, он, бывая здесь, завернет и к тебе. А на меня и Веру не обижайся. Видимо, до конца наступления мы к тебе не заглянем.

Когда дело подошло к концу, Михаил Макарович сказал:

– Ко мне повадился переодетый в форму капитана полевых войск гестаповец Груббе. Он разыскивает Веру Железнову. Учтите, что, в связи с неудачами, враг усилил бдительность. В районе штабов, а значит, и в Рославле и Ельне, густая сеть шпионов и провокаторов. Будьте осторожны и осмотрительны. – Михаил Макарович посмотрел на часы. – Два тридцать. Скоро начнет светать. Так что, дорогие помощники, мне пора.

– Давайте, Михаил Макарович, присядем, – предложила Аня. – Я ведь впервые остаюсь одна и без дела. То как-то на сердце не так, как бывало. Что-то невесело.

– Все будет, Машенька, хорошо. – Михаил Макарович положил руку ей на плечо, сел с ней на лавку. Сели и остальные. – Ну, всего вам доброго! – распрощался Михаил Макарович.

Клим повел его тропою вниз, к дороге, где в кустах стоял мотоцикл.

Возвратясь к себе в номер, Михаил Макарович спал недолго, так как прекрасно знал, что к нему обязательно придет Иван Кириллович. И он не ошибся. Около десяти утра он постучался.

– С добрым утром, Петр Кузьмич. Где ж это вы вчера запропастились-то?

– Да вот сердце подвело… Тревожусь. С женой нехорошо. Вот сегодня ее навестил, и сердце еще хуже разболелось.

– А что с ней?

– Да ее при налете на деревню солдаты избили.

– А где она? – допытывался Иван Кириллович.

– Да тут недалеко, – еще больше загрустил Михаил Макарович.

Видя его страдание, Иван Кириллович больше допытываться не стал, оставив это на после. А после – не удалось: Кудюмов незаметно уехал.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

28 августа Западный фронт возобновил наступление. Теперь генерал-полковник В.Д.Соколовский, стараясь избежать больших потерь, решил наступать только на главном направлении. И в то утро двинулись на Ельню три армии – генералов Трубникова, Крылова и Гердова. А сзади них, в приугренских лесах, стояли готовые ринуться в прорыв 5-й механизированный, 2-й гвардейский танковый и 6-й кавалерийский корпуса.

На правом крыле фронта было тихо, и там три армии, выжидая, когда враг дрогнет, готовились к наступлению через Дорогобуж и Ярцево на Смоленск.

Успех наступления войск Западного фронта Вера зримо почувствовала в поведении офицеров. Она еще толком не разобралась, кому подчинено их учреждение, но одно было ясно, что оно обеспечивало армейский корпус, прикрывающий ельненское направление.

Если еще вчера эти офицеры вели себя, как на даче, – встав с постели, бежали на речку купаться, потом, балагуря, завтракали и не спеша, насвистывая, шли к себе на службу, то сегодня ни свет ни заря поднялись по тревоге и завтракали, кто когда мог, и рассказывали новости с фронта.

– Фройлейн! – окликнул обер-лейтенант только что отошедшую от него Веру. Та обернулась и глазами сказала: «Слушаю вас». – Меню. – Офицер кивнул на подсевшего к нему капитана.

– Ты чего так поздно?

– Шеф задержал. На фронте не совсем хорошо…

– А что?

– Русские сегодня форсировали Угру и рвутся к Гудино, Брыни и Порубанику.

– И к Брыни? – удивился обер-лейтенант. – А только вчера комполка уверял, что на его позициях русские зубы сломают.

– Тихо. – Капитан дотронулся до колена обер-лейтенанта, так как к ним подходила Вера.

– Она ничего по-немецки не понимает, – понизив голос до шепота, уверял его обер-лейтенант. – Гантман обучил их нескольким словам вроде – «битте», «данке», «нихт ферштейн», «гут». А вот ту, что крутится у буфета, – он показал глазами на старшую официантку, – надо побаиваться. Она здорово по-нашему шпарит.

– Битте, – Вера протянула капитану меню и листок заказа. Капитан в нем поставил номера блюд, и Вера поспешила на кухню.

– А знаешь, – продолжал обер-лейтенант, – она привлекательна. Одни глаза чего стоят. Позавчера я хотел было с ней провести ночку. Но сколько ни объяснял ей и словами и на пальцах – ничего не поняла. Деньги ей сунул – положила обратно на стол. Взял под руку, вывел в сени, хотел поцеловать – куда там, уперлась, в слезы и убежала…

Капитан снова дотронулся до колена своего приятеля:

– Тише. Идет.

Вера поставила на стол жаркое, масло и стакан кофе и, сказав «битте», отошла, но не к столу, где сидели все товарки, а к открытому окну, и там, не спеша, стала прибирать стол, внимательно вслушиваясь в разговор офицеров, завтракавших за ее столами. Справа, за соседним столом, звякнув брошенным на тарелку прибором, поднялся майор, а за ним и капитан.

– Куда спешите, майор? – спросил его капитан.

– Здесь не место разговорам. – Майор метнул глазами на Веру. – Идем!

Та хотя ни одним движением не подала виду, но ей хотелось пойти следом за ними и подслушать, куда все же торопится майор.

И она, протирая нож, а затем и вилку, вплотную придвинулась к настежь открытому окну. Оттуда чуть слышно донеслось:

– На Михайловку, – донесся басовитый голос майора.

– На Михайловку?

– Там бандиты взорвали мосты, так еду организовывать снабжение дивизии генерала Шанемана с Глинки через Басманово на Дорогобуж.

– В Дорогобуже Шанеман? Так там же была та, что в июле прибыла из Франции?

– Один полк. Но от него, как от всей дивизии, после августовских боев остались рожки да ножки. И он отведен в резерв на рубеж Ужи…

Окрик гауптмана, одиноко завтракавшего за ее спиной, которого она пуще всех боялась, оторвал ее от уборки стола.

– Битте. Вас… – Запнулась Вера, «вспоминая» нужное слово. Так и не вспомнила: – Битте. Вас желаете?

– Желат? – хохотнул гауптман. – Желат тебя. – И он протянул Вере записку, написанную по-русски: – «Юлия, приходит в меня вечер в 22.00».

Вера долго читала записку, обдумывая, как отнестись к этой выходке абверовца.

«Не соглашусь, сам придет. Но этого допустить нельзя… Согласиться? Нет. Одно терзание. Ведь я знаю, что тебе, гад, от меня надо…» И она твердо ответила:

– Нихт, герр гауптман.

– Нихт? Черт брал. – И гауптман больно сжал ее руку. – Будет тебе приходит я! Ферштейн? – И, не ощутив ни в ее глазах, ни на ее лице согласия, перевел удивленный взгляд – «Что ж это такое?» – на хозяина, зорко следившего за поведением Веры.

Гантману льстило, да это было ему и на руку, что его служанку приглашает к себе абверовец. И он, выразительно глядя на Веру, чуть-чуть помахал ей ладонью и благосклонно склонил голову, как бы говоря: «Не бойся. Соглашайся». Но видя, что на нее это не действует, послал к ней старшую официантку. Та отвела Веру к соседнему пустующему столу и прошептала:

– Не ломайся. Это тебе не советская столовая, а немецкое фронтовое казино. И наши девушки должны во всем удовлетворять желания господ офицеров.

– Что ты говоришь, Даша? Да это ж страшная мерзость, – еле сдерживая себя, так же тихо ответила ей Вера.

– Не пойдешь – расчет!

– Расчет? – испуганно повторила Вера. Это для нее было страшнее, чем притязания гауптмана. Казино являлось как раз тем местом, где легко черпались необходимые ей сведения. И она безмолвно отошла к гауптману и на его «ну?» ответила: «Гут, герр гауптман». И даже, к удивлению товарок, проводила его на крыльцо. Сделала она это не из-за того, что хотела подчеркнуть ему свое внимание, а потому, что за столом, что в углу, поднялись тоже спешившие подполковник и капитан и что-то шептали друг другу. Выходя с гауптманом на крыльцо, Вера потянула за собой дверь и, проводив его, стала поправлять чулок. Из сеней слышалось:

– Бери Шинефельда, Бинкмана и Штольца и машиной ко мне на новый КП.

– А как туда лучше проехать? Я там еще ни разу не был.

Подполковник, видимо, в сенях остановился, так как его голос не приближался.

– Бери на Глинки, Дубовище. В Дубовище сверни на Шилово. Километра два не доезжая до Шилова, сразу за речкой направо будет лесная дорога. По ней через километр упрешься в шлагбаум. Там часовой укажет, где я.

Чтобы не вызвать подозрения, да и надо было зазубрить слышанное, Вера простучала по ступенькам.

Весь день шел кувырком, нельзя было понять, где обед, где ужин.

Время подходило к закрытию столовой, а больше половины офицеров еще не ужинало. Гантман по такому случаю оставил в столовой старшую официантку и дежурную повариху, а остальным скомандовал:

– По домам!

Боясь, как бы не столкнуться у крыльца с новоявленным ухажером, Вера вышла из столовой через кухню и кружной тропой поспешила к своему амбару, где квартировала вместе с Устиньей Осиповной.

– Тетя Стеша, я забежала только предупредить тебя, что я иду на свидание к гауптману. – И она повязала голову белым платком.

– К гауптману? – всплеснула руками тетя Стеша. – Ты что, с ума сошла? Да этот зверюга в один момент тебя скрутит. Не ходи. Пусть сюда идет. При мне этого не позволит.

– Сюда нельзя. Сегодня надо передать «Гиганту» много новостей. Иду, чтобы обезопасить себя на ночь.

– Ах, Юля, Юля, – по-матерински обхватила ее Устинья, – боюсь за тебя, голубушка.

– Не бойся. Я за себя постоять сумею. – Вера потрясла кулаками.

Устинья проводила ее до самого поворота к столовой и там еще долго стояла, вслушиваясь в темноту, готовая идти за Верой.

Поначалу Вера тащилась бором, словно на казнь, и лишь миновав дом обвера, взяла себя в руки. «Пусть только попробует!..»

Между сосен засверкали, отражая свет ущербленной луны, окна. Вера остановилась и, всматриваясь в эти кажущиеся мертвыми бараки, искала Шенка, который обещал встретить ее у среднего входа. Но ни у одного входа его не было.

Она даже обрадовалась, что имела право повернуть обратно домой. Но вдруг сзади хрустнула ветка. Не успела она обернуться, как ее облапали здоровенные ручищи и притянули к себе.

– Не бойся. Идем отсюда подальше в лес. Там нам никто мешать не будет, – по-немецки бормотал Шенк.

– Не ферштейн. Отпустите. – И Вера ухватилась за сосну.

Абверовец, привыкший все брать нахрапом, так думал поступить и с Верой. Он подхватил ее под мышки, оторвал от сосны и поволок было в глубь бора. Вера – и где только она взяла силы – оттолкнула его и властно прикрикнула:

– Стой! Руки прочь! И слушай, герр. Я не та, за которую вы принимаете. Я девушка честная, фройлейн егрлих. Ферштейн?

– Ну и что ж? – рыкнул абверовец по-немецки. – Все вы честные, – и было схватил ее за руку, но Вера ребром ладони ударила его по ручище. – Ах так? – зашипел он. – Теперь держись. Кости поломаю, но будешь моя. – И снова облапил ее. На этот раз Вера так сильно нажала на его глаза, что тот поневоле ее отпустил.

– Так зачем же ты пришла?

– Вас? Я не ферштейн, – притворилась Вера, что не поняла.

Гауптман подбирал слова, чтобы объяснить эту фразу, а затем снова повторил.

– А? Поняла. Я шла на свидание, зюр видерзен. Ферштейн? А вы сразу, как с уличной девкой. Так нехорошо, герр гауптман. Ай, яй, яй, как нехорошо.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не потряс ночную тьму зычный выкрик:

– Гауптман Шенк! Гауптман Шенк!

– Идите, вас зовут. – Вера потянула абверовца на тропу. Но тот не тронулся с места. Ему не хотелось с ней расставаться. Тут выручил Веру платок. Кричавший, увидев белое пятно, торопливо направился на него.

– Пауль! Ты чего? – удивился подбежавший офицер молчанию гауптмана. – Шеф по тревоге вызывает. Срочно едем в Дорогобуж.

– Моли бога, что сорвалось. – Абверовец бросил Вере по-немецки. – А то лежала бы у моих ног. На будущее запомни – из наших рук девушки не ускользают. Все. Иди!

Вера сделала несколько торопливых шагов и притаилась у сосны.

– Чего в Дорогобуж? – донесся голос Шенка.

Последовал ответ, наводивший ужас на Веру:

– Помогать полковнику Урлиху и капитану Бишеру. Приказано все ценное срочно вывезти. Что не можем вывезти – взорвать. Всех трудоспособных отправить в Германию или в лагеря, немощных – расстрелять…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

На том же самом повороте ее встретила Устинья.

– Тетя Стеша? Ты чего?

– Пришел дед Гриша с целой компанией.

– С компанией? – удивилась Вера. – Значит, что-то случилось. – И она ускорила шаг.

Устинья ей шептала:

– Проводив тебя, я прошла к станции. Там пришел еще бронепоезд.

– А куда головой?

– На Спас-Деменск.

Дед Гриша встретил их около амбара, таинственно вынырнув из-за можжевельника, а за ним и вся его компания. Следуя за Верой, они вошли в амбар, оставив снаружи двух для охраны.

– Крошка, – представился здоровенный детина.

– Порученец «Дяди Вани», – отрекомендовал его дед Гриша. – А это ваш – связной от партизанской бригады, – показал он рукой на улыбающегося бородача.

– Степан? – удивилась Устинья. – Вот не подумала бы. Ведь мы с ним каждый день на кухне встречаемся. Он у нас помои для свиней берет.

– Вот и хорошо, – перебил ее дед Гриша. – Сними-ка лучше платок и представься во всей своей красе товарищу Крошке. – И дед Гриша поднес к лицу Устиньи коптилку.

– Это для чего?

– А на то, чтобы они тебя узнали, если вдруг ты появишься у них. Познакомились? Теперь слушайте. Вашу радиостанцию засекли и ищут. Михаил Макарович приказал прикончить здесь передачи и все шифрограммы через Степана передавать им, – дед Гриша кивнул на Крошку.

– А как же сегодняшнюю? Есть срочное сообщение. – Вера глядела то на деда Гришу, то на Крошку. Но тот и другой молчали. – А куда вы отсюда идете?

– Мы идем бором мимо свинарника Степана прямо на Устром. А там берегом, затем горелым лесом и прямо на болото… – повествовал Крошка.

– Тогда я сделаю так, – перебила его Вера. – Мы берем с собой радиостанцию. По выходе из бора, на опушке, под вашей охраной я отстукаю донесение, а потом, – она перевела взгляд на Степана, – рацию передам вам, и спрячьте ее где-нибудь у себя. Но так, чтобы при срочной надобности мы могли без задержки ею воспользоваться.

– Сделаем, – только и сказал Степан.

Вера быстро слазила на чердак и оттуда вернулась с рацией и передала ее Степану.

– Тихонько выходите и подождите меня в лесу. Я вас не задержу. Только вот составлю шифрограмму и выйду. – Но это получилось уж не так скоро, как уверенно сказала Вера. На этот раз она составила не как прежде, короткие, а одну большую шифрограмму, включила в нее и бронепоезд, хотя прекрасно знала, что эту точку передачи засекут. И очень хорошо. Пусть по лесу порыщут.

Не прошло и полчаса после ухода Веры и гостей, как в амбар и в соседние постройки загрохали.

– Кто там? – не без страха спросила Устинья.

– Открыть! Шнель! – властно прогремел за дверью голос.

В амбар ворвались офицер и три гестаповца, и лицо Устиньи осветили три луча электрофонарей.

– А где Юлия? – переводчик спросил Устинью.

– Юлия ушла на свидание к гауптману Шенку.

– Вас? Шенку? – спросил ее офицер. Переводчик перевел сказанное Устиньей.

– Обыскать! – распорядился офицер. И в одно мгновение все было перевернуто и в амбаре и на чердаке.

А в это время километрах в двух отсюда Вера отстукивала донесение «Гиганту». Чтобы сбить абверовских собак со следа, Вера, закончив передачу, не пошла прямо домой, а вместе с Крошкой и его людьми прошла до ближайшего ручья. Крошка со своей командой перешли ручей, а Вера со Степаном разулись и пошли по воде вправо. На выходе из него обмыли с песком подошвы обуви и, не одевая ее, босиком направились в лес. И только там обулись. Подходя к околице, Вера и ее новый боевой товарищ разошлись. У амбара ее встретила Устинья и поведала об обыске.

– Раз обыскивали не нас одних, это очень хорошо, – отметила Вера. – Значит, нас лично не подозревают. Идем, тетя Стеша, спать. Я очень устала. А тебе, дорогая, ведь с восходом солнца вставать. Боюсь, как бы нам не проспать.

– Не проспишь. Сейчас мы откроем маскировку, и солнце в половине седьмого упрется как раз в твою подушку.

– А если не будет солнца?

– Тогда я прибегу.

Но не потребовалось ни того и ни другого: в половине седьмого Веру подняли взрывы: советские самолеты бомбили станцию, после чего ни один бронепоезд не смог двинуться.

Это, пожалуй, было серьезное предупреждение генералу Хейндрицу о немедленном отводе войск с рубежа Ельни. Но Хейндрице, уверенный в прочности Ельненского укрепленного района, не торопился отводить здесь войска. И это обернулось для них трагедией.

Это утро для командарма Хейндрице было зловещим: советские войска неудержимо двигались на Ельню, а в тылу его армии авиация наносила сокрушающие бомбовые удары и по резервам и по главным коммуникациям. Наряду с этим основательно разбомбила не только станцию Ельня, но и новый КП в Шиловском лесу.

Хейндрице было уже вполне ясно, что войска 452-й пехотной дивизии не смогут удержать Ельню. Но над ним висел как дамоклов меч приказ Гитлера: «Смоленск – ворота на Москву. Держаться во что бы то ни стало!»

Но как ни был строг приказ Хейндрице, фюрер казино Гантман, наученный за два года войны горьким опытом, был иного мнения и на этот раз прихватил порожняк машин, загрузил их всем, что только можно было увезти, в том числе и поросят, и сразу после обеда отправил все это со своим помощником в Шилово. На всякий неприятный случай оставил у себя еще два грузовика, запрятав их в молодом сосняке, недалеко от столовой. Всем в казино было ясно, что пахнет порохом. И каждый, с благословения Гантмана, подменив себя кем-нибудь, мчался домой собирать вещи. Помчалась и Вера к Степану, а Устинья – домой. Степан уже сидел в кузове.

– Едешь?

– Да. Наши уже взяли Прошино и Кольшино и вот-вот ворвутся в Ельню. Так что ночью мы с тобой будем работать на новом месте.

Шофер гудком оборвал их разговор.

– Всего! – помахал рукой Степан.

* * *

Утром 30 августа на фронте армии генерала Трубникова Соколовский ввел в прорыв гвардейский танковый корпус. Корпус, взаимодействуя с вырвавшимися вперед гвардейской дивизией генерала Стученки и танковым полком подполковника Лосика, успешно наступал вместе с ними на Ельню. И их прорыв был настолько стремительным, что гарнизон Ельни даже не сумел как следует подготовиться к отражению ударов.

И не успели погаснуть в сумеречном небе лучи солнца, как в Ельню с трех сторон ворвались танки, а вместе с ними и полки генерала Стученки.

С первыми разрывами снарядов над городом в казино влетел комендант и, еле переведя дух, сообщил:

– Кругом танки.

– Танки, – подхватился Гантман и тут же гаркнул: – Господа! Город обстреливают танки. Ужин окончен. Фройлейн, весь, весь грузит ауф авто!

Через какие-нибудь полчаса машины с людьми и утварью казино мчались в Шилово. Ехали севернее, кружной дорогой, так как прямой путь был запружен пробками бежавших из-за Ельни, которых нещадно бомбила советская авиация.

У железнодорожного переезда колонну встретил помощник Гантмана.

– Дальше пока что ехать нельзя, – доложил он и свернул машины в лес.

– Шеф приказал ложиться спать, – передала Даша. – Так что берите у кого есть теплое и устраивайтесь где погуще.

Устинья прошла к другой машине, взяла там узел с постелью и расстелила ее под березой рядом со своими товарками.

– Ложись, вздремни, а я подежурю, – шепнула она Вере. – А как все заснут, разбужу.

Вера легла, но сон никак не шел. И не из-за того, что пищали и безжалостно кусали комары, а потому, что беспокоила одна мысль: как бы скорее сообщить «Гиганту» последние сведения.

– Тетя Стеша, я пойду, – подняла она голову, но Устинья прижала ее к подушке.

– Тихо. Еще Дашка не спит.

И снова потянулось томительное время. Где-то недалеко захохотала сова. Ее не пугали даже взрывы. Кто-то из девушек, к огорчению Веры, приподнялся и послал этой противной птице проклятие. Наконец все стихло, и Устинья подняла Веру, но тут по лесу звонко пронеслось заячье «ба-га-гай!». Вера замерла. Но из спящих никто не шевельнулся.

– Иди, – Устинья положила руку на плечо Веры.

Не спал и Степан, поджидая ее. Встретив Веру, он безмолвно провел ее в глушь к рации, а сам, отойдя шагов на пятнадцать, замер у самой тропы.